Ее ужасало то, с какой легкостью она подчинилась чувственной стороне своего существа.
«Что же делать?» – устало размышляла Нанетта. Пол хотел жениться на ней – по каноническому праву, они фактически уже были мужем и женой, так как каноническое право не делало различий между законным и незаконным половым актом. Брак с Полом давал ей обеспеченное положение, собственный дом – госпожа Морлэнда! О таком будущем Нанетта не могла и мечтать при отсутствии приданого. Кроме того, она получала мужа, который будет любить ее и заботиться о ней. Она получала все – богатство, статус, власть.
А если она не выйдет за него замуж? Брак с любым другим мужчиной, пока жив Пол, станет, в строгом смысле слова, невозможным, по каноническому праву это будет просто прелюбодеяние. Разумеется, такое временами случалось, и если удавалось замять дело, то последствий практически не бывало. Но если это всплывет, то лишит ее возможности вступить в другой брак в будущем – вследствие ее фактической помолвленности, – а если и нет, то она, в своем сердце, всегда будет помнить об этом. А вдруг она забеременела – что тогда?!
Так что все говорило за то, что ей следует принять предложение Пола, и очень мало причин – отказаться. Но как только она более серьезно подумала об этом, ей стало ясно, что это неосуществимо. Выйти замуж за дядю! Конечно, можно получить церковное разрешение, но как она будет выглядеть после всего этого? Как сможет она смотреть в глаза Маргарет, как может она заставить Маргарет называть ее матерью? Что делать с косыми взглядами слуг, ненавистью Эмиаса, как жить, постоянно размышляя о том, какие мысли скрывает за своей холодной маской Елизавета? И сам Пол – как только пыл его страсти остынет, разве он не исполнится неприязни к ней? Можно представить себе, как они будут жить, являя собой постоянный упрек друг другу. Уже сейчас ее чувство к нему превратилось в смесь желания и отвращения, как если бы он был лишь причиной пробуждения ее чувственности.
Ей нужно было поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Если бы Анна была здесь! И только она подумала об этом, как бы в ответ на ее мольбу дверь тихо отворилась, и в темный проем скользнула знакомая стройная фигурка Анны. Нанетта вскочила на ноги, чтобы обнять ее, но, прежде чем она вымолвила хоть слово, Анна схватила ее за руки и в сильном возбуждении прошептала:
– Что я тебе должна рассказать, моя Нанетта! Скорее ложись, мы задернем занавесь и поговорим.
– Что случилось, Анна? С тобой все в порядке? – с тревогой спросила Нанетта.
Анна повернулась к подруге, и по ее лицу та все поняла – черные глаза Анны блестели, щеки пылали, она излучала счастье. Рассказывать о своих проблемах было некогда – девушки молча раздели друг друга, забрались в постель, задернули шерстяной полог. Теперь, оказавшись в темном, теплом убежище, они могли поговорить свободно.
– Дорогая Нанетта, просто удивительно, что ты не хватилась меня до моего прихода, – начала Анна, подтягивая колени к груди и сцепляя руки вокруг них. Нанетта прислонилась к набитой соломой подушке, чувствуя, как концы травинок покалывают ее кожу, и смотрела в ту сторону, откуда доносился голос Анны, так как видела только смутные очертания ее лица. – Неужели ты не удивилась, что я не пришла спать?
Прежде чем ответить, Нанетта поколебалась:
– Я сама пришла только что. Я гуляла в саду.
– Ты, глупышка?! Ну-ка, дай я угадаю – с Томасом? Берегись его, он разбивает сердца столь же ловко, как кулачный боец – головы.
– Нет, не с Томом – но это неважно, расскажи мне, что случилось с тобой.
– Я была с королем, Нанетта, и угадай, что он сказал?
– Не могу, – отозвалась Нанетта, уже предчувствуя ответ.
– Он сказал, что любит меня! – Нанетта промолчала, и Анна спросила несколько даже обиженно:
– Как, неужели тебе нечего на это сказать? Ты не удивлена?
– Да, да, Анна, конечно, я поражена, но... будь осторожна! Том так за тебя беспокоился. Когда мы с ним танцевали, а ты танцевала с королем, он сказал...
– А, не волнуйся, я в безопасности. Но, Нан, как это было прекрасно! Мы говорили о музыке, я рассказывала ему о той поэме, которую Том хотел положить на музыку, и тут он внезапно взял меня за руки – король, я имею в виду, – и признался мне в страстной любви. Я, конечно, полагала, что он неравнодушен ко мне – это всегда видно, ты же знаешь, но я думала, что это просто так. В конце концов, он же король, а я – всего лишь дочь лорда. Хотя моя мать – наследственная дворянка. Он сказал, что любит меня больше всего на свете и будет любить меня всегда...
– Но, Анна, ведь он женат! – воскликнула Нанетта, прерывая ее восторженное бормотание.
– Но он король, – последовал гордый ответ, – у королей все по-другому. Он просил меня быть его любовницей.
– Анна!
– О, не тревожься. Конечно, я ему отказала, но я на него не сержусь. Если б это сделал любой другой человек, я была бы вне себя от ярости, но кто же может сердиться, получив такое предложение от короля? Он обещал жить со мной как муж и хранить верность, пока я жива, если я соглашусь стать его любовницей. Он такой упрямый, когда хочет получить что-либо, знаешь, и ему очень трудно противостоять. Ты и представить себе не можешь, что он мне предлагал!
– Но ты отказала ему? – спросила Нанетта, слыша в ее голосе торжествующие нотки.
Анна слегка вздохнула, прежде чем ответить:
– Конечно, отказала. Конечно, хорошо было бы иметь богатство, власть, драгоценности и считаться первой дамой страны – после королевы, разумеется, – но это не компенсирует мои потери. Я сказала ему, что ему нельзя любить меня, потому что я не могу быть его женой, а любовницей не стану.
– Он не очень разозлился? – спросила Нанетта.
– Нет, – отмахнулась Анна, – я тоже думала, что он разозлится, я ведь на самом деле испугалась, очень испугалась, когда отказала ему, ведь он король, и никто не знает, что он может сказать или сделать в следующий момент. Но он, похоже, не очень рассердился, скорее, расстроился. Мне кажется, он подумал, что я с ним играю, и если часто спрашивать, то в конце концов я отвечу «да», но потом он понял, что я всерьез отказываю, и стал таким печальным. Это меня огорчило, и, знаешь, Нанетта, тут я подумала, что он, пожалуй, в самом деле меня любит.
– Это разве меняет дело?
– Нет, все равно я не соглашусь стать чьей-то любовницей, будь это сам король, но мне грустно, что он так страдает из-за любви ко мне. Подумать только, – она понизила голос, – король Англии страдает из-за какой-то Анны Болейн! Мой исповедник наложит на меня епитимью за гордыню, если я откроюсь ему! – Она рассмеялась, но слово «исповедник» напомнило вдруг Нанетте о ее собственных проблемах. Анна так легко разрешила свои трудности, встав на путь добродетели, – Нанетта же отклонилась от этих путей, и теперь наказана царящим в ее уме смятением.
– Анна, со мной кое-что случилось этой ночью. Я хотела бы поделиться с тобой, чтобы ты дала мне совет.
– Расскажи, конечно, что там с тобой стряслось, крошка Нан. Ты, кажется, расстроена? Что случилось? Как эгоистично с моей стороны болтать только о себе!
– Нет, совсем нет. Мне не следовало бы утомлять тебя своими проблемами, но мне непременно нужно с кем-то обсудить это.
– Ну, тогда рассказывай, дорогая моя. Я буду счастлива помочь тебе, если смогу, – ответила Анна и, найдя в темноте руку Нанетты, пожала ее. – Ого, да ты вся дрожишь! Что случилось?!
Ободренная поддержкой, Нанетта поведала ей, медленно и с трудом, о всех событиях минувшего вечера. Когда она кончила, наступило долгое молчание, такое долгое, что Нанетта испугалась, а вдруг Анна смертельно оскорблена ее поведением, и начала даже постепенно отнимать у нее свою руку. Но внезапно пальцы Анны сжались, и она прошептала:
– Бедная, бедная Нанетта! Ох, дорогая, как же ты, наверно, страдаешь!
– Ты не презираешь меня? – с удивлением спросила Нанетта.
– Как я могу презирать тебя? Со мной могло случиться то же самое. Иногда и мне приходится преодолевать искушения, ты же знаешь.
– Но ты их преодолела, – с горечью промолвила Нанетта.
Анна погладила ее по руке:
– Я – это другое дело. Мои искушения были не такими сильными – вспомни, я старше тебя, и я уже была влюблена. Это защищает меня, потому что ни к одному мужчине я не могу испытать такого чувства, как к Гарри, так что и преодолеть искушения для меня гораздо проще. Но, дорогая моя, что же ты теперь будешь делать?
– Он хочет жениться на мне.
– Тогда выходи замуж. Это единственный выход.
– Выйти замуж за него? За собственного дядю?
– Ну, таких случаев много. Вы получите разрешение – вот даже король собирался женить собственного сына на своей же дочери, и если бы он получил разрешение....
– Но моя совесть не дает мне разрешения. Не думаю, в самом деле не думаю, что я на это пойду.
Опять воцарилось долгое молчание, теперь, когда Нанетта отняла руку, ее не удерживали.
– Анна, не осуждай меня, пожалуйста, не осуждай! – взмолилась Нанетта.
– Что ты будешь делать? – спросила наконец Анна. Ее голос звучал неодобрительно, и Нанетта знала – почему.
– Анна, я никогда не смогу выйти ни за кого замуж. Я это знаю. После того, что случилось, я не выйду – это и будет мое наказание.
Внезапно Анна обняла ее, и благодарная Нанетта упала в ее объятия.
– Крошка Нан, прости меня за то, что я осудила тебя. Я не права. Как бы ты ни поступила, я останусь твоей подругой. Я тоже думаю, глупышка, что никогда не выйду замуж, я уже слишком стара для этого, и кто же женится на мне после того, как король положил на меня глаз? И в конце концов, это было бы предательством. – Она нервно рассмеялась. – Мы останемся вместе, не так ли, Нан? Мы останемся друзьями и будем вместе стариться в благородном одиночестве. Скажи, ты не покинешь меня, Нан?
– Никогда, – успокоила ее Нанетта, – я никогда не покину тебя, моя дорогая Анна.
– И я тебя, моя дорогая подруга!
И они легли спать. Нанетта была довольна собой – ее обещание Анне было спасительной уловкой, отказом от решения проблемы, слишком сложной для нее.
Путешествие домой, в Морлэнд, никогда еще не было для Пола столь длинным и утомительным. Он ехал один, так как Эмиас остался при дворе, а Полу не хотелось задерживаться ни на один день дольше там, где разбились его последние надежды. Эмиас же, как выяснилось, ухаживал за одной из придворных дам, Мэри Холл Анд, близкой подругой любовницы Джорджа Болейна. Перед ним открывались определенные перспективы, так что ему был резон остаться. Пола радовало, что предмет увлечения Эмиаса не низкого происхождения, так как дома он имел репутацию человека, не останавливающегося перед социальными барьерами.
Пол ехал один, в горестном молчании, которое почти физически ощущал. Он обращался к своим слугам только в случае необходимости, чтобы отдать распоряжения. Но при виде розовых кирпичных стен и высоких дымоходов, отблеска вечернего солнца в многочисленных окнах Морлэнда его сердце слегка ободрилось. По мере приближения в теплом вечернем воздухе возникали звуки жилья – лай собак, квохтанье кур, воркование голубей, удары топора, перекличка голосов во дворе поместья. С небольшого возвышения, где он остановился, Пол мог различить женщин, возвращающихся с реки со стирки, с корзинами белья, пастушка, ведущего стадо на вечернюю дойку. Воздух был напоен ароматами цветущего льна и мальвы, наполнен жужжанием пчел, собирающих мед на красно-белом ковре из клевера. На глади окружавшего дом водяного рва неподвижно дремали два лебедя, отражением повторявшиеся в золотистой, сверкающей воде.
Это был дом, единственное, что не могло изменить ему, и хотя при виде Морлэнда боль в его сердце не ослабела, она стала как-то мягче. Пол напоминал капризного ребенка, которого успокаивает просто присутствие строгой матери, – Морлэнд был цел, семья цела, и только это имело значение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
«Что же делать?» – устало размышляла Нанетта. Пол хотел жениться на ней – по каноническому праву, они фактически уже были мужем и женой, так как каноническое право не делало различий между законным и незаконным половым актом. Брак с Полом давал ей обеспеченное положение, собственный дом – госпожа Морлэнда! О таком будущем Нанетта не могла и мечтать при отсутствии приданого. Кроме того, она получала мужа, который будет любить ее и заботиться о ней. Она получала все – богатство, статус, власть.
А если она не выйдет за него замуж? Брак с любым другим мужчиной, пока жив Пол, станет, в строгом смысле слова, невозможным, по каноническому праву это будет просто прелюбодеяние. Разумеется, такое временами случалось, и если удавалось замять дело, то последствий практически не бывало. Но если это всплывет, то лишит ее возможности вступить в другой брак в будущем – вследствие ее фактической помолвленности, – а если и нет, то она, в своем сердце, всегда будет помнить об этом. А вдруг она забеременела – что тогда?!
Так что все говорило за то, что ей следует принять предложение Пола, и очень мало причин – отказаться. Но как только она более серьезно подумала об этом, ей стало ясно, что это неосуществимо. Выйти замуж за дядю! Конечно, можно получить церковное разрешение, но как она будет выглядеть после всего этого? Как сможет она смотреть в глаза Маргарет, как может она заставить Маргарет называть ее матерью? Что делать с косыми взглядами слуг, ненавистью Эмиаса, как жить, постоянно размышляя о том, какие мысли скрывает за своей холодной маской Елизавета? И сам Пол – как только пыл его страсти остынет, разве он не исполнится неприязни к ней? Можно представить себе, как они будут жить, являя собой постоянный упрек друг другу. Уже сейчас ее чувство к нему превратилось в смесь желания и отвращения, как если бы он был лишь причиной пробуждения ее чувственности.
Ей нужно было поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Если бы Анна была здесь! И только она подумала об этом, как бы в ответ на ее мольбу дверь тихо отворилась, и в темный проем скользнула знакомая стройная фигурка Анны. Нанетта вскочила на ноги, чтобы обнять ее, но, прежде чем она вымолвила хоть слово, Анна схватила ее за руки и в сильном возбуждении прошептала:
– Что я тебе должна рассказать, моя Нанетта! Скорее ложись, мы задернем занавесь и поговорим.
– Что случилось, Анна? С тобой все в порядке? – с тревогой спросила Нанетта.
Анна повернулась к подруге, и по ее лицу та все поняла – черные глаза Анны блестели, щеки пылали, она излучала счастье. Рассказывать о своих проблемах было некогда – девушки молча раздели друг друга, забрались в постель, задернули шерстяной полог. Теперь, оказавшись в темном, теплом убежище, они могли поговорить свободно.
– Дорогая Нанетта, просто удивительно, что ты не хватилась меня до моего прихода, – начала Анна, подтягивая колени к груди и сцепляя руки вокруг них. Нанетта прислонилась к набитой соломой подушке, чувствуя, как концы травинок покалывают ее кожу, и смотрела в ту сторону, откуда доносился голос Анны, так как видела только смутные очертания ее лица. – Неужели ты не удивилась, что я не пришла спать?
Прежде чем ответить, Нанетта поколебалась:
– Я сама пришла только что. Я гуляла в саду.
– Ты, глупышка?! Ну-ка, дай я угадаю – с Томасом? Берегись его, он разбивает сердца столь же ловко, как кулачный боец – головы.
– Нет, не с Томом – но это неважно, расскажи мне, что случилось с тобой.
– Я была с королем, Нанетта, и угадай, что он сказал?
– Не могу, – отозвалась Нанетта, уже предчувствуя ответ.
– Он сказал, что любит меня! – Нанетта промолчала, и Анна спросила несколько даже обиженно:
– Как, неужели тебе нечего на это сказать? Ты не удивлена?
– Да, да, Анна, конечно, я поражена, но... будь осторожна! Том так за тебя беспокоился. Когда мы с ним танцевали, а ты танцевала с королем, он сказал...
– А, не волнуйся, я в безопасности. Но, Нан, как это было прекрасно! Мы говорили о музыке, я рассказывала ему о той поэме, которую Том хотел положить на музыку, и тут он внезапно взял меня за руки – король, я имею в виду, – и признался мне в страстной любви. Я, конечно, полагала, что он неравнодушен ко мне – это всегда видно, ты же знаешь, но я думала, что это просто так. В конце концов, он же король, а я – всего лишь дочь лорда. Хотя моя мать – наследственная дворянка. Он сказал, что любит меня больше всего на свете и будет любить меня всегда...
– Но, Анна, ведь он женат! – воскликнула Нанетта, прерывая ее восторженное бормотание.
– Но он король, – последовал гордый ответ, – у королей все по-другому. Он просил меня быть его любовницей.
– Анна!
– О, не тревожься. Конечно, я ему отказала, но я на него не сержусь. Если б это сделал любой другой человек, я была бы вне себя от ярости, но кто же может сердиться, получив такое предложение от короля? Он обещал жить со мной как муж и хранить верность, пока я жива, если я соглашусь стать его любовницей. Он такой упрямый, когда хочет получить что-либо, знаешь, и ему очень трудно противостоять. Ты и представить себе не можешь, что он мне предлагал!
– Но ты отказала ему? – спросила Нанетта, слыша в ее голосе торжествующие нотки.
Анна слегка вздохнула, прежде чем ответить:
– Конечно, отказала. Конечно, хорошо было бы иметь богатство, власть, драгоценности и считаться первой дамой страны – после королевы, разумеется, – но это не компенсирует мои потери. Я сказала ему, что ему нельзя любить меня, потому что я не могу быть его женой, а любовницей не стану.
– Он не очень разозлился? – спросила Нанетта.
– Нет, – отмахнулась Анна, – я тоже думала, что он разозлится, я ведь на самом деле испугалась, очень испугалась, когда отказала ему, ведь он король, и никто не знает, что он может сказать или сделать в следующий момент. Но он, похоже, не очень рассердился, скорее, расстроился. Мне кажется, он подумал, что я с ним играю, и если часто спрашивать, то в конце концов я отвечу «да», но потом он понял, что я всерьез отказываю, и стал таким печальным. Это меня огорчило, и, знаешь, Нанетта, тут я подумала, что он, пожалуй, в самом деле меня любит.
– Это разве меняет дело?
– Нет, все равно я не соглашусь стать чьей-то любовницей, будь это сам король, но мне грустно, что он так страдает из-за любви ко мне. Подумать только, – она понизила голос, – король Англии страдает из-за какой-то Анны Болейн! Мой исповедник наложит на меня епитимью за гордыню, если я откроюсь ему! – Она рассмеялась, но слово «исповедник» напомнило вдруг Нанетте о ее собственных проблемах. Анна так легко разрешила свои трудности, встав на путь добродетели, – Нанетта же отклонилась от этих путей, и теперь наказана царящим в ее уме смятением.
– Анна, со мной кое-что случилось этой ночью. Я хотела бы поделиться с тобой, чтобы ты дала мне совет.
– Расскажи, конечно, что там с тобой стряслось, крошка Нан. Ты, кажется, расстроена? Что случилось? Как эгоистично с моей стороны болтать только о себе!
– Нет, совсем нет. Мне не следовало бы утомлять тебя своими проблемами, но мне непременно нужно с кем-то обсудить это.
– Ну, тогда рассказывай, дорогая моя. Я буду счастлива помочь тебе, если смогу, – ответила Анна и, найдя в темноте руку Нанетты, пожала ее. – Ого, да ты вся дрожишь! Что случилось?!
Ободренная поддержкой, Нанетта поведала ей, медленно и с трудом, о всех событиях минувшего вечера. Когда она кончила, наступило долгое молчание, такое долгое, что Нанетта испугалась, а вдруг Анна смертельно оскорблена ее поведением, и начала даже постепенно отнимать у нее свою руку. Но внезапно пальцы Анны сжались, и она прошептала:
– Бедная, бедная Нанетта! Ох, дорогая, как же ты, наверно, страдаешь!
– Ты не презираешь меня? – с удивлением спросила Нанетта.
– Как я могу презирать тебя? Со мной могло случиться то же самое. Иногда и мне приходится преодолевать искушения, ты же знаешь.
– Но ты их преодолела, – с горечью промолвила Нанетта.
Анна погладила ее по руке:
– Я – это другое дело. Мои искушения были не такими сильными – вспомни, я старше тебя, и я уже была влюблена. Это защищает меня, потому что ни к одному мужчине я не могу испытать такого чувства, как к Гарри, так что и преодолеть искушения для меня гораздо проще. Но, дорогая моя, что же ты теперь будешь делать?
– Он хочет жениться на мне.
– Тогда выходи замуж. Это единственный выход.
– Выйти замуж за него? За собственного дядю?
– Ну, таких случаев много. Вы получите разрешение – вот даже король собирался женить собственного сына на своей же дочери, и если бы он получил разрешение....
– Но моя совесть не дает мне разрешения. Не думаю, в самом деле не думаю, что я на это пойду.
Опять воцарилось долгое молчание, теперь, когда Нанетта отняла руку, ее не удерживали.
– Анна, не осуждай меня, пожалуйста, не осуждай! – взмолилась Нанетта.
– Что ты будешь делать? – спросила наконец Анна. Ее голос звучал неодобрительно, и Нанетта знала – почему.
– Анна, я никогда не смогу выйти ни за кого замуж. Я это знаю. После того, что случилось, я не выйду – это и будет мое наказание.
Внезапно Анна обняла ее, и благодарная Нанетта упала в ее объятия.
– Крошка Нан, прости меня за то, что я осудила тебя. Я не права. Как бы ты ни поступила, я останусь твоей подругой. Я тоже думаю, глупышка, что никогда не выйду замуж, я уже слишком стара для этого, и кто же женится на мне после того, как король положил на меня глаз? И в конце концов, это было бы предательством. – Она нервно рассмеялась. – Мы останемся вместе, не так ли, Нан? Мы останемся друзьями и будем вместе стариться в благородном одиночестве. Скажи, ты не покинешь меня, Нан?
– Никогда, – успокоила ее Нанетта, – я никогда не покину тебя, моя дорогая Анна.
– И я тебя, моя дорогая подруга!
И они легли спать. Нанетта была довольна собой – ее обещание Анне было спасительной уловкой, отказом от решения проблемы, слишком сложной для нее.
Путешествие домой, в Морлэнд, никогда еще не было для Пола столь длинным и утомительным. Он ехал один, так как Эмиас остался при дворе, а Полу не хотелось задерживаться ни на один день дольше там, где разбились его последние надежды. Эмиас же, как выяснилось, ухаживал за одной из придворных дам, Мэри Холл Анд, близкой подругой любовницы Джорджа Болейна. Перед ним открывались определенные перспективы, так что ему был резон остаться. Пола радовало, что предмет увлечения Эмиаса не низкого происхождения, так как дома он имел репутацию человека, не останавливающегося перед социальными барьерами.
Пол ехал один, в горестном молчании, которое почти физически ощущал. Он обращался к своим слугам только в случае необходимости, чтобы отдать распоряжения. Но при виде розовых кирпичных стен и высоких дымоходов, отблеска вечернего солнца в многочисленных окнах Морлэнда его сердце слегка ободрилось. По мере приближения в теплом вечернем воздухе возникали звуки жилья – лай собак, квохтанье кур, воркование голубей, удары топора, перекличка голосов во дворе поместья. С небольшого возвышения, где он остановился, Пол мог различить женщин, возвращающихся с реки со стирки, с корзинами белья, пастушка, ведущего стадо на вечернюю дойку. Воздух был напоен ароматами цветущего льна и мальвы, наполнен жужжанием пчел, собирающих мед на красно-белом ковре из клевера. На глади окружавшего дом водяного рва неподвижно дремали два лебедя, отражением повторявшиеся в золотистой, сверкающей воде.
Это был дом, единственное, что не могло изменить ему, и хотя при виде Морлэнда боль в его сердце не ослабела, она стала как-то мягче. Пол напоминал капризного ребенка, которого успокаивает просто присутствие строгой матери, – Морлэнд был цел, семья цела, и только это имело значение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78