— Каковы шансы заполучить телевизор обратно? — спросила она.
— Знаете его серийный номер?
— Боюсь, что нет, — ответила она.
— Тогда не слишком-то велики.
— Выходит, большинство краж со взломом остаются нераскрытыми?
— Отчасти так оно и есть. Формально — да. Украденные вещи не возвращаются к владельцу, потому что ворам удается их тут же перепродать скупщикам краденого, заложить в ломбард или толкнуть прямо на улице тем, кто не любит задавать лишних вопросов. Рано или поздно, но воришек ловят, и, случается, следователям совершенно ясно, что за ними тянется длиннющий список дел, причем счет грехов может идти когда на десятки, а когда и на сотни, но обычно заполучить вещи обратно не удается.
— Значит, виновного рано или поздно ловят, да только жертве от этого нет никакого проку, так?
— Приблизительно.
— Негодяи, — тихо молвила та.
Почему она не переедет, размышлял Рой. Почему не переедет дальше на запад, к границе этого черного округа? Если и не выберется из него, так хоть жила бы не в таком «веселеньком» месте; на окраине преступность пониже. А впрочем, какого дьявола, сказал он себе. Какого дьявола, если и там есть грабители, а влезь к ней ночью в окно какой-нибудь белый псих — чем оно лучше — быть придушенной в собственной постели? От зла не спрячешься. Ему не страшны никакие барьеры, включая и расовые.
— Порядочно у вас уйдет времени, чтобы восстановить убытки, — сказал Рой.
— Это уж как пить дать, — сказала она и отвернулась, застеснявшись выступивших слез, блеском увлажнивших тяжелую бахрому ресниц. — Хотите кофе?
— Очень, — сказал Рой, радуясь тому, что Дьюгэн по-прежнему роется в спальне. Наблюдая за тем, как она идет от плиты к шкафу, он думал: может, мне и стоило бы… Может, не все еще животные утехи утрачены для меня навсегда…
— А себе я сделаю покрепче, — сказала она, протягивая ему на блюдце чашку с золотым ободком, кувшинчик со сливками и сахарницу. Потом возвратилась к шкафу, достала непочатую бутылку канадского бурбона, распечатала ее и щедро плеснула в свой кофе. — Никогда не пью в одиночестве, — сказала она, — но сегодня, пожалуй, напьюсь. Погано себя чувствую!
Блуждая глазами, переводя их с девушки на бутылку и обратно, Рой втолковывал себе, что покамест он вне опасности. Пьет он только потому, что ему нравится пить, и потому, что ему нужно расслабиться, и уж если выпивка для его желудка совсем не бальзам, то целебные свойства виски-транквилизатора с лихвой компенсируют приносимый ему вред. По крайней мере он не сходит с ума по наркотикам. А увлечься ими в больнице было легче легкого. Так оно и случается с множеством из тех, кто месяцами страдает от болючих ран и держится на одних лишь медицинских препаратах. Но во время работы он может и не пить. Он знал, что мог бы. Но ведь он никому не вредит… К тому же от нескольких унций виски у него и мозги лучше варят, и пока ни одному напарнику в голову не приходило, что он прикладывается к бутылке. А малышу Дьюгэну — так меньше всех.
— Не будь я на дежурстве, я бы тоже к вам присоединился, — сказал Рой.
— Какая жалость, — произнесла она, не поднимая глаз. Отпила глоток, состроила гримасу, но тут же глотнула опять, решительней прежнего.
— Не будь я на дежурстве, я бы не позволил вам пить в одиночку, — сказал он и встретил ее взгляд. Она отвернулась и, ничего не ответив, снова отхлебнула кофе.
— Может, начнем составлять рапорт? — спросил Дьюгэн, возвращаясь в гостиную. — Там есть шкатулка из-под драгоценностей да кое-что еще, возможно, на них имеются четкие отпечатки. Я сложил их в углу. Не сегодня, так завтра приедет наш специалист и снимет следы с шифоньера и всего остального.
— Завтра меня здесь не будет. Днем я работаю.
— Ну, если он не слишком занят, может, вырвется к вам и сегодня, — сказал Дьюгэн.
— Вырвется. Я о том позабочусь. Скажу, что вы мой близкий друг, — вставил Рой, и она опять на него посмотрела. Взгляд ее ничего не выражал.
— Что ж, тогда займемся составлением рапорта, мэм, — сказал Дьюгэн. — Могу я узнать ваше имя?
— Лаура Хант, — сказала она, но на этот раз Рою показалось, что в ее глазах что-то мелькнуло.
На обратном пути в участок Рой начал нервничать. В последнее время это случается с ним куда реже, внушал он себе. Да и трясет его совсем не так скверно, как прежде, когда он несколько месяцев торчал за конторкой. Скверно было тогда. Периодически боль возвращалась, пошаливали нервишки. Бутылку он держал в багажнике своей машины и совершал частые прогулки к автостоянке. Он мучился подозрениями, что лейтенант Кроу, их дежурный командир, о чем-то догадывается, однако Роя никто никогда ни о чем таком не расспрашивал. Впрочем, он и не переусердствовал. Пил ровно столько, сколько необходимо было для того, чтобы расслабиться, смягчить, задобрить боль и бороться с депрессией. Лишь дважды он сорвался, не в силах дотянуть до конца смены. В таких случаях он притворялся больным — «приступ тошноты», объяснял он, — а потом отправлялся в свою одинокую квартирку, тщательно следя за тем, чтобы стрелка спидометра не скакнула за отметку в тридцать пять миль, и сосредоточив взгляд на скользкой, неуловимой белой линии, бегущей вдоль шоссе. Ну а сейчас, когда он снова сидит в дежурной машине, сейчас ему куда как легче. Легче во всем. И хорошо, здорово, что он вернулся в прежнюю квартиру.
Те месяцы, что жил он у родителей, вредили ему ничуть не меньше, чем изощреннейшая пытка, будь она к нему применена. А Карл — со своими пухлыми маленькими детьми, со своей безупречной супругой Марджори, со своей новой машиной и чертовым брюхом, в неполные тридцать лет свисавшим над ремнем, — Карл был просто невыносим: «Мы все еще можем подыскать для тебя местечко, Рой. Разумеется, ты не станешь рассчитывать на то, что сразу войдешь вдело как равный партнер, но со временем… В конечном счете это ведь семейное дело, а ты мне брат … Я всегда полагал, что из тебя мог бы получиться бизнесмен — если б ты только твердо решил повзрослеть, и вот теперь я надеюсь, что твоя стычка со смертью заставила тебя образумиться и осознать свои истоки и оставить свои причуды помнишь Рой ребенком я тоже хотел стать полицейским и пожарником но я это перерос ты же признал что не слишком-то любишь свою работу и если дело так и обстоит ты не можешь помышлять о том чтобы сделаться удачливым полицейским если только такое бывает удачливый полицейский и тебе Рой пора бы уж понять что ты никогда больше не соберешься с духом и не получишь диплом по криминологии. Да у тебя Рой и желания-то нет снова корпеть над книжками и я тебя не виню потому что какого черта хотеть тебе быть криминологом и ох ты ведь и не хочешь больше им быть что ж Рой это лучшая новость какую я когда-либо от тебя слышал что ж мы можем пристроить тебя куда-нибудь в нашем деле и когда-нибудь в один прекрасный день и даже скоро можно сменить вывеску на «Фелер и сыновья» и рано или поздно Рой на ней будет надпись «Братья Фелеры» и видит Бог папа с мамой будут очень довольны а я сделаю все от меня зависящее я поднатаскаю тебя и сотворю из тебя бизнесмена достойного нашей фамилии и знаешь это будет совсем не то что работа на босса на безликого надсмотрщика я ведь знаю твои недостатки Рой твои грешки и слабинки. Видит Бог мы все не без греха и я сделаю на это скидку в конце концов ты мне брат ».
Когда Рой решился все же вернуться к своим прежним обязанностям и переехать обратно в свою квартиру, именно Карл был смущен и сбит этим с толку больше других. Господи, мне нужно, необходимо расслабиться, думал Рой, глядя на медленно ведущего машину Дьюгэна, изучающего записанные на «горячей простыне» номерные знаки. Дьюгэн изучил тысячи номерных знаков.
— Поезжай на угол Восемьдесят второй и Хувер-стрит, — сказал Рой.
— О'кей, Рой. А зачем?
— Хочу воспользоваться тамошним служебным телефоном.
— Будешь звонить в участок? Я думал, мы так или иначе туда заглянем, чтобы оформить рапорт по той краже.
— Хочу звякнуть в следственный отдел. И пока что не хочу возвращаться в участок. Давай немного покатаемся по улицам. Будем патрулировать.
— О'кей. Чуть дальше по этой улице есть телефонная будка.
— Она не работает.
— Еще как работает. Прошлой ночью я оттуда звонил.
— Послушай, Дьюгэн. Вези меня на угол Восемьдесят второй и Хуверовской. Тебе известно, что я всегда звоню из тамошней будки. Она работает постоянно, без сбоев, мне нравится пользоваться ею .
— О'кей, Рой, — Дьюгэн рассмеялся. — Сдается мне, я тоже начну совершенствовать свои привычки, только вот приобрету немного опыта.
Стоя за открытой металлической дверцей телефонной будки, с надеждой припав к бутылке, Рой слушал свое шумное и гулкое сердце. Может, мне только нужно сделать звонок в отдел криминальных расследований, подумал он мрачно. С этим новичком Дьюгэном надо бы держать ухо востро. Глотка и желудок еще не остыли от жара, но Рой пил снова и снова. Сегодня он слишком нервничает. Порой с ним такое случается. Руки делаются влажными и липкими, слегка кружится голова, он должен расслабиться. Он закрутил крышку на бурбоне и поставил бутылку обратно в будку. Минуту постоял, посасывая разом три мятных леденца и жуя огромный кусок резинки. Потом вернулся к машине. Дьюгэн в нетерпении барабанил пальцами по рулю.
— Давай-ка поедем в участок, Дьюгэн, мой мальчик, — сказал Рой, ощущая, как спадает напряжение, и зная наверняка, что вслед за этим исчезнет и прежнее уныние.
— Сейчас? О'кей, Рой. А я подумал, ты сказал «попозже».
— Мне надо попасть на стульчак, и как можно скорее, — ухмыльнулся тот, закуривая сигарету, и, пока Дьюгэн набирал скорость, Рой все насвистывал невпопад какую-то мелодию.
Оставив Дьюгэна в комнате для сбора донесений испрашивать порядковый номер для их рапорта, Рой двинулся было, запнулся, но потом все же зашагал к автостоянке. Стоя у дверцы своего желтого «шевроле», какое-то время он о чем-то спорил сам с собой, пока не понял — пока не смог себя убедить, — что лишний глоток позволит ему расслабиться чуть сильнее и окончательно уничтожит предчувствие надвигающейся депрессии. Бороться с этим предчувствием без всякой подмоги — пустое занятие. Оглядевшись и никого на темной стоянке не заметив, он отпер «шевроле», вытащил из «бардачка» бутылку и сделал огромный, жадный, обжигающий нутро глоток. Потом вставил пробку обратно, поколебался, снова вытащил ее и выпил еще и еще раз и лишь затем спрятал бутылку.
Когда он вернулся в участок, Дьюгэн уже был Готов.
— Поехали, Рой? — улыбнулся он.
— Едем, малыш, — хихикнул тот, но не успели они пропатрулировать и получаса, как ему вновь понадобилось «звякнуть» в отдел криминальных расследований из будки, что на углу Восемьдесят второй и Хувер-стрит.
В 11:00 Рой, чувствуя уже себя просто дивно и замечательно, начал подумывать о той девушке. О ее бутылке он думал тоже, гадая, так ли ей, девчонке, хорошо сейчас, как ему. Думал он и о ее гладкой коже и гибком теле.
— Большая симпатяга эта Лаура Хант, — сказал он.
— Кто? — переспросил Дьюгэн.
— Та баба. Рапорт об ограблении. Ну!..
— Ах да, очень даже милая, — сказал Дьюгэн. — Жаль, что я не смог выписать штрафного талона. В этом месяце еще не подцепил ни одного лихача. Беда в том, что я до сих пор не выучился их определять. Разве что когда кому-то из них вздумается рвануть на красный свет через три секунды после того, как он зажегся, ну или когда нарушает так же явно…
— Прямо как литая, — сказал Рой. — Мне это понравилось, а тебе?
— Да. А ты не знаешь какого-нибудь местечка, где можно их «подсидеть»? Где бы мы могли наверняка выписать талончик?
— Яблоневый сад, а? Да, конечно, езжай по Бродвею, и я покажу тебе целый яблоневый сад, стоп-сигнал, на который все просто терпеть не могут останавливаться. Если пожелаешь, мы выпишем там хоть десяток талонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69