Расположенные в центре зала желтые столики сохранились аж с сороковых годов, а вдоль стен разместились кабинки. Крепкие скамьи с высокими спинками, выкрашенные в темно-коричневый цвет, чтобы не было видно сучков и прочих пороков, сделаны из высокопрочной строительной фанеры.
Еще не было семи, поэтому привычные посетители пока не появились. Обычно по вечерам, особенно летом, ресторанчик Рози заполняли шумные игроки в боулинг и софтбол, одетые в форму своих команд. А зимой они были вынуждены импровизировать. Как раз на этой неделе группа гуляк придумала игру под названием «швыряй бандаж», и теперь этот злополучный атрибут спортивной формы, пришпиленный к древку, висел над стойкой бара. Рози, женщина вообще-то очень строгая и напрочь не понимающая юмора, нашла, похоже, эту проделку забавной и оставила бандаж на месте. Предстоящее бракосочетание явно снизило ее коэффициент умственного развития на несколько критических пунктов. Сейчас она восседала на стуле за стойкой бара, курила и просматривала местные газеты. В конце стойки имелся небольшой цветной телевизор, но никто из нас не уделял большого внимания телепередачам. Возлюбленный Рози, Уильям – старший брат Генри, – улетел вместе с ним в Мичиган. Рози и Уильям собирались пожениться в этом месяце, но, похоже, свадьба откладывалась.
Зазвонил телефон, стоявший на ближнем конце стойки. Рози бросила на него недовольный взгляд, и я поначалу решила, что она вообще не собирается снимать трубку. Она не спеша сложила газету, отложила ее в сторону и все-таки ответила после шестого звонка. Обменявшись с собеседником несколькими фразами, Рози посмотрела на меня, протянула трубку в моем направлении, а затем швырнула ее на стойку, от чего у звонившего, вероятно, лопнула барабанная перепонка.
Я отодвинула в сторону тарелку и осторожно вылезла из кабинки, чтобы не поймать занозу в спину или бедро. Когда-нибудь я возьму напрокат электрический шлифовальный круг и отполирую здесь все деревянные сиденья, потому что мне надоело постоянно опасаться заноз. Рози перешла к дальнему концу стойки и уменьшила звук телевизора. Я взяла трубку.
– Алло?
– Привет, Кинси. Это Чини Филлипс. Как дела?
– Откуда ты узнал, что я здесь?
– А я поговорил с Джонатаном Робом, и он сообщил мне, что ты частенько заглядываешь к Рози. Я попытался позвонить тебе домой, но мне ответил автоответчик, поэтому я и предположил, что ты, должно быть, ужинаешь.
– Отличная работа детектива. – Мне вовсе не хотелось спрашивать, с чего это он вдруг решил поговорить обо мне с Джонатаном Робом, который работал в отделе по розыску пропавших, когда я познакомилась с ним три года назад. У нас даже возник небольшой роман во время одной из периодических отлучек его жены. Джонатан и его жена Камилла знали друг друга с седьмого класса. Время от времени Камилла бросала его, но он всегда принимал ее обратно. Школьная любовь, которая здесь, в провинции, превратилась в сплошную тягомотину. Я ничего не знала об их отношениях и не представляла, какая роль в этой игре отводилась мне. Узнав обо всем, я сделала выбор, но на душе остался скверный осадок. Когда человек одинок, он иногда совершает подобные ошибки. И все же неприятно, когда твое имя треплют по всем углам. Мне очень не хотелось быть предметом обсуждения в раздевалке местной полиции.
– Ты что-нибудь выяснил? – поинтересовалась я у Чини.
– Так, кое-что. Но позже вечером я собираюсь на Стейт-стрит, хочу отыскать одного парня, у которого имеется необходимая мне информация. Вот я и подумал, что ты, возможно, захочешь проехаться со мной. В том районе должна будет вертеть задницей в поисках клиентов старая подружка Лорны. Если мы увидим ее, я могу вас познакомить... если это тебя, конечно, интересует.
Мое сердце екнуло при мысли, что опять не удастся пораньше лечь спать.
– Заманчивое предложение, спасибо. А как мы это устроим? Подождать тебя здесь?
– Можешь и подождать, если хочешь, но будет лучше, если я подхвачу тебя в том районе. Правда, мне нужно еще немного поездить, и я не знаю точно, куда меня занесет.
– А ты знаешь, где я живу?
– Разумеется, – ответил Чини и продиктовал мой адрес. – Я буду у тебя около одиннадцати.
– Так поздно? – жалобно простонала я.
– Да у них вся жизнь только начинается после полуночи. А что, это проблема?
– Нет, все в порядке.
– Тогда до встречи, – попрощался Чини и положил трубку.
Я посмотрела на часы и с сожалением отметила, что мне надо как-то убить целых четыре часа. Чего мне на самом деле сейчас хотелось, так это лечь спать, но одна только мысль, что придется вставать через несколько часов, убивала меня. Если уж я легла, то предпочитаю не вставать. После кратковременного сна я обычно чувствую себя, как с похмелья, только подобное похмелье не сопровождается моментами беззаботного куража. И я решила, что если уж мне предстоит через несколько часов ехать с Чини Филлипсом, то уж лучше совсем не ложиться спать. Хорошо было бы в этот промежуток времени заняться какими-нибудь делами. Выпив две чашки кофе, я расплатилась с Рози, взяла куртку и сумочку и вышла на улицу.
Солнце зашло в пять сорок пять, а луна, наверное, взойдет не раньше двух часов ночи. В этот час во всем квартале царило оживление. Окна домов, мимо которых я проходила, горели так ярко, словно в комнатах бушевали пожары. Ночные мотыльки, похожие на маленьких птичек, кружились вокруг фонарей подъездов. Поскольку на дворе стоял февраль, все летние насекомые затихли, и все же до меня доносился стрекот сверчков, прятавшихся в сухой траве, да иногда кричала ночная птица. А в основном вокруг стояла тишина. Сегодняшний вечер казался теплее вчерашнего, но из прогноза погоды, вычитанного в вечерней газете, я узнала, что облачность усиливается. Дувшие с севера ветры покачивали стволы пальм, и на меня сыпались сухие листья. Я прошла пешком полквартала до своего дома и сразу проверила автоответчик.
Никаких сообщений не было. Тогда я поспешила снова на улицу, пока мной не овладело желание позвонить Чини Филлипсу и отменить нашу ночную прогулку. Ворота пропищали как-то жалобно, словно протестуя против моего ухода. Я села в машину, повернула ключ зажигания и, как только двигатель заурчал, включила обогреватель. Конечно, обогревателю нужно время, пока он начнет гнать теплый воздух, но мне в этот момент требовалась иллюзия уюта и тепла.
Проехав полмили, я свернула на Пуэрто-стрит. Больница «Санта-Терри» находилась всего в двух кварталах. Отыскав место на боковой улочке, я припарковалась, заперла машину и направилась к больничному корпусу пешком. Вообще-то официально посещение больных начиналось с восьми вечера, но я надеялась, что дежурная сестра кардиологического отделения позволит себе несколько отступить от правил.
Стеклянные двери раздвинулись при моем приближении. Я прошла мимо больничного кафе в левую сторону вестибюля, где на диванах группками сидели люди и разговаривали. Несколько ходячих больных, одетые в пижамы и тапочки, спустились вниз и теперь сидели со своими родными и друзьями. Вестибюль напоминал большую, хорошо обставленную гостиную, здесь звучала тихая музыка, а стены украшали картины местных художников. Нельзя сказать, что запах в вестибюле был неприятным, и все же он напомнил мне трудные времена. Десять лет назад в одну из февральских ночей в этой больнице умерла моя тетя Джин. Но я тут же отогнала эти воспоминания.
В вестибюле работал сувенирный киоск, и я быстренько осмотрела ассортимент товаров. Наверное, надо было что-нибудь купить лейтенанту Долану, но я не могла придумать, что именно. Ни плюшевые медвежата, ни пеньюары для этой цели явно не подходили. В конце концов я выбрала огромный леденец и последний номер журнала «Пипл». В больничную палату всегда легче заходить с подарками, это как-то смягчает твое вторжение в интимный мир больного. В обычной ситуации я предпочитаю не иметь дело с мужчиной в пижаме.
Мне пришлось довольно долго простоять в очереди в регистратуру, чтобы выяснить номер палаты и как пройти в кардиологическое отделение. Затем пришлось проследовать бесконечными коридорами к лифту в западном крыле. Поднявшись на третий этаж, я очутилась в просторном холле с блестящим белоснежным полом, из которого направилась налево по коридору. Приемный покой кардиологического отделения находился справа. Я заглянула в стеклянное окошко в двери. Там никого не было, обстановку составляли круглый стол, на котором лежало несколько журналов, три обычных кресла, два двойных, телевизор и телефон-автомат. Я проследовала к двери, ведущей в отделение. Возле нее на стене висел телефон и табличка, предупреждающая, что прежде чем войти, следует позвонить и получить разрешение. Я сняла трубку, а когда мне ответила медсестра, я сообщила ей, что хотела бы навестить лейтенанта Долана.
– Подождите минутку, сейчас я узнаю.
Последовала пауза, а потом она разрешила мне войти в отделение. Самое интересное заключается в том, что больница в основном выглядит именно так, как ты ее себе и представляешь. Мы все это видим по телевизору: суета вокруг сестринского поста, графики и оборудование, предназначенное для наблюдения за состоянием больных. В кардиологическом отделении дежурные медсестры носили обычную одежду, что несколько смягчало атмосферу, делая ее менее больничной. Их было пять или шесть, все молодые и дружелюбные. Медицинский персонал мог наблюдать состояние пациентов на центральном пульте. Я даже сама увидела на экранах биение восьми различных сердец в виде бегущих волнообразных зеленых строчек.
Раздвижные двери в палатах были стеклянными, чтобы удобно было наблюдать с поста, но имелись и шторы, которые можно было задвинуть, если пациенту требовалось создать уединение. В отделении царило ощущение чистоты и покоя, как в пустыне. Никаких цветов, никаких искусственных растений. На висевших на стенах картинах были изображены безжизненные пейзажи с виднеющимися вдали горами.
Я спросила, в какой палате лежит лейтенант Долан, и сестра указала в направлении коридора.
– Вторая дверь слева.
– Спасибо.
Я открыла дверь и вошла в палату. Кровать, на которой лежал лейтенант, была такой же узкой, как монашеское ложе. Я привыкла видеть Долана на работе, в мятом сером костюме, сердитым, грубым, вечно занятым. А сейчас он выглядел немного меньше ростом, в каком-то бесформенном хлопчатобумажном халате с короткими рукавами и завязками. Его лицо украшала однодневная щетина, выделяясь серыми пятнами на щеках. Бросилось мне в глаза и то, что его когда-то мускулистые руки выглядели сейчас тонкими и жилистыми. Возле изголовья кровати от потолка до пола возвышалась стойка с различными приборами, необходимыми для наблюдения за его состоянием. Провода тянулись от груди к стойке, где на экране высвечивались показания дыхания, пульса и температуры. Лейтенант читал газету, сдвинув очки на нос, в вену на руке была вставлена игла капельницы. Заметив меня, он отложил в сторону газету и снял очки, а потом подтянул повыше простыню, обнажив при этом голые ступни.
– Ой, посмотрите кто пришел. Каким это ветром тебя сюда занесло? – Долан пригладил рукой волосы и чуть приподнялся на кровати, оперевшись спиной о приподнятое изголовье. Пластиковый больничный браслет на запястье выдавал в нем пациента больницы, хотя лейтенант и не выглядел больным. Было такое впечатление, будто я застала его воскресным утром, и он еще не снял пижаму, перед тем как пойти в церковь.
– Чини сообщил мне, что ты в больнице, вот я и решила проведать. Надеюсь, не помешала тебе читать газету.
– Да я уже прочитал ее три раза. Тоска такая, что даже подслушиваю разговоры медперсонала. Некто по имени Эррол очень хочет, чтобы Луиза позвонила ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Еще не было семи, поэтому привычные посетители пока не появились. Обычно по вечерам, особенно летом, ресторанчик Рози заполняли шумные игроки в боулинг и софтбол, одетые в форму своих команд. А зимой они были вынуждены импровизировать. Как раз на этой неделе группа гуляк придумала игру под названием «швыряй бандаж», и теперь этот злополучный атрибут спортивной формы, пришпиленный к древку, висел над стойкой бара. Рози, женщина вообще-то очень строгая и напрочь не понимающая юмора, нашла, похоже, эту проделку забавной и оставила бандаж на месте. Предстоящее бракосочетание явно снизило ее коэффициент умственного развития на несколько критических пунктов. Сейчас она восседала на стуле за стойкой бара, курила и просматривала местные газеты. В конце стойки имелся небольшой цветной телевизор, но никто из нас не уделял большого внимания телепередачам. Возлюбленный Рози, Уильям – старший брат Генри, – улетел вместе с ним в Мичиган. Рози и Уильям собирались пожениться в этом месяце, но, похоже, свадьба откладывалась.
Зазвонил телефон, стоявший на ближнем конце стойки. Рози бросила на него недовольный взгляд, и я поначалу решила, что она вообще не собирается снимать трубку. Она не спеша сложила газету, отложила ее в сторону и все-таки ответила после шестого звонка. Обменявшись с собеседником несколькими фразами, Рози посмотрела на меня, протянула трубку в моем направлении, а затем швырнула ее на стойку, от чего у звонившего, вероятно, лопнула барабанная перепонка.
Я отодвинула в сторону тарелку и осторожно вылезла из кабинки, чтобы не поймать занозу в спину или бедро. Когда-нибудь я возьму напрокат электрический шлифовальный круг и отполирую здесь все деревянные сиденья, потому что мне надоело постоянно опасаться заноз. Рози перешла к дальнему концу стойки и уменьшила звук телевизора. Я взяла трубку.
– Алло?
– Привет, Кинси. Это Чини Филлипс. Как дела?
– Откуда ты узнал, что я здесь?
– А я поговорил с Джонатаном Робом, и он сообщил мне, что ты частенько заглядываешь к Рози. Я попытался позвонить тебе домой, но мне ответил автоответчик, поэтому я и предположил, что ты, должно быть, ужинаешь.
– Отличная работа детектива. – Мне вовсе не хотелось спрашивать, с чего это он вдруг решил поговорить обо мне с Джонатаном Робом, который работал в отделе по розыску пропавших, когда я познакомилась с ним три года назад. У нас даже возник небольшой роман во время одной из периодических отлучек его жены. Джонатан и его жена Камилла знали друг друга с седьмого класса. Время от времени Камилла бросала его, но он всегда принимал ее обратно. Школьная любовь, которая здесь, в провинции, превратилась в сплошную тягомотину. Я ничего не знала об их отношениях и не представляла, какая роль в этой игре отводилась мне. Узнав обо всем, я сделала выбор, но на душе остался скверный осадок. Когда человек одинок, он иногда совершает подобные ошибки. И все же неприятно, когда твое имя треплют по всем углам. Мне очень не хотелось быть предметом обсуждения в раздевалке местной полиции.
– Ты что-нибудь выяснил? – поинтересовалась я у Чини.
– Так, кое-что. Но позже вечером я собираюсь на Стейт-стрит, хочу отыскать одного парня, у которого имеется необходимая мне информация. Вот я и подумал, что ты, возможно, захочешь проехаться со мной. В том районе должна будет вертеть задницей в поисках клиентов старая подружка Лорны. Если мы увидим ее, я могу вас познакомить... если это тебя, конечно, интересует.
Мое сердце екнуло при мысли, что опять не удастся пораньше лечь спать.
– Заманчивое предложение, спасибо. А как мы это устроим? Подождать тебя здесь?
– Можешь и подождать, если хочешь, но будет лучше, если я подхвачу тебя в том районе. Правда, мне нужно еще немного поездить, и я не знаю точно, куда меня занесет.
– А ты знаешь, где я живу?
– Разумеется, – ответил Чини и продиктовал мой адрес. – Я буду у тебя около одиннадцати.
– Так поздно? – жалобно простонала я.
– Да у них вся жизнь только начинается после полуночи. А что, это проблема?
– Нет, все в порядке.
– Тогда до встречи, – попрощался Чини и положил трубку.
Я посмотрела на часы и с сожалением отметила, что мне надо как-то убить целых четыре часа. Чего мне на самом деле сейчас хотелось, так это лечь спать, но одна только мысль, что придется вставать через несколько часов, убивала меня. Если уж я легла, то предпочитаю не вставать. После кратковременного сна я обычно чувствую себя, как с похмелья, только подобное похмелье не сопровождается моментами беззаботного куража. И я решила, что если уж мне предстоит через несколько часов ехать с Чини Филлипсом, то уж лучше совсем не ложиться спать. Хорошо было бы в этот промежуток времени заняться какими-нибудь делами. Выпив две чашки кофе, я расплатилась с Рози, взяла куртку и сумочку и вышла на улицу.
Солнце зашло в пять сорок пять, а луна, наверное, взойдет не раньше двух часов ночи. В этот час во всем квартале царило оживление. Окна домов, мимо которых я проходила, горели так ярко, словно в комнатах бушевали пожары. Ночные мотыльки, похожие на маленьких птичек, кружились вокруг фонарей подъездов. Поскольку на дворе стоял февраль, все летние насекомые затихли, и все же до меня доносился стрекот сверчков, прятавшихся в сухой траве, да иногда кричала ночная птица. А в основном вокруг стояла тишина. Сегодняшний вечер казался теплее вчерашнего, но из прогноза погоды, вычитанного в вечерней газете, я узнала, что облачность усиливается. Дувшие с севера ветры покачивали стволы пальм, и на меня сыпались сухие листья. Я прошла пешком полквартала до своего дома и сразу проверила автоответчик.
Никаких сообщений не было. Тогда я поспешила снова на улицу, пока мной не овладело желание позвонить Чини Филлипсу и отменить нашу ночную прогулку. Ворота пропищали как-то жалобно, словно протестуя против моего ухода. Я села в машину, повернула ключ зажигания и, как только двигатель заурчал, включила обогреватель. Конечно, обогревателю нужно время, пока он начнет гнать теплый воздух, но мне в этот момент требовалась иллюзия уюта и тепла.
Проехав полмили, я свернула на Пуэрто-стрит. Больница «Санта-Терри» находилась всего в двух кварталах. Отыскав место на боковой улочке, я припарковалась, заперла машину и направилась к больничному корпусу пешком. Вообще-то официально посещение больных начиналось с восьми вечера, но я надеялась, что дежурная сестра кардиологического отделения позволит себе несколько отступить от правил.
Стеклянные двери раздвинулись при моем приближении. Я прошла мимо больничного кафе в левую сторону вестибюля, где на диванах группками сидели люди и разговаривали. Несколько ходячих больных, одетые в пижамы и тапочки, спустились вниз и теперь сидели со своими родными и друзьями. Вестибюль напоминал большую, хорошо обставленную гостиную, здесь звучала тихая музыка, а стены украшали картины местных художников. Нельзя сказать, что запах в вестибюле был неприятным, и все же он напомнил мне трудные времена. Десять лет назад в одну из февральских ночей в этой больнице умерла моя тетя Джин. Но я тут же отогнала эти воспоминания.
В вестибюле работал сувенирный киоск, и я быстренько осмотрела ассортимент товаров. Наверное, надо было что-нибудь купить лейтенанту Долану, но я не могла придумать, что именно. Ни плюшевые медвежата, ни пеньюары для этой цели явно не подходили. В конце концов я выбрала огромный леденец и последний номер журнала «Пипл». В больничную палату всегда легче заходить с подарками, это как-то смягчает твое вторжение в интимный мир больного. В обычной ситуации я предпочитаю не иметь дело с мужчиной в пижаме.
Мне пришлось довольно долго простоять в очереди в регистратуру, чтобы выяснить номер палаты и как пройти в кардиологическое отделение. Затем пришлось проследовать бесконечными коридорами к лифту в западном крыле. Поднявшись на третий этаж, я очутилась в просторном холле с блестящим белоснежным полом, из которого направилась налево по коридору. Приемный покой кардиологического отделения находился справа. Я заглянула в стеклянное окошко в двери. Там никого не было, обстановку составляли круглый стол, на котором лежало несколько журналов, три обычных кресла, два двойных, телевизор и телефон-автомат. Я проследовала к двери, ведущей в отделение. Возле нее на стене висел телефон и табличка, предупреждающая, что прежде чем войти, следует позвонить и получить разрешение. Я сняла трубку, а когда мне ответила медсестра, я сообщила ей, что хотела бы навестить лейтенанта Долана.
– Подождите минутку, сейчас я узнаю.
Последовала пауза, а потом она разрешила мне войти в отделение. Самое интересное заключается в том, что больница в основном выглядит именно так, как ты ее себе и представляешь. Мы все это видим по телевизору: суета вокруг сестринского поста, графики и оборудование, предназначенное для наблюдения за состоянием больных. В кардиологическом отделении дежурные медсестры носили обычную одежду, что несколько смягчало атмосферу, делая ее менее больничной. Их было пять или шесть, все молодые и дружелюбные. Медицинский персонал мог наблюдать состояние пациентов на центральном пульте. Я даже сама увидела на экранах биение восьми различных сердец в виде бегущих волнообразных зеленых строчек.
Раздвижные двери в палатах были стеклянными, чтобы удобно было наблюдать с поста, но имелись и шторы, которые можно было задвинуть, если пациенту требовалось создать уединение. В отделении царило ощущение чистоты и покоя, как в пустыне. Никаких цветов, никаких искусственных растений. На висевших на стенах картинах были изображены безжизненные пейзажи с виднеющимися вдали горами.
Я спросила, в какой палате лежит лейтенант Долан, и сестра указала в направлении коридора.
– Вторая дверь слева.
– Спасибо.
Я открыла дверь и вошла в палату. Кровать, на которой лежал лейтенант, была такой же узкой, как монашеское ложе. Я привыкла видеть Долана на работе, в мятом сером костюме, сердитым, грубым, вечно занятым. А сейчас он выглядел немного меньше ростом, в каком-то бесформенном хлопчатобумажном халате с короткими рукавами и завязками. Его лицо украшала однодневная щетина, выделяясь серыми пятнами на щеках. Бросилось мне в глаза и то, что его когда-то мускулистые руки выглядели сейчас тонкими и жилистыми. Возле изголовья кровати от потолка до пола возвышалась стойка с различными приборами, необходимыми для наблюдения за его состоянием. Провода тянулись от груди к стойке, где на экране высвечивались показания дыхания, пульса и температуры. Лейтенант читал газету, сдвинув очки на нос, в вену на руке была вставлена игла капельницы. Заметив меня, он отложил в сторону газету и снял очки, а потом подтянул повыше простыню, обнажив при этом голые ступни.
– Ой, посмотрите кто пришел. Каким это ветром тебя сюда занесло? – Долан пригладил рукой волосы и чуть приподнялся на кровати, оперевшись спиной о приподнятое изголовье. Пластиковый больничный браслет на запястье выдавал в нем пациента больницы, хотя лейтенант и не выглядел больным. Было такое впечатление, будто я застала его воскресным утром, и он еще не снял пижаму, перед тем как пойти в церковь.
– Чини сообщил мне, что ты в больнице, вот я и решила проведать. Надеюсь, не помешала тебе читать газету.
– Да я уже прочитал ее три раза. Тоска такая, что даже подслушиваю разговоры медперсонала. Некто по имени Эррол очень хочет, чтобы Луиза позвонила ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46