На большее времени не оставалось. Деймрел резко отстранил от себя Венецию и, когда дверь открылась, повернулся к Обри, вошедшему в комнату вместе со своим пойнтером.
Глава 14
Деймрел быстро встал между Венецией и дверью, но сразу понял, что это излишняя предосторожность. Обри выглядел грозно — его худые щеки пылали, а обычно холодные серые глаза метали искры. Интерес Обри к ближним и в лучшие периоды был весьма поверхностным, а в минуты гнева исчезал вовсе, так что он, даже застав сестру в объятиях Деймрела, едва ли обратил бы на это внимание.
— Могу сообщить тебе, Венеция, — произнес Обри дрожащим голосом, — что императрица издала новый указ! Собак — моих собак! — в будущем следует держать на цепи! Кроме Бесс — она чересчур дикая, чтобы ее вообще оставить в Андершо! Осторожнее, Джеспер, разве вы не знаете, какой скверный характер у этой собаки?
Деймрел, который трепал за уши пойнтера, грациозно помахивающего хвостом с видом полного блаженства, рассмеялся и спросил:
— Что она натворила?
— Подвергла опасности появление на свет наследника! — фыркнул Обри. — Бесс пришла в дом — конечно, в поисках меня, — и Шарлотта, обнаружив ее у подножия лестницы, испугалась и закричала. Это заставило Бесс поднять голову и посмотреть на нее.
— О боже! — вздохнула Венеция. — Я знаю, что Шарлотта не любит собак, но если это все…
— Как бы не так! Это было только начало! Шарлотта решила медленно отступать. Заинтригованная Бесс поднялась и направилась к ней. Шарлотта с визгом спряталась за спинку стула, но Бесс не отставала. Миссис Скорриер выбежала из буфетной узнать, какой негодяй пытается изнасиловать ее дочку, начала ругать Бесс и замахнулась на нее… как называются эти штуки?.. пяльцами, которые держала в руке. Бесс залаяла, Шарлотта закатила истерику и…
— Как ты мог такое допустить, Обри? — воскликнула Венеция, которую слова брата одновременно встревожили и позабавили.
— Меня там не было. Все это я выслушал из уст пострадавших леди. — Он иронически усмехнулся. — Я вел себя как твой послушный младший брат, дорогая. Прибыв на место происшествия, я обнаружил Шарлотту в кресле, миссис Скорриер — размахивающей у нее под носом флаконом с нюхательной солью, а Бесс — лающей на обеих, но виляющей хвостом. Она давала понять, что, хотя ей и не нравится, когда ее выгоняют из собственного дома, она слишком хорошо воспитана, чтобы кусаться. Мне казалось бесполезным науськивать Бесс на императрицу, поэтому я отозвал ее. Я даже сказал этой трусливой маленькой дурочке, что ей нечего бояться, но в благодарность императрица обрушила на меня поток оскорблений. Она утверждала, что я специально привел Бесс в дом, чтобы напугать ее дочь, и крайне неблагоприятно отзывалась о моем облике, манерах и характере, покуда Шарлотта блеяла: «Пожалуйста, не-надо, мама!» По-моему, я достойно это выдержал. Только когда императрица заговорила об интересном положении Шарлотты, я не смог удержаться (правда, особенно и не старался) и сказал, что хорошо это понимаю, так как Бесс в таком же положении. На миг мне показалось, что ее хватит удар!
— Да ты просто изверг! — сказала Венеция, пытаясь сдержать смех.
— Верно, и к тому же изверг, который считает, что ему все позволено, так как он калека, — вкрадчивым топом подтвердил Обри. — Не смотри на меня так, глупышка! Думаешь, я не знаю, какое отвращение вызывает у этой парочки моя хромота? Я не порицаю их за это — в отличие от няни! Как ты понимаешь, к тому времени она спустилась вниз узнать, что происходит. Ты упустила грандиозную сцену, дорогая! Няня пристыдила императрицу, велела Шарлотте не устраивать много шума из ничего, а мне приказала убраться, так как я забыл, что меня учили не создавать беспорядок в приличном доме.
— Лишить вас такого зрелища было на редкость жестоко! — заметил Деймрел. — Я бы поставил на вашу няню против полусотни миссис Скорриер!
— Ну, когда я уходил, исход перепалки еще оставался неопределенным, но думаю, няня одержит верх, — согласился Обри. — Самое интересное, что няня, которая всегда сердилась, даже когда Конуэй приводил своих собак в дом, взвилась под потолок, как только императрица заявила, что не позволит мне держать Бесс без конуры, так как животное опасно! Она дошла до того, что приказала мне немедленно посадить Бесс на цепь и осведомилась, слышу ли я ее, когда я повернулся к ним спиной и повел собаку по коридору к себе в комнату. Последними звуками битвы, которые я слышал, был вопрос няни, какое право имеет императрица приказывать урожденному Лэниону в его собственном доме?
— О господи! — вздохнула Венеция. Она робко улыбнулась Деймрелу: — Я должна идти и постараться уладить конфликт. А то няня начнет цитировать Книгу притчей Соломоновых — кстати, она цитировала ее мне только вчера, все насчет шумливых и необузданных женщин и того, насколько лучше жить в углу на кровле… Не думаю, чтобы она на это согласилась, если под кровлей подразумевается чердак!
— Пусть няня говорит этой мегере все, что хочет! — сердито сказал Обри. — Если она сможет избавить нас от нее, тем лучше!
— Да, но мисс Скорриер никогда этого не допустит! А если няня будет в дурном настроении, то нам станет еще труднее!
— Значит, ты собираешься сказать этой женщине, что собак будут держать на цепи? — осведомился Обри; гневный румянец вновь залил его щеки. — Предупреждаю, Венеция: если ты так сделаешь, я надену на Фларри лучший капор императрицы и закрою его у нее в спальне!
— Не искушай меня! — засмеялась Венеция. — Конечно, я не стану делать ничего подобного! Но мне кажется справедливым обещать ей, что ты будешь приводить собак только в эту комнату. Конечно, нелепо, что Шарлотта так их боится, но мы не должны забывать, что теперь это ее дом, а не наш!
— Разве нам позволят это забыть? — проворчал Обри.
Венеция молча повернулась к двери. Деймрел распахнул ее перед ней и, когда она задержалась на мгновение, глядя на него с немым вопросом, сказал:
— Увидимся завтра, но боюсь, не раньше полудня. Я хотел вам сказать… ладно, не важно! Сейчас в Прайори мой агент — я просидел с ним большую часть дня и, наверное, просижу все завтрашнее утро. Это важно, иначе я бы от него избавился. — Он улыбнулся: — Не позволяйте этой женщине рассердить вас до смерти!
Его улыбка отразилась в глазах Венеции, девушка кивнула и вышла в переднюю.
Деймрел закрыл дверь и повернулся, задумчиво глядя на Обри, ворошащего дрова в камине. Обри не стал прерывать свое занятие, но, словно чувствуя, что за ним наблюдают, ворчливо произнес:
— Это не моя вина!
— Только не огрызайтесь! — предупредил Деймрел. — Я же ни в чем вас не обвиняю. Перестаньте доводить себя до белого каления из-за бури в стакане воды!
Обри уставился на него, сдвинув брови, потом коротко усмехнулся:
— Дорого бы я дал, чтобы посмотреть, как императрица потребует у Конуэя не приводить в дом его собак! Что касается Шарлотты, ей придется к ним привыкнуть, так как по пятам за ее супругом постоянно будут бегать не меньше трех псин! Более того, собаки Конуэя — самые необученные во всем графстве и чертовски суетливые! Он позволяет им прыгать на стулья и дает куски мяса со стола. Я своих собак так не балую! Ладно, черт с ним, с этим тупицей!
— Перебирайтесь в Прайори, и мы будем ругать его в унисон! — предложил Деймрел. — У меня для него приготовлены эпитеты похуже!
Обри снова усмехнулся, но покачал головой:
— Ну, нет, я не настолько жалок! Мне бы очень хотелось перебраться в Прайори, но я уже говорил вам, что не позволю меня выставить!
— Так как я никогда не пытаюсь переубедить осла, то выставляюсь сам, — пожав плечами, заявил Деймрел и подобрал со стула шляпу и хлыст. — Hasta niacana!
Обри быстро посмотрел на него и неуверенно произнес:
— Надеюсь, вы не обиделись? Я не имел в виду…
— Разумеется, не обиделся, болван! — смеясь, ответил Деймрел. — Оставайтесь, если считаете нужным. Думаю, на вашем месте я поступил бы так же.
Он удалился, а Обри уселся за стол и занялся составлением ядовитой латинской эпиграммы. После нескольких неудовлетворительных попыток ему удалось написать четыре оскорбительные строчки, которые так его порадовали, что он уселся обедать почти в благодушном настроении. Будучи информированным миссис Скорриер, что, покуда он не выразит раскаяние в своем поведении, она отказывается его замечать, Обри ограничился любезной улыбкой и принялся за еду с необычайным аппетитом.
За столом было мало разговоров. Гнев миссис Скорриер сменился величавой угрюмостью, а истерический припадок Шарлотты — нервозной подавленностью, побуждавшей ее отвечать на любое обращение испуганным, задыхающимся голосом, отнюдь не поощрявшим к дальнейшим попыткам отвлечь ее от мрачных мыслей. Поднявшись из-за стола, она извинилась, сослалась на головную боль и поднялась к себе, а так как Венеция приняла приглашение Обри сыграть в бильярд, миссис Скорриер осталась холить свою злобу в одиночестве. То ли в результате этого, то ли осознав, что, подвергая остракизму Лэнионов, она не огорчила никого, кроме собственной дочери, миссис Скорриер появилась на следующее утро, расточая такое количество улыбок и любезных банальностей, что можно было подумать, будто она страдает полной потерей памяти. Венеция не была обманута, ибо злобный блеск глаз миссис Скорриер свидетельствовал об истинной цене ее добродушия, но отвечала ей рассеянной вежливостью, слишком поглощенная своими делами, чтобы понимать, как эта вежливость раздражает собеседницу. Миссис Скорриер становилось ясно, что она зашла слишком далеко в стремлении обеспечить Шарлотте главенствующее положение в Андершо. Конечно, ей очень хотелось избавить дом от Венеции и Обри, но не выставляя при этом себя и Шарлотту в неприглядном свете. Миссис Скорриер было мучительно видеть дочь, которую она по-своему очень любила, обращающейся за помощью не к матери, которая за нее сражается, а к отвратительной старухе, пригрозившей вылить ей на голову кувшин холодной воды, если она немедленно не прекратит истерику. До сих пор миссис Скорриер не приходило в голову, что если она выживет обоих Лэнионов, то Шарлотта, вместо того чтобы испытывать к ней благодарность и быть готовой убедить Конуэя, что его брат и сестра плохо к ней относились, может занять их сторону и сказать мужу, что не имеет никакого отношения к их изгнанию.
Найдя Венецию не реагирующей даже на комплименты, миссис Скорриер улыбнулась еще шире и заставила себя пуститься в описания материнских инстинктов, побуждающих бросаться на защиту любимого дитяти. Результат этого великодушного жеста был разочаровывающим, ибо Венеция, рассеянно посмотрев на нее, ограничилась следующими фразами:
— Бедная Шарлотта! Надеюсь, она сможет справиться со своим страхом перед собаками. Иначе ей придется нелегко, так как собаки Конуэя шумные и невоспитанные.
После этого она велела Рибблу сообщить в конюшню, чтобы ее кобылу привели к дому. Подслушав их разговор с Обри, миссис Скорриер сделала вывод, что Венеция собиралась посетить какого-то арендатора или слугу, с которым произошел несчастный случай. Это ее возмутило, так как она считала, что теперь Шарлотта должна исполнять обязанности доброй хозяйки, и ей очень хотелось сопровождать дочь в карете, утешая больных и нуждающихся, давая мудрые советы неосторожным и вообще уча уму-разуму всех слуг и работников Конуэя.
Миссис Скорриер не могла знать, что ни советы, ни помощь не были нужны пострадавшему семейству респектабельного фермера, чей младший сын, крепкий мальчуган лет десяти, сломал себе руку. По мнению его рассерженного родителя, ему требовались не сладости и не целебные отвары, а хорошая взбучка, так как несчастный случай произошел исключительно в результате его упрямства и непослушания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50