Он поблагодарил меня, и я больше о нем не слышал. Я вам скажу такую вещь – эти полицейские на дух его не переносили. Они признали его виновным еще до суда.
– Ну что ж, спасибо. Вы мне очень помогли. Если у меня возникнут вопросы, я, если вы не возражаете, снова обращусь к вам. – Я дала ему свою визитную карточку, чтобы он мог в случае, чего позвонить мне. Затем я попрощалась с ним и села в свою машину, чтобы сразу записать его показания.
Анализируя услышанное, я вспомнила о Типпи. Ре рассказывала, что в подростковом возрасте Типпи едва не сделалась алкоголичкой. Если я не ошибаюсь. Ре еще сказала, что отослала дочь к отцу, так как они поссорились. Как же Ре может утверждать, что Типпи была дома в ночь, когда произошло убийство? Может быть, просто спросить Типпи и покончить с этим раз и навсегда? "Будь проще", – таков был мой профессиональный девиз.
Я взглянула на часы: 17.35. Рыбный ресторан на набережной был в двух кварталах от моего дома, а до моего дома было рукой подать. Я поехала домой через Капилло-Хилл. Если Типпи не было дома той ночью, то с какой стати она станет скрывать это от меня шесть лет спустя? Может быть, просто никто не додумался задать ей этот вопрос? Неплохая мысль.
12
Я поставила машину у своего дома, бросила в прихожей сумку, надела плащ и пошла на набережную. Солнце еще не село, но на улицах было сумрачно. В это время года начинает рано смеркаться и глубокие тени ложатся у домов и деревьев уже тогда, когда небо еще светлое, как полированный алюминий. Когда солнце наконец уйдет за горизонт, облака окрасятся в пурпурный и синий цвет и последние лучи добавят немножко красной краски в наступающий мрак. Зимние ночи в Калифорнии теплые, почти такие же теплые, как иногда летом, около пятидесяти градусов по Фаренгейту, так что можно спать, укрываясь только легким одеялом.
Справа от меня, примерно в четверти мили, длинная изогнутая рука волнолома окаймляла залив, в ее объятиях плясали на воде рыбацкие лодки. Над волноломом стоял туман из водяных брызг. Деревянный пирс под моими ногами едва заметно подрагивал под напором волн. Было время прилива, вода стояла высоко и выглядела как темно-синие чернила. Вдоль пирса сновали автокары, о причал бились рыбацкие баркасы. С моря на город надвигался туман.
На самой набережной было светло, уже зажглись фонари. Возле рыбного ресторана стоял восхитительный аромат жареного продукта. На крыше магазина рыболовных снастей отдыхали крачки. Рыболовы уже сматывали свои снасти, но вокруг них продолжали мельтешить птицы, ожидающие дармовой добычи.
Посмотрев вверх на город, я увидела тысячи огней, украсивших темные склоны холмов. Город прорезала 101-я автострада, выше нее вдоль Стейт-стрит тянулись деловые кварталы. Островки яркого света перемежались черными пятнами – в этих местах росли пальмы.
Солнце уже зашло, но небо, прежде чем окончательно померкнуть, еще светилось холодным серым светом. Я наконец дошла до выкрашенного в коричневую краску здания, в котором размещалась "Компания по переработке рыбы и моллюсков", при ней и был ресторан. Несколько его столиков стояли на пирсе. Я вошла внутрь и сразу заметила трех молодых людей лет под двадцать, среди них была Типпи. Все трое занимались разделкой крабов и лангустов. Рядом с ними находилось несколько стеклянных ванн с морской водой, доверху наполненных моллюсками и крабами. В стеклянной витрине холодильника, в крошеве льда были выставлены плоды их труда – филе и отбивные из даров моря. Через открытую дверь в другое помещение было видно, как там разделывают огромную рыбину.
Ресторан-магазин уже закрывался, молодые люди начали протирать столы и прилавки. Я смотрела на Типпи почти минуту, прежде чем она подняла на меня глаза. Она проворно подбежала к прилавку и приняла заказ у клиента.
– Последний заказ на сегодня. Через пять минут мы закрываемся.
– О, извините, я и не знал, что уже так поздно, – проговорил посетитель и показал на омара в одном из стеклянных резервуаров.
Типпи ловко выудила омара и продемонстрировала покупателю. Затем она бросила свою добычу на прилавок и вонзила нож в щель между панцирем и хвостом. Я отвернулась, но до меня донесся хлюпающий звук разрезаемой плоти. Ну и работенка у нее! Сплошное убийство за грошовую плату. Типпи тем временем засунула омара в паровую баню и включила таймер на нужное время. Затем она повернулась ко мне, видимо, так и не восстановив в памяти, где она меня видела.
– Чем я могу помочь?
– Типпи, это же я, Кинси Милхоун. Как у тебя дела?
По ее глазам я поняла, что она меня узнала.
– О, привет. Моя мать только что звонила и предупредила, что вы зайдете. – Она повернулась к своей напарнице: – Кори! Я могу пойти домой? Сними сегодня кассу, пожалуйста, а завтра я задержусь.
– Нет проблем.
Типпи повернулась к клиенту.
– Будете еще что-нибудь заказывать?
– У вас есть чай со льдом?
Типпи достала из холодильника стаканчик с чаем, положила лед и подсчитала сумму заказа. Клиент протянул десятидолларовую бумажку и получил сдачу. Звонок известил о том, что блюдо готово. Типпи протянула его покупателю на бумажной тарелке. Покончив с делами, девушка нырнула в проход между прилавками и очутилась в зале.
– Мы можем присесть прямо здесь за столиком или пойти куда-нибудь. Рядом с домом стоит моя машина. Может быть, вы хотите поговорить в машине?
– Нет, давай устроимся прямо здесь. У меня к тебе всего два небольших вопроса.
– Вы хотите знать, что я делала в ту ночь, когда убили тетю Изабеллу?
– Да. – К сожалению, Ре успела предупредить ее, но я ничего не могла с этим поделать. Даже если бы я примчалась прямо сюда, ее звонок опередил бы меня. У Типпи было достаточно времени, чтобы придумать какую-нибудь историю... если в этом была необходимость.
– Постараюсь вспомнить. Я жила тогда у своего отца.
Я посмотрела на нее внимательно.
– Той ночью не произошло ничего из ряда вон выходящего?
– Да вроде нет. Я тогда училась еще в школе, так что наверняка делала допоздна уроки.
– Но тогда были каникулы. Это было Рождество. До Нового года никто не учится.
Она слегка нахмурилась:
– Да, я действительно была на каникулах. Я просто забыла.
– Ты случайно не помнишь, во сколько позвонила твоя мама, чтобы сказать об Изабелле?
– Ну, думаю, примерно час спустя. Через час после того, как это все случилось. Насколько я поняла, она звонила из дома тети Изабеллы.
– Не могло случиться так, что примерно в половине второго ночи ты оказалась на улице?
– Полвторого ночи? С какой стати?
– Может быть, у тебя было свидание, может быть, ты пошла погулять со своими друзьями.
– Нет, пожалуй, нет. Мой отец очень строго относился к этому.
– Он был дома той ночью?
– Да, скорее всего.
– Ты помнишь, что сказала тебе мама, когда позвонила?
Типпи задумалась ненадолго.
– Нет, точно не помню. То есть, я помню только, что она меня разбудила и очень сильно плакала.
– У твоего отца был тогда пикап?
– Да, он использовал его для своей работы, – сказала Типпи. – Он занимается малярными работами и возит в этом пикапе все свои инструменты.
– Он работает все на той же машине до сих пор?
– Да, сколько я себя помню, у него все та же машина. Он только сейчас подумывает о новой.
– Этот пикап белого цвета?
Вопрос явно насторожил ее. Она почуяла какой-то подвох.
– Да, – нехотя призналась она. – А почему вы спрашиваете?
– Я за этим и пришла, – сказала я. – Я разговаривала недавно с одним человеком. Так вот, он утверждает, что видел тебя той ночью за рулем белого пикапа.
– Нет, тут какая-то ошибка. Я была дома. – Она попыталась выразить на своем лице возмущение.
– А твой отец? Может быть, он ездил нуда-то той ночью?
– Сомневаюсь.
– Как его фамилия? Я попробую встретиться с ним, поговорить. Может быть, он вспомнит что-нибудь?
– Попробуйте. Мне-то какое дело. Его зовут Ирис Уайт. Он живет в Уэст Глене, это не очень далеко от дома моей матери.
– Спасибо. Ты мне очень помогла.
Мои слова заметно обеспокоили ее.
– В самом деле?
– Да, конечно, – ответила я. – Если твой отец сможет подтвердить, что ты была в ту ночь дома, значит, речь пойдет о простом недоразумении. – Я постаралась, чтобы в моих словах она почувствовала слабую ноту тревоги. Это удалось.
– Кто вам сказал, что видел меня тогда?
– Какое это имеет значение? – Я посмотрела на часы. – Не смею больше задерживать тебя.
– Хотите, я подвезу вас. Мне это нетрудно.
"Какая заботливая малышка", – подумала я.
– Я вообще-то пришла пешком, но с удовольствием пройдусь и в обратную сторону. Мы наверняка еще встретимся и поговорим.
– До свидания. – Ее прощальная улыбка показалась мне вымученной, в душе у нее явно боролись противоречивые чувства. Если она не будет следить за своей улыбкой, то к тридцати годам у нее появятся такие морщины, что понадобится косметическая операция. В дверях я обернулась, и она слегка помахала мне рукой. Я ответила тем же. Идя по набережной к своему дому, я по дороге, сама не знаю почему, все бубнила себе под нос: "Ври, ври, да не завирайся".
Ужин мой составляли в тот вечер кукурузные хлопья с простоквашей. Я стояла с тарелкой в руках у раковины и глазела в окно, принуждая себя забыть все треволнения этого дня, стереть их в порошок. История Типпи вызывала у меня какое-то смутное беспокойство, но ломать себе голову, доискиваться до причин сегодня не буду. Пусть все останется в подсознании. Придет время – то, что нужно, всплывет на поверхность.
В 18.40 я отправилась на встречу с Франческой Войт. Как и большинство других участников драмы, они с Кеннетом жили в районе Хортон Равин. Я поехала на запад по шоссе Кабана, обогнула Харли Бич и въехала в Хортон Равин со стороны тыла. Когда-то здесь было два больших ранчо, каждое площадью примерно в три тысячи акров. В середине девятнадцатого века их купил капитан по фамилии Робертсон. Затем владение перешло в собственность овцевода, которого звали Тобиас Хортон. При нем землю разбили на 670 заросших лесом участков, площадью от полутора до пяти акров каждый. Участки разделялись друг от друга сложной системой дорог, общая длина которых составляла около тридцати миль. Поэтому, чтобы попасть от одного дома к другому, иногда нужно было проделать путь в несколько миль, хотя, если смотреть сверху, эти же дома были по существу на соседних участках. Так что не один Дэвид Барни был близким соседом Изабеллы.
Участок Войтов имел не меньше шести или восьми акров, если считать всю площадь, ограниченную извилистой изгородью. Кустарники и клумбы на участке были ухожены, эвкалипты хозяева оставили только вдоль изгороди. У входа во владение была разбита большая клумба с анютиными глазками, их разноцветные лепестки вспыхивали в свете садовых фонарей. Справа от калитки виднелись конюшня и загон. В воздухе пахло сыростью и немного лошадиным навозом.
Сам дом был приземистым, с белыми рамами, с длинной кирпичной террасой, вытянувшейся вдоль его фасада. Позвонив в колокольчик, я стала ждать. Дверь отрыла белая служанка в черном платье, лет под пятьдесят. Мне она показалась иностранкой – не знаю, может быть, виной тому был тип лица или телосложение. Она едва посмотрела мне в глаза и тут же опустила взгляд. Пока я объясняла, кто я и зачем, она так и стояла, упершись взглядом в мою грудную клетку. Мне она ничего не сказала, но, судя по ее мимике, просьбу мою поняла.
Я последовала за ней через украшенную белым мрамором прихожую в гостиную с густым белым ковром на полу – ноги в нем так и утопали. Повсюду мебель из стекла и хромированного железа, ни одной безделушки, ни одной книги. Гостиная была явно предназначена для гостей-гигантов: необъятных размеров обтянутые белой кожей диваны и кресла, кофейный столик размером с двуспальную кровать. Картину довершала ваза посредине стола – она была наполнена раскрашенными деревянными яблоками, каждое из которых превосходило хорошо надутый воздушный шар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40