Другие считали, что мое нынешнее состояние - прямое следствие моей прошлой работы. Должно быть, я заразился многочисленными болезнями Ист-Энда, которые когда-то лечил. Моя болезнь походила на коварное сочетание болезней, которому нельзя дать однозначное имя. Наконец, третьи полагали, что я страдаю от последствий невероятно жестокой зимы, усугубленной застойным покровом тумана, дыма и тошнотворными испарениями, наполнявшими Лондон. Они обещали, что все это пройдет с приходом весны, если только я ненадолго уеду в деревню.
Друзья советовали мне на время прекратить сотрудничество с Холмсом и отложить на время редактирование его приключений. Но об этом не могло быть и речи. Больше чем кому-либо мне необходимо было понять и описать эти преступления, которые очень сильно касались нас по причине личной вовлеченности моего друга.
Подкрепленный этой мыслью, я решил переписать текст Хазелвуда, относящийся к Деве Лукулюсской.
«Первые христиане систематически преследовались и убивались в Риме. В противоположность тому, что нам известно из достоверных источников, римляне страшно насмехались над христианской религией. Они видели в ней опасную „теневую власть“, способную объединить сотни и тысячи душ против империи. Вот почему они преследовали христиан и высмеивали их верования. Их жестокость по отношению к христианам не знала границ. Апофеоза циничности и болезненности преследования достигли во время правления императора Лукулюса. Этот император специализировался на технике медленной смерти. В древних текстах сообщается, что Лукулюс приказал слепить варварскую статую, представляющую Деву Марию с заурядным, потрепанным лицом. Такая Дева Мария больше походила на старую куртизанку, нежели на святую. Одутловатый херувим с манерами Вакха находился у ее ног и смотрел на нее с выражением похотливости и развращенности. Статуя была полая и состояла из двух частей, незаметно соединенных. Внутренность была наполнена металлическими пиками, смазанными ядом. Статуя открывалась и закрывалась при помощи механизма, о котором нам ничего не известно. Тексты уточняют только, что Лукулюс поднимал правую руку и направлял большой палец руки к земле, приказывая начать пытку. Жертву помещали внутрь статуи, и в течение долгих часов она пребывала в агонии, проткнутая сотнями ядовитых иголок. Кровь несчастной протекала сквозь крошечные отверстия и собиралась в чашу у ног статуи. Другие христиане обязаны были выпить эту кровь, будто пародируя христианскую церемонию и символизируя победу язычества над христианством».
- Кстати, Холмс, как вам удалось обнаружить механизм, открывающий статую?
Холмс оторвался от своих карточек и направил на меня неподвижный взгляд.
- Вы обратили внимание на лицо этого ужасного гнома, сидящего у ног так называемой Девы?
- Да. Я подумал, что оно слишком уж распухшее для лица ребенка. Он показался мне старым и слишком уж толстым. Как Вакх, думаю.
- Это не Вакх, а сам Лукулюс. Я проверил это по книге «Трактат об истории античности». В тексте Хазелвуда говорится: «Лукулюс поднимал правую руку и поворачивал большой палец руки по направлению к земле…» Так я и сделал. Механизм работал плохо, но все же статуя открылась.
После объяснений Холмса все казалось до смешного простым.
- А тело этой несчастной уже опознали?
Холмс долго пристально смотрел на потолок, прежде чем ответить. После этого его мысли вернулись ко мне.
- Да. Хазелвуд провел розыск. Полиция зарегистрировала исчезновение молодой женщины за несколько дней до нашей ужасной находки. Мерзкое преступление.
Я взял чистый лист бумаги и окунул перо в чернильницу.
- Неужели действительно необходимо все это записывать, Ватсон?
- Я всего лишь выполняю свою работу биографа, Холмс. Каждая деталь может иметь огромное значение. Не следует ничем пренебрегать. Вы сами повторяли это сотни раз.
- Ну хорошо, раз уж вы хотите все знать…
Мой друг рассказал эту историю во всех подробностях. Мои пальцы судорожно впились в перо, и я не мог написать первое слово, настолько эта история была омерзительной. Я не мог найти силы, чтобы описать такую гнусность. Как он, Малколм Фэллоу, достойный и знаменитый человек науки, мог решиться на такую крайность? Как он мог подвергнуть подобным моральным и физическим унижениям невинное беззащитное создание, свою падчерицу? Мои глаза наполнились слезами ярости и отвращения.
Холмс стоял передо мной. Он положил руку мне на плечо.
- Я предупреждал вас, Ватсон. Я сам был потрясен, когда узнал правду. Сейчас вы понимаете, почему я отговаривал вас записывать все это. Если вашим читателям захочется узнать подробности, они могут обратиться к архивам Скотланд-Ярда. Что до меня, то я ничего не забываю, с вашей хроникой или без нее.
Впервые я был согласен с Лестрейдом. Он прав, что заключил в тюрьму истязателя этого несчастного ребенка.
Холмс принялся ходить взад и вперед по комнате, опустив голову и заложив руки за спину.
- Однако преступник отрицал все до последнего момента, Ватсон. Он плакал и клялся, что ничего не понимает. Он умолял жену поверить ему, валялся у нее в ногах, заклинал ее. Патетичное и жалкое зрелище. И знаете, что она сделала?
Я повернул большой палец вниз, как Лукулюс, и приказал немедленно убить эту ничтожную аморальную тварь.
- Она плюнула ему в лицо, Ватсон. Этот поступок говорит о многом, учитывая ее положение.
Сказать по правде, я счел эту реакцию слишком мягкой, учитывая жестокость преступления.
- Бесполезно искать смягчающие обстоятельства, Холмс, слишком много доказательств.
Мой друг посерьезнел.
- Действительно, Ватсон, слишком уж много доказательств.
Он открыл свой блокнот и записал: «Дело № 11. Смерть Агаты Эдвардс, падчерицы Малколма Фэллоу. Последний заключен в тюрьму».
33
Холмс толкнул дверь ногой и вошел, тяжело дыша, в гостиную, нагруженный пыльными колдовскими книгами. За ним следовал молодой лакей, согнувшийся под тяжестью двух огромных мешков, также наполненных книгами.
- Положите это на мой стол! - приказал мой друг.
Лакей некоторое время пребывал в нерешительности. Стол был завален десятками газет, карточек и журналов. Молодой человек все же сумел соорудить непрочную конструкцию на таком ненадежном основании. Он вытер лоб ладонью и вышел из комнаты, бросив беспокойный взгляд на свое творение.
Холмс потер руки.
- Кроули сообщил мне о результатах своих поисков. Могу я рассчитывать на вашу помощь, Ватсон?
Впервые Холмс попросил моей помощи. Внутренне я возликовал. Более того, в этом я увидел нежданный повод развеять скуку.
- Разумеется, Холмс. Чем могу быть полезен?
Мой друг указал на стопку книг.
- Кроули убежден, что в какой-то степени разгадка всех преступлений кроется на этих страницах.
- О чем все эти сочинения?
- О древних сектантских обрядах.
- Как и книга Хазелвуда?
- Да, но, по мнению Кроули, эти документы намного более надежные. В худшем случае в них рассказывается то же самое, что и в книге Хазелвуда, в лучшем - мы сможем узнать что-то новое.
- Как вы намерены действовать?
Холмс протянул мне одну из книг.
- Кроули облегчил нам работу. В каждой книге заложены десятки страниц, на которых описываются обряды, которые могли вдохновить нашего убийцу. Мы попытаемся сопоставить их с убийствами и привести к общему знаменателю.
Спустя час у меня была готова карточка, названная ужасным именем «Ритуал отрубленных рук». В ней сообщалось о том, что взрослым женщинам в Египте отсекали руки, так же, как ворам на Востоке. А в Афинах отрубали руки самоубийцам, чтобы похоронить их отдельно. Этот обряд практиковался и в средневековой Англии. Но какая связь между всем этим и убийством маленькой Мэри Кинсли?
Я принялся за составление следующей карточки «Пытка медом», когда Холмс заставил меня вздрогнуть.
- Послушайте это, Ватсон! Король Альберт III велел похоронить заживо пятерых детей, под предлогом, что обеспечит им вечную жизнь.
- Здесь есть связь с пятью сиротами аббата Мередита?
- Не знаю, Ватсон. По крайней мере, это доказывает одну вещь.
- Какую же?
- Что человеческое безумие родилось не вчера.
Мои исследования позволили узнать, между прочим, что некий сэр Файел заставил свою жену, Габриеллу де Вержи, съесть сердце ее любовника, поэта Рауля де Куси. Обнаружив, какое ужасное блюдо она только что съела, несчастная решила умереть с голоду. Также я узнал, что в Индии выкапывали и съедали сердца умерших, которым приписывали волшебную силу. Следовало ли в этих обрядах увидеть силу, побудившую нашего банкира-людоеда совершить преступление, съев свою супругу?
Другие ритуалы по размаху и жестокости были еще более ужасны. Например, по случаю освящения Великой пирамиды Солнца в Теночитлане в жертву были принесены двадцать тысяч человек. С жертв, приносимых богу Ксипу, сдирали кожу, и его почитатели надевали эту кожу во время праздников. То же самое племя приносило в жертву богине плодородия женщин и девушек, которых перед эти обезглавливали.
Ознакомился я и с некоторыми «медицинскими» обрядами древности. Тираны нескольких варварских стран, заболев проказой, должны были для исцеления искупаться в крови своих подданных. Другие же пили кровь побежденных врагов, чтобы прибавить себе силы.
Эти милые обычаи прошли сквозь время, приняв иную форму. Не живем ли мы в эру резни и геноцида, совершаемых во имя какого-нибудь пророка нечестивой веры?
Наша работа продолжалась несколько часов. В конце Холмс прочел каждую карточку. На лице его читалось разочарование.
- Каков ваш вывод, Холмс?
- Одно из двух: или Кроули смеется над нами, или разгадка кроется в другом месте.
34
В дверь постучали.
Мэтр Олборн прервал чтение и поднял голову.
- Войдите!
Дворецкий в безукоризненной ливрее вошел в кабинет, за ним следовал старый лакей с седеющими волосами.
- Обед, господа.
- Уже?
Четыре пары глаз уставились на настенные часы: девять вечера!
Прошло почти десять часов с тех пор, как мэтр Олборн начал чтение. Он читал восторженно, захваченный этим увлекательным романом. Все жадно ловили каждое его слово, включая меня, поскольку за прошедшие годы я забыл множество деталей этой истории. Один лишь Лестрейд изредка демонстрировал раздражение.
Артрит овладел моим правым коленом. Опираясь на трость, я поднялся. Самое время немного походить, чтобы восстановить кровообращение.
Язвительная улыбка заиграла на губах Лестрейда.
- Теперь я понимаю, почему Шерлок Холмс противился публикации этой повести. Ее появление имело бы страшные последствия для его карьеры.
Я не собирался еще раз выслушивать критику полицейского.
- Я убедился, Лестрейд, что вы так ничего и не поняли. Шерлок Холмс никогда не противился публикации. Он просто желал иметь ее в своем распоряжении, чтобы вносить дополнения.
- Было бы интересно ознакомиться с ними, этими знаменитыми дополнениями!
- Уверяю вас, мы до них дойдем.
- А пока эта повесть по-прежнему бессвязна. Впрочем, я спрашиваю себя: найдется ли настолько неразумный издатель, который согласится опубликовать ее?
- Это же очевидно, что в такой форме текст не найдет покупателей.
- Так вы признаете, что я прав.
- А особенно я признаю, что вы ничего не понимаете в издательском мире. То, что зачитал мэтр Олборн, - всего лишь череда впечатлений, записанных на скорую руку. Это больше похоже на личный дневник, чем на повесть, готовую к публикации.
Нотариус повернулся к Лестрейду.
- Я считаю, что это сочинение прекрасно передает те события. Вам не следует занижать качество работы, проделанной доктором Ватсоном.
- Спасибо, мэтр, - продолжал я, - но я в курсе своих возможностей. Из опыта я знаю, что мой друг Джордж Ньюнс, директор журнала «Стрэнд», попросил бы меня внести некоторые поправки, чтобы оставить рукопись в редакции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49