Внутри здание выглядело как обычный офис. По коридорам с чашками кофе в руках передвигались мужчины в деловых, на удивление неплохого качества, костюмах. Попадались и женщины, но в явном меньшинстве. Мы зашли в конференц-зал, мне предложили сесть, что я и сделал. Хотел еще положить ногу на ногу, да постеснялся.
– Кто-нибудь объяснит наконец, что тут происходит? – спросил я.
– Чем вас угостить? – вместо ответа поинтересовался Карлсон – Белая Кегля. – У нас тут худший кофе в мире.
Карлсон нежно улыбнулся.
Я улыбнулся в ответ.
– Нет, спасибо, хотя предложение заманчивое.
– А может, что-нибудь прохладительное? Том, у нас есть прохладительные напитки?
– Конечно, Ник. Кока-кола, диет-кола, спрайт. Все, что угодно, для нашего доктора.
Мы опять поулыбались.
– Спасибо, ничего не нужно.
– А лимонаду? – попробовал еще раз соблазнить меня Стоун, снова подтянув штаны. Его живот походил на надутый мяч, намек на талию отсутствовал, и брюкам приходилось нелегко. – У нас здесь всего полно.
Я чуть не согласился, чтобы они отстали, но покачал головой. На столе между нами сиротливо лежал одинокий конверт. Я не знал, куда деть руки, и положил их перед собой. Карлсон присел на угол стола, Стоун продолжал стоять.
– Что вы можете сообщить нам по поводу Сары Гудхарт? – спросил Карлсон.
Я заколебался, стоит ли отвечать правду.
– Док?
– А что вы хотите услышать?
Карлсон и Стоун переглянулись.
– Имя Сары Гудхарт интересует нас в связи с текущим расследованием.
– Каким расследованием?
– Нам бы не хотелось этого разглашать.
– Не понимаю, при чем тут я.
Карлсон тяжело вздохнул, как бы обдумывая мое заявление. Затем повернулся к коротышке-напарнику и уже безо всякой улыбки спросил:
– Я задаю непонятные вопросы, Том?
– Нет, Ник. Мне кажется, все ясно.
– Мне тоже так кажется.
Карлсон снова повернулся ко мне.
– Может быть, вы протестуете против формы вопроса, док?
– Так всегда говорят на практических занятиях, – встрял Стоун. – «Протестую против формы вопроса!»
– Говорят, говорят. А потом добавляют: «Переформулируйте». Что-то вроде этого, да, Том?
– Да, типа того.
Карлсон пригвоздил меня взглядом к креслу.
– Прекрасно, сформулируем иначе. Имя Сара Гудхарт что-нибудь значит для вас?
Ох, не нравилось мне все это. Не нравилось их внимание к моей персоне, и то, что вместо шерифа Лоуэлла допрос ведут федералы, и то, что они вроде бы планируют сделать из меня отбивную. Им хотелось понять, что это за Сара такая. А чего тут трудного: взгляни на полное имя Элизабет да на адрес. Я решил сказать полуправду.
– Второе имя моей жены – Сара, – осторожно начал я.
– А второе имя моей жены – Гертруда, – мгновенно отозвался Карлсон.
– Господи, Ник, это ужасно.
– А у твоей жены есть второе имя, Том?
– Мак-Дауд. Фамильное имя.
– Мне нравится, когда у семьи есть фамильное имя. Заставляет помнить о своих корнях.
– Мне тоже нравится.
Оба агента опять посмотрели на меня.
– Как ваше второе имя, док?
– Крейг, – ответил я.
– Крейг, – повторил Карлсон. – Значит, если я спрошу вас, знакомо ли вам имя, – он помахал рукой, – скажем, Крейг Дипвуд, вы воскликнете: «Да, потому что мое второе имя Крейг»?
Карлсон сурово уставился мне в глаза.
– Думаю, нет, – промямлил я.
– «Думаю, нет». Что ж, начнем сначала: вы слышали такое имя: Сара Гудхарт? Да или нет?
– Вы имеете в виду когда-нибудь?
– Господи! – с чувством сказал Стоун.
Карлсон побагровел.
– Мы с вами в слова играем, док?
Он угадал. Я не знал, что делать. Я почти ослеп, и перед моим мысленным взором горела неоновым светом последняя строчка письма: «Не говори никому». Я почти ничего не соображал. Они хотели знать про Сару Гудхарт.
Возможно, это только проверка, призванная показать, буду ли я с ними сотрудничать. А в чем?
– Моя жена выросла на Гудхарт-роуд, – объяснил я. Сыщики подались назад, скрестив руки на груди. Они пытались завести меня в ловушку, и я покорно шел за ними. – Потому я и сказал, что Сара – ее второе имя. Название улицы натолкнуло меня на эту мысль, понимаете?
– Она выросла на Гудхарт-роуд? – переспросил Карлсон.
– Да.
– И название улицы стало для вас чем-то вроде катализатора?
– Да.
– Начинаю улавливать смысл. – Карлсон посмотрел на партнера. – Ты улавливаешь смысл, Том?
– Конечно, – сказал Том, поглаживая себя по животу. – Он вовсе не хотел заморочить нам голову. Слово «Гудхарт» послужило катализатором.
– Да. Именно потому он подумал о своей жене.
Оба уставились на меня. В этот раз я сумел сохранить молчание.
– Ваша жена когда-нибудь называлась Сарой Гудхарт? – спросил Карлсон.
– Как это – называлась?
– Ну, она когда-нибудь говорила: «Привет! Я – Сара Гудхарт!»? Или, может, имела документы на это имя? Или регистрировалась в Сети под таким именем?
– Нет.
– Вы уверены?
– Да.
– Вы говорите правду?
– Да.
– Не нужен никакой катализатор?
Я выпрямился в кресле, решив продемонстрировать характер.
– Мне не нравится, как вы разговариваете со мной, агент Карлсон.
Его рекламная белозубая улыбка тут же вернулась, но теперь показалась жестокой пародией на ту, предыдущую. Агент поднял руку и примирительно бросил:
– Ладно, простите, это действительно было грубо.
Он оглянулся кругом, как бы выискивая следующий вопрос.
– Вы били свою жену, доктор Бек?
Меня как хлыстом стегнули.
– Что?!
– Это вас возбуждало? Отлупить женщину?
– Что... Вы что, свихнулись?
– Сколько вы получили по страховке после смерти жены?
Не в силах поверить своим ушам, я растерянно переводил взгляд с Карлсона на Стоуна, однако их лица были бесстрастны.
– Да что вы такое говорите?
– Пожалуйста, ответьте на вопрос, доктор Бек. Если, конечно, вам нечего скрывать.
– Да нет, это не секрет, – сказал я. – Полис был на двести тысяч долларов.
– Двести кусков за погибшую жену, – присвистнул Стоун. – Эй, Ник, я встаю в очередь!
– Не великовата ли сумма для двадцатипятилетней девушки?
– В то время ее двоюродный брат устроился на работу в страховую фирму, – коряво заоправдывался я. Странная вещь: хоть я и не сделал ничего дурного – во всяком случае, того, что имели в виду они, – все равно почувствовал себя виноватым. Неприятное ощущение. Из подмышек заструился пот. – Элизабет хотела помочь ему и застраховалась на большую сумму.
– Мило с ее стороны, – сказал Карлсон.
– Очень мило, – подхватил Стоун. – Семья превыше всего, вы согласны?
Я молчал. Улыбки вновь исчезли.
– Посмотрите на меня, док, – приказал Карлсон.
Я повиновался. Его глаза буравили мои. Я выдержал поединок, хотя это оказалось нелегко.
– На этот раз ответьте, пожалуйста, на мой вопрос, – медленно произнес агент. – И не злите меня больше. Вы когда-нибудь били свою жену?
– Никогда, – ответил я.
– Ни разу?
– Ни разу.
– И не толкали?
– И не толкал.
– А со злости ни разу не треснули? Слушайте, док, мы все люди – пощечина, то да се. Не преступление, нет, просто время от времени у каждого могут сдать нервы.
– Я никогда не бил свою жену, – повторил я. – Не толкал, не трескал со злости, не отвешивал пощечин. Никогда.
Карлсон поглядел на Стоуна:
– Тебе все ясно, Том?
– Конечно, Ник. Он сказал, что никогда не бил жену, чего тут непонятного.
Карлсон поскреб подбородок.
– Если только...
– Если только что, Ник?
– Если только ему снова не нужен катализатор.
Глаза сыщиков опять сфокусировались на мне. Собственное дыхание засвистело у меня в ушах, голова стала пустой и звенящей. Карлсон подождал еще несколько секунд, прежде чем завозиться с большим коричневым конвертом. Он тянул время, аккуратно развязывая и расклеивая его. Потом поднял высоко в воздух, и содержимое высыпалось на стол.
– Годится катализатор, док?
Это оказались фотографии. Карлсон подвинул их ко мне. Я взглянул на снимки и похолодел.
– Доктор Бек?
Я не отозвался. Мои пальцы тихонько коснулись фотографий.
Элизабет.
Это, несомненно, она. На первом фото жена была снята крупным планом – только голова, в профиль. Рукой Элизабет придерживала волосы, открывая ухо. Ухо было красным и распухшим, шея под ним – в синяках и царапинах.
Похоже, перед съемкой она плакала.
Следующее фото запечатлело Элизабет раздетой до пояса и демонстрировавшей огромный синяк на боку. И вновь глаза у нее заплаканы. Снимок был очень контрастным, кровоподтек казался огромным и черным.
И еще три фотографии – Элизабет в разных позах, предъявляющая различные части тела, покрытые ушибами и царапинами.
– Доктор Бек?
Голос вернул меня к действительности. Я почти забыл о наблюдающих за мной агентах. Встрепенувшись, я переводил глаза с Карлсона на Стоуна и обратно.
– Вы что, думаете, это сделал я?
Карлсон пожал плечами:
– Мы ждем, что вы нам скажете.
– Конечно же, нет!
– Вы в курсе, где ваша жена получила травмы?
– В автомобильной катастрофе.
Они переглянулись с таким видом, будто я сообщил, что мою домашнюю работу сжевала собака.
– Элизабет попала в небольшую аварию, – объяснил я.
– Когда?
– Точно не помню. За три-четыре месяца до... – я сглотнул, – до смерти.
– Она обращалась к врачу?
– Нет. Не думаю.
– Нет или не думаете?
– Дело в том, что меня в тот момент не было дома.
– И где же вы находились?
– Делал доклад на симпозиуме педиатров в Чикаго. Жена рассказала о случившемся, лишь когда я вернулся домой.
– Сколько же дней прошло к тому времени?
– С момента аварии?
– Да.
– Не знаю. Два или три.
– Вы уже были женаты?
– Да, несколько месяцев.
– А почему она не рассказала вам о происшествии сразу? Как вы думаете?
– Она рассказала, как только я вернулся. А раньше, наверное, не хотела меня волновать.
– Понятно, – протянул Карлсон и посмотрел на Стоуна. Оба даже не пытались скрыть скептицизм. – Значит, это не вы сделали фотографии, док?
– Нет, – сказал я, радуясь, что говорю правду, так как взгляды фэбээровцев не предвещали ничего хорошего.
Наклонившись ко мне, Карлсон спросил:
– А раньше вы их видели?
Я не ответил. Они ждали. Я не спешил, размышляя над вопросом. Ответом было «нет», но... откуда взялись снимки? Почему я не знал об их существовании? Кто сфотографировал Элизабет? Я пытался понять хоть что-нибудь по лицам агентов, однако те оставались непроницаемы.
Смешно, тем не менее большую часть наших знаний об окружающем мире мы черпаем с телевизионных экранов. Сведения о расследованиях, правах подозреваемого, допросах и перекрестных допросах, протоколах и юридической системе в целом льются на нас из сериалов типа «Закон и порядок». Дайте кому-нибудь в руки пистолет, попросите выстрелить, и он повторит то, что неоднократно видел по телевизору. Скажите человеку, что за ним «хвост», и он поймет вас, потому что так выражаются герои его любимых фильмов.
Я поднял глаза и задал классический вопрос:
– Вы меня подозреваете?
– В чем?
– В чем-то. Вы подозреваете, что я совершил какое-то преступление?
– Туманный вопрос, док.
Да и твой ответ не точнее. Мне он, во всяком случае, не понравился. Пришлось вспомнить еще кое-что из кино.
– Я хочу позвонить моему адвокату.
10
Естественно, знакомого адвоката, специализирующегося на уголовном праве, у меня не было. Да и у кого он есть? Поэтому я позвонил Шоне из автомата в коридоре и объяснил ситуацию. Шона зря времени не тратила.
– У меня есть то, что нужно, – сказала она. – Сиди и жди.
Я вернулся в конференц-зал. Карлсон и Стоун были так любезны, что остались ждать со мной. Они коротали время, перешептываясь друг с другом. Прошло около получаса. Тишина нервировала, и я знал, что сыщики на это и рассчитывают, но не мог с собой справиться. В конце концов, я невиновен! Чем может навредить пара-другая слов?
– Мою жену нашли заклейменной, с буквой "К" на щеке.
– Простите? – вскинулся Карлсон и вытянул ко мне длинную шею. – Вы к нам обращаетесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40