- Кто автор статьи?
- Реджинальд Фостер.
Холмс выразительно посмотрел на меня.
- Что известно вам об этом Фостере?
- По правде говоря, немного. Я даже не знаю его адреса и настоящего имени.
- Фостер - не настоящее его имя?
- Нет. Фостер - его писательский псевдоним. Он предпочитает действовать под умышленным именем до тех пор, пока не завершит свое расследование.
Боктон говорил о Фостере в настоящем времени. По всей видимости, он не знал о злой участи журналиста.
- Вы можете рассказать нам о Фостере все, что знаете? - настаивал Холмс.
Глаза человека превратились в тонкую щель.
- К чему все эти вопросы?
Холмс принял серьезный вид и воздержался от ответа.
Боктон почувствовал необходимость оправдаться.
- Я уже сказал, мне известно очень мало. Ему около тридцати. Брюнет, карие глаза. Очень подвижен. Рост примерно метр семьдесят. Одет всегда очень аккуратно. У него открытое, волевое лицо без следа страданий, а еще… - Он остановился.
- Еще что?
- В нем есть какой-то надлом. Я не знаток психологии, но такие вещи я хорошо чувствую, потому что часто вижу их вокруг.
- Что вы хотите этим сказать?
- Это все незначительные проявления, на которые обычно не обращают внимания. Взгляд, который вы ловите на себе во время беседы, рассеянность, морщинка на лбу, которая вдруг появится, как будто старая тревога не дает покоя. Он наделен огромной энергией, но иногда кажется, будто внутри он мучается. Мне было бы интересно узнать, что он ищет на самом деле.
- Как вы встретились с ним?
- Однажды он пришел ко мне и предложил свою рукопись. Я проглотил ее за один день. Его история захватила меня, и я подумал, что и моим читателям она придется по вкусу.
- Но почему Фостер обратился именно к вам?
Боктон провел рукой по волосам землистого цвета, будто пытаясь прогнать тягостную мысль.
- Он сказал, что никакой другой издатель не захочет публиковать его истории, а ему срочно нужны деньги для продолжения расследования. Тогда я предложил опубликовать их, а ему выплачивать проценты с выручки. Фостер был так доволен, что немедленно подписал контракт, даже не взглянув на условия.
- Вы использовали этого несчастного! - возмутился я, зная толк в этом деле. - Тариф за истории такого рода составляет не менее гинеи за тысячу слов. А «Стрэнд» платит мне намного больше того.
- «Фантастика» не располагает такими средствами, как «Стрэнд», мистер Ватсон, и могу вас заверить, что Фостер не жаловался на нашу сделку. Впрочем, как и я.
Холмс вонзил свой хищный взгляд в глаза Боктона.
- Эта история действительно имела место или была написана просто для того, чтобы поправить ваше финансовое положение?
Директор «Фантастики» пожал плечами. Когда он открыл рот, чтобы заговорить, злая гримаса скривила его губы и обнажила заостренные зубы.
- А что это меняет? Люди хотят крови и жутких, ужасных преступлений. Это освобождает их от страхов и удовлетворяет самые постыдные фантазии. Им не хватает Джека-Потрошителя.
- Вы полагаете, что у ваших читателей тоска по этому монстру?
- И не только у моих читателей. Добропорядочные граждане любят дрожать с ног до головы, спрятавшись в своем любимом кресле, в то время как кого-то потрошат в грязи лондонских мостовых. Вспомните, какой успех имеют «Франкенштейн», «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» и «Дракула»! А что уж говорить о «Собаке Баскервилей», доктор Ватсон? Разве это не дьявольская история?
- Это не одно и то же. Джек-Потрошитель был кровожадным монстром, убивавшим невинных. Волк обнажил клыки.
- Давайте не будем преувеличивать. Он лишь укоротил страдания нескольких потерянных девушек, обреченных на безусловное вырождение. Что касается невинных, то они умирают тысячами каждый год в Уайтшапеле, и это никого не шокирует.
- Что вы имеете в виду?
Боктон скривил страдальческую мину.
- Я имею в виду тысячи несчастных, которые погибают на сахаро-рафинадных заводах Уайтшапела. В Ист-Энде почти 60 процентов детей не доживает до пяти лет, и Лондону наплевать на это. А знаете почему, доктор Ватсон?
Я опустил глаза, не найдя, что ответить. Боктон разгорячился:
- Потому что люди привыкли видеть, как тысячи людей умирают от удушья в гнилой атмосфере Ист-Энда. Приличные люди считают нормальным то, что нищие ютятся по четырнадцать и более человек в одной комнате, при полном отсутствии гигиены и уединения. Это всего лишь часть повседневности и не является редкостью. А вот Джек-Потрошитель - это что-то нереальное, исключительное. Дьявол всегда привлекателен.
Холмс подождал, пока тот закончит свою безумную обличительную речь, и подарил нам мгновение успокаивающей тишины. А потом он спокойно спросил:
- Фостер оставил вам текст следующей статьи?
Директор «Фантастики» сделал неопределенный жест.
- Нет, ничего не оставил, но я жду. Он намеревался продолжить расследование в тюрьме Миллбэнк. Он хотел опросить одного человека, очень важного для его расследования.
- Вы не знаете, были ли у него сообщники в полиции? - поинтересовался Холмс.
- Думаю, он работал с неким Хазелвудом.
- С профессором Корнелиусом Хазелвудом?
На лице Боктона отразилось крайнее изумление.
- Ну да, а что?
- Сколько времени Фостер уже не давал о себе знать?
- Не знаю точно. Неделю примерно.
- Это вас не беспокоит? - продолжал Холмс.
- Нет, я опубликую продолжение истории тогда, когда Фостер мне ее передаст.
- Вы рискуете прождать долго.
- Что вы хотите этим сказать?
- Фостер мертв, - бросил Холмс, наблюдая за реакцией директора.
Боктон не смог скрыть удивления.
- Как вы можете это утверждать?
- Вы не читаете газет?
- Нет. Переезд занимает все мое время и…
- Его тело найдено в одной из камер в тюрьме Миллбэнк.
- Это очень некстати, - сказал серый человек, почесав голову, - но самое трудное сделано.
- Самое трудное?
- Да. Наши продажи пошли вверх. Благодаря этому необычному расследованию круг наших читателей растет с каждой неделей. Молодые талантливые писатели заваливают меня рукописями. Я достиг цели. Наконец я выйду из этого бедственного положения. Это все, что имеет для меня значение. Я так долго ждал этого…
Самюэль Боктон поднялся и указал на сумки, полные писем и газет, которые он, очевидно, собрался вынести на помойку.
- Я погребу прошлое. Нужно освободить место для будущего.
Затем он бросил взгляд на дверь.
- А сейчас прошу извинить меня, но я вынужден проститься с вами, сейчас приедут грузчики. Нам нужно подготовиться к открытию нашей новой конторы в понедельник.
Мы покинули это место без малейшего сожаления. Этот отвратительный субъект никогда не войдет в круг моих друзей.
Спускалась ночь. Когда мы выезжали из Ист-Энда, я все еще колебался между сожалением от того, что уезжаю прочь от этой нищеты, и эгоистическим облегчением от мысли, что скоро окажусь в нашем комфортном маленьком жилище.
Той ночью я никак не мог заснуть. Слишком много вопросов вертелось в моей голове. У меня было странное чувство, что Боктон знает намного больше, чем рассказал нам. Я попытался перебрать в памяти различные элементы расследования, которые были в нашем распоряжении. С одной стороны, был этот трагический побег из Миллбэнк. Мы знали, что беглец, бывший адвокат по имени Марк Дьюэн, стал жертвой шантажиста. Ужасные преступления, отмеченные перевернутым крестом, были совершены после побега. Но, несмотря на все усилия полиции, Марка Дьюэна так и не нашли.
А сегодня мы узнали, что Фостер работал со знаменитым профессором Корнелиусом Хазелвудом, новым гуру современной криминальной полиции. Что они обнаружили? А Майкрофт Холмс? Почему он так старался держать своего брата подальше от этих дел?
Мне так и не удалось соединить элементы этой волнующей мозаики.
13
Слава Шерлока Холмса достигла своего апогея, а недоверие, которое он возбуждал в научных кругах, превратилось в озлобленность. Его упрекали в том, что он противопоставил бессознательный эмпиризм официальной науке и не следовал общим законам. Но больше всего на него сердились за то, что он добился убедительных результатов благодаря методам, научная основа которых не подтверждена.
Вскоре у Холмса появилось несколько ожесточенных клеветников. Пресса определенного рода не раз покрывала его грязью и называла шарлатаном, маргиналом, дилетантом и обманщиком. Но к чему представители научной власти были особенно нетерпимы, так это к ледяному равнодушию, с которым Холмс относился к ним. Хуже презрения может быть только равнодушие.
Вследствие досадной размолвки профессор Корнелиус Хазелвуд, самопровозглашенный основатель современной криминалистики, стал, судя по сообщениям подставной прессы, самым закоренелым врагом Шерлока Холмса. Хазелвуд считал себя новым пророком полицейского мира. На вопрос журналиста о том, почему он постоянно отказывается от официальной науки, Холмс однажды ответил: «Не из-за того, что поколения слабоумных ошиблись, полагая, что следует продолжать это делать!» - желая таким образом выступить против косности мысли в этой области. Его, конечно, можно было упрекнуть в многочисленных причудах, но только не в том, что он грубил власти или искал полемики. Однако именно это ему и удалось, потому что злополучное высказывание вызвало гнев большей части научных и религиозных сообществ.
Хазелвуд, нескромный хранитель научной мысли в области криминологии, воспринял эту безобидную фразу как личное оскорбление. Он больше не скрывал своей вражды к Холмсу, что не мешало ему подражать Холмсу и заниматься плагиатом самым бесстыдным образом, присваивая себе открытия детектива, давая им научное обоснование через математические и статистические законы безупречной репутации. Хазелвуд в некотором роде официально оформлял открытия Холмса, накладывая на них свою печать.
Я помню один примечательный разговор с моим другом на эту тему:
- Вы читали это, Холмс? Хазелвуд - проклятый наглец. Он утверждает, что может описать человека по его почерку. Будто он может определить привычки и основные свойства личности после изучения всего нескольких рукописных строк. Он просто-напросто использовал вашу мысль, которую вы так славно изложили в вашем небольшом трактате о физиографологии.
- Тем лучше, Ватсон, по крайней мере, с ней он согласился.
Холмс невозмутимо положил стеклышко на подставку своего микроскопа.
- Но, Холмс, разве вы не видите, что этот профессор Хазелвуд использует ради своей выгоды ваши открытия? Критикуя вашу работу, он бесстыдно присваивает ее себе.
- М-м-м.
Холмс, прижав правый глаз к микроскопу, внимательно рассматривал невидимый мир и восхищался им. Я еще раз убедился в том, что он не придавал ни малейшего значения тому, что думал, говорил или делал профессор Хазелвуд. Шерлок Холмс не нуждался в признании других для того, чтобы существовать, поскольку он был единственным представителем своей категории. Он был силен своими знаниями, и его совесть была единственным судьей, которого он признавал.
Я никак не мог понять, что толкнуло таких разных людей к сотрудничеству: Корнелиус Хазелвуд, гениальный, но деспотичный ученый, Майкрофт Холмс, великолепный, но таинственный шеф секретных служб, и Реджинальд Фостер, отважный журналист.
Расследование, которое вел Холмс по делу Марка Дьюэна, лишь еще больше запутало это дело. Убийства следовали одно за другим: сначала Фостер, затем маленькая Мэри Кинсли, сироты организации Мередита, жена банкира-каннибала, старая Эмма Варне… У Холмса были лишь записи в картотеке. Мы окончательно потеряли след.
Я был полностью погружен в размышления, когда голос моего друга вернул меня к реальности.
- Мы идем вперед гигантскими шагами, Ватсон.
- Вы узнали какую-то новость, о которой мне еще ничего не известно?
- Нет. Мне известно не больше, чем вам, Ватсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49