— Нехорошо, товарищ Огурцов, нехорошо! — осуждающе сказал Прончатов. — Пренебречь профсоюзным собранием… Ах, ах!
Однако на механика Прончатов не глядел — бесцеремонный, пронизывающий взгляд главного инженера был устремлен на племянницу, которая шла чуть впереди Огурцова. Нет, она не ускорила шаги, но все-таки оказалась к Прончатову много ближе, чем механик, и он насмешливо подумал: «Они, пожалуй, правы! Именно с такой женщиной…»
— Стыдно, товарищ Огурцов, антиобщественно, — машинально продолжал Олег Олегович. — Как же так, а?
В женщине не было ничего особенного, но в то же время в ней было все. Круглые колени, высокая грудь, длинные бедра, красивые ноги — это было обычно, это в избытке демонстрировали современные городские девчонки, но вот таких свирепо счастливых глаз, такого безмятежного выражения лица…
— Здравствуйте! — сквозным, текучим голосом сказала женщина.
Бог ты мой! Смех-то смехом, шуточки-то шуточками, но Олег Олегович чувствовал себя так, точно стоял на сквозном ветру — нечто такое дуло в лицо, нечто непонятное лилось в глаза.
Луна, голубушка, висела прямо над головой женщины, пахло одуряюще какими-то странными духами, белая полоска меж губами женщины стала совсем широкой, а она сама так прямо и вызывающе глядела на Прончатова, что ему пришлось как бы удивленно развести руками и как бы вспоминающе сказать:
— Постойте, постойте, да не встречались ли мы с вами у Каминского?
— Встречались! — охотно ответила женщина. — А зовут меня Евгения Михайловна.
— Прончатов!
Он думал, что стиснет пальцы, но ему ничего не досталось — только холодные скорлупки ногтей оказались в руке Олега Олеговича да от приблизившейся Евгении Михайловны пахнуло душистым теплом. Именно поэтому Олег Олегович совершенно неожиданно для себя отступил от женщины на один шаг.
— Ну, до свидания, до свидания, Евгения Михайловна, — снисходительным тоном попрощался Олег Олегович и, резко повернувшись, пошел к двуколке, и уже через две-три секунды у Прончатова был такой вид, словно на свете не существовало никакой Евгении Михайловны.
— Пшел! — приказал он Чаусову. — Пошевеливайся, пошевеливайся!
Через десять минут Олег Олегович подъехал к конторе, приказав Чаусову ждать, пошел по длинному и темному коридору в свой кабинет. В приемной сидел бессонный дежурный, при появлении главного инженера он поднялся и доложил:
— Телеграмма из области. Получена в двадцать часов двадцать пять минут.
Олег Олегович неторопливо прочел: «Понедельник приезжают сплавконтору секретарь обкома Цукасов зпт заведующий промышленным отделом Цыцарь тчк Приготовьте развернутое сообщение делах конторы зпт форсируйте безусловное выполнение месячного плана зпт разработайте предварительные мероприятия выполнения плана следующего месяца тчк Инструктор обкомпарта Белов…»
Прончатов сдержанно улыбнулся. «Молодец Петька Белов! — подумал он о своем старинном приятеле — инструкторе обкома. Потом он вопросительно поднял брови. — Почему, интересно, надо было разрабатывать план на следующий месяц? Для кого? Для себя или для товарища Цветкова?»
— Ба-ба-ба! — вслух произнес Прончатов. Ну и жестоким же сделалось лицо Прончатова; с таким лицом нож в зубы и на проселочную дорогу.
XIV
В четыре часа ночи, когда над далекой стеной кедрача зачинало само себя солнце и утишивался ночной бой крупной рыбы на Кети, Прончатов возвращался с Ноль-пикета. Приморившийся жеребец шел иноходной рысцой, Гошка Чаусов однообразно поцокивал. Вокруг-кругом была божья благодать: и заливной луг, покрытый ровной, нежной травой, и пурпурно-темная застекленевшая река, и протертое до сияния небо — все было из конфетного антуража, и лениво подремывающий Прончатов мстительно думал: «Уйду, мать вашу перетак, в бакенщики!», так как все еще злился на леспромхозовских, которые в тот миг, когда Прончатов приехал на Ноль-пикет, не только перестали давать крепежный лес, но, как и предполагал Олег Олегович, довели до истерики Сергея Нехамова. Именно в ту секунду, когда Прончатов появился на рейде. Нехамов кричал на всю разделочную площадку:
— Антигосударственная практика… Прокуратуру надо! Прокурора и следователя…
Размахивая руками и бегая, Нехамов вопил до тех пор, пока не заметил Прончатова, увидев же его, бросился к главному инженеру, встал рядом с ним и опять было открыл рот, чтобы докричать последнюю угрозу, но Олег Олегович успокаивающе положил ему руку на плечо.
— Спокойно, дорогой Сергей Никитьевич!
После этого Олег Олегович по бревнам проследовал к маленькой дощатой конторе леспромхоза, сев на засаленную скамейку, поманил Нехамова пальцем с таким безмятежным видом, точно собирался рассказать ему пресмешной анекдот. Глаза у Олега Олеговича при этом были мечтательно сощурены, а сидел он мирно, отдыхающе, по-стариковски положив руки на колени.
— Известно ли вам, Сергей Нехамов, — философски-глубокомысленно спросил Олег Олегович, — что страх — самый большой недостаток человечества? Многие умные люди весьма резонно полагают, что человечество давно вело бы райское существование, если бы с Земли исчез страх. — Прончатов сам себе согласно покивал и любезно улыбнулся. — Запомните, Сережа, на всю жизнь, что сейчас произойдет. Об этом у камелька вы будете рассказывать внукам и правнукам.
Прончатов ласково посмотрел на электрическую лампочку, вокруг которой гудело сонмище мошки, округлив губы, огляделся. Вокруг него была ровная площадка, заваленная лесом, в отдалении ронял искры паровоз, лениво и от этого грациозно повертывался вокруг себя разгрузочный кран, а четыре мощных прожектора заливали всю внушительную картину ярким светом. Так что стоящие в пяти метрах от Прончатова двое руководящих леспромхозовцев-бригадир и мастер были видны отчетливо, до мелких деталей их рабочей одежды.
— Ваша ошибка, Сергей, в том, — задумчиво сказал Прончатов, — что вы материте сразу всю лесозаготовительную власть. Это не может дать эффекта, так как министр далеко, а местные руководители к матерщине притерпелись. Значит, надо материть не начальство вообще, а конкретное начальство. — Убив на шее комара, Прончатов отбросил его в сторону. — Из конкретного, живого начальства мы имеем мастера Стогова и бригадира Калимбекова. Вот они, перед нами!
Жестом гида Прончатов показал на бригадира и мастера, вежливо сделал им ручкой и продолжал поучительно:
— Рыба, конечно, некрупная, но для того, чтобы дать угольной промышленности крепежный лес, народ вполне подходящий… Итак, начнем, пожалуй!
Прончатов сел прямо.
— Начнем мы, дорогой Сергей Никитьевич, с того простого рассуждения, что сегодня в Тагарской сплавной конторе, которую мы с вами здесь представляем, проходит отчетно-выборное профсоюзное собрание. — Прончатов ухмыльнулся. — Ну, сами посудите, дорогой Сергей Никитьевич, разве мог мастер Стогов предположить, что мы с вами, члены профсоюза, нагрянем в двенадцатом часу ночи на рейд, когда, по предположению Стогова, мы должны после профсоюзного собрания пьянствовать, ибо в сельпо привезли пиво?
Олег Олегович остановился, чтобы передохнуть немножечко. На лице главного инженера появилось обиженное выражение, которое, безусловно, относилось к его, прончатовской, незавидной судьбе: «Войдите в мое положение, товарищи! Люди наслаждаются пивом, а я, понимаете, страдаю, речи произношу, комаров родной кровью питаю».
— Самый последний пункт рассуждения таков, — отдохнув, продолжал Прончатов. — Так как мы обязаны из двух человек выбрать одного, то Калимбекова отметаем сразу: Галимзьян водку в рот не берет и вообще мужик хороший.
Олег Олегович сделал большую паузу, медленно повернувшись к мастеру, смерил его взглядом.
— Стогов сегодня в подпитии! — сказал Прончатов озаренным голосом. — Иначе ему и в голову не пришла бы мысль о том, что можно оставить без крепежа шахтеров славного Кузбасса. Это Стогов воспользовался нашим профсоюзным собранием для того, чтобы раздавить бутылочку!
Даже пилы, казалось, замолкли на эстакаде, даже тучи комаров перестали виться над головой мастера Стогова, когда он сделал резкое, испуганное движение. Прожекторы светили хорошо, и было отчетливо видно, как красное от водки лицо мастера побледнело.
— Может показаться, — серьезно сказал Прончатов, — что я поступаю жестоко. Поверьте, я не заметил бы пьяного Стогова, если бы он работал добросовестно, но перед нами завзятый бездельник. Товарищ Стогов, — вдруг повысил голос Олег Олегович, — не можете ли вы к нам приблизиться?
Мастер пришибленно молчал. Все, казалось, было так хорошо: легкая ночная смена, прекрасная погода, веселое гуляние в голове, завтрашний свободный день. Но вот свалился на голову Прончатов, и жизнь кончилась. Боже мой, неприятности на работе, партийное собрание, строгий выговор с предупреждением, шепоток по Тагару, больные глаза жены.
— Я давно до вас добирался, товарищ Стогов! — гневно сказал Прончатов. — По моим данным, вы за лето изволите в шестой раз выйти на работу в состоянии подпития.
После этих слов Прончатов резко повернулся к Сергею Нехамову, уже не боковым зрением, а прямым взглядом увидел, что лицо парня искажено гримасой жалости и того стыда за другого человека, который бывает острее стыда за самого себя. Много бы отдал сейчас Сергей Нехамов за то, чтобы исчезнуть с эстакады, провалиться сквозь землю, быть как можно дальше от Стогова и Прончатова.
— Товарищ Нехамов, — строго сказал Прончатов, — не приходит ли вам в голову мысль о том, что я совершаю добро? Вы думаете, мне очень легко на глазах у людей раздевать человека?
Какими каменными сделались прончатовские губы, как у него заходили на скулах желваки; даже на пьяного Стогова не смотрел Олег Олегович так жестоко и гневно, как на комсомольского секретаря Сергея Нехамова.
— Добреньким хотите быть, товарищ Нехамов! — почти крикнул Олег Олегович. — Страдальческими глазами в землю смотрите, а о том, что на Вохминской шахте из-за плохого крепежа в позапрошлом году погибли два шахтера, забыли? Морщитесь, как институтка, Нехамов, а Стогов развращает коллектив! Конечно, конечно… Не у каждого хватает мужества сказать человеку в лицо: «Ты пьяница и бездельник!»
Сделав еще одну напряженную паузу, выждав нарочно несколько жестоких секунд, Прончатов вдруг поднялся, усмехнувшись кончиками губ, вразвалочку пошел прочь. Он молча миновал мастера Стогова, безразлично посмотрел в лицо бригадиру Калимбекову, а потом заложил руки в карманы и легкомысленно стал насвистывать мотивчик, напоминающий отдаленно «Подмосковные вечера». Потом Олег Олегович задумчиво сказал:
— Добро должно быть с кулаками, товарищ Нехамов, с кулаками…
Предложив читателю запомнить то обстоятельство, что Олег Олегович Прончатов в полуночное время находится на рейде, автор делает экскурс в будущее героя, так как знает, что Капитолина Алексеевна Домажева овдовела в годы войны…
СКАЗ О БУДУЩЕМ
Овдовев в годы войны, Капитолина Алексеевна Домажева много лет жила одиноко, выращивала сыновей Пашку и Володьку, но, когда старший сын окончил лесотехнический техникум, а младший поступил в него, на новогодней вечеринке познакомилась с новым неженатым бухгалтером Тагарской сплавной конторы, которого устроители вечеринки без умысла посадили рядом с Капитолиной Алексеевной. Капитолине Алексеевне в ту пору было чуть больше сорока, преподавала она спокойный предмет — географию, и самый понимающий мужчина в поселке, директор сплавконторы Олег Олегович Прончатов о ней однажды сказал: «Вы только посмотрите, какая у нее теплая кожа, какого оттенка белки глаз! Не понимаю, куда глядит народ!»
Действительно, к сорока годам Капитолина Алексеевна взяла моду носить на голове русский пробор, волосы на затылке вязала в тяжелый пук;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38