— Как, хорошо искупалась?
Ей было тогда лет одиннадцать, но до сих пор она помнила ужас, который испытала, когда вода заливала ей глаза, ноздри, рот, лишая остатков воздуха. И теперь она с тем же ужасом смотрела на мутные волны Миссисипи, и думала, удастся ли ей заставить себя хотя бы подойти к парому.
Она, все еще дрожа, думала об этом, когда Росс, который все это время помогал закреплять колеса фургонов, подошел к ней.
— Наш фургон следующий. Ты с Ли встанешь вой там, у машинной рубки. Вместе с нами отправятся Лэнгстоны.
— Росс! — позвала она, когда он уже собрался уходить.
— Да? — Он нетерпеливо обернулся.
— А… а где будете вы?
— С лошадьми.
Она кивнула, бледная и испуганная.
— Ах да, конечно.
С минуту он смотрел на нее, затем торопливо пошел к парому — нужно было как можно быстрее закрепить два фургона, готовых к отправке. Лидия взошла на слегка покачивавшуюся палубу, пробралась поспешно к машинной рубке и прислонилась к ее подрагивавшей стене, крепко прижимая к себе тельце ребенка. Вскоре к ней присоединилась Ма, — дети же заняли места как можно ближе к ограждениям борта. Для них это было приключение, которое запомнится на всю жизнь. Приказав им быть поосторожнее, Ма предоставила им вволю наслаждаться увиденным.
Паром преодолел уже примерно две трети пути, когда Лидию позвала Мэринелл.
— Иди сюда, Лидия! Глянь! — Она показывала ей на что-то, плывшее по течению, и, видно, немало забавлявшее ребят тем, что то и дело всплывало и погружалось, как поплавок.
— Не могу, я должна оставаться с Ли.
— Иди, иди, — подтолкнула ее Ма, беря Ли у нее из рук. Давно ли сама-то была девчонкой. Иди, там у них весело.
Не желая показаться трусихой, Лидия придвинулась поближе к ограждению борта. Ей хотелось увидеть, где сейчас Росс, но он словно пропал куда-то. Хотя она дрожащими губами улыбнулась стоявшим у борта детям, корзина из-под яблок, нырявшая в струе воды за паромом, не избавила ее от страха. Увидев так близко жуткую глубину, бурлящее течение, волны, лизавшие борта, Лидия начала дрожать снова. И снова чувствовала, как смыкается мутная вода над головой и захлестывает легкие.
Охваченная самой неподдельной паникой, она кинулась от борта в поисках укрытия. Едва не сбив с ног изумленное младшее поколение Лэнгстонов, она побежала к фургону — глаза широко раскрыты, воздух через раздувшиеся ноздри с трудом попадает в легкие. Обхватив фургонное колесо, она взобралась через откинутый задний полог и повалилась на пол, тяжело и часто дыша.
Ма, видевшая все это, успела прикрикнуть на детей, которые, как испуганные цыплята, бросились вслед за Лидией, чтобы те оставались на месте.
— Сбегай за мистером Коулмэном, Атланта. Пусть он пока оставит с лошадьми Люка.
Как раз в этот момент Бубба обхаживал коренника из упряжки Росса, в то время как его отец занимался их собственной.
Через несколько секунд Росс уже бежал по шаткой паромной палубе. Рука по привычке ощупывала кобуру на бедре.
— Что случилось?
— Лидия. Там, в фургоне.
— А Ли?
— С ним все в порядке. Позаботьтесь о жене, мистер Коулмэн.
Поймав его взгляд, Ма в упор смотрела на него секунду, прежде чем он полез в фургон. Перемахнув через борт и ступив внутрь, он увидел ее, лежавшую в углу, обхватив голову руками. Тело ее сотрясали рыдания.
— Лидия! — взревел он. — Какого черта… — Отбросив в сторону шляпу, он шагнул к ней и опустился на колени. Протянув руку, он хотел коснуться ее плеча, чтобы успокоить ее. Но… замерев на секунду в воздухе, рука отдернулась.
— Лидия, — сказал он уже мягче. Рыдания были горькими — словно плакала томящаяся в преисподней душа. — Ты всех до смерти перепугала. Что такое с тобой?
Как и для большинства мужчин, слезы без очевидной причины были вне пределов его понимания. И как большинство мужчин, он начинал сердиться, если не мог найти этой причины.
— Лидия, Бога ради, скажи, в чем дело. Ты ударилась? Болит что-нибудь?
Может, стукнулась головой? Почему она закрывает ее руками? Он пытался отнять ее руки от головы, но она держалась за нее мертвой хваткой.
Отчаявшись, он взял ее за плечо и тряс, пока наконец она не отняла руки от головы. Она взглянула на него невидящими глазами и вцепилась в ворот его рубашки.
— Пожалуйста… не толкайте меня… в воду… в реку… Не толкайте… пожалуйста…
Росс в немом оцепенении уставился на нее. Он видел людей, смотревших в дуло пистолета за секунду до того, как мозг их должен был разлететься в мелкие брызги, но и на их лицах не помнил он выражения такого темного, неприкрытого ужаса. Зрачки ее так расширились, что их окружала лишь узкая желтая полоса. Губы побелели, как мел; во всем лице, казалось, не было ни кровинки.
— Лидия, Лидия, — произнес он успокаивающим полушепотом и непроизвольно взял ее лицо в ладони. — О чем это ты?
— В реку… в реку… — повторяла она, как в бреду, еще крепче сжимая ворот его рубахи.
— Никто не собирается тебя толкать в реку. Ты здесь в безопасности.
Она сглотнула. Он словно видел, как она проталкивает свой страх глубже в горло. Между губами показался кончик языка. Грудь бурно вздымалась и опадала с каждым трудным и редким вздохом.
— Росс? — Она глубоко заглянула в его глаза, как будто силясь его узнать.
— Да, это я.
Тело ее разом ослабло, и голова упала ему на грудь. Руки его были все еще прижаты к ее щекам, и он потянул ее к себе, пока вся она не приникла к нему. Они замерли, не двигаясь; дыхание ее мало-помалу становилось нормальным.
— К чему кому-то толкать тебя в реку? — спросил он хриплым шепотом.
Она подняла на него глаза, но ничего не сказала, только смотрела на него взглядом, который раздражал его и в то же время притягивал.
— Ну-ну, все в порядке. — Он увидел, как глаза ее наполнились вновь слезами, но на этот раз причиной тому был не страх. Просто ее янтарного цвета глаза стремились избавиться от кошмара, который пришлось ей пережить вновь. — Ма не позволит… — его большие пальцы гладили ее губы, они были влажными, она облизнула их, влажными стали и его пальцы, — …чтобы что-нибудь случилось с тобой.
Он знал, что сейчас поцелует ее, и ничего с этим не поделаешь. У него уже давно нет выбора. Момент этот был уготован ему, предопределен, и пытаться противиться значило бы спорить с судьбой. Он подчинился воле богов — и его голова медленно склонилась к ее ожидающим, полураскрытым губам.
Сначала он просто коснулся их своими губами. Ее пальцы плотнее прижались к его груди. Он ждал — пока не утратил окончательно возможность с собой бороться. Затем, чуть отогнув назад ее голову, он впился губами в ее ждущий рот, лаская его шелковистыми усами, прижимаясь сильнее — пока губы ее не раскрылись.
Его сердце, казалось, выпрыгнет из груди, но он не шевельнулся. Он стоял на коленях, вдыхая ее аромат, и думал, что ждет его за этой первой дверью рая.
Кончиком языка он коснулся ее верхней губы — нежно, так нежно, что вроде бы вовсе не коснулся ее, пока не почувствовал теплую волну дыхания, сорвавшегося с ее губ и увлажнившего его губы.
Появление на реке другого судна заставило капитана парома дать громкий гудок. От неожиданности они оба потеряли равновесие; Росс стоял на коленях, и, когда она упала на стопку постельного белья, его тело последовало за нею. Взгляд горящих зеленых глаз ощупывал ее лицо, волосы, скользил по ее шее, груди, снова вверх, ко рту. Она лежала молча, неподвижно, как бы отдавая себя целиком в его власть.
Пальцы его правой руки перебирали ее волосы. Левая гладила подбородок. Целоваться его научила в тринадцать лет одна из товарок матери по борделю. В один из серых осенних дней она затащила парнишку к себе в комнату и, раздразнив его, преподала все тонкости поцелуйной науки.
Она научила его легонько посасывать, чтобы плотнее прижать губы друг к другу, водить языком, как будто собирая мед, находить и отталкивать язык партнера — то быстро, то медленно. Учеником он оказался превосходным. У него явно был к этому природный талант, и еще до полудня он сумел превзойти свою наставницу. Кое-чему она и сама от него научилась.
Все свои познания — и годы практики — вложил Росс в этот поцелуй, потому что никогда ни один не пугал его так и в то же время не был столь желанен.
Но никакое желание нельзя было сравнить с тем восторгом, который переполнял сейчас его душу. Он превзошел все границы его воображения. Боже, что за губы были у нее! Он весь тонул в их сладкой и влажной бездне. Он вбирал в себя их вкус — и не мог утолить голод. Его язык скользил вдоль ровного ряда ее зубов, ощупывал небо, бархатную изнанку губ, играл с напряженным кончиком ее языка, Нежно посасывая, он словно хотел перелить в себя ее всю — если бы только смог сделать это.
Он даже не слышал низких, хрипловатых стонов, вырывавшихся из его горла. Когда паром ударился о причальную стенку — берег Арканзаса, этот звук достиг наконец его слуха, и он удивился, откуда бы он мог идти.
Осознав внезапно его источник, он с силой оторвал свое тело от нее. Глаза ее показались ему такими же огромными и изумленными, как и до поцелуя, но в них больше не было страха. Рот, алый и влажный, словно сиял после его поцелуев. Кожа вокруг губ чуть порозовела от уколов его усов.
Он словно растворился в этом поцелуе — и в ней самой. Она заставила его забыть обо всем — кем был он, кем — она… и кем была Виктория.
Поднявшись на ноги, он нашарил в стороне шляпу. Надев ее и не осмеливаясь взглянуть в ту сторону, где лежала Лидия, он шагнул на палубу парома, как раз когда к фургону подошла Ма.
— Ну? — требовательно спросила она.
— С ней все в порядке, — бросил он, направляясь к борту.
На лице Ма расплылась широкая улыбка.
В эту ночь в лагере был праздник. Рубеж был перейден — и все радовались, что оставили его позади. Из пыльных сундуков достали давно дожидавшиеся того скрипки. Весь лагерь пел. Мужчины передавали из рук в руки глиняный кувшин с виски — и немногие решились в ту ночь отказаться от этого. Детям позволили не ложиться дольше обычного. Завтра снова все отправятся в долгий путь, но сегодняшний день всем хотелось целиком отдать веселью.
Этот день был праздником и для Лидии. Губы Росса открыли ей, что не все мужские поцелуи заслуживают отвращения, и то, что свершается между мужчиной и женщиной, может быть невыразимо прекрасным.
Этот день запомнился ей и по другой причине. У нее пропало молоко.
IX
В начале Лидии показалось, что Ли просто утомила суматоха, царившая в лагере. И только позже, уже собираясь кормить его на ночь, она поняла, что он голоден. Мало молока.
Она выжала ему все остатки — и он наконец уснул на ее груди. Усталая и все еще не успокоившаяся после происшедшего на пароме, она так и уснула с Ли на руках, не в состоянии даже уложить его в колыбель или снять на ночь с себя одежду.
Разбудил ее поздний приход Росса. Еще не совсем понимая, бодрствует она или спит, она заметила только, что от него пахнет виски. На следующее утро он жаловался на страшную головную боль, в то время как Ли заливался голодным плачем.
— Покорми его, ради всего святого, — поморщился он, натягивая сапоги.
Лидия не была уверена, есть ли у нее молоко, но, расстегнув блузку, дала Ли грудь. Страшась того, что подумает о ней Росс, если узнает, что молоко исчезло, она, повинуясь инстинкту самосохранения, набросилась на него первой.
— Если бы ты не напился так вчера вечером, голова бы и не болела.
Росс встал, жмуря опухшие веки, и, стараясь не обращать внимания на головную боль, начал пробираться к выходу из фургона.
— Я не напился. Но старался изо всех сил. — С этими словами он вышел.
Через минуту Ли уже снова визжал от голода, личико его раскраснелось, маленькие ножки и ручки требовательно молотили воздух. Лидия не знала, как быть. Она вообще мало что знала о детях — кроме того, чему научилась, ухаживая за Ли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59