.. – Она слегка запнулась, потом с трудом продолжила: – Я никогда не выйду замуж за другого, Пол. – Да?
– Если бы я могла понять...
Больше сказать было нечего, и продолжать разговор становилось слишком трудно. Нанетта повернулась и тут только вспомнила, о чем хотела поговорить с Полом.
– Пол, моих сестер нужно выдать замуж. Кэтрин заигрывает с Эзикиелом, а Джейн подражает ей во всем. Я не хочу, чтобы они повторили мою судьбу. Они готовы к браку, и если их не выдать немедленно, они погибнут.
Он кивнул, затем сказал:
– У Джона Баттса есть два сына. Они не женаты. Думаю, Джон не будет слишком возражать против такого брака.
– Сделайте это, – попросила Нанетта, – и как можно скорее. Если он согласится, то устройте все побыстрее.
– А что будет с тобой? Ты вернешься ко двору? Останься здесь хоть ненадолго.
– Мне лучше уехать. Я не могу слишком долго оставаться вдали от нее.
– Ты нужна мне.
– Я нужна своей госпоже. – Она оглядела маленькую, бедно обставленную комнату. – Это не мой дом. Я уеду в конце недели, если вы сможете устроить мой отъезд.
Пол ничего не ответил, только склонил голову, разрешая ей удалиться, а она присела в книксене и затем вышла из комнаты.
Глава 12
Князь католической церкви, кардинал Вулси, скончался. Простые люди радовались, так как для них «жирный мужлан в красной шапочке» был олицетворением всего отвратительного в Церкви – богатства и его наглой демонстрации, легкой жизни и кумовства, игнорирования закона. Церковные иерархи радовались, поскольку его смерть открывала возможность продвижения, ведь, пока он был жив, оставалась вероятность, что король вновь приблизит к себе опального кардинала. Дворянство радовалось, потому что для них он был изобретателем новых налогов. Скорбел только король.
Он был на стрельбище в Хэмптон-корте, когда секретарь Вулси, Кавендиш, принес печальную весть. Вулси был арестован за измену, по обвинению в подстрекательстве папы к отлучению короля от церкви, а также в планировании испанского вторжения в пользу королевы. Гарри Перси, недавно, после смерти отца, ставший графом Нортумберлендом, был послан арестовать Вулси и препроводить его в Тауэр.
– Надеюсь, Гарри будет рад отомстить, – сказала Анна Нанетте, узнав, что эта миссия поручена именно Гарри. – Кардинал – причина его несчастий.
Но Гарри некогда был секретарем кардинала, и в этом человеке, пусть старом и больном, все же оставалось нечто, требующее почтения. Рассказывали, что Гарри так и не смог прямо ответить кардиналу, зачем он прибыл, и Вулси в конце концов пришлось прийти ему на помощь. В сопровождении длинного эскорта они отбыли в Лондон, остановившись переночевать в Лестерском аббатстве, двадцать девятого ноября, и здесь, через несколько дней, кардинал умер от удара.
Изложив это, Кавендиш, служивший у кардинала с детства, со слезами на глазах передал Генриху последние слова своего господина. Глаза короля тоже увлажнились:
– Я хотел бы, чтобы он остался жив. Это был мой друг.
Нанетта взглянула на Анну, стоявшую в это время рядом с королем. Она побледнела, но ей удалось не выказать радости или облегчения, и только по тому, что ее глаза невольно закрылись на мгновение, Нанетта поняла, что ее подруга облегченно вздохнула. Она всегда боялась кардинала, и даже когда король отдал приказ о его аресте, не было уверенности, что он не простит его и не вернет ему фавор. И его последние слова недвусмысленно указывали на то, что он не допустил бы, чтобы его друг подвергся наказанию. Генрих и Кавендиш уже говорили о кардинальских долгах и как уладить их.
– Ну, слугам заплатить не трудно, – объявил король, – да и тебе тоже, Джордж. Это я беру на себя. Сколько он тебе должен? За год? Фунтов десять?
Кавендиш, все еще плача, только кивнул. Король успокаивающе похлопал его по плечу.
– Ты тоже любил его, правда, Джордж? С его поместьем также можно разобраться – ты сможешь распустить его двор и рассчитать слуг? Ты сделаешь это для него – и для меня?
– Разумеется, ваша светлость, – дрожащим голосом ответил Кавендиш.
– А потом, когда все будет кончено, не хочешь ли присоединиться к моему двору? Ты ведь будешь служить мне, Джордж?
– О, ваша светлость!
– Ну, ну, Джордж, не надо кланяться. Ты любил своего господина и верно служил ему. Преданные слуги нужны каждому, в особенности королю. Если ты будешь служить мне столь же преданно, как Тому, ты этим стократно отплатишь мне за милость. Ну, мне еще многое нужно сделать сегодня, так что расстанемся. Идем, Анна.
Король повернулся и удалился по аллее, сопровождаемый Анной. За ними двинулись Нанетта и Хэл Норис, а в отдалении – остальная свита.
– Что же, мой добрый подданный мертв, – изрек наконец Генрих.
Анна сердито повернулась к нему:
– Твой добрый подданный? Теперь, когда он мертв, ты решил забыть о том, что он арестован за измену. Он противодействовал тебе, как только мог. Да сохранит Господь вашу светлость от таких преданных слуг!
– Разумеется, ты права, – задумчиво протянул король.
– Теперь, когда нет противодействия Вулси, возможно, дела пойдут быстрее.
– Ты забываешь, что его некем заменить. Он был способнейшим слугой в королевстве.
– Может быть, несколько способных людей окажутся успешнее, чем один, очень способный. У мастера Кранмера тоже есть немало достоинств.
– Твой духовник действительно придумал одну хорошую вещь, но это еще не наделяет его кучей способностей, Анна. Он мне нравится – он действительно мыслитель, – но он не заменит Вулси. Кроме того, его идея получить согласие европейских университетов пока так и не осуществилась. Он все лето провел в Европе, потратил на подарки целое состояние, а в результате получил только то, что половина Европы за нас, половина против – то, что мы и так знали.
Они миновали охраняемый подъезд и оказались в королевской спальне, куда имели доступ только ближайшие приспешники короля во главе с Хэлом – единственным придворным, который имел право входить в королевскую спальню.
Анна с мукой на лице обратилась к королю:
– Что же нам теперь делать, Генрих? Похоже, больше путей нет – папа никогда не даст разрешение на развод, и моя жизнь кончена.
– Успокойся, Анна, – ласково сказал король, беря ее за плечи и пристально глядя ей в глаза, – неужели ты думаешь, что я меньше тебя страдаю от этого?
– Нет, не так сильно. Что бы ни случилось, ты остаешься королем, а я, что такое я? Я принесла тебе в жертву свою молодость и репутацию. Вряд ли есть в Европе человек, который бы не считал меня твоей любовницей. Я опозорена, а ради чего?
– Опозорена? Кто же считает позором положение любовницы короля? – спросил король, пожимая плечами.
Нанетта снова испугалась за Анну, которая никак не хотела смириться с тем, что король столь же опасен для нее, как и для всех остальных.
– Меньше всего я хотела бы быть чьей-нибудь любовницей, – ответила Анна, – но меня все знают как любовницу короля. Лучше было бы мне уехать в Ивер и жить там в безвестности. Возможно, тогда через какое-то время стихли бы все пересуды обо мне.
Она уже угрожала ему отъездом, но никогда еще не впадала в такое отчаяние. К удивлению и тревоге Хэла и Нанетты, король разрыдался.
– Анна, не покидай меня! Даже не упоминай об этом! – плакал он, схватив ее за руку. – Ты же знаешь, как я тебя люблю, все, что я делаю, я делаю для тебя. Сердце мое, разве я не подарил тебе этот дворец, разве я не обращаюсь с тобой как с королевой, разве ты не сопровождаешь меня повсюду, как королева?
– Но я не королева, – всхлипнула снова Анна.
– Ты ею будешь! Клянусь Богом! Ты будешь моей женой, моей королевой и матерью моих сыновей, и твой сын будет королем Англии. Мне не нужен никто, кроме тебя. Будь терпеливей, милая, и все будет твоим. Но только не покидай меня!
Анна прильнула к нему, она выглядела уставшей, словно птица, преодолевшая бурю.
– Нет, не покину. Я не могу бросить тебя. Ты – все, что у меня есть, Генрих, у меня столько врагов.
– И много друзей, дорогая, – успокоил ее король, – слава Богу, у нас еще есть преданные друзья вроде Хэла и твоей крошки Нан. Ведь ты можешь доверять им.
– А тебе, Генрих? Могу ли я доверять тебе? – Она взглянула на него, и ее глаза, полные слез, были поразительно прекрасны.
– Ты будешь королевой, клянусь, – пообещал он. Анна пристально посмотрела на него, как если бы стремилась прочитать его мысли, затем склонила голову:
– Тогда я довольна. Позволит ли мне ваша светлость удалиться?
Она сделала книксен и вышла, а за ней и Нанетта. В своей спальне Анна устало упала на стул, Нанетта налила ей бокал вина.
– Пора одеваться, – заговорила Нанетта, – не приказать ли подавать платье?
– Пока нет. Ох, Нан, я так устала от этого положения!
– Я знаю, как тебе трудно.
– Труднее, чем можно себе представить, – продолжала Анна. – О Боже! Мне ведь почти двадцать девять! Если я не выйду за короля, то уже не выйду замуж вообще. У меня ничего не будет, совсем ничего. И хуже всего то, Нан, что хотя я всегда заявляла, что не буду ничьей любовницей, мне кажется, что я передумала. Мы с королем целуемся и обнимаемся, но на этом и кончаются наши интимные отношения, и это возбуждает во мне такие чувства... Нан, ты ведь понимаешь, что я имею в виду? – Нанетта в смятении кивнула. – Я вовсе не хочу умереть, не познав любви. Если король теперь взял бы меня как любовницу, я бы согласилась, но он не хочет. Он хочет, чтобы я стала его законной женой, и ведет себя так, чтобы ничто не могло помешать этому. Мне кажется, он не испытывает такого напряжения, как я.
– У него есть много других забот, которые требуют его внимания, – успокоила ее Нанетта, – он ведь весь день занят, в то время как ты...
– Но мне почти ничего не остается, да и тебе тоже, Нанетта. Если бы ты вышла замуж, то у тебя была бы своя семья, свой дом. Ты не жалеешь об этом?
– Я счастлива с тобой, госпожа, я не покинула бы тебя и из-за сотни семейных очагов.
Зима выдалась суровой, и даже жаровни, установленные в придачу к постоянно горящим каминам, не могли согреть Морлэнд. Если кому-то нужно было пойти по делам, отдалившись от огня, то приходилось одевать верхнюю одежду, словно выходя наружу. А за стенами дома все занесло снегом. Морлэнд был отрезан от города на несколько недель.
Стали кончаться припасы, и пришлось экономить. Началась цинга, несмотря на то, что солонину время от времени чередовали со свежим мясом животных. Обычно от цинги спасались лимонами и апельсинами, которые можно было достать в городе, их привозили на кораблях из жарких стран круглый год. Теперь же никого не грела мысль, что как раз сейчас Эзикиел, капитан «Марии-Элеоноры», пребывает в одной из таких стран в обычном зимнем плавании в поисках прибыльного груза.
В одну из январских оттепелей дядюшка Ричард решился совершить путешествие из Шоуза в Морлэнд. Из-за погоды ему пришлось добираться верхом, и он приехал в поместье замерзший и выбившийся из сил. Его немедленно уложили в постель, дав подогретого вина, а к ногам приложили завернутые в тряпку нагретые камни.
– Не знаю, что с ним будет после этого путешествия, в его возрасте и при такой погоде, – тихо пробормотала Елизавета.
Она была сама истощена и измучена, так как только перед Рождеством родила седьмого ребенка, сына Генри, и из-за тяжелых условий жизни так и не оправилась от родов. Маргарет тоже страдала, так как была на восьмом месяце и ей не хватало еды. Ребенок отнимал у нее все, поэтому, за исключением живота, она казалась высохшей.
Елизавета повернулась к слуге, молодому двадцатилетнему парню, приехавшему с Ричардом:
– Что заставило твоего господина двинуться в путь в такую погоду?
– Не знаю, миссис, – почтительно ответил он, – вечером ко мне пришел Од Уилл, личный слуга господина, и сказал: «Джек, твой господин желает поехать утром в Морлэнд, и я не могу отказать ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– Если бы я могла понять...
Больше сказать было нечего, и продолжать разговор становилось слишком трудно. Нанетта повернулась и тут только вспомнила, о чем хотела поговорить с Полом.
– Пол, моих сестер нужно выдать замуж. Кэтрин заигрывает с Эзикиелом, а Джейн подражает ей во всем. Я не хочу, чтобы они повторили мою судьбу. Они готовы к браку, и если их не выдать немедленно, они погибнут.
Он кивнул, затем сказал:
– У Джона Баттса есть два сына. Они не женаты. Думаю, Джон не будет слишком возражать против такого брака.
– Сделайте это, – попросила Нанетта, – и как можно скорее. Если он согласится, то устройте все побыстрее.
– А что будет с тобой? Ты вернешься ко двору? Останься здесь хоть ненадолго.
– Мне лучше уехать. Я не могу слишком долго оставаться вдали от нее.
– Ты нужна мне.
– Я нужна своей госпоже. – Она оглядела маленькую, бедно обставленную комнату. – Это не мой дом. Я уеду в конце недели, если вы сможете устроить мой отъезд.
Пол ничего не ответил, только склонил голову, разрешая ей удалиться, а она присела в книксене и затем вышла из комнаты.
Глава 12
Князь католической церкви, кардинал Вулси, скончался. Простые люди радовались, так как для них «жирный мужлан в красной шапочке» был олицетворением всего отвратительного в Церкви – богатства и его наглой демонстрации, легкой жизни и кумовства, игнорирования закона. Церковные иерархи радовались, поскольку его смерть открывала возможность продвижения, ведь, пока он был жив, оставалась вероятность, что король вновь приблизит к себе опального кардинала. Дворянство радовалось, потому что для них он был изобретателем новых налогов. Скорбел только король.
Он был на стрельбище в Хэмптон-корте, когда секретарь Вулси, Кавендиш, принес печальную весть. Вулси был арестован за измену, по обвинению в подстрекательстве папы к отлучению короля от церкви, а также в планировании испанского вторжения в пользу королевы. Гарри Перси, недавно, после смерти отца, ставший графом Нортумберлендом, был послан арестовать Вулси и препроводить его в Тауэр.
– Надеюсь, Гарри будет рад отомстить, – сказала Анна Нанетте, узнав, что эта миссия поручена именно Гарри. – Кардинал – причина его несчастий.
Но Гарри некогда был секретарем кардинала, и в этом человеке, пусть старом и больном, все же оставалось нечто, требующее почтения. Рассказывали, что Гарри так и не смог прямо ответить кардиналу, зачем он прибыл, и Вулси в конце концов пришлось прийти ему на помощь. В сопровождении длинного эскорта они отбыли в Лондон, остановившись переночевать в Лестерском аббатстве, двадцать девятого ноября, и здесь, через несколько дней, кардинал умер от удара.
Изложив это, Кавендиш, служивший у кардинала с детства, со слезами на глазах передал Генриху последние слова своего господина. Глаза короля тоже увлажнились:
– Я хотел бы, чтобы он остался жив. Это был мой друг.
Нанетта взглянула на Анну, стоявшую в это время рядом с королем. Она побледнела, но ей удалось не выказать радости или облегчения, и только по тому, что ее глаза невольно закрылись на мгновение, Нанетта поняла, что ее подруга облегченно вздохнула. Она всегда боялась кардинала, и даже когда король отдал приказ о его аресте, не было уверенности, что он не простит его и не вернет ему фавор. И его последние слова недвусмысленно указывали на то, что он не допустил бы, чтобы его друг подвергся наказанию. Генрих и Кавендиш уже говорили о кардинальских долгах и как уладить их.
– Ну, слугам заплатить не трудно, – объявил король, – да и тебе тоже, Джордж. Это я беру на себя. Сколько он тебе должен? За год? Фунтов десять?
Кавендиш, все еще плача, только кивнул. Король успокаивающе похлопал его по плечу.
– Ты тоже любил его, правда, Джордж? С его поместьем также можно разобраться – ты сможешь распустить его двор и рассчитать слуг? Ты сделаешь это для него – и для меня?
– Разумеется, ваша светлость, – дрожащим голосом ответил Кавендиш.
– А потом, когда все будет кончено, не хочешь ли присоединиться к моему двору? Ты ведь будешь служить мне, Джордж?
– О, ваша светлость!
– Ну, ну, Джордж, не надо кланяться. Ты любил своего господина и верно служил ему. Преданные слуги нужны каждому, в особенности королю. Если ты будешь служить мне столь же преданно, как Тому, ты этим стократно отплатишь мне за милость. Ну, мне еще многое нужно сделать сегодня, так что расстанемся. Идем, Анна.
Король повернулся и удалился по аллее, сопровождаемый Анной. За ними двинулись Нанетта и Хэл Норис, а в отдалении – остальная свита.
– Что же, мой добрый подданный мертв, – изрек наконец Генрих.
Анна сердито повернулась к нему:
– Твой добрый подданный? Теперь, когда он мертв, ты решил забыть о том, что он арестован за измену. Он противодействовал тебе, как только мог. Да сохранит Господь вашу светлость от таких преданных слуг!
– Разумеется, ты права, – задумчиво протянул король.
– Теперь, когда нет противодействия Вулси, возможно, дела пойдут быстрее.
– Ты забываешь, что его некем заменить. Он был способнейшим слугой в королевстве.
– Может быть, несколько способных людей окажутся успешнее, чем один, очень способный. У мастера Кранмера тоже есть немало достоинств.
– Твой духовник действительно придумал одну хорошую вещь, но это еще не наделяет его кучей способностей, Анна. Он мне нравится – он действительно мыслитель, – но он не заменит Вулси. Кроме того, его идея получить согласие европейских университетов пока так и не осуществилась. Он все лето провел в Европе, потратил на подарки целое состояние, а в результате получил только то, что половина Европы за нас, половина против – то, что мы и так знали.
Они миновали охраняемый подъезд и оказались в королевской спальне, куда имели доступ только ближайшие приспешники короля во главе с Хэлом – единственным придворным, который имел право входить в королевскую спальню.
Анна с мукой на лице обратилась к королю:
– Что же нам теперь делать, Генрих? Похоже, больше путей нет – папа никогда не даст разрешение на развод, и моя жизнь кончена.
– Успокойся, Анна, – ласково сказал король, беря ее за плечи и пристально глядя ей в глаза, – неужели ты думаешь, что я меньше тебя страдаю от этого?
– Нет, не так сильно. Что бы ни случилось, ты остаешься королем, а я, что такое я? Я принесла тебе в жертву свою молодость и репутацию. Вряд ли есть в Европе человек, который бы не считал меня твоей любовницей. Я опозорена, а ради чего?
– Опозорена? Кто же считает позором положение любовницы короля? – спросил король, пожимая плечами.
Нанетта снова испугалась за Анну, которая никак не хотела смириться с тем, что король столь же опасен для нее, как и для всех остальных.
– Меньше всего я хотела бы быть чьей-нибудь любовницей, – ответила Анна, – но меня все знают как любовницу короля. Лучше было бы мне уехать в Ивер и жить там в безвестности. Возможно, тогда через какое-то время стихли бы все пересуды обо мне.
Она уже угрожала ему отъездом, но никогда еще не впадала в такое отчаяние. К удивлению и тревоге Хэла и Нанетты, король разрыдался.
– Анна, не покидай меня! Даже не упоминай об этом! – плакал он, схватив ее за руку. – Ты же знаешь, как я тебя люблю, все, что я делаю, я делаю для тебя. Сердце мое, разве я не подарил тебе этот дворец, разве я не обращаюсь с тобой как с королевой, разве ты не сопровождаешь меня повсюду, как королева?
– Но я не королева, – всхлипнула снова Анна.
– Ты ею будешь! Клянусь Богом! Ты будешь моей женой, моей королевой и матерью моих сыновей, и твой сын будет королем Англии. Мне не нужен никто, кроме тебя. Будь терпеливей, милая, и все будет твоим. Но только не покидай меня!
Анна прильнула к нему, она выглядела уставшей, словно птица, преодолевшая бурю.
– Нет, не покину. Я не могу бросить тебя. Ты – все, что у меня есть, Генрих, у меня столько врагов.
– И много друзей, дорогая, – успокоил ее король, – слава Богу, у нас еще есть преданные друзья вроде Хэла и твоей крошки Нан. Ведь ты можешь доверять им.
– А тебе, Генрих? Могу ли я доверять тебе? – Она взглянула на него, и ее глаза, полные слез, были поразительно прекрасны.
– Ты будешь королевой, клянусь, – пообещал он. Анна пристально посмотрела на него, как если бы стремилась прочитать его мысли, затем склонила голову:
– Тогда я довольна. Позволит ли мне ваша светлость удалиться?
Она сделала книксен и вышла, а за ней и Нанетта. В своей спальне Анна устало упала на стул, Нанетта налила ей бокал вина.
– Пора одеваться, – заговорила Нанетта, – не приказать ли подавать платье?
– Пока нет. Ох, Нан, я так устала от этого положения!
– Я знаю, как тебе трудно.
– Труднее, чем можно себе представить, – продолжала Анна. – О Боже! Мне ведь почти двадцать девять! Если я не выйду за короля, то уже не выйду замуж вообще. У меня ничего не будет, совсем ничего. И хуже всего то, Нан, что хотя я всегда заявляла, что не буду ничьей любовницей, мне кажется, что я передумала. Мы с королем целуемся и обнимаемся, но на этом и кончаются наши интимные отношения, и это возбуждает во мне такие чувства... Нан, ты ведь понимаешь, что я имею в виду? – Нанетта в смятении кивнула. – Я вовсе не хочу умереть, не познав любви. Если король теперь взял бы меня как любовницу, я бы согласилась, но он не хочет. Он хочет, чтобы я стала его законной женой, и ведет себя так, чтобы ничто не могло помешать этому. Мне кажется, он не испытывает такого напряжения, как я.
– У него есть много других забот, которые требуют его внимания, – успокоила ее Нанетта, – он ведь весь день занят, в то время как ты...
– Но мне почти ничего не остается, да и тебе тоже, Нанетта. Если бы ты вышла замуж, то у тебя была бы своя семья, свой дом. Ты не жалеешь об этом?
– Я счастлива с тобой, госпожа, я не покинула бы тебя и из-за сотни семейных очагов.
Зима выдалась суровой, и даже жаровни, установленные в придачу к постоянно горящим каминам, не могли согреть Морлэнд. Если кому-то нужно было пойти по делам, отдалившись от огня, то приходилось одевать верхнюю одежду, словно выходя наружу. А за стенами дома все занесло снегом. Морлэнд был отрезан от города на несколько недель.
Стали кончаться припасы, и пришлось экономить. Началась цинга, несмотря на то, что солонину время от времени чередовали со свежим мясом животных. Обычно от цинги спасались лимонами и апельсинами, которые можно было достать в городе, их привозили на кораблях из жарких стран круглый год. Теперь же никого не грела мысль, что как раз сейчас Эзикиел, капитан «Марии-Элеоноры», пребывает в одной из таких стран в обычном зимнем плавании в поисках прибыльного груза.
В одну из январских оттепелей дядюшка Ричард решился совершить путешествие из Шоуза в Морлэнд. Из-за погоды ему пришлось добираться верхом, и он приехал в поместье замерзший и выбившийся из сил. Его немедленно уложили в постель, дав подогретого вина, а к ногам приложили завернутые в тряпку нагретые камни.
– Не знаю, что с ним будет после этого путешествия, в его возрасте и при такой погоде, – тихо пробормотала Елизавета.
Она была сама истощена и измучена, так как только перед Рождеством родила седьмого ребенка, сына Генри, и из-за тяжелых условий жизни так и не оправилась от родов. Маргарет тоже страдала, так как была на восьмом месяце и ей не хватало еды. Ребенок отнимал у нее все, поэтому, за исключением живота, она казалась высохшей.
Елизавета повернулась к слуге, молодому двадцатилетнему парню, приехавшему с Ричардом:
– Что заставило твоего господина двинуться в путь в такую погоду?
– Не знаю, миссис, – почтительно ответил он, – вечером ко мне пришел Од Уилл, личный слуга господина, и сказал: «Джек, твой господин желает поехать утром в Морлэнд, и я не могу отказать ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78