Что же касается расследования дел, связанных с убийством, то ими занимается полиция.
Я кивнул.
— Я просто хочу быть уверенным в том, что ты понимаешь это, — заявил Хобарт.
— Что это значит? — спросила Эрнестин.
— Это значит, — ответил инспектор Хобарт, — что твой возлюбленный склонен к тому, чтобы отхватить слишком большой кусок чужой территории.
Лицо Эрнестин залилось краской. Вспыхнув, она поспешила возразить:
— Он — не мой возлюбленный.
Хобарт внимательно оглядел нас обоих.
— Ты оставайся здесь, — приказал он Эрнестин, — а ты, Лэм, — он ткнул согнутым пальцем в мою сторону, — пойдешь со мной.
Он провел меня в другую комнату и распорядился:
— Выкладывай.
— Что выкладывать?
— Об Эрнестин.
— Эрнестин — страстная поклонница телевидения, — объяснил я, — она с ума сходит от похождений частных детективов.
— Продолжай.
— Она живет в одной квартире с Бернис Гленн, работающей телефонисткой в отеле.
У Бернис привлекательная наружность, и она пользуется успехом у мужчин. Она любит бегать на свидания. Она редко ест дома. Эрнестин следит за чистотой в квартире и обожает выслушивать рассказы о приключениях Бернис, когда та возвращается поздним вечером домой. В этом заключается вся жизнь Эрнестин: бессодержательное собственное существование подменяется стремлением услышать рассказы о богатом жизненном опыте других. Она вся во власти романтических приключений, услышанных ею от Бернис. Она страстно волнуется, когда смотрит телевизор.
Когда она узнала, что я — частный детектив, ее глаза буквально вспыхнули от волнения.
— И что ты собираешься делать, просто позабавиться с ней?
— Можете верить или нет, но у меня есть планы в отношении Эрнестин.
— Какие, например?
— Я думаю, что подыщу ей работу.
— Где?
— В Лос-Анджелесе.
— Что же она будет делать?
— Она станет оперативной сотрудницей.
— У нее есть опыт подобной работы?
— У нее есть талант к этому.
— Ладно, продолжай.
— Обратите внимание на ее лицо, — предложил я, — она не следит за своей прической. Она так стремится познать жизнь со слов других, что не задумывается даже на секунду о собственной жизни. Если она будет продолжать существовать в том же духе, то так и останется робкой, как мышь, не добившись в жизни ничего, кроме разочарований. Если же она сможет перестать недооценивать себя, то тогда ей удастся выйти замуж за какого-нибудь честного, искреннего парня, который станет для нее хорошим мужем. Она будет прекрасной женой и матерью и позднее чертовски замечательной бабушкой.
— И что ты собираешься делать с ней?
— Возбудить ее до крайности, помочь ей выбраться из собственной скорлупы, чтобы, наконец, увидеть жизнь, заставить ее действовать, причем осмысленно, помочь ей развить собственные природные способности.
— Пытаешься превратить девушку, не пользующуюся успехом у мужчин, в роковую женщину в самых лучших традициях Голливуда, не так ли? — спросил Хобарт.
— Не говорите чепухи, — возразил я, — я не хочу, чтобы она стала роковой женщиной. Да и она не хочет стать ею. Она любит людей. Она стремится к человеческим контактам. Она хочет чувствовать, что она кому-то нужна. Она не хочет быть страстной роковой женщиной. Она хочет быть честной, трудолюбивой девушкой, а потом женой честного, трудолюбивого мужа. Она хочет воспитывать детей, которые станут ее гордостью и гордостью общества. А сейчас она обладает исключительными талантами наблюдательности и надежности.
— Ты просто спятил, решив увлечься дамочкой, которая отвечает твоим наклонностям, — проворчал Хобарт. — Для того, чтобы стать детективом, нужны талант и тренировка. Вы, чертовы любители! От вас у меня только головная боль.
— Но мы же нашли орудие убийства, разве не так?
Он посмотрел на меня, усмехнулся и воскликнул:
— Еще бы!
Он вытащил из кармана пачку сигарет, дал мне одну, другую закурил сам и спросил:
— Ты нашел его?
— Эрнестин нашла его для меня! — ответил я.
— Хорошо, каким образом она умудрилась найти его для тебя?
— Это потому, что я попросил ее искать его.
— И что помогло этому?
— Я хотел разузнать о чем-то таком, что было бы необычным для повседневной жизни отеля. Я хотел выяснить, как идут дела в отеле, и попросил Эрнестин разузнать обо всем, что было необычного для размеренной жизни отеля.
— Включая поиски орудия убийства? — спросил Хобарт.
— Что-то вроде этого, — подтвердил я. — Кто-то убивает мужчину ножом для нарезания мяса. Этот кто-то обычно не носит с собой подобный нож.
— Почему бы и нет?
— Во-первых, он стал бы уличающим предметом для убийцы, во-вторых, его просто неудобно носить с собой.
— Но убийца пронес нож в комнату убитого, — возразил Хобарт, — а потом смог вынести его оттуда.
— Вот это как раз и озадачивает меня, — заявил я.
— Что именно?
— Это не такого типа нож, который бы носил с собой убийца в качестве орудия убийства. Нож, который специально предназначается для совершения убийства, должен быть из негнущейся, тяжелой стали, с острым лезвием и тяжелой рукояткой Или должен быть типа стилета с обоюдоострым лезвием. А этот нож служит для нарезания мяса. У него странная рукоятка из оникса.
— Откуда это тебе все известно?
— Я увидел это, когда заглянул в портфель. Хобарт прищурился.
— Ладно. Что еще тебе стало известно?
— Я не думаю, что убийца принес с собой этот нож в комнату убитого, — заявил я, — полагаю, что нож попал туда откуда-то из отеля. Думаю, что кто-то имел отношение к кухне отеля или к подразделению отеля, обслуживающему номера, если, конечно, этот нож не был куплен в каком-то магазине поблизости от отеля каким-то человеком, который неожиданно решил, что было бы неплохо использовать его в качестве орудия убийства.
Если бы вы не стали мешать мне, я бы уже обошел все магазины в округе, продающие скобяные изделия, и поговорил бы с продавцами.
— В таком случае, это чертовски здорово, что мы помешали тебе действовать, — заявил Хобарт. — С вами, любителями, всегда только одна головная боль. Вы недооцениваете способности полиции. В течение последних пятнадцати минут мои ребята прочесывают все ближайшие магазины скобяных товаров. Вскоре я должен получить их отчеты о проделанной работе.
Видишь ли, Лэм, это в самом деле своеобразный нож. Его пластиковая рукоятка — это имитация под оникс — сравнительно новая. Нож получен из Чикаго. Мы позвонили туда дистрибьютору скобяных товаров, чтобы выяснить, сколько оптовых торговцев в Сан-Франциско затребовали для продажи эти ножи. Во всей Калифорнии нашелся только один диллер, заказавший эти ножи. Он получил свой заказ всего лишь несколько дней тому назад. Только немногие магазины торговали этими, но они не успели продать их.
— Следовательно, этот нож появился из запасов диллера?
Хобарт покачал головой.
— Не знаю. Мы не можем позволить себе делать преждевременные выводы. Мы сейчас выявляем всех этих торговцев. Диллер запросил их, могут ли они вернуть ему все полученные экземпляры. Таким образом можно будет определить, какого ножа не будет хватать.
Пластик на рукоятке ножа — нового типа. И рисунок на рукоятке тоже новый. Само лезвие ножа также из нового типа стали, который не позволяет тупиться удивительно тонкому лезвию. Эта новая сталь только появилась на рынке, она импортируется из Швеции.
— С этими данными достаточно легко установить, как нож попал в отель, — задумчиво сказал я. Хобарт согласно кивнул.
— Если у какого-то торговца не окажется экземпляра ножа, то мы выясним, куда он его подевал, и с этого момента начнем прослеживать путь этого орудия убийства. Мы получили редкую возможность.
— А что прикажете делать мне? — поинтересовался я.
— Сиди и жди, — распорядился Хобарт, — не занимайся абсолютно ничем. Я не хочу, чтобы ты вертелся под ногами и мешал нам работать. Это же целиком и полностью работа управления полиции, всего управления, ты это понимаешь? Парень, одиночка, шныряющий вокруг и задающий массу вопросов, может принести немало вреда вместо пользы.
Я хочу, чтобы ты выложил карты на стол. Ты не заинтересован в том, чтобы до конца расследовать дело об убийстве. Ты приехал сюда ради чего-то другого. Ради чего?
Я посмотрел в его глаза и ответил:
— Пятьдесят тысяч.
— Это уже лучше, — удовлетворенно отметил он, — я так и думал. Что ты намерен делать?
— Вернуть их, чтобы получить вознаграждение, — твердо заявил я.
— Селлерсу это не понравилось. Он хочет сам распутать все дело.
— Ну пусть и распутывает. Я же не удерживаю его от этого. За ним стоит все управление полиции Лос-Анджелеса. Он в состоянии сделать гораздо больше, чем я.
Хобарт посмотрел на меня и сказал:
— Если у тебя с полицией будут складываться враждебные отношения, то можешь не рассчитывать на успех в своем бизнесе.
— Никто не будет относиться ко мне враждебно после того, как я найду пятьдесят тысяч, — возразил я. — Конечно, Селлерс, хотел бы сам распутать все дело. Но он более всего нуждается в том, чтобы доказать, что кто-то другой положил в карман те пятьдесят тысяч. Как только он это докажет, то считайте, что он чист.
Скажу вам еще кое-что. Если наша контора получит вознаграждение за то, что мы найдем те деньги, то мы будем готовы приписать успешный результат расследования дела самому Селлерсу.
Хобарт побарабанил пальцами по столу.
— Лэм, — сказал он, — я хочу спросить тебя кое о чем. Ты можешь не отвечать мне, если не хочешь, но только не ври мне. Мы работаем над таким делом, в котором любая ложная информация может перечеркнуть буквально все.
Я кивнул.
— У тебя были те пятьдесят тысяч? — спросил он.
— Вы будете защищать меня? — в свою очередь спросил я.
— Это зависит от многого. Я не даю никаких обещаний.
— Да, — сказал я.
— Что, да?
— Да, у меня были те пятьдесят тысяч.
— Тогда та версия, которую ты скормил Фрэнку Селлерсу об Инмане, владельце ресторана “Обед до отвала”, получившего деньги, была сплошной выдумкой?
— Она не была сплошной выдумкой, — возразил я, — я думаю, что до того, как те пятьдесят тысяч оказались у меня, они были у него.
Хобарт прищурился.
— Ладно, — сказал он, — а ты где их взял?
— Я вытащил их из дорожного сундука Даунера.
— А где ты взял сундук Даунера?
— В багажном отделении вокзала.
— А где находится тот сундук сейчас?
— Я сказал ему.
— Продолжай, — предложил он. — Что потом произошло с теми пятьюдесятью тысячами?
— Они сейчас у одного из двух человек.
— Кто они?
— Они или у Такахаши Кизаразу, менеджера магазина фотоматериалов, или у Эвелин Эллис.
— Почему ты так решил?
— Я купил фотоаппарат и пакет фотобумаги, — начал рассказывать я. — Выложил из пакета несколько листов фотобумаги. Я не знал, сколько точно, возможно, пятнадцать или двадцать. Продавцы магазина утверждают, что они нашли семнадцать листов фотобумаги под прилавком, поэтому я согласен с этим числом.
— И ты положил деньги в тот пакет вместо выброшенных листов фотобумаги, пакет поместил в коробку и закрыл ее?
Я кивнул.
— Почему ты решил, что деньги не были вытащены в Лос-Анджелесе?
— Это было сделано кем-то в магазине фотоматериалов, — продолжал настаивать я.
— Откуда это тебе известно?
— Когда Селлерс вскрыл посылку в Лос-Анджелесе, коробка с пакетом фотобумаги была опечатана, чтобы у меня не возникли подозрения, но это была другая коробка. В ней был пакет со всеми листами фотобумаги. Если бы это был мой пакет, то в нем недоставало бы семнадцати листов.
— Ладно, Лэм, — согласился Хобарт, — я думаю, что ты чист передо мной. Я скажу тебе, что я собираюсь сделать. Я намерен поработать с тем япошкой из фотомагазина.
Я покачал головой.
— Нет? — спросил он.
— Нет.
— Почему, нет?
— Я не уверен в этом, — пояснил я, — я хочу быть уверенным.
— Каким образом ты хочешь добиться этого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Я кивнул.
— Я просто хочу быть уверенным в том, что ты понимаешь это, — заявил Хобарт.
— Что это значит? — спросила Эрнестин.
— Это значит, — ответил инспектор Хобарт, — что твой возлюбленный склонен к тому, чтобы отхватить слишком большой кусок чужой территории.
Лицо Эрнестин залилось краской. Вспыхнув, она поспешила возразить:
— Он — не мой возлюбленный.
Хобарт внимательно оглядел нас обоих.
— Ты оставайся здесь, — приказал он Эрнестин, — а ты, Лэм, — он ткнул согнутым пальцем в мою сторону, — пойдешь со мной.
Он провел меня в другую комнату и распорядился:
— Выкладывай.
— Что выкладывать?
— Об Эрнестин.
— Эрнестин — страстная поклонница телевидения, — объяснил я, — она с ума сходит от похождений частных детективов.
— Продолжай.
— Она живет в одной квартире с Бернис Гленн, работающей телефонисткой в отеле.
У Бернис привлекательная наружность, и она пользуется успехом у мужчин. Она любит бегать на свидания. Она редко ест дома. Эрнестин следит за чистотой в квартире и обожает выслушивать рассказы о приключениях Бернис, когда та возвращается поздним вечером домой. В этом заключается вся жизнь Эрнестин: бессодержательное собственное существование подменяется стремлением услышать рассказы о богатом жизненном опыте других. Она вся во власти романтических приключений, услышанных ею от Бернис. Она страстно волнуется, когда смотрит телевизор.
Когда она узнала, что я — частный детектив, ее глаза буквально вспыхнули от волнения.
— И что ты собираешься делать, просто позабавиться с ней?
— Можете верить или нет, но у меня есть планы в отношении Эрнестин.
— Какие, например?
— Я думаю, что подыщу ей работу.
— Где?
— В Лос-Анджелесе.
— Что же она будет делать?
— Она станет оперативной сотрудницей.
— У нее есть опыт подобной работы?
— У нее есть талант к этому.
— Ладно, продолжай.
— Обратите внимание на ее лицо, — предложил я, — она не следит за своей прической. Она так стремится познать жизнь со слов других, что не задумывается даже на секунду о собственной жизни. Если она будет продолжать существовать в том же духе, то так и останется робкой, как мышь, не добившись в жизни ничего, кроме разочарований. Если же она сможет перестать недооценивать себя, то тогда ей удастся выйти замуж за какого-нибудь честного, искреннего парня, который станет для нее хорошим мужем. Она будет прекрасной женой и матерью и позднее чертовски замечательной бабушкой.
— И что ты собираешься делать с ней?
— Возбудить ее до крайности, помочь ей выбраться из собственной скорлупы, чтобы, наконец, увидеть жизнь, заставить ее действовать, причем осмысленно, помочь ей развить собственные природные способности.
— Пытаешься превратить девушку, не пользующуюся успехом у мужчин, в роковую женщину в самых лучших традициях Голливуда, не так ли? — спросил Хобарт.
— Не говорите чепухи, — возразил я, — я не хочу, чтобы она стала роковой женщиной. Да и она не хочет стать ею. Она любит людей. Она стремится к человеческим контактам. Она хочет чувствовать, что она кому-то нужна. Она не хочет быть страстной роковой женщиной. Она хочет быть честной, трудолюбивой девушкой, а потом женой честного, трудолюбивого мужа. Она хочет воспитывать детей, которые станут ее гордостью и гордостью общества. А сейчас она обладает исключительными талантами наблюдательности и надежности.
— Ты просто спятил, решив увлечься дамочкой, которая отвечает твоим наклонностям, — проворчал Хобарт. — Для того, чтобы стать детективом, нужны талант и тренировка. Вы, чертовы любители! От вас у меня только головная боль.
— Но мы же нашли орудие убийства, разве не так?
Он посмотрел на меня, усмехнулся и воскликнул:
— Еще бы!
Он вытащил из кармана пачку сигарет, дал мне одну, другую закурил сам и спросил:
— Ты нашел его?
— Эрнестин нашла его для меня! — ответил я.
— Хорошо, каким образом она умудрилась найти его для тебя?
— Это потому, что я попросил ее искать его.
— И что помогло этому?
— Я хотел разузнать о чем-то таком, что было бы необычным для повседневной жизни отеля. Я хотел выяснить, как идут дела в отеле, и попросил Эрнестин разузнать обо всем, что было необычного для размеренной жизни отеля.
— Включая поиски орудия убийства? — спросил Хобарт.
— Что-то вроде этого, — подтвердил я. — Кто-то убивает мужчину ножом для нарезания мяса. Этот кто-то обычно не носит с собой подобный нож.
— Почему бы и нет?
— Во-первых, он стал бы уличающим предметом для убийцы, во-вторых, его просто неудобно носить с собой.
— Но убийца пронес нож в комнату убитого, — возразил Хобарт, — а потом смог вынести его оттуда.
— Вот это как раз и озадачивает меня, — заявил я.
— Что именно?
— Это не такого типа нож, который бы носил с собой убийца в качестве орудия убийства. Нож, который специально предназначается для совершения убийства, должен быть из негнущейся, тяжелой стали, с острым лезвием и тяжелой рукояткой Или должен быть типа стилета с обоюдоострым лезвием. А этот нож служит для нарезания мяса. У него странная рукоятка из оникса.
— Откуда это тебе все известно?
— Я увидел это, когда заглянул в портфель. Хобарт прищурился.
— Ладно. Что еще тебе стало известно?
— Я не думаю, что убийца принес с собой этот нож в комнату убитого, — заявил я, — полагаю, что нож попал туда откуда-то из отеля. Думаю, что кто-то имел отношение к кухне отеля или к подразделению отеля, обслуживающему номера, если, конечно, этот нож не был куплен в каком-то магазине поблизости от отеля каким-то человеком, который неожиданно решил, что было бы неплохо использовать его в качестве орудия убийства.
Если бы вы не стали мешать мне, я бы уже обошел все магазины в округе, продающие скобяные изделия, и поговорил бы с продавцами.
— В таком случае, это чертовски здорово, что мы помешали тебе действовать, — заявил Хобарт. — С вами, любителями, всегда только одна головная боль. Вы недооцениваете способности полиции. В течение последних пятнадцати минут мои ребята прочесывают все ближайшие магазины скобяных товаров. Вскоре я должен получить их отчеты о проделанной работе.
Видишь ли, Лэм, это в самом деле своеобразный нож. Его пластиковая рукоятка — это имитация под оникс — сравнительно новая. Нож получен из Чикаго. Мы позвонили туда дистрибьютору скобяных товаров, чтобы выяснить, сколько оптовых торговцев в Сан-Франциско затребовали для продажи эти ножи. Во всей Калифорнии нашелся только один диллер, заказавший эти ножи. Он получил свой заказ всего лишь несколько дней тому назад. Только немногие магазины торговали этими, но они не успели продать их.
— Следовательно, этот нож появился из запасов диллера?
Хобарт покачал головой.
— Не знаю. Мы не можем позволить себе делать преждевременные выводы. Мы сейчас выявляем всех этих торговцев. Диллер запросил их, могут ли они вернуть ему все полученные экземпляры. Таким образом можно будет определить, какого ножа не будет хватать.
Пластик на рукоятке ножа — нового типа. И рисунок на рукоятке тоже новый. Само лезвие ножа также из нового типа стали, который не позволяет тупиться удивительно тонкому лезвию. Эта новая сталь только появилась на рынке, она импортируется из Швеции.
— С этими данными достаточно легко установить, как нож попал в отель, — задумчиво сказал я. Хобарт согласно кивнул.
— Если у какого-то торговца не окажется экземпляра ножа, то мы выясним, куда он его подевал, и с этого момента начнем прослеживать путь этого орудия убийства. Мы получили редкую возможность.
— А что прикажете делать мне? — поинтересовался я.
— Сиди и жди, — распорядился Хобарт, — не занимайся абсолютно ничем. Я не хочу, чтобы ты вертелся под ногами и мешал нам работать. Это же целиком и полностью работа управления полиции, всего управления, ты это понимаешь? Парень, одиночка, шныряющий вокруг и задающий массу вопросов, может принести немало вреда вместо пользы.
Я хочу, чтобы ты выложил карты на стол. Ты не заинтересован в том, чтобы до конца расследовать дело об убийстве. Ты приехал сюда ради чего-то другого. Ради чего?
Я посмотрел в его глаза и ответил:
— Пятьдесят тысяч.
— Это уже лучше, — удовлетворенно отметил он, — я так и думал. Что ты намерен делать?
— Вернуть их, чтобы получить вознаграждение, — твердо заявил я.
— Селлерсу это не понравилось. Он хочет сам распутать все дело.
— Ну пусть и распутывает. Я же не удерживаю его от этого. За ним стоит все управление полиции Лос-Анджелеса. Он в состоянии сделать гораздо больше, чем я.
Хобарт посмотрел на меня и сказал:
— Если у тебя с полицией будут складываться враждебные отношения, то можешь не рассчитывать на успех в своем бизнесе.
— Никто не будет относиться ко мне враждебно после того, как я найду пятьдесят тысяч, — возразил я. — Конечно, Селлерс, хотел бы сам распутать все дело. Но он более всего нуждается в том, чтобы доказать, что кто-то другой положил в карман те пятьдесят тысяч. Как только он это докажет, то считайте, что он чист.
Скажу вам еще кое-что. Если наша контора получит вознаграждение за то, что мы найдем те деньги, то мы будем готовы приписать успешный результат расследования дела самому Селлерсу.
Хобарт побарабанил пальцами по столу.
— Лэм, — сказал он, — я хочу спросить тебя кое о чем. Ты можешь не отвечать мне, если не хочешь, но только не ври мне. Мы работаем над таким делом, в котором любая ложная информация может перечеркнуть буквально все.
Я кивнул.
— У тебя были те пятьдесят тысяч? — спросил он.
— Вы будете защищать меня? — в свою очередь спросил я.
— Это зависит от многого. Я не даю никаких обещаний.
— Да, — сказал я.
— Что, да?
— Да, у меня были те пятьдесят тысяч.
— Тогда та версия, которую ты скормил Фрэнку Селлерсу об Инмане, владельце ресторана “Обед до отвала”, получившего деньги, была сплошной выдумкой?
— Она не была сплошной выдумкой, — возразил я, — я думаю, что до того, как те пятьдесят тысяч оказались у меня, они были у него.
Хобарт прищурился.
— Ладно, — сказал он, — а ты где их взял?
— Я вытащил их из дорожного сундука Даунера.
— А где ты взял сундук Даунера?
— В багажном отделении вокзала.
— А где находится тот сундук сейчас?
— Я сказал ему.
— Продолжай, — предложил он. — Что потом произошло с теми пятьюдесятью тысячами?
— Они сейчас у одного из двух человек.
— Кто они?
— Они или у Такахаши Кизаразу, менеджера магазина фотоматериалов, или у Эвелин Эллис.
— Почему ты так решил?
— Я купил фотоаппарат и пакет фотобумаги, — начал рассказывать я. — Выложил из пакета несколько листов фотобумаги. Я не знал, сколько точно, возможно, пятнадцать или двадцать. Продавцы магазина утверждают, что они нашли семнадцать листов фотобумаги под прилавком, поэтому я согласен с этим числом.
— И ты положил деньги в тот пакет вместо выброшенных листов фотобумаги, пакет поместил в коробку и закрыл ее?
Я кивнул.
— Почему ты решил, что деньги не были вытащены в Лос-Анджелесе?
— Это было сделано кем-то в магазине фотоматериалов, — продолжал настаивать я.
— Откуда это тебе известно?
— Когда Селлерс вскрыл посылку в Лос-Анджелесе, коробка с пакетом фотобумаги была опечатана, чтобы у меня не возникли подозрения, но это была другая коробка. В ней был пакет со всеми листами фотобумаги. Если бы это был мой пакет, то в нем недоставало бы семнадцати листов.
— Ладно, Лэм, — согласился Хобарт, — я думаю, что ты чист передо мной. Я скажу тебе, что я собираюсь сделать. Я намерен поработать с тем япошкой из фотомагазина.
Я покачал головой.
— Нет? — спросил он.
— Нет.
— Почему, нет?
— Я не уверен в этом, — пояснил я, — я хочу быть уверенным.
— Каким образом ты хочешь добиться этого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32