Его волосы торчали со сна во все стороны под самыми невообразимыми углами, и в целом Зик Лэнгстон являл собой зрелище довольно комичное. Но при виде него физиономия Леоны Уоткинс еще больше вытянулась.
— У тебя же только одна дочь. Видать, тебе повезло в тот единственный раз, когда ты была со своим благоверным!
Лицо Леоны побелело как снег и залилось затем ярчайшей краской. Губы что-то беззвучно шептали.
— Я не стану слушать эти гнусности! — наконец возопила она, поворачиваясь вновь и ища глазами Грейсона. — А что вы, которого мы выбрали начальником, собираетесь делать с теми, кто живет во грехе, — а в караване ведь дети?
Устало вздохнув, Грейсон покачал головой. Его супруга, всегда отличавшаяся терпимостью, была ошеломлена, когда ни свет ни заря к их фургону примчалась старуха Уоткинс с известием о том, что мистер Коулмэн и «эта бесстыдная шлюха» спят вместе в его фургоне. Грейсон вначале не поверил. Он видел страдания Росса, когда угасала Виктория. Видел опустошение на его лице, когда некрашеный сосновый гроб опускали в землю. Помнил, как Росс сердился, когда Ма привела ему эту девушку, чтобы ухаживать за его сыном. Грейсон не верил, что Росс сейчас вообще способен на близость с женщиной — в особенности с той, которую презирал столь открыто.
Но при этом Росс был мужчиной. И мужчиной молодым. С натурой более живой и, как подозревал Грейсон, более чувственной, чем у многих, кого он знал. А девушка отнюдь не была дурнушкой — сейчас, когда ее отмыли и приодели, это стало особенно очевидным.
Он взглянул на Лидию, затем в замешательстве опустил глаза. Какой мужчина на месте Росса Коулмэна не совершил бы того же? Или, по крайней мере, не оказался бы на грани соблазна. Девушка — к чести ее или, наоборот, на пагубу — сделана из того же теста, из какого пекутся самые фривольные мужские фантазии. Он храбро поднял взгляд на Коулмэна — и вздрогнул от темной ненависти, заострившей черты его бронзового от загара лица. Зеленые глаза Коулмэна недобро блестели.
— Прости, Росс, — сказал Грейсон, виновато разводя руки. — Если бы все от меня зависело — мне-то, знаешь сам, все равно. Но тут у нас и дети и… — Он безнадежно махнул рукой, словно у него пропал голос.
— Забудьте, — коротко бросил Росс. — Мне ни к чему оставаться там, где я не нужен. А теперь, если бы вы все отсюда…
— Погодите еще полминутки, — вмешалась Ма. — Все это зашло слишком далеко. — Она повернулась к Россу. — Вы нужны — нужны этому каравану. Умеет еще кто-нибудь так лечить лошадей? — Она уже обращалась к Грейсону. — А кто лучше него стреляет? Кто всегда приносит нам свежее мясо? А? Хотите прогнать его лишь потому, что он не пожелал спать под дождем? Да я бы первая посчитала его дураком, если бы он там остался.
— Знаете, мистер Грейсон… — начала Леона.
— Заткнись, женщина! — неожиданно прогудел Зик. В первый раз все услышали, как этот добряк на кого-то повысил голос. От удивления — больше, чем от чего-либо еще — миссис Уоткинс, онемев, застыла как вкопанная. — А теперь насчет того, что эти двое молодых людей делали что-то дурное. Пошевели данной тебе Господом Богом извилиной. Она рожала меньше двух недель назад. Думаешь, она в состоянии сейчас лечь с мужчиной?
Лицо Лидии запылало — десятки глаз изучающе рассматривали ее. Она взглянула на Росса. Он стоял, замерев и напрягшись, как индеец, словно не обращая внимание на все, что происходило вокруг. Повернувшись к Леоне, Ма вложила в свой взгляд всю холодную ненависть, на какую была способна. Старуха первой отвела глаза, но еще не успокоилась.
— Для таких, как она, это сущий пустяк! — проклекотала она.
— Боль — для любой одинакова, — отрезала Ма. Скрестив руки на массивной груди, она глубоко вздохнула. — В общем, на все это есть один достойный ответ. Мистер Коулмэн и Лидия должны пожениться.
Воцарилось ошеломленное молчание.
— Черта с два я на ней женюсь! — прорычал Росс. Лидия задохнулась.
— Я ни за кого замуж не собираюсь!
— Вы зашли слишком далеко, Ма, — покачал головой Грейсон.
Зик только заинтересованно хмыкнул.
— О Боже, Боже! — заголосила миссис Уоткинс. — Его единственная пред Богом жена еще не успела остыть в могиле! — На самом деле она терпеть не могла Викторию за ее изящество и красоту, но теперь изображала полную готовность вступиться за оскорбленную память покойной.
— Мистер Грейсон, если они поженятся, вы будете удовлетворены? — спросила Ма, словно не замечая всеобщего смятения, вызванного ее предложением.
Хэл Грейсон снова проклял тот день, когда принял предложенный ему пост начальника каравана. Кроме фермерского труда, обо всем остальном он знал не больно-то много. Когда подходило время сева, его совета спрашивали первым, но откуда ему знать, кто должен на ком жениться?
— Да, наверное….
— А ты, старая ищейка? — повернулась Ма к Леоне Уоткинс.
Старуха злобно крякнула. Казалось, кожа ее вот-вот лопнет, не в силах сдержать переполнявшую ее ярость.
— А я считаю, это будет сущий позор! Не говоря о том, что все мы увидим и услышим потом из этого фургона!
— Так ежели тебя так беспокоит то, что делают люди в своих постелях, чего же не попробуешь чего-нибудь эдакого в своей собственной?
— А-ах!… — Леона схватилась за грудь, словно Ма ее ударила. Пронзив Грейсона взглядом, в котором читалось глубокое в нем разочарование, она выбралась из фургона. — Эта Лэнгстон предложила, чтобы те двое поженились! — объявила она собравшимся. — Я в таком случае умываю руки и думаю, что нам, богобоязненным христианам, остается лишь молиться, дабы Господь защитил нас от зла и грехов, кои нами овладели!
— Мистер Грейсон, вы уж нас извините. — Ма полностью игнорировала разноголосый гомон снаружи. — Мне поговорить бы с Россом и Лидией. Да, и ты, Зик. Выйдите из фургона и гляньте, чтобы эти шалопаи там не развалили его. Они, если за ними не присмотреть, совсем буйные делаются.
Зик с Грейсоном вышли. Ли все это время жалобно хныкал, и теперь Лидия, опустившись на табурет, повернулась спиной к Россу и Ма и принялась кормить проголодавшегося ребенка.
Росс, однако, сам обернулся к ней, кипя от негодования:
— Я говорил, что не желаю спать на этом чертовом тюфяке — так нет, вы затащили меня туда. Теперь видите, что из этого вышло.
Лидия глянула на него через плечо.
— Я? — Говорили они вполголоса, и весь их гнев выражали метавшие молнии глаза и резкие жесты. — Да, я хотела, чтобы вы спали в своей постели. Ведь снаружи было холодно, мокро, и вы устали. А кто волок меня через весь фургон в эту же постель, а? Ответьте-ка! Кто чуть мне зубы не выбил, когда тащил на этот самый тюфяк? — Она снова повернулась к ребенку и принялась его убаюкивать. Росс припечатал кулак к ладони другой руки.
— С самого того дня, как я вас первый раз увидел, вы мне — как в голове дырка!
— О, а вы все это время были просто ангел — с вашим жутким характером, косыми взглядами и вечной руганью! Сущий ангел, мистер Коулмэн!
— Вы должны были разбудить меня, когда начали кормить Ли. Я бы проснулся, и всей этой чертовщины бы не случилось!
Она снова, разъяренная, повернулась к нему.
— Вы и проснулись! И я не виновата, если вы потом привалились ко мне и опять захрапели!
— Я не храпел! — с трудом сдерживаясь, процедил он сквозь зубы.
— Неужели? Вы чуть до смерти меня не перепугали, когда вскочили, услышав мистера Грейсона, — как пантера, которой обожгли нос. Мы ведь лежали совсем рядом с вами — я и Ли. А вы мне чуть волосы не выдрали.
— Ну, если хотите знать, слегка продрать их бы не мешало — расческой и гребешком. И если бы они не были такой косматой, спу…
Их перебранку нарушил громкий смех Ма. Росс и Лидия с изумлением уставились на нее, а она вытирала выступившие слезы.
— Вы, я смотрю, уже цапаетесь, как настоящая семейная пара.
Росс начал застегивать пуговицы на рубашке, старательно просовывая их в петли. Во время одной из тирад миссис Уоткинс он накинул рубашку, но не успел ее застегнуть.
— Я люблю и вас, Ма, и все ваше семейство. Вы были очень добры и ко мне, и к Виктории до самой ее смерти. Однако именно сейчас я просил бы вас не соваться в это дело.
— Ладно, — согласилась она с удивившей его легкостью. — Но до того я скажу свое слово, и никто не выйдет из этого фургона, пока не выйду из него я!
Ее каблуки уперлись в пол у входа, и Росс понял, что теперь ее не сдвинешь даже динамитом. Далеко уехать в такой дождь и ветер вряд ли бы удалось — так что трогаться так рано в путь было ни к чему. Он тяжело опустился на второй табурет и уронил голову на руки.
Оглянувшись на него через плечо, Лидия поразилась, как похожа эта его поза на ту, в которой она впервые его увидела — как будто он держал на своих плечах всю тяжесть мира.
— Теперь слушайте, — начала, обращаясь к нему, Ма. — Вы что же, собираетесь позволить этой старой ханже Уоткинс выгнать вас отсюда?
— Нет, — хмуро ответил Росс. — Если я решил так — дело не в ней. Мне нужно было убраться отсюда сразу же, как умерла Виктория. Я и сам доберусь до Техаса — а может, еще и быстрее вас.
— А Ли?
— Справлюсь как-нибудь.
— Ага, и заморите его, пока будете справляться. Если только не возьмете с собой Лидию. А если так — то можете с тем же успехом остаться в караване, вам тут будет куда надежней.
— Остаться — значит жениться на ней. А я не могу сделать этого.
— А почему?
— Почему? — Вскочив на ноги, он принялся расхаживать из угла в угол, хотя для этого ему пришлось втянуть голову в плечи. — Да потому что она шлюха, вот почему!
— Мне до смерти надоела ваша ругань, Росс Коулмэн, — произнесла Лидия, поднимаясь от колыбели, куда она только что уложила сытого и сонного Ли. Упершись кулаками в бедра, она в упор взглянула на Росса. — И вы ничего про меня не знаете.
— Это точно. Даже полного имени твоего.
— А я и не собираюсь вам говорить! Но я — не шлюха. — В голосе ее слышалось рычание разгневанной львицы. — И о себе вы мне тоже никогда ничего не рассказывали.
— Я — другое дело.
— Ой ли? Кто знает, может, и у вас есть позади кое-что, что вы стараетесь скрыть? Может, и вы здесь на тех же правах, что и я, и неважно, кем там была ваша супруга.
Если загорелое лицо Росса могло побледнеть — то сейчас был именно тот случай. Его взгляд метнулся с нее на Ма — как будто обе женщины были его врагами, приготовившимися к нападению. Все тело его напряглось. Чтобы не выдать себя, он обратился к Ма с новым аргументом:
— У меня была жена. Виктория Джентри была моей женою — единственной. Я любил ее. С тех пор как она умерла, не прошли еще и две полных недели. Как можете вы предлагать, чтобы я предал ее память и взял другую женщину?
— Прежде чем вы меня «возьмете», я покончу с собой, — огрызнулась Лидия.
— Вот, видали? — Ма была преисполнена решимости продолжать спор. — Одну загвоздку, можно сказать, разрешили. Тебе, Росс, не нужна другая женщина. А Лидии — другой мужчина. И вы можете жить и трудиться сообща только потому, что так удобнее! Она будет заботиться о Ли. Вы — о них обоих. Кажется мне, это самый простой выход. А женитьба — так это только чтоб успокоить этих самых «богобоязненных христиан» вон там, снаружи. — Она кивнула в сторону выхода. — Вы же сами знаете, она ничего особо не значит. Я так думаю, что все пойдет как и раньше.
Росс, закусив кончик правого уса, с неодобрением поглядывал то на Ма, то на Лидию. Сняв с крючка шляпу, он нахлобучил ее на голову.
— Пойду посмотрю лошадей. — С этими словами он вышел.
— Я не пойду за него, — сказала Лидия тихо. Она знала, чем может обернуться женитьба. Долгие годы ее мать провела в рабстве и нужде, пока стыд и унижение не свели ее наконец в могилу. Лидия не собиралась пробовать жить так же.
— Я замуж ни за кого не пойду.
— Так это было тяжко?
— Что — это?
— Да зачинать твоего малыша. Так тяжко, что теперь о мужиках и слышать не хочешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59