Причиной тому была леди Альбиния. По необходимости представляя вновь прибывших визитеров графу, она сказала:
– Видите, дорогой Ворт, к нам приехали Фокс-Мэт-тьюзы. Так мило с их стороны! Они сидят уже больше получаса, и, мне кажется, уезжать вообще не собираются!
Мистер Фокс-Мэттьюз в это время очень важным тоном рассуждал о красотах окрестностей Хэмпшира. По его мнению, вряд ли где еще можно встретить равные им, если, конечно, не считать Озерский округ. Вскоре выяснилось, что мистер Фокс-Мэттьюз провел на Озерах лето, и потому теперь для него не было более приятного дела, чем рассказывать всем про эти Озера. А тем, кому не выпало счастья попасть в те далекие места, он непременно говорил, как много они потеряли. Мистер Фокс-Мэттьюз не знал, бывал ли на Озерах мистер Брюммель. А если не бывал, то должен обязательно их посетить.
Мистер Брюммель взглянул на собеседника сверху вниз и приподнял бровь, что всегда помогало ему устранять любую претенциозность.
– Да, сэр, я на Озерах бывал , – медленно сказал он.
– Ну тогда, в таком случае… И какое же из них вас больше всего восхитило, сэр?
Мистер Брюммель глубоко вздохнул.
– Я скажу вам, сэр, если вы можете несколько минут подождать. – Затем он повернулся к слуге, который вошел в комнату, чтобы зажечь камин, и спокойно попросил его прислать ему сюда лакея. Мистер Фокс-Мэттьюз смотрел на мистера Брюммеля во все глаза, но на Красавчика это не произвело ни малейшего впечатления. Он продолжал задумчиво молчать. Тут в гостиной появился аккуратно одетый в черное слуга, который быстро подошел к Брюммелю и низко ему поклонился.
– Робинсон, – произнес мистер Брюммель, – какое из озер мне нравится?
– Виндермирское, сэр, – уважительно отвечал слуга.
– А, Виндермирское, да? Спасибо, Робинсон. Да, мне больше всего нравится именно Виндермирское, – произнес он, вежливо поворачиваясь к мистеру Фокс-Мэттьюзу.
Миссис Фокс-Мэттьюз вся надулась от возмущения. Она встала и заявила, что им пора уезжать.
Когда Джудит увидела Перегрина снова, ей показалось, что утро, проведенное на свежем воздухе, не очень-то помогло брату, и кашель его ничуть не уменьшился. Он по-прежнему беспокоил Перри и в последующие дни стал заметно сильнее. Горло у Перегрина воспалилось, но он и слушать не хотел о враче, никак не соглашаясь с сестрой, что заболел, хотя было совершенно ясно, что здоровье его ухудшилось. Появилась какая-то вялость, веки над глазами отяжелели. Все это очень беспокоило Джудит, но Перри твердил, что просто чуть простудился и что, возможно, ему не очень подходит воздух в имении Вортов.
– Воздух в Ворте, – повторила Джудит. – Воздух…– она не докончила фразу. – И что это мне взбрело в голову? Меня надо побить за такую дикую мысль! Невероятно. О, невозможно!
– Послушай, о чем это ты подумала? – спросил Перегрин, зевая, – что это такое невероятное? Почему у тебя такой странный вид?
Джудит наклонилась над его креслом и сжала руки брата.
– Перри, как ты себя сейчас чувствуешь? – очень серьезно спросила она. – Ты уверен, что это только простуда?
– Конечно! А что же еще? Что тебе пришло в голову?
– Я даже сама не знаю, даже боюсь подумать. Перри, когда тот мужчина затеял с тобой ссору – я имею в виду этого Фарнэби – ты этому не удивился? Ты считал, что для этого была причина?
– Какое это имеет отношение к моей простуде? – спросил Перри, во все глаза глядя на сестру. – А, меня действительно это тогда немного удивило, но ведь если Фарнэби кто-то надоумил, то…
– Но разве было так? Ты мне раньше этого не говорил.
– Боже, откуда мне знать? Я так не думал, но, возможно, его и надоумили.
Джудит по-прежнему сжимала руки брата, заглядывая ему в лицо.
– В тебя кто-то стрелял в тот день, когда ты ехал по Финглейскому пустырю. Этот выстрел, по твоим словам, мог бы быть для тебя смертельным, если бы не Хинксон. Дважды твоей жизни грозила опасность! А теперь ты заболел, и при этом так загадочно заболел, потому что никакой простуды у тебя нет, Перри. И ты это сам знаешь! У тебя только этот гадкий сухой кашель, и он все ухудшается, да еще стало болеть горло!
Перри в упор взглянул на сестру, резко сел и разразился громким смехом, отчего его сразу охватил приступ кашля.
– Ну, Джу, ты сведешь меня в могилу! Ты что, думаешь, что меня отравили? Ерунда! Кому в мире вдруг захотелось бы отравить меня!
– Конечно, конечно! Это действительно совершенно неразумно, наверняка! – проговорила Джудит. – Я сама себе именно так и говорю. И все-таки не могу себя убедить. Перри, милый, ты никогда не задумывался над тем, что если с тобою что-нибудь случится, то большая часть твоего состояния перейдет ко мне?
Эти слова вызвали у Перегрина новый взрыв смеха.
– Что? Так это ты пытаешься меня убрать? – спросил он.
– Ну, будь серьезным, Перри, умоляю тебя!
– Боже, да как же мне быть серьезным? Никогда в жизни я не слышал такой ерунды. Вот к чему приводит чтение романов этой миссис Рэдклифф! Превосходная шутка, скажу я вам!
– Какая же это шутка, Перри? Можно и мне над ней посмеяться?
Джудит быстро оглянулась. Оказалось, за разговором они не заметили, когда в комнату вошел граф. Теперь он стоял возле стола и очень внимательно на них смотрел. Джудит не могла догадаться, какую часть ее разговора с братом услышал Ворт. Тем не менее, она вспыхнула и вскочила на ноги, отвернувшись от графа.
– О, эта самая лучшая шутка из всех, которые я слышал за последние десять лет! – засмеялся Перри. – Джудит думает, что меня кто-то пытается отравить!
– Неужели? – произнес граф, глядя в сторону Джудит. – Можно узнать, кого же это мисс Тэвернер подозревает?
Джудит, не скрывая неодобрения, сердито взглянула на брата и прошла мимо графа к двери.
– Перегрин шутит. Я считаю, что он съел что-то такое, что ему не пошло на пользу, только и всего.
Она вышла. Граф какое-то мгновение молча смотрел ей вслед, потом повернулся к Перегрину. Положив на стол серебряную табакерку, он сказал:
– Мне кажется, это ваша. Ее нашли в Голубой гостиной.
– О, благодарю вас! Да, это моя, – сказал Перегрин, взял табакерку и беспечно ее открыл. – Однако я и не думал, что у меня так много здесь табака. Мне казалось, там оставалось меньше половины. Знаете, Питершем нашел, что эта смесь очень хорошая. Вы ведь слышали, как он это сказал. Мне бы хотелось, чтобы вы ее попробовали.
– Отлично, – произнес граф, погружая в табакерку большой и указательный пальцы.
Перегрин, в полном удовольствии, тоже взял щепотку и небрежно ее вдохнул.
– Мне этот табак нравится больше всех, – сказал он. – Не вижу, что можно было бы в нем найти плохого.
Глаза графа с большим вниманием следили за лицом Перри. При последних словах Перри граф их опустил.
– Я думаю, что таких лестных слов Питершема, должно быть, для вас достаточно, – сказал он. – Я не знаю лучшего знатока, чем он.
– Джудит говорит, что таким табаком ни один джентльмен с хорошим вкусом пользоваться не станет, – пожаловался Перегрин. – Если вы считаете так же, то мне лучше его весь вышвырнуть вон, потому что Питершем, всего вероятнее, сказал это из чистой вежливости.
– У мисс Тэвернер сильное предубеждение против надушенных Табаков, – ответил граф. – Вам не стоит бояться этого сорта. Можете спокойно его употреблять.
– Прекрасно, я очень рад, – сказал Перегрин. – Знаете, у меня дома есть целая банка такого табаку, и выбрасывать его было бы жалко.
– Разумеется! Но, надеюсь, вы держите эту банку в теплой комнате?
– Конечно, у себя в туалетной. Знаете, я не держу сразу большое количество. У меня для этого нет специального помещения, как у вас. Вообще, я покупаю табак, когда мне нужно, и храню его так, чтоб он был под рукой.
Граф ответил что-то неопределенное и ушел поискать Джудит. Вскоре он нашел ее в библиотеке, где она выбирала для себя на полках какую-нибудь книжку. Когда Ворт вошел, она взглянула на него через плечо, чуть покраснела; голос ее, когда она обратилась к графу, был совершенно спокойным.
– У вас такая отличная библиотека: наверное, много тысяч томов. У нас в Биверли гораздо хуже. Просто роскошно оказаться в такой прекрасной библиотеке.
– Вы оказываете моей библиотеке большую честь, мисс Тэвернер, – коротко ответил граф.
Джудит не могла не заметить, насколько сдержанным было и выражение лица графа, и его голос. Ворт выглядел очень суровым. В его тоне чувствовалось какое-то напряжение. Его манеры резко отличались от обычной для него легкой открытости, к которой уже стала привыкать Джудит. Она немного поколебалась, но потом решительно повернулась к графу и произнесла с полной откровенностью:
– Боюсь, вы могли меня неправильно понять. Меня сейчас преследует одна фантастическая мысль. Вы, возможно, могли об этом только что слышать, когда входили в гостиную.
Граф ответил не сразу. Когда же он, наконец, заговорил, голос его звучал весьма сухо.
– Я полагаю, мисс Тэвернер, было мудро никому не повторять ваше предположение, будто бы недомогание Перегрина, как вы считаете, вызвано каким-то ядом.
Джудит покраснела еще сильнее и опустила голову.
– Это было ужасно глупо! Честно говоря, даже не знаю, что толкнуло меня на такое абсурдное предположение! Перри меня очень тревожит. Эта дуэль, которую – слава Богу – прервали! Она так засела у меня в голове, что с тех пор я не нахожу себе покоя. Мне она показалась такой бессмысленной, такой неразумной! А потом, вам следует знать и другое – когда он ехал домой из Сент Элбанса, на него напали, и ему удалось спастись только благодаря величайшему чуду! Я никак не могу избавиться от ощущения, что над ним нависла какая-то опасность. И именно это мое предчувствие беды, в свете нынешних, обстоятельств, и дало пищу моему подозрению. Я даже не могла как следует во всем разобраться и высказать вслух ту мысль, которая просто сверлила меня. Я была не права, это ужасно глупо, и я это признаю.
Граф подошел поближе.
– Вы беспокоитесь о Перегрине? Для этого нет никаких оснований.
– Я ничего не могу с собой поделать. Если бы я допустила, что в моих подозрениях есть хоть сотая доля правды, я бы от страха просто сошла с ума.
– В таком случае, – медленно произнес граф, – очень хорошо, что в ваших подозрениях нет ни доли правды. Я ничуть не сомневаюсь, что Перегрин быстро поправит свое здоровье. Что же касается этой довольно абсурдной дуэли, равно как и его неосторожной встречи на Финглейском пустыре, то такие вещи могут случиться со всяким. Советую вам выбросить их из головы.
– А мой кузен не воспринял их так легко, – тихо сказала Джудит.
Она увидела, что лицо графа помрачнело, – Вы обсуждали этот вопрос с мистером Бернардом Тэвернером? – резко спросил он.
– Конечно, обсуждала. Почему я не должна была этого делать?
– Я бы назвал вам несколько серьезных причин. Я был бы вам очень признателен, мисс Тэвернер, если бы вы не забывали, что, какими бы ни были ваши отношения с этим джентльменом, вашим опекуном являюсь именно я, а не он.
– Я об этом и не забываю.
– Извините меня, мисс Тэвернер, но вы это забываете каждый раз, когда оказываете ему такое доверие, которое он ничем не заслужил.
Джудит взглянула на графа, и в глазах ее начал появляться гнев.
– Нет ли в ваших словах мелочности, лорд Ворт?
Губы графа скривились в язвительную улыбку.
– Понимаю. Значит, я ревную, так? Моя дорогая девочка! Ваши победы вскружили вам голову. Вы – отнюдь не единственная особа женского пола, которую я поцеловал.
Грудь Джудит быстро поднялась и так же быстро опустилась.
– Вы просто невыносимы! – сказала она. – Я не сделала ничего такого, чтобы заслужить от вас подобное оскорбление!
– Раз уж мы заговорили об оскорблениях, – мрачно произнес граф, – то больше оскорблен я. Разве не оскорбительно для меня заверять вас, что я не претендую на вашу руку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Видите, дорогой Ворт, к нам приехали Фокс-Мэт-тьюзы. Так мило с их стороны! Они сидят уже больше получаса, и, мне кажется, уезжать вообще не собираются!
Мистер Фокс-Мэттьюз в это время очень важным тоном рассуждал о красотах окрестностей Хэмпшира. По его мнению, вряд ли где еще можно встретить равные им, если, конечно, не считать Озерский округ. Вскоре выяснилось, что мистер Фокс-Мэттьюз провел на Озерах лето, и потому теперь для него не было более приятного дела, чем рассказывать всем про эти Озера. А тем, кому не выпало счастья попасть в те далекие места, он непременно говорил, как много они потеряли. Мистер Фокс-Мэттьюз не знал, бывал ли на Озерах мистер Брюммель. А если не бывал, то должен обязательно их посетить.
Мистер Брюммель взглянул на собеседника сверху вниз и приподнял бровь, что всегда помогало ему устранять любую претенциозность.
– Да, сэр, я на Озерах бывал , – медленно сказал он.
– Ну тогда, в таком случае… И какое же из них вас больше всего восхитило, сэр?
Мистер Брюммель глубоко вздохнул.
– Я скажу вам, сэр, если вы можете несколько минут подождать. – Затем он повернулся к слуге, который вошел в комнату, чтобы зажечь камин, и спокойно попросил его прислать ему сюда лакея. Мистер Фокс-Мэттьюз смотрел на мистера Брюммеля во все глаза, но на Красавчика это не произвело ни малейшего впечатления. Он продолжал задумчиво молчать. Тут в гостиной появился аккуратно одетый в черное слуга, который быстро подошел к Брюммелю и низко ему поклонился.
– Робинсон, – произнес мистер Брюммель, – какое из озер мне нравится?
– Виндермирское, сэр, – уважительно отвечал слуга.
– А, Виндермирское, да? Спасибо, Робинсон. Да, мне больше всего нравится именно Виндермирское, – произнес он, вежливо поворачиваясь к мистеру Фокс-Мэттьюзу.
Миссис Фокс-Мэттьюз вся надулась от возмущения. Она встала и заявила, что им пора уезжать.
Когда Джудит увидела Перегрина снова, ей показалось, что утро, проведенное на свежем воздухе, не очень-то помогло брату, и кашель его ничуть не уменьшился. Он по-прежнему беспокоил Перри и в последующие дни стал заметно сильнее. Горло у Перегрина воспалилось, но он и слушать не хотел о враче, никак не соглашаясь с сестрой, что заболел, хотя было совершенно ясно, что здоровье его ухудшилось. Появилась какая-то вялость, веки над глазами отяжелели. Все это очень беспокоило Джудит, но Перри твердил, что просто чуть простудился и что, возможно, ему не очень подходит воздух в имении Вортов.
– Воздух в Ворте, – повторила Джудит. – Воздух…– она не докончила фразу. – И что это мне взбрело в голову? Меня надо побить за такую дикую мысль! Невероятно. О, невозможно!
– Послушай, о чем это ты подумала? – спросил Перегрин, зевая, – что это такое невероятное? Почему у тебя такой странный вид?
Джудит наклонилась над его креслом и сжала руки брата.
– Перри, как ты себя сейчас чувствуешь? – очень серьезно спросила она. – Ты уверен, что это только простуда?
– Конечно! А что же еще? Что тебе пришло в голову?
– Я даже сама не знаю, даже боюсь подумать. Перри, когда тот мужчина затеял с тобой ссору – я имею в виду этого Фарнэби – ты этому не удивился? Ты считал, что для этого была причина?
– Какое это имеет отношение к моей простуде? – спросил Перри, во все глаза глядя на сестру. – А, меня действительно это тогда немного удивило, но ведь если Фарнэби кто-то надоумил, то…
– Но разве было так? Ты мне раньше этого не говорил.
– Боже, откуда мне знать? Я так не думал, но, возможно, его и надоумили.
Джудит по-прежнему сжимала руки брата, заглядывая ему в лицо.
– В тебя кто-то стрелял в тот день, когда ты ехал по Финглейскому пустырю. Этот выстрел, по твоим словам, мог бы быть для тебя смертельным, если бы не Хинксон. Дважды твоей жизни грозила опасность! А теперь ты заболел, и при этом так загадочно заболел, потому что никакой простуды у тебя нет, Перри. И ты это сам знаешь! У тебя только этот гадкий сухой кашель, и он все ухудшается, да еще стало болеть горло!
Перри в упор взглянул на сестру, резко сел и разразился громким смехом, отчего его сразу охватил приступ кашля.
– Ну, Джу, ты сведешь меня в могилу! Ты что, думаешь, что меня отравили? Ерунда! Кому в мире вдруг захотелось бы отравить меня!
– Конечно, конечно! Это действительно совершенно неразумно, наверняка! – проговорила Джудит. – Я сама себе именно так и говорю. И все-таки не могу себя убедить. Перри, милый, ты никогда не задумывался над тем, что если с тобою что-нибудь случится, то большая часть твоего состояния перейдет ко мне?
Эти слова вызвали у Перегрина новый взрыв смеха.
– Что? Так это ты пытаешься меня убрать? – спросил он.
– Ну, будь серьезным, Перри, умоляю тебя!
– Боже, да как же мне быть серьезным? Никогда в жизни я не слышал такой ерунды. Вот к чему приводит чтение романов этой миссис Рэдклифф! Превосходная шутка, скажу я вам!
– Какая же это шутка, Перри? Можно и мне над ней посмеяться?
Джудит быстро оглянулась. Оказалось, за разговором они не заметили, когда в комнату вошел граф. Теперь он стоял возле стола и очень внимательно на них смотрел. Джудит не могла догадаться, какую часть ее разговора с братом услышал Ворт. Тем не менее, она вспыхнула и вскочила на ноги, отвернувшись от графа.
– О, эта самая лучшая шутка из всех, которые я слышал за последние десять лет! – засмеялся Перри. – Джудит думает, что меня кто-то пытается отравить!
– Неужели? – произнес граф, глядя в сторону Джудит. – Можно узнать, кого же это мисс Тэвернер подозревает?
Джудит, не скрывая неодобрения, сердито взглянула на брата и прошла мимо графа к двери.
– Перегрин шутит. Я считаю, что он съел что-то такое, что ему не пошло на пользу, только и всего.
Она вышла. Граф какое-то мгновение молча смотрел ей вслед, потом повернулся к Перегрину. Положив на стол серебряную табакерку, он сказал:
– Мне кажется, это ваша. Ее нашли в Голубой гостиной.
– О, благодарю вас! Да, это моя, – сказал Перегрин, взял табакерку и беспечно ее открыл. – Однако я и не думал, что у меня так много здесь табака. Мне казалось, там оставалось меньше половины. Знаете, Питершем нашел, что эта смесь очень хорошая. Вы ведь слышали, как он это сказал. Мне бы хотелось, чтобы вы ее попробовали.
– Отлично, – произнес граф, погружая в табакерку большой и указательный пальцы.
Перегрин, в полном удовольствии, тоже взял щепотку и небрежно ее вдохнул.
– Мне этот табак нравится больше всех, – сказал он. – Не вижу, что можно было бы в нем найти плохого.
Глаза графа с большим вниманием следили за лицом Перри. При последних словах Перри граф их опустил.
– Я думаю, что таких лестных слов Питершема, должно быть, для вас достаточно, – сказал он. – Я не знаю лучшего знатока, чем он.
– Джудит говорит, что таким табаком ни один джентльмен с хорошим вкусом пользоваться не станет, – пожаловался Перегрин. – Если вы считаете так же, то мне лучше его весь вышвырнуть вон, потому что Питершем, всего вероятнее, сказал это из чистой вежливости.
– У мисс Тэвернер сильное предубеждение против надушенных Табаков, – ответил граф. – Вам не стоит бояться этого сорта. Можете спокойно его употреблять.
– Прекрасно, я очень рад, – сказал Перегрин. – Знаете, у меня дома есть целая банка такого табаку, и выбрасывать его было бы жалко.
– Разумеется! Но, надеюсь, вы держите эту банку в теплой комнате?
– Конечно, у себя в туалетной. Знаете, я не держу сразу большое количество. У меня для этого нет специального помещения, как у вас. Вообще, я покупаю табак, когда мне нужно, и храню его так, чтоб он был под рукой.
Граф ответил что-то неопределенное и ушел поискать Джудит. Вскоре он нашел ее в библиотеке, где она выбирала для себя на полках какую-нибудь книжку. Когда Ворт вошел, она взглянула на него через плечо, чуть покраснела; голос ее, когда она обратилась к графу, был совершенно спокойным.
– У вас такая отличная библиотека: наверное, много тысяч томов. У нас в Биверли гораздо хуже. Просто роскошно оказаться в такой прекрасной библиотеке.
– Вы оказываете моей библиотеке большую честь, мисс Тэвернер, – коротко ответил граф.
Джудит не могла не заметить, насколько сдержанным было и выражение лица графа, и его голос. Ворт выглядел очень суровым. В его тоне чувствовалось какое-то напряжение. Его манеры резко отличались от обычной для него легкой открытости, к которой уже стала привыкать Джудит. Она немного поколебалась, но потом решительно повернулась к графу и произнесла с полной откровенностью:
– Боюсь, вы могли меня неправильно понять. Меня сейчас преследует одна фантастическая мысль. Вы, возможно, могли об этом только что слышать, когда входили в гостиную.
Граф ответил не сразу. Когда же он, наконец, заговорил, голос его звучал весьма сухо.
– Я полагаю, мисс Тэвернер, было мудро никому не повторять ваше предположение, будто бы недомогание Перегрина, как вы считаете, вызвано каким-то ядом.
Джудит покраснела еще сильнее и опустила голову.
– Это было ужасно глупо! Честно говоря, даже не знаю, что толкнуло меня на такое абсурдное предположение! Перри меня очень тревожит. Эта дуэль, которую – слава Богу – прервали! Она так засела у меня в голове, что с тех пор я не нахожу себе покоя. Мне она показалась такой бессмысленной, такой неразумной! А потом, вам следует знать и другое – когда он ехал домой из Сент Элбанса, на него напали, и ему удалось спастись только благодаря величайшему чуду! Я никак не могу избавиться от ощущения, что над ним нависла какая-то опасность. И именно это мое предчувствие беды, в свете нынешних, обстоятельств, и дало пищу моему подозрению. Я даже не могла как следует во всем разобраться и высказать вслух ту мысль, которая просто сверлила меня. Я была не права, это ужасно глупо, и я это признаю.
Граф подошел поближе.
– Вы беспокоитесь о Перегрине? Для этого нет никаких оснований.
– Я ничего не могу с собой поделать. Если бы я допустила, что в моих подозрениях есть хоть сотая доля правды, я бы от страха просто сошла с ума.
– В таком случае, – медленно произнес граф, – очень хорошо, что в ваших подозрениях нет ни доли правды. Я ничуть не сомневаюсь, что Перегрин быстро поправит свое здоровье. Что же касается этой довольно абсурдной дуэли, равно как и его неосторожной встречи на Финглейском пустыре, то такие вещи могут случиться со всяким. Советую вам выбросить их из головы.
– А мой кузен не воспринял их так легко, – тихо сказала Джудит.
Она увидела, что лицо графа помрачнело, – Вы обсуждали этот вопрос с мистером Бернардом Тэвернером? – резко спросил он.
– Конечно, обсуждала. Почему я не должна была этого делать?
– Я бы назвал вам несколько серьезных причин. Я был бы вам очень признателен, мисс Тэвернер, если бы вы не забывали, что, какими бы ни были ваши отношения с этим джентльменом, вашим опекуном являюсь именно я, а не он.
– Я об этом и не забываю.
– Извините меня, мисс Тэвернер, но вы это забываете каждый раз, когда оказываете ему такое доверие, которое он ничем не заслужил.
Джудит взглянула на графа, и в глазах ее начал появляться гнев.
– Нет ли в ваших словах мелочности, лорд Ворт?
Губы графа скривились в язвительную улыбку.
– Понимаю. Значит, я ревную, так? Моя дорогая девочка! Ваши победы вскружили вам голову. Вы – отнюдь не единственная особа женского пола, которую я поцеловал.
Грудь Джудит быстро поднялась и так же быстро опустилась.
– Вы просто невыносимы! – сказала она. – Я не сделала ничего такого, чтобы заслужить от вас подобное оскорбление!
– Раз уж мы заговорили об оскорблениях, – мрачно произнес граф, – то больше оскорблен я. Разве не оскорбительно для меня заверять вас, что я не претендую на вашу руку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67