Если Ллойд направится сюда, может произойти катастрофа. А сейчас — прощайте. Я должен подготовиться к встрече с нашим чилийским другом.
Он на мгновение помедлил и ровно посмотрел в лицо МакФарлэйну.
— Я должен попросить у вас прощения.
— За что? — Спросил МакФарлэйн.
— Вы очень хорошо знаете, за что. Я не мог бы пожелать более последовательного и надёжного учёного. По завершении экспедиции мы уничтожим ваше досье.
МакФарлэйн не вполне понимал, какое значение он должен придавать этому признанию. Оно казалось ему вполне искренним, но, с другой стороны, всё в этом человеке было настолько расчётливым, что он думал — а вдруг даже оно играет двойную или даже тройную роль в Великой схеме Глинна.
Тот протянул ему руку. МакФарлэйн пожал её и положил вторую руку на плечо Глинна.
Через мгновение Глинн исчез.
Лишь позже МакФарлэйн догадался, что плотная прокладка, которую он почувствовал под пальцами, была не тяжёлым пальто, а бронежилетом.
Пролив Франклина, 20:40
Глинн стоял на носу небольшого катера, радуясь холодному воздуху, что струился по его лицу. Ещё четверо мужчин, принимающие участие в операции, сидели на палубе тёмной рулевой рубки, готовые к действию и невидимые снаружи. Прямо по курсу, в холодных южных водах, покачивались огни эсминца. Как Глинн и предполагал, корабль продвинулся дальше по проливу.
Он бросил взгляд назад, на сам остров. Колоссальная россыпь огней окружала кипучую деятельность. Взад и вперёд сновали тяжёлые машины. Пока Глинн смотрел в ту сторону, в воздухе прогремел слабый грохот взрыва. По сравнению с этим, настоящая работа на обрыве казалась весьма незначительной. Движение «Рольваага» в радиопереговорах представлялось предосторожностью перед штормом — большое судно должно выйти на подветренную сторону острова и протянуть к берегу канаты.
Он вдохнул влажный морской воздух, задувающий с обманчивым спокойствием. Несомненно, приближается большой шторм. Его истинная природа держалась в тайне между Глинн, Бриттон и вахтенными офицерами «Рольваага»: не было нужды отвлекать внимание команды или инженеров ЭИР в настолько критический момент. Но анализ спутниковых данных по погоде показывал, что буря может превратиться в panteonero , «кладбищенский ветер», который задует на рассвете. Такой ветер всегда приходит с юго-запада и затем, по мере того, как набирает силу, становится северо-западным. Эти ветры могут достигать пятнадцатибалльной мощи. Но если «Рольвааг» пройдёт через пролив Ле-Мэр до полудня, они достигнут подветренной стороны Огненной Земли прежде, чем ураган достигнет пика. И он окажется за их спиной: идеальный для большого танкера, адский для маленького преследователя.
Глинн знал, что сейчас Валленар должен знать о приближении шлюпки. Катер двигался медленно, все огни включены. Даже без помощи радара судёнышко должно бросаться в глаза на фоне чёрной воды безлунной ночи.
Катер подошёл ближе, на расстояние двухсот ярдов от корабля. Глинн услышал за спиной слабый всплеск, но не обернулся. Как он и ожидал, за ним последовали ещё три всплеска. Глинн чувствовал то исключительное спокойствие, то обострение чувств, что всегда приходит перед боевой операцией. С тех пор прошло долгое время, и чувство было приятным, чуть ли не ностальгическим.
Зажёгся и метнулся к катеру прожектор на корме эсминца, ослепляя своей яркостью. Глинн оставался недвижим на носу замедляющего ход катера. Если его собираются застрелить, это случится сейчас. И, тем не менее, он чувствовал непоколебимую уверенность в том, что орудие эсминца продолжит молчать. Он вдохнул, затем медленно выдохнул, ещё раз, и ещё. Критический момент минул.
Его встретили на абордажном люке и провели через серию грязных коридоров и скользких металлических лестниц. Встретившие остановились у входа на puente , капитанский мостик. Не считая вахтенного, Валленар был один. С сигарой во рту и сомкнутыми за спиной руками он стоял у переднего окна, глядя на остров. Было холодно: либо отопление не работало, либо его выключили. Подобно остальной части корабля, на мостике воняло машинным маслом, трюмной водой и рыбой.
Валленар не обернулся. Прежде чем заговорить, Глинн выдержал долгую паузу.
— Команданте, — вежливо и неторопливо сказал он по-испански. — Я пришёл сюда, чтобы выразить вам своё почтение.
Валленар издал слабый звук, который Глинн принял за выдох удивления. Тот до сих пор не повернулся. Чувства Глинна невероятно обострились, в теле ощущалась лёгкость, будто оно соткано из воздуха.
Валленар вытащил из кармана письмо, развернул его и помедлил. Глинн увидел штамп широко известного австралийского университета. Наконец, команданте заговорил.
— Это метеорит, — сказал он, его голос был сух и ровен.
Так он знает! Казалось, это был самый маловероятный путь из всех, что они проанализировали, но сейчас они должны следовать именно им.
— Да.
Валленар обернулся. Его тяжёлый шерстяной китель откинулся назад, открывая взору старый «люгер», закреплённый на ремне.
— Вы крадёте у моей страны метеорит.
— Не крадём, — сказал Глинн. — Наша работа ведётся в рамках международного права.
Валленар отрывисто засмеялся, на почти пустом мостике его смех звучал, как из бочки.
— Я знаю. Вы ведёте разработку недр, а метеорит — металл. В конце концов, я ошибался: вы действительно явились сюда за железом.
Глинн ничего не сказал. С каждым новым словом Валленара он получал о нём бесценную информацию, ту, что позволит более точно предсказывать его поведение.
— Но вы, senor, вне моего закона. Закона команданте Валленара.
— Я этого не понимаю, — сказал Глинн, хотя всё прекрасно понял.
— Вы не покинете Чили с метеоритом.
— Если мы его найдём, — сказал Глинн.
Валленар чуть-чуть помедлил. По его молчанию Глинн понял, что тот, на самом-то деле, не знает, что метеорит они нашли.
— И что не даст мне просто рассказать об этом властям в Сантьяго? По крайней мере, их вы не подкупили.
— Вы можете рассказать об этом кому угодно, — сказал Глинн. — Мы не совершаем ничего незаконного.
Он знал, что Валленар не собирается никому ничего рассказывать. Ведь он — человек, который добивается своего.
Валленар глубоко затянулся сигарой, выдохнув дым в сторону Глинна.
— Скажите-ка мне, senor… Ишмаэль, правильно?
— На самом деле, моя фамилия — Глинн.
— Понимаю. Так вот, скажите мне, господин Глинн, зачем вы здесь, на моём корабле?
Глинн знал, что отвечать следует очень осторожно.
— Я надеялся, команданте, что мы сможем выработать с вами соглашение.
Он прочитал на лице капитана ожидаемый гнев, и продолжил давление:
— Я уполномочен предложить вам за сотрудничество один миллион долларов, золотом.
Валленар внезапно улыбнулся, его глаза затуманились.
— Этот миллион при вас?
— Конечно, нет.
Команданте лениво попыхивал puro .
— Возможно, senor, вы полагаете, что у меня, как и у них, есть цена. Полагаете, что раз я южно-американец, грязный латино, то я всегда соглашусь сотрудничать в обмен на la mordida .
— По моему опыту, нет людей, которых нельзя купить, — сказал Глинн. — И среди американцев тоже.
Он внимательно наблюдал за команданте. Он знал, что тот откажется от взятки, но даже в манере отказа будет своя информация.
— Если ваш опыт и правда таков, значит, вы вели грязную жизнь, окружали себя проститутками, дегенератами и гомосексуалистами. С этим метеоритом вы не покинете Чили. Я прошу вас, senor, взять своё золото и запихать его в блудную cono своей матери.
Глинн ничего не ответил на самое сильное из испанских ругательств.
Валленар опустил сигару.
— Есть ещё один вопрос. На осмотр острова я отправил человека, и он не вернулся. Его зовут Тиммер. Он мой oficial de comunicaciones, офицер связи.
Глинн несколько удивился этим словам. Он не верил, что команданте затронет этот предмет и сам признает, что послал шпиона на задание. В конце концов, этот Тиммер потерпел неудачу, а Валленар, определённо, из тех, кто презирает неудачников.
— Он перерезал глотку одному из наших. Мы его схватили.
Глаза команданте сузились, и на какой-то миг казалось, что он потеряет над собой контроль. Но Валленар быстро оправился и снова улыбнулся.
— Вы его вернёте, прошу вас.
— Извините, — сказал Глинн. — Он совершил преступление.
— Вы его вернёте, и быстро, иначе я пущу вашу посудину на дно, — сказал Валленар. Его голос становился всё громче.
Глинн снова ощутил приступ замешательства. Эта опрометчивая угроза совершенно не отвечала ситуации. Офицера связи легко заменить, у него невысокое звание. Здесь скрывалось что-то помимо очевидного. Его ум стремительно выискивал возможности даже в то время, что он формулировал ответ.
— Это было бы неразумно, поскольку ваш человек сидит на корабельной гауптвахте.
Команданте жёстко уставился на Глинна. Когда он заговорил снова, его голос остался спокоен:
— Верните Тиммера, и я подумаю о том, чтобы отпустить вас с метеоритом.
Глинн знал, что это ложь. Если бы они вернули Тиммера, Валленар отпустил бы их с той же самой вероятностью, с какой они сейчас могут вернуть офицера. У команданте, как он узнал от Паппапа, фанатично преданная команда. Сейчас он, быть может, отчасти понял, почему это так: Валленар отплачивает им такой же яростной самоотверженностью. Дотоле Глинн полагал, что команданте — такой человек, для которого все остальные — разменная монета. То, что он узнал сейчас, не было предсказано и не соответствовало ни психологическому портрету, нарисованному его людьми в Нью-Йорке, ни собранному досье. Однако, это чрезвычайно важно. Ему придётся заново переосмыслить Валленара. В любом случае, теперь у него имеется нужная информация: сейчас он точно знает, что именно знает Валленар. И у его людей оказалось вполне достаточно времени на то, чтобы выполнить задуманное.
— Я передам капитану ваше предложение. Полагаю, всё можно организовать. К полудню у меня будет ответ, — Глинн слегка поклонился. — А сейчас, с вашего позволения, я вернусь на мой корабль.
Валленар улыбнулся, прилагая почти успешное усилие, чтобы скрыть бурлящую ярость.
— Сделайте это, senor. Потому что если я своими глазами не увижу Тиммера до полудня, то буду знать, что он мёртв. И после этого ваши жизни не будут стоить собачьего дерьма под моим каблуком.
«Рольвааг», 23:50
МакФарлэйн принял звонок в галерее пустых офисов Ллойда. За широкими окнами поднялся бриз, и с запада накатывала зыбь. Гигантский корабль стоял под прикрытием базальтовых утёсов, швартовы протянулись к берегу, привязанные к стальным балкам, укреплённым в скальной породе. Всё было готово и ждало лишь завесу того тумана, что, сказал Глинн, был предсказан на полночь.
Телефон на столе Ллойда принялся яростно перемигиваться лампочками, и МакФарлэйн со вздохом потянулся к нему. Вот уже третий разговор с Ллойдом за вечер. Он ненавидел свою новую роль, роль посредника, роль секретарши.
— Господин Ллойд?
— Да, да, это я. Глинн вернулся?
С заднего плана доносился громкий, постоянный шум, тот самый, что МакФарлэйн слышал во время последнего разговора. Он праздно раздумывал, откуда же может звонить Ллойд.
— Вернулся, ещё два часа назад.
— Что он сказал? Валленар согласился на взятку?
— Нет.
— Может быть, он предложил слишком мало денег?
— Кажется, Глинн считает, что деньги здесь не помогут.
— Господи Боже, но у каждого же своя цена! Полагаю, сейчас уже поздно, но я готов заплатить двадцать миллионов. Скажи ему об этом. Двадцать миллионов золотом, в любой точке планеты. И американские паспорта для него и его семьи.
МакФарлэйн ничего не ответил. Почему-то он не думал, что Валленар клюнет на американский паспорт.
— Так что же планирует Глинн?
МакФарлэйн сглотнул. С каждой минутой ему всё больше и больше не нравился этот разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Он на мгновение помедлил и ровно посмотрел в лицо МакФарлэйну.
— Я должен попросить у вас прощения.
— За что? — Спросил МакФарлэйн.
— Вы очень хорошо знаете, за что. Я не мог бы пожелать более последовательного и надёжного учёного. По завершении экспедиции мы уничтожим ваше досье.
МакФарлэйн не вполне понимал, какое значение он должен придавать этому признанию. Оно казалось ему вполне искренним, но, с другой стороны, всё в этом человеке было настолько расчётливым, что он думал — а вдруг даже оно играет двойную или даже тройную роль в Великой схеме Глинна.
Тот протянул ему руку. МакФарлэйн пожал её и положил вторую руку на плечо Глинна.
Через мгновение Глинн исчез.
Лишь позже МакФарлэйн догадался, что плотная прокладка, которую он почувствовал под пальцами, была не тяжёлым пальто, а бронежилетом.
Пролив Франклина, 20:40
Глинн стоял на носу небольшого катера, радуясь холодному воздуху, что струился по его лицу. Ещё четверо мужчин, принимающие участие в операции, сидели на палубе тёмной рулевой рубки, готовые к действию и невидимые снаружи. Прямо по курсу, в холодных южных водах, покачивались огни эсминца. Как Глинн и предполагал, корабль продвинулся дальше по проливу.
Он бросил взгляд назад, на сам остров. Колоссальная россыпь огней окружала кипучую деятельность. Взад и вперёд сновали тяжёлые машины. Пока Глинн смотрел в ту сторону, в воздухе прогремел слабый грохот взрыва. По сравнению с этим, настоящая работа на обрыве казалась весьма незначительной. Движение «Рольваага» в радиопереговорах представлялось предосторожностью перед штормом — большое судно должно выйти на подветренную сторону острова и протянуть к берегу канаты.
Он вдохнул влажный морской воздух, задувающий с обманчивым спокойствием. Несомненно, приближается большой шторм. Его истинная природа держалась в тайне между Глинн, Бриттон и вахтенными офицерами «Рольваага»: не было нужды отвлекать внимание команды или инженеров ЭИР в настолько критический момент. Но анализ спутниковых данных по погоде показывал, что буря может превратиться в panteonero , «кладбищенский ветер», который задует на рассвете. Такой ветер всегда приходит с юго-запада и затем, по мере того, как набирает силу, становится северо-западным. Эти ветры могут достигать пятнадцатибалльной мощи. Но если «Рольвааг» пройдёт через пролив Ле-Мэр до полудня, они достигнут подветренной стороны Огненной Земли прежде, чем ураган достигнет пика. И он окажется за их спиной: идеальный для большого танкера, адский для маленького преследователя.
Глинн знал, что сейчас Валленар должен знать о приближении шлюпки. Катер двигался медленно, все огни включены. Даже без помощи радара судёнышко должно бросаться в глаза на фоне чёрной воды безлунной ночи.
Катер подошёл ближе, на расстояние двухсот ярдов от корабля. Глинн услышал за спиной слабый всплеск, но не обернулся. Как он и ожидал, за ним последовали ещё три всплеска. Глинн чувствовал то исключительное спокойствие, то обострение чувств, что всегда приходит перед боевой операцией. С тех пор прошло долгое время, и чувство было приятным, чуть ли не ностальгическим.
Зажёгся и метнулся к катеру прожектор на корме эсминца, ослепляя своей яркостью. Глинн оставался недвижим на носу замедляющего ход катера. Если его собираются застрелить, это случится сейчас. И, тем не менее, он чувствовал непоколебимую уверенность в том, что орудие эсминца продолжит молчать. Он вдохнул, затем медленно выдохнул, ещё раз, и ещё. Критический момент минул.
Его встретили на абордажном люке и провели через серию грязных коридоров и скользких металлических лестниц. Встретившие остановились у входа на puente , капитанский мостик. Не считая вахтенного, Валленар был один. С сигарой во рту и сомкнутыми за спиной руками он стоял у переднего окна, глядя на остров. Было холодно: либо отопление не работало, либо его выключили. Подобно остальной части корабля, на мостике воняло машинным маслом, трюмной водой и рыбой.
Валленар не обернулся. Прежде чем заговорить, Глинн выдержал долгую паузу.
— Команданте, — вежливо и неторопливо сказал он по-испански. — Я пришёл сюда, чтобы выразить вам своё почтение.
Валленар издал слабый звук, который Глинн принял за выдох удивления. Тот до сих пор не повернулся. Чувства Глинна невероятно обострились, в теле ощущалась лёгкость, будто оно соткано из воздуха.
Валленар вытащил из кармана письмо, развернул его и помедлил. Глинн увидел штамп широко известного австралийского университета. Наконец, команданте заговорил.
— Это метеорит, — сказал он, его голос был сух и ровен.
Так он знает! Казалось, это был самый маловероятный путь из всех, что они проанализировали, но сейчас они должны следовать именно им.
— Да.
Валленар обернулся. Его тяжёлый шерстяной китель откинулся назад, открывая взору старый «люгер», закреплённый на ремне.
— Вы крадёте у моей страны метеорит.
— Не крадём, — сказал Глинн. — Наша работа ведётся в рамках международного права.
Валленар отрывисто засмеялся, на почти пустом мостике его смех звучал, как из бочки.
— Я знаю. Вы ведёте разработку недр, а метеорит — металл. В конце концов, я ошибался: вы действительно явились сюда за железом.
Глинн ничего не сказал. С каждым новым словом Валленара он получал о нём бесценную информацию, ту, что позволит более точно предсказывать его поведение.
— Но вы, senor, вне моего закона. Закона команданте Валленара.
— Я этого не понимаю, — сказал Глинн, хотя всё прекрасно понял.
— Вы не покинете Чили с метеоритом.
— Если мы его найдём, — сказал Глинн.
Валленар чуть-чуть помедлил. По его молчанию Глинн понял, что тот, на самом-то деле, не знает, что метеорит они нашли.
— И что не даст мне просто рассказать об этом властям в Сантьяго? По крайней мере, их вы не подкупили.
— Вы можете рассказать об этом кому угодно, — сказал Глинн. — Мы не совершаем ничего незаконного.
Он знал, что Валленар не собирается никому ничего рассказывать. Ведь он — человек, который добивается своего.
Валленар глубоко затянулся сигарой, выдохнув дым в сторону Глинна.
— Скажите-ка мне, senor… Ишмаэль, правильно?
— На самом деле, моя фамилия — Глинн.
— Понимаю. Так вот, скажите мне, господин Глинн, зачем вы здесь, на моём корабле?
Глинн знал, что отвечать следует очень осторожно.
— Я надеялся, команданте, что мы сможем выработать с вами соглашение.
Он прочитал на лице капитана ожидаемый гнев, и продолжил давление:
— Я уполномочен предложить вам за сотрудничество один миллион долларов, золотом.
Валленар внезапно улыбнулся, его глаза затуманились.
— Этот миллион при вас?
— Конечно, нет.
Команданте лениво попыхивал puro .
— Возможно, senor, вы полагаете, что у меня, как и у них, есть цена. Полагаете, что раз я южно-американец, грязный латино, то я всегда соглашусь сотрудничать в обмен на la mordida .
— По моему опыту, нет людей, которых нельзя купить, — сказал Глинн. — И среди американцев тоже.
Он внимательно наблюдал за команданте. Он знал, что тот откажется от взятки, но даже в манере отказа будет своя информация.
— Если ваш опыт и правда таков, значит, вы вели грязную жизнь, окружали себя проститутками, дегенератами и гомосексуалистами. С этим метеоритом вы не покинете Чили. Я прошу вас, senor, взять своё золото и запихать его в блудную cono своей матери.
Глинн ничего не ответил на самое сильное из испанских ругательств.
Валленар опустил сигару.
— Есть ещё один вопрос. На осмотр острова я отправил человека, и он не вернулся. Его зовут Тиммер. Он мой oficial de comunicaciones, офицер связи.
Глинн несколько удивился этим словам. Он не верил, что команданте затронет этот предмет и сам признает, что послал шпиона на задание. В конце концов, этот Тиммер потерпел неудачу, а Валленар, определённо, из тех, кто презирает неудачников.
— Он перерезал глотку одному из наших. Мы его схватили.
Глаза команданте сузились, и на какой-то миг казалось, что он потеряет над собой контроль. Но Валленар быстро оправился и снова улыбнулся.
— Вы его вернёте, прошу вас.
— Извините, — сказал Глинн. — Он совершил преступление.
— Вы его вернёте, и быстро, иначе я пущу вашу посудину на дно, — сказал Валленар. Его голос становился всё громче.
Глинн снова ощутил приступ замешательства. Эта опрометчивая угроза совершенно не отвечала ситуации. Офицера связи легко заменить, у него невысокое звание. Здесь скрывалось что-то помимо очевидного. Его ум стремительно выискивал возможности даже в то время, что он формулировал ответ.
— Это было бы неразумно, поскольку ваш человек сидит на корабельной гауптвахте.
Команданте жёстко уставился на Глинна. Когда он заговорил снова, его голос остался спокоен:
— Верните Тиммера, и я подумаю о том, чтобы отпустить вас с метеоритом.
Глинн знал, что это ложь. Если бы они вернули Тиммера, Валленар отпустил бы их с той же самой вероятностью, с какой они сейчас могут вернуть офицера. У команданте, как он узнал от Паппапа, фанатично преданная команда. Сейчас он, быть может, отчасти понял, почему это так: Валленар отплачивает им такой же яростной самоотверженностью. Дотоле Глинн полагал, что команданте — такой человек, для которого все остальные — разменная монета. То, что он узнал сейчас, не было предсказано и не соответствовало ни психологическому портрету, нарисованному его людьми в Нью-Йорке, ни собранному досье. Однако, это чрезвычайно важно. Ему придётся заново переосмыслить Валленара. В любом случае, теперь у него имеется нужная информация: сейчас он точно знает, что именно знает Валленар. И у его людей оказалось вполне достаточно времени на то, чтобы выполнить задуманное.
— Я передам капитану ваше предложение. Полагаю, всё можно организовать. К полудню у меня будет ответ, — Глинн слегка поклонился. — А сейчас, с вашего позволения, я вернусь на мой корабль.
Валленар улыбнулся, прилагая почти успешное усилие, чтобы скрыть бурлящую ярость.
— Сделайте это, senor. Потому что если я своими глазами не увижу Тиммера до полудня, то буду знать, что он мёртв. И после этого ваши жизни не будут стоить собачьего дерьма под моим каблуком.
«Рольвааг», 23:50
МакФарлэйн принял звонок в галерее пустых офисов Ллойда. За широкими окнами поднялся бриз, и с запада накатывала зыбь. Гигантский корабль стоял под прикрытием базальтовых утёсов, швартовы протянулись к берегу, привязанные к стальным балкам, укреплённым в скальной породе. Всё было готово и ждало лишь завесу того тумана, что, сказал Глинн, был предсказан на полночь.
Телефон на столе Ллойда принялся яростно перемигиваться лампочками, и МакФарлэйн со вздохом потянулся к нему. Вот уже третий разговор с Ллойдом за вечер. Он ненавидел свою новую роль, роль посредника, роль секретарши.
— Господин Ллойд?
— Да, да, это я. Глинн вернулся?
С заднего плана доносился громкий, постоянный шум, тот самый, что МакФарлэйн слышал во время последнего разговора. Он праздно раздумывал, откуда же может звонить Ллойд.
— Вернулся, ещё два часа назад.
— Что он сказал? Валленар согласился на взятку?
— Нет.
— Может быть, он предложил слишком мало денег?
— Кажется, Глинн считает, что деньги здесь не помогут.
— Господи Боже, но у каждого же своя цена! Полагаю, сейчас уже поздно, но я готов заплатить двадцать миллионов. Скажи ему об этом. Двадцать миллионов золотом, в любой точке планеты. И американские паспорта для него и его семьи.
МакФарлэйн ничего не ответил. Почему-то он не думал, что Валленар клюнет на американский паспорт.
— Так что же планирует Глинн?
МакФарлэйн сглотнул. С каждой минутой ему всё больше и больше не нравился этот разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71