Левитан подскочил к проему и подставил обе кружки, в которые «кормилец» плеснул грамм по сто мутноватой жидкости.
— Приятного аппетита, — любезно приколол служивый и захлопнул окно.
— Пронесло… — облегченно вздохнул уличный бомбист, — значит, у нас будет достаточно времени, чтобы обо всем переговорить подробно.
— Ви Юрий, меня тяжко заинтриговали. Благодарю… — кивнул Блюм, принимая от сокамерника поило с куском темного хлеба и присаживаясь на табурет.
Беспокойство и сомнения в честности намерений товарища по неволе, понемногу оставляли старика. Слишком уж прямо и открыто смотрел тот в глаза; так же как и сам Моисей Карлович не ведал, что произойдет через минуту, да и лекарства передал вместе с приветом от Лиса. Тот с кем попало, дружбы водить не станет…
— Что же нужно этой важной пэрсоне от бэдного еврэя?
— Доподлинно о низменных помыслов Доброго я изложить не могу — в их сути сам черт не разберется, — начал неспешные объяснения Аркадий, отломив половинку от своего куска хлеба и проглотив нехитрый завтрак. Другую половину он отдал, не смотря на протест, сокамернику. — Ордер на ваш арест подписан городским прокурором на основании подозрения в возобновлении изготовления стреляющих авторучек…
— Помилуйте! — перебив его, вскричал мастер, но, повинуясь предупреждающему жесту собеседника, перешел на шепот: — я баловался изобрэтением этих конструкций восемь лэт назад, за что в поте мозолей трудился в колонии общчего режима три долгих года…
— Я в курсе… — кивнул подполковник запаса.
— Что значит — ви в курсе!? — продолжал негодовать механик-виртуоз, — а извэстно ли вам, чем я усердно занимаюсь пять последних лэт?
Изо всех сил сдерживая улыбку, Лавренцов покачал головой. С минуту старик покашлял, затем пообещал:
— Вот погодите, пусть только все разъяснится, и нас отпустят домой… Я вам покажу плоды моих незабвэнных усилий, только би отпустили… Да, но причем тут авторучки, сделанные до всэмирного потопа?
— Недавно всплыла одна из сбытых вами ранее. Вот следственная часть и решила проверить — старый это грешок Мастера Блюма или же производство заработало вновь.
— Я не сдэлал более ничего, противоречащчего нашим замечательным законам! Да чтоб я устал чесаться на курорте здешнэго Мертвого моря! — забывшись, снова повысил голос обиженный незаслуженными подозрениями, — ну ви-то Юрий, мне хотя би верите?
— Верю, — твердо заверил Аркадий, — а вот господин полковник, не дожидаясь выводов экспертизы, отдал распоряжение заточить вас сюда и сжить со свету.
— Добрый — чрезвычайный и полномочный душегуб… О каких только кавэрзах в его исполнении не доводилось слышать!.. — поежившись, заверил дед. — Ви Юрий внушаете мне щедрое довэрие, но пугаете при этом еще обильнее.
Бывший контрразведчик высыпал в это время из кулька на ладонь оставшиеся таблетки и копался в них, отбирая нужные.
— Признайтесь честно, кто ви такой? — неожиданно с безнадежной тоской попросил еврей.
— Пока не могу… но обещаю: обязательно расскажу всю биографию, как только завершится эта история. Надеюсь, удачно завершится…
— Вашими устами би говорить по радио о повишении пенсии… — вздохнул Моисей Карлович.
Лавренцов мимолетно улыбнулся, видимо, вспомнив о своей нынешней фамилии…
— Ну, начинайте давать мне очерэдную порцию пилюль, да викладывайте главное: что же нам с вами делать дальше…
Аркадий протянул старику приготовленные лекарства. Тот проделал, ставшую привычной за ночь процедуру и как провинившийся школяр замер весь во внимании. Снова делая над собой невероятные усилия, чтобы не расплыться в улыбке от растерянного вида дедули, бывший террорист в законе совершенно серьезно спросил:
— Скажите, остались ли у вас связи с уголовными авторитетами?
— Ну, я же битый час питаюсь втолковать вам жуткое недовольство этим фактом. Стал би я так нервничать, если би моя память, как поет в одной замечательной пэсне, мой знамэнитый соплеменник, была «…укрыта большими снэгами»!?
Сказанного явно не хватало, для четкого понимания сути ответа и подполковник молча смотрел на собеседника, словно удав на кролика.
— Да, Юрий, имэются такие, порочащчие мое доброе имя, связи, — потупив взор, признался Блюм.
— Очень хорошо… — отчего-то одобрил младший товарищ и даже немного повеселел, — а кто-нибудь из них сейчас отбывает срок в близлежащих колониях?
— Эти люди живут там постоянно, покидая нары лишь на время. Выход на волю для них — краткосрочная командировка…
— Чудесно. Тогда сделать нам необходимо следующее…
* * *
Шефа Лешка застал в кабинете, пьющего крепкий кофе возле раскрытого окна. Настроения тот был преотменного и опоздания стажера не заметил. Вернее сказать — сделал подобающий вид.
— Ну и какова расстановка сил на личном фронте? — поинтересовался он и поставил перед молодым человеком чашечку с горячим напитком.
— Двигаются… — неохотно поделился юный красавчик.
— Двигаться можно в разных направлениях, — лукаво прищурившись, не отставал наставник.
— Надеюсь, в нужном. Впрочем, рано еще судись…
— Что-то ты не в духе сегодня, — заметил некоторую озабоченность на лице коллеги мэтр, — часом не поругались на первой же свиданке?
Алексей медленно отхлебнул из чашки. В эти мгновения его душу терзали сомнения. Желание копнуть поглубже в одиночку — самостоятельно, было огромно, но столь же великим оставался и соблазн поделиться уголовными новостями. От искушенного же Севидова борьба противоречий, весьма красноречиво написанная на смазливой физиономии Волчкова, не укрылась. Он поставил пустую чашечку на небольшой поднос, обитающий вместе с кофеваркой на внушительном сейфе и стал выжидающе прохаживаться вдоль письменного стола. «Вряд ли наш юнга столь серьезно озабочен развитием отношений с девушкой-врачом… — рассудил старый следопыт, — та постарше его, поопытней. Наверняка держит дистанцию, и убиваться по этому поводу после первой же встречи Лешка не будет. Знать, дело в другом. В чем же?..»
— Нет, — ответил стажер после долгой паузы, — разве возможно отыскать повод для ссоры, только познакомившись?
— Вот и я об этом же…
— Анатолий Михайлович, — вдруг оживился парень, — а как у вас проходило первое расследование? Ну, так, чтобы сами дознались до истины, без посторонней помощи.
«Так вот в чем причина… Знать что-то накопал пострел, да делиться не торопится — помалкивает. Эх, молодежь-молодежь…»
— Хм… Самое первое? Дай бог вспомнить…
Он остановился, присел на краешек стола и, глядя сквозь окно на городскую суету, неспешно начал:
— Это было где-то в середине шестидесятых. Мне тогда годков четырнадцать стукнуло…
— Как четырнадцать?
— Да вот так — школяром еще ходил, в серенькой формяжке, да с бляхой на ремне. Служил, значится, мой батяня при одной знатной биллиардной. Мы-то в те достопамятные времена на Васильевском острове проживали, недалеко от фабрики «Восход». При одной ресторации и решили районные власти обустроить специальную залу, столов на восемь, дай бог памяти. Освещение, сукно, шары, кии — все по высшему разряду, а отвечал за игровое хозяйство отец, как заместитель директора ресторана. Кассир в каморочке недалеко от входа, два серьезных мужичка-распорядителя, один билетики надрывает, другой, за порядком присматривает…
— А вы?
— А что я? Как выдавался свободный от учебы часок — я туда, благо недалеко — через дорогу. Батя не возражал — то полы подмести пристроит, то подменить кого поставит, пока тот, стало быть, обедает.
Севидов замолчал, разыскивая по карманам пачку сигарет.
— На подоконнике, Анатолий Михайлович, — подсказал Лешка, ожидаючи скорейшего продолжения рассказа.
Следователь подпалил сигарету, сладостно затянулся.
— Так вот со временем стал отец мрачнее тучи — народу в биллиардной за день бывает видимо-невидимо — чуть не с утра очередь. Билетики-то продавались почасовые — отыграл срок — будь любезен, по окончании партии покинуть зал и опять заплатить за вход. А выручка при этом, вроде, как и невелика. Ломал-ломал голову, проверял неоднократно работу кассира — у того все в полном ажуре: сколько билетиков за день продал, за столько же и денег вечером сдал.
— И что же?.. — едва не перестал дышать стажер — в чем же была загвоздка?
— Не спеши… — улыбнулся шеф, — сейчас дойдем до азов перечня обязательных качеств, необходимых хорошему сыскарю.
Он приоткрыл пошире створку окна, затушил окурок и продолжил:
— У меня к тому сроку обозначилась приверженность к точным наукам — страсть как любил математику: цифры, формулы… А подменять приходилось почти всех работников биллиардной, за исключением кассира — по малолетству мне больших денег еще не доверяли. Частенько стоял на входе вместо Акимыча — сурового, неразговорчивого дядьки, пока тот откушивал в соседней зале. Стою, помниться, да номерочки от бесхитростности занятия запоминаю: 241, 242, 243… Эти зелено-голубые бумажные прямоугольнички и кочевали-то в мои руки в той же последовательности, в какой кассир отрывал их от толстой пачки. Однако, иной раз, подмечал — строгий порядок вдруг нарушался, и появлялись номера, вроде как, проданных ранее: 244, 245, 195, 196… Раз приметил такое несоответствие, второй третий… Стало интересно, ведь для каждого нарушения строгой логики должно отыскаться разумное объяснение. Сначала смекнул, что время подобной иррациональности отчего-то всегда совпадает. Порой с точностью до нескольких минут. Повел свою линию дальше. Кассир в этот час уходил трапезничать, а место его занимал все тот же Акимыч, возвратясь с обеда. Ну, а дальше понять нехитрую схему махинаций стало совсем просто. Уже на следующий день батяня рассчитал воришку.
— Мне, конечно, стыдно… — признался через минуту Лешка, почесывая вихрастый затылок, — интуитивно чую — нечистым на руку был Акимыч, но в механику аферы не въезжаю…
— Интуиция сынок, это — здорово, — подбодрил учитель, однако назидательно предостерег: — но дабы не угодить впросак и не обмишуриться, ты Алексей должен просчитывать мысли и действия предполагаемого жулика пуще математика. Ошибки нашего брата — сыскарей в своих последствиях подчас убийственны.
— Сейчас… сейчас… — Волчков снял очки и усиленно тер ладонью вспотевший лоб, — касса и контроль… Касса и контроль… Акимыч стоял на контроле и имел часовой доступ к кассе…
Он на миг замер, следом просиял и хлопнул той же ладонью по своему лбу:
— Понял! Часть билетов до обеда он забирал у посетителей, не надрывая. А, подменяя кассира, вновь пускал их в продажу. Деньги, соответственно, клал в карман. Как раз в это время вы и замечали сбой в последовательности номеров…
— Браво. Умница. Не прошло и часа… — похвалил мэтр и продолжил с тем же сарказмом: — но для выпускника Академии права, получившего красный диплом, пока слабовато. Сейчас вы изучаете финансовые махинации куда более сложные: акцизы, инвестиции, банковские авизо, аферы в сетевом бизнесе… А вот о простой классике, так или иначе лежащей в основе любых преступлений, забыли.
Молодой человек смущенно кивал, но проявленной дедукцией остался доволен, а Севидову за рассказ и урок, исполнился благодарностью. Посему и решился, наконец, поделиться обширной информацией, переполнявшей и будоражившей воображение уже несколько часов. С неиссякаемым пылом он выложил шефу и о признании швейцара из «Охотничьего клуба», и о двух налетчиках, запечатленных из окна «Фрегата» острым взором старшего смены охраны, и о сидящем в «Крестах» Левитане… Однако сам не зная почему, Лешка умолчал о вчерашнем, странном звонке Алины.
Анатолий Михайлович выслушал «последние известия» спокойно, снова закурил, задумчиво выпустил пару густых клубов табачного дыма в сторону открытого окна и лишь после этого подал голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38