Добивали. Он же мужик крепкий был и не слишком удачный удар мог выдержать.
— Возможно.
— Но, возможно, сначала в челюсть ударили, сломали, а потом уже пытались добить.
— Узнайте, владеет ли Югов карате. И мне сообщите.
— Я уже отправил запрос. Сазонов положил трубку.
Значит, все так и было. Значит, Югов поспешил разобраться с майором Морозом, который в общем-то капитану симпатизировал и даже защищал его перед генералом. А мог бы пожелать разобраться и с самим генералом. Просто дождался бы, когда он выйдет из подъезда — генерал один выходил, Мороз еще вещи собирал и по привычке вытирал по всей квартире отпечатки пальцев. Только один выстрел или удар, и все — и сегодня уже плакала бы не жена Мороза, а генеральская жена. Вдова то есть. Генеральская вдова...
Он подумал о жене, вернулся мыслями к окуркам в пепельнице и опять почувствовал себя неприятно. Похоже, те окурки мужчине принадлежат. И мужчина долго в квартире находился, потому что почти пачку сигарет успел выкурить. Конечно, есть такие, которые курят и по две пачки в день. Но это редкость.
Но Легкоступов не стал зацикливаться на этой мысли. Опять прогнал ее искусственно. И подумал о жене иначе. Что стала бы делать она, окажись сейчас он на месте Мороза? Ведь вполне могло бы быть и так.
Он представил ситуацию, и ему стало жалко не себя, а жену. Такая беспомощная, совсем не приспособленная к жизни. Ведь она после института нигде не работала. И совсем потеряла свою квалификацию врача. Что ждет ее, если с ним случится подобная неприятность? Как она перенесет такой удар судьбы?
Затем мысль перешла на жену Мороза, которой он не знал, слышал только, что очень красивая женщина, но уже пожалел. Это тяжелая участь жен, чьи мужья имеют профессиональную склонность к риску...
И вдруг он подумал о других женах. О жене того же Захватова. Отставного подполковника Захватова, который обречен стать жертвой Ангелова только потому, что генералу Легкоступову понадобилось прижать самого Ангелова, заманить его в ловушку и основательно потрясти. Так, чтобы не смогли добраться до капитана-инвалида его сослуживцы из ГРУ. Чтобы была причина не выпускать его из-под опеки.
Он подумал о жене приволжского мафиозного бизнесмена Таманца, который должен стать жертвой Ангелова по той же причине.
Думать о женах было больно. Но там Геннадий Рудольфович видел цель. Людьми он жертвует. И делает это негласно. К тому же это не простые люди — это преступники, которых давно пора бы посадить, но возможности доказать виновность пока не было. Пусть их постигнет такое наказание.
А жен?.. Их за что наказывать?..
Генерал думал так и не вспоминал, как когда-то в молодости, еще на заре своей службы в КГБ, он пытался спорить со своим начальником, доказывая, что виновность может определить только суд и только суд вправе определить меру наказания.
Опять зазвонил телефон...
3
Когда-то — и приятно об этом сейчас вспомнить! — мне довелось потаскать на своих плечах достаточное количество различного груза. Иногда в дальнем рейде полная выкладка вместе с боезапасом за полета килограммов тянула. И ничего. Тягал, сопя, как паровоз, и скрипя зубами, словно горсть канифоли в рот засыпал. Частенько даже бегом с этим грузом носился. Под обстрелом. И сам отстреливался. Такая вот работа была. И именно потому сейчас, наверное, предпочитаю путешествовать налегке. Только небольшая спортивная сумка, в которой помещается все необходимое. Даже пистолеты и метательные ножи.
И потому мне на стоило большого труда собраться, когда подошло время высадки. Я попрощался с попутчиками и занял место в тамбуре первым, зная привычку пассажиров на больших станциях выходить для покупок и прогулки по перрону.
Поезд остановился. Проводница открыла дверь и откинула прикрывающую лестницу площадку. Она вышла первой, я следом за ней.
Опять этот же вокзал. Его давно реконструируют и никак не могут реконструкцию закончить. Новые контуры обещают что-то нью-модернистское. Посмотрим, что получится, если бог даст дожить...
Я вдохнул воздух полной грудью и осмотрелся. И лицо мое при этом выражало радость идиота, посетившего давно забытые места и пытающегося уловить в воздухе давно ушедшие в былое вибрации. Хорошее и нужное выражение лица. Оно дает возможность заметить слежку так, чтобы слежка не осознала себя замеченной.
Конечно, Труповоз был когда-то хорошим оперативником с богатым опытом. Но слишком он на этот опыт надеется и не желает знать той простой вещи, что у кого-то опыт может быть и большим. На его месте я поступил бы не так. Не следовало отправлять своих парней одним со мной поездом. Они должны были приехать раньше, устроиться и обзавестить транспортом. А потом встретить Ангела в нужный час и проследить за ним. Незаметно. А Труповоз понадеялся на мою наивность. Подумал, что я слепо верю каждому подлецу, даже выплатившему мне аванс в размере пятнадцати тысяч баксов. Решил, что пара человек, которых он дал мне для обеспечения, вполне сможет справиться с бывшим спецназовцем. И проследит за ним, и сообщит остальным. Моя задача — мягко убедить Труповоза в обратном.
«Хвостов» я не заметил. Наверное, еще рано. От моего вагона не видно и троицу, ко мне приставленную. Но они сейчас и не пойдут за мной. Надобности не видят. Считают, что коллеги, которым я позвоню, потом сами приведут меня, недоумка, к ним. И с перрона они будут выходить скорее всего по отдельности. Они уже «засветились» перед отъездом, но этого еще не знают. Пребывают в безмятежном состоянии духа. В чем-то я могу их понять. Парни не обучены. И не предполагали, что я узнаю одного из них и «сфотографирую» в памяти остальных. А вот я бы такую возможность предвидел. И не стал бы выставлять на общее обозрение групповой портрет. Здесь я и Труповозу фору дам. Он парней не проинструктировал соответствующим образом. Но он и сам, воспитанный Конторой, считает себя пупом земли. И не берет во внимание выучку спецназа ГРУ. А напрасно. Я уже много раз доказывал, что отставной подполковник не прав.
Работать надо так, чтобы чей-то заинтересованный взгляд не смог заподозрить тебя в умысле. Вот как, например, действую я, даже не обнаружив за собой ни одного «хвоста». Потому что я знаю — против меня могут работать профессионалы очень хорошо подготовленные, которых даже тренированным взглядом не всегда определишь. Причем профессионалы эти могут быть и в ФСБ, и в криминальных структурах — бывшие сотрудники, пожелавшие получать более высокую зарплату. Явление не редкое. Капитан Югов — типичный пример. Сам Труповоз — пример еще более яркий.
Я прошел через подземный переход под "железнодорожными путями — галерею нового вокзала, которая смотрится очень соблазнительно, строители к моему приезду открыть не поторопились. И вышел сразу на привокзальную площадь. Прямо против выхода стоят такси, здесь же толкутся «частники», покручивая на пальце ключи от машины.
— Кому ехать надо? — традиционная, сотни раз произнесенная за день фраза. Как только у них язык не устанет... — Совсем за копейки... Поехали, мужик...
Я прошел к другой стоянке автомашин. Здесь водилы или кого-то дожидаются, или привезли кого-то на вокзал. Подошел к одному, обменялся парой фраз, ко второму. Разумеется, к ним могут сразу после моего отъезда другие люди подойти, предъявить удостоверение или показать кулак — в зависимости от собственной принадлежности к органам или к «крутизне», и спросить про меня. Оба водилы с удовольствием скажут, что я просил подвезти. И назовут один и тот же район. Согласиться подзаработать они не могли — они явно кого-то дожидаются. Здесь я промашки не дам. А почему не сел на машину возле выхода с вокзала? Ну, не захотел человек на такси ехать. Не любит он таксистов. Знает, что эти рвачи по три цены с приезжих дерут. Вот и все. В это время я краем глаза заметил, как от вокзала прошла к своей неприметной грязновато-серой «шестерке» женщина лет тридцати. Женщина с очень красивой фигурой, которую, к сожалению, не слишком видно под свободной одеждой. Ее и саму можно было бы назвать красивой, если бы не излишне жесткое выражение лица и не слегка тяжеловатая челюсть, показывающая упрямство. Я дал ей время, чтобы добраться до машины, а потом обернулся, высматривая следующего водилу. И «заметил» ее. Подошел. Спросил. Показал бумажку, якобы с адресом. Заранее чистую бумажку в кармане держал. Она кивнула и открыла дверцу. Я забросил на заднее сиденье сумку, а сам уселся на переднее. Пристегнул ремень безопасности. Мы поехали.
И только когда миновали привокзальную площадь, она широко улыбнулась и сказала:
— Привет, Ангел... Привет, дорогой...
— Здравствуй, Таня. Здравствуй. Заждалась?
— Заждалась...
Глава XI
1
— У тебя все нормально, господин майор? — поинтересовался я.
— Пока спокойно. Никто не достает. — Она на меня не смотрит, зато часто поглядывает в зеркало заднего вида и в зеркало на дверце. Контролирует ситуацию.
Я замечаю во взгляде обеспокоенность.
— Кто-то прилип?
— Движение большое. Не пойму. «Волга» мне не нравится. С большой антенной. Такие на радиоприемники не ставят. Значит, со связью. Третий раз ее вижу.
— Проверяй, — скомандовал я майору.
— Есть, господин капитан...
Она включила сигнал поворота, перестроилась из третьего во второй ряд и сигнал выключила. Но при приближении к перекрестку резко добавила скорость и прямо со второго ряда свернула вправо перед носом у затормозившего троллейбуса. Представляю, как долго искали вежливые слова для выражения своих чувств упавшие пассажиры!
И опять взгляд в зеркало:
— Нормально. Если они и за нами ехали, то не среагировали. Потеряли.
— Номер видела?
— Да.
— Раньше эту машину не встречала?
— Нет. И за мной «хвостов» не было. Я сразу после твоего сообщения начала тщательно проверять. Эти могли только тебя встречать. Но теперь они знают мою машину. По номеру смогут меня найти.
— Плохо. Проверить номер возможность есть?
— Дома — без проблем... Через компьютер. Я свободно вхожу в сеть ГИБДД.
— Проверить надо до дома.
— Есть один знакомый мент. Обращусь.
Я достал сотовик. Протянул. Таня покачала головой и с улыбкой достала свой. Купила с гонорара, который я выплатил ей с прошлой акции. Последовала моему совету. Теперь показывает. Остановилась у газона, отстучала шесть цифр. Не любит разговаривать по телефону на ходу.
— Юра, привет. Да-да... Я. Я не пропала. Все в заботах о хлебе насущном. На одну пенсию сейчас не проживешь, сам понимаешь. Нет. Извини. Это дело уже прошлое. Давай хором поохаем, вздохнем и забудем про это. Два года — это срок... Спустя такое время только собаки своих хозяев вспоминают. У людей появляются другие привязанности. Договорились? Я по другому поводу звоню. Не можешь помочь в одном пустяке? Срочно надо. Машина тут одна за мной постоянно ездит. Надоела. Узнай...
Она назвала номер и положила трубку на колени.
— Через пять минут позвоню. Скажет.
Я не удивился ее памяти. Два года держит в голове номер и набирает его, не задумываясь. Взгляда в зеркало заднего вида достаточно, чтобы навсегда запомнить номер автомобиля. Таня и раньше, насколько помню, на тренировках могла за минуту вложить в голову пару машинописных строчек, заполненных цифрами. Не запомнить, а «сфотографировать» глазами. А потом восстановить в памяти. Ценная способность. Никто из наших не мог с ней в этом сравниться. Во время операции в Брюсселе, после единственного дня работы продавщицей игрушек на площади Короля Болдуина, Таня перечислила номера всех автомашин, приезжавших в штаб объединенного командования НАТО. Ее за такую способность попытались перетащить на агентурную работу, но она по характеру больше спецназовка. Подала рапорт и вернулась в группу через два месяца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Возможно.
— Но, возможно, сначала в челюсть ударили, сломали, а потом уже пытались добить.
— Узнайте, владеет ли Югов карате. И мне сообщите.
— Я уже отправил запрос. Сазонов положил трубку.
Значит, все так и было. Значит, Югов поспешил разобраться с майором Морозом, который в общем-то капитану симпатизировал и даже защищал его перед генералом. А мог бы пожелать разобраться и с самим генералом. Просто дождался бы, когда он выйдет из подъезда — генерал один выходил, Мороз еще вещи собирал и по привычке вытирал по всей квартире отпечатки пальцев. Только один выстрел или удар, и все — и сегодня уже плакала бы не жена Мороза, а генеральская жена. Вдова то есть. Генеральская вдова...
Он подумал о жене, вернулся мыслями к окуркам в пепельнице и опять почувствовал себя неприятно. Похоже, те окурки мужчине принадлежат. И мужчина долго в квартире находился, потому что почти пачку сигарет успел выкурить. Конечно, есть такие, которые курят и по две пачки в день. Но это редкость.
Но Легкоступов не стал зацикливаться на этой мысли. Опять прогнал ее искусственно. И подумал о жене иначе. Что стала бы делать она, окажись сейчас он на месте Мороза? Ведь вполне могло бы быть и так.
Он представил ситуацию, и ему стало жалко не себя, а жену. Такая беспомощная, совсем не приспособленная к жизни. Ведь она после института нигде не работала. И совсем потеряла свою квалификацию врача. Что ждет ее, если с ним случится подобная неприятность? Как она перенесет такой удар судьбы?
Затем мысль перешла на жену Мороза, которой он не знал, слышал только, что очень красивая женщина, но уже пожалел. Это тяжелая участь жен, чьи мужья имеют профессиональную склонность к риску...
И вдруг он подумал о других женах. О жене того же Захватова. Отставного подполковника Захватова, который обречен стать жертвой Ангелова только потому, что генералу Легкоступову понадобилось прижать самого Ангелова, заманить его в ловушку и основательно потрясти. Так, чтобы не смогли добраться до капитана-инвалида его сослуживцы из ГРУ. Чтобы была причина не выпускать его из-под опеки.
Он подумал о жене приволжского мафиозного бизнесмена Таманца, который должен стать жертвой Ангелова по той же причине.
Думать о женах было больно. Но там Геннадий Рудольфович видел цель. Людьми он жертвует. И делает это негласно. К тому же это не простые люди — это преступники, которых давно пора бы посадить, но возможности доказать виновность пока не было. Пусть их постигнет такое наказание.
А жен?.. Их за что наказывать?..
Генерал думал так и не вспоминал, как когда-то в молодости, еще на заре своей службы в КГБ, он пытался спорить со своим начальником, доказывая, что виновность может определить только суд и только суд вправе определить меру наказания.
Опять зазвонил телефон...
3
Когда-то — и приятно об этом сейчас вспомнить! — мне довелось потаскать на своих плечах достаточное количество различного груза. Иногда в дальнем рейде полная выкладка вместе с боезапасом за полета килограммов тянула. И ничего. Тягал, сопя, как паровоз, и скрипя зубами, словно горсть канифоли в рот засыпал. Частенько даже бегом с этим грузом носился. Под обстрелом. И сам отстреливался. Такая вот работа была. И именно потому сейчас, наверное, предпочитаю путешествовать налегке. Только небольшая спортивная сумка, в которой помещается все необходимое. Даже пистолеты и метательные ножи.
И потому мне на стоило большого труда собраться, когда подошло время высадки. Я попрощался с попутчиками и занял место в тамбуре первым, зная привычку пассажиров на больших станциях выходить для покупок и прогулки по перрону.
Поезд остановился. Проводница открыла дверь и откинула прикрывающую лестницу площадку. Она вышла первой, я следом за ней.
Опять этот же вокзал. Его давно реконструируют и никак не могут реконструкцию закончить. Новые контуры обещают что-то нью-модернистское. Посмотрим, что получится, если бог даст дожить...
Я вдохнул воздух полной грудью и осмотрелся. И лицо мое при этом выражало радость идиота, посетившего давно забытые места и пытающегося уловить в воздухе давно ушедшие в былое вибрации. Хорошее и нужное выражение лица. Оно дает возможность заметить слежку так, чтобы слежка не осознала себя замеченной.
Конечно, Труповоз был когда-то хорошим оперативником с богатым опытом. Но слишком он на этот опыт надеется и не желает знать той простой вещи, что у кого-то опыт может быть и большим. На его месте я поступил бы не так. Не следовало отправлять своих парней одним со мной поездом. Они должны были приехать раньше, устроиться и обзавестить транспортом. А потом встретить Ангела в нужный час и проследить за ним. Незаметно. А Труповоз понадеялся на мою наивность. Подумал, что я слепо верю каждому подлецу, даже выплатившему мне аванс в размере пятнадцати тысяч баксов. Решил, что пара человек, которых он дал мне для обеспечения, вполне сможет справиться с бывшим спецназовцем. И проследит за ним, и сообщит остальным. Моя задача — мягко убедить Труповоза в обратном.
«Хвостов» я не заметил. Наверное, еще рано. От моего вагона не видно и троицу, ко мне приставленную. Но они сейчас и не пойдут за мной. Надобности не видят. Считают, что коллеги, которым я позвоню, потом сами приведут меня, недоумка, к ним. И с перрона они будут выходить скорее всего по отдельности. Они уже «засветились» перед отъездом, но этого еще не знают. Пребывают в безмятежном состоянии духа. В чем-то я могу их понять. Парни не обучены. И не предполагали, что я узнаю одного из них и «сфотографирую» в памяти остальных. А вот я бы такую возможность предвидел. И не стал бы выставлять на общее обозрение групповой портрет. Здесь я и Труповозу фору дам. Он парней не проинструктировал соответствующим образом. Но он и сам, воспитанный Конторой, считает себя пупом земли. И не берет во внимание выучку спецназа ГРУ. А напрасно. Я уже много раз доказывал, что отставной подполковник не прав.
Работать надо так, чтобы чей-то заинтересованный взгляд не смог заподозрить тебя в умысле. Вот как, например, действую я, даже не обнаружив за собой ни одного «хвоста». Потому что я знаю — против меня могут работать профессионалы очень хорошо подготовленные, которых даже тренированным взглядом не всегда определишь. Причем профессионалы эти могут быть и в ФСБ, и в криминальных структурах — бывшие сотрудники, пожелавшие получать более высокую зарплату. Явление не редкое. Капитан Югов — типичный пример. Сам Труповоз — пример еще более яркий.
Я прошел через подземный переход под "железнодорожными путями — галерею нового вокзала, которая смотрится очень соблазнительно, строители к моему приезду открыть не поторопились. И вышел сразу на привокзальную площадь. Прямо против выхода стоят такси, здесь же толкутся «частники», покручивая на пальце ключи от машины.
— Кому ехать надо? — традиционная, сотни раз произнесенная за день фраза. Как только у них язык не устанет... — Совсем за копейки... Поехали, мужик...
Я прошел к другой стоянке автомашин. Здесь водилы или кого-то дожидаются, или привезли кого-то на вокзал. Подошел к одному, обменялся парой фраз, ко второму. Разумеется, к ним могут сразу после моего отъезда другие люди подойти, предъявить удостоверение или показать кулак — в зависимости от собственной принадлежности к органам или к «крутизне», и спросить про меня. Оба водилы с удовольствием скажут, что я просил подвезти. И назовут один и тот же район. Согласиться подзаработать они не могли — они явно кого-то дожидаются. Здесь я промашки не дам. А почему не сел на машину возле выхода с вокзала? Ну, не захотел человек на такси ехать. Не любит он таксистов. Знает, что эти рвачи по три цены с приезжих дерут. Вот и все. В это время я краем глаза заметил, как от вокзала прошла к своей неприметной грязновато-серой «шестерке» женщина лет тридцати. Женщина с очень красивой фигурой, которую, к сожалению, не слишком видно под свободной одеждой. Ее и саму можно было бы назвать красивой, если бы не излишне жесткое выражение лица и не слегка тяжеловатая челюсть, показывающая упрямство. Я дал ей время, чтобы добраться до машины, а потом обернулся, высматривая следующего водилу. И «заметил» ее. Подошел. Спросил. Показал бумажку, якобы с адресом. Заранее чистую бумажку в кармане держал. Она кивнула и открыла дверцу. Я забросил на заднее сиденье сумку, а сам уселся на переднее. Пристегнул ремень безопасности. Мы поехали.
И только когда миновали привокзальную площадь, она широко улыбнулась и сказала:
— Привет, Ангел... Привет, дорогой...
— Здравствуй, Таня. Здравствуй. Заждалась?
— Заждалась...
Глава XI
1
— У тебя все нормально, господин майор? — поинтересовался я.
— Пока спокойно. Никто не достает. — Она на меня не смотрит, зато часто поглядывает в зеркало заднего вида и в зеркало на дверце. Контролирует ситуацию.
Я замечаю во взгляде обеспокоенность.
— Кто-то прилип?
— Движение большое. Не пойму. «Волга» мне не нравится. С большой антенной. Такие на радиоприемники не ставят. Значит, со связью. Третий раз ее вижу.
— Проверяй, — скомандовал я майору.
— Есть, господин капитан...
Она включила сигнал поворота, перестроилась из третьего во второй ряд и сигнал выключила. Но при приближении к перекрестку резко добавила скорость и прямо со второго ряда свернула вправо перед носом у затормозившего троллейбуса. Представляю, как долго искали вежливые слова для выражения своих чувств упавшие пассажиры!
И опять взгляд в зеркало:
— Нормально. Если они и за нами ехали, то не среагировали. Потеряли.
— Номер видела?
— Да.
— Раньше эту машину не встречала?
— Нет. И за мной «хвостов» не было. Я сразу после твоего сообщения начала тщательно проверять. Эти могли только тебя встречать. Но теперь они знают мою машину. По номеру смогут меня найти.
— Плохо. Проверить номер возможность есть?
— Дома — без проблем... Через компьютер. Я свободно вхожу в сеть ГИБДД.
— Проверить надо до дома.
— Есть один знакомый мент. Обращусь.
Я достал сотовик. Протянул. Таня покачала головой и с улыбкой достала свой. Купила с гонорара, который я выплатил ей с прошлой акции. Последовала моему совету. Теперь показывает. Остановилась у газона, отстучала шесть цифр. Не любит разговаривать по телефону на ходу.
— Юра, привет. Да-да... Я. Я не пропала. Все в заботах о хлебе насущном. На одну пенсию сейчас не проживешь, сам понимаешь. Нет. Извини. Это дело уже прошлое. Давай хором поохаем, вздохнем и забудем про это. Два года — это срок... Спустя такое время только собаки своих хозяев вспоминают. У людей появляются другие привязанности. Договорились? Я по другому поводу звоню. Не можешь помочь в одном пустяке? Срочно надо. Машина тут одна за мной постоянно ездит. Надоела. Узнай...
Она назвала номер и положила трубку на колени.
— Через пять минут позвоню. Скажет.
Я не удивился ее памяти. Два года держит в голове номер и набирает его, не задумываясь. Взгляда в зеркало заднего вида достаточно, чтобы навсегда запомнить номер автомобиля. Таня и раньше, насколько помню, на тренировках могла за минуту вложить в голову пару машинописных строчек, заполненных цифрами. Не запомнить, а «сфотографировать» глазами. А потом восстановить в памяти. Ценная способность. Никто из наших не мог с ней в этом сравниться. Во время операции в Брюсселе, после единственного дня работы продавщицей игрушек на площади Короля Болдуина, Таня перечислила номера всех автомашин, приезжавших в штаб объединенного командования НАТО. Ее за такую способность попытались перетащить на агентурную работу, но она по характеру больше спецназовка. Подала рапорт и вернулась в группу через два месяца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50