Таким образом, Юбер был на восемьдесят процентов уверен, что в ближайшие дни Глазовский перелетит в Японию на своем МИГ-17, зато не очень четко представлял себе, как сам сможет выбраться из осиного гнезда в которое попал. В лучшем случае, в ожидании благоприятной возможности он проведет на Сахалине еще много месяцев. Он не решался сказать: лет.
Юбер достал из-под подушки электрический фонарик и включил его. Все было тихо. Должно быть, все спали. До двух часов ночи обхода не будет.
Он бесшумно поднялся и достал из-под матраца досье, состоявшее из планов МИГ-17, общих и отдельных частей, один из которых изображал самолет "в разрезе". Именно этот последний документ интересовал Юбера. Он надеялся найти на нем место, чтобы написать отчет о строительстве и спрятать его в самолет. Он был уверен, что его найдут, потому что специалисты из ВВС начнут разбирать истребитель, как только он сядет.
Он был занят работой, когда услышал шум в коридоре. Юбер замер, напрягая слух, выключив фонарь...
Тишина. Он включил фонарь снова, но был неспокоен. Инстинкт редко обманывал его, а инстинкт предупреждал о близкой опасности. Он закрыл досье, убрал его под матрац и хотел лечь.
Он не успел это сделать. Дверь резко распахнулась, комнату залил свет. Вошел Бущик, чекист с робким видом, допрашивавший его после приезда в Лакарстово, за ним следовали двое его подчиненных и Скирвин.
Бущик больше не казался робким, напротив, он выглядел решительным и разъяренным. Скирвин демонстрировал презрение и враждебность.
– Встать! – заорал Бущик.
– Что случилось? – спросил пораженный Юбер.
Бущик размахивал большими красными кулаками. Двое людей в форме схватили Юбера за плечи, поставили на ноги и обыскали.
– При нем ничего нет, шеф!
– Обыщите постель, – попросил Скирвин. – Досье должно быть там.
Они нашли досье под матрацем. Скирвин подошел, быстро просмотрел документы и сказал:
– Они! Мерзавец! А я ведь ему чуть не поверил!
Юбер почувствовал, что у него под ногами разверзается пропасть. Он уже считал Скирвина почти союзником. Удар был тяжелым. Его арестуют и обвинят в шпионаже по доносу предателя с физиономией фавна. Ярость вернула ему агрессивность.
– Я знал, что вы предатель Скирвин, – прошипел он, – но не подозревал, что вы способны подсунуть мне под матрац досье, чтобы скомпрометировать меня. Он замолчал и плюнул ему в лицо:
– Сука!
Скирвин влепил ему пощечину. Он ответил великолепным апперкотом, отшвырнувшим его противника к стене. Удар рукояткой пистолета по голове, отвешенный Бущиком, положил конец схватке. Юбер ясно увидел, как пол несется ему в лицо, хотя сам он, как ему казалось, стоял неподвижно.
* * *
Небо было светло-голубым, без единого облачка. Метеосводка обещала хорошую погоду во всем регионе между Охотским и Японским морями. Слабый ветер норд-норд-ост.
Федор Глазовский взглянул на свой хронометр: восемь часов пятнадцать минут. Согласно полученному приказу он должен взлетать через пять минут. Он поправлял свой стеганый комбинезон, когда в вестибюль вошел Скирвин. Он тоже был в летной одежде. Его лицо казалось одновременно озабоченным, усталым и возбужденным. Странное сочетание.
Они поздоровались.
– Летите сегодня? – спросил Глазовский.
– Нет, – хмуро ответил тот. – Я должен оставаться в распоряжении политрука.
Глазовский не мог без дрожи слушать о политруках. Он спросил неуверенным голосом:
– Что еще случилось?
Скирвин понизил голос:
– Сегодня ночью арестовали Николса.
– Что? – переспросил пораженный лейтенант. – За что?
– Он оказался шпионом. Я давно подозревал его.
Глазовский побледнел.
– Ка... как его разоблачили?
– Это я на него донес, – шепнул Скирвин. – Я заметил, что из моего кабинета необъяснимым образом исчезли совершенно секретные документы. Их нашли у него под матрацем. Ему грозит расстрел...
Глазовский, казалось, окаменел. Невидимый громкоговоритель загнусавил:
– Лейтенанта Глазовского вызывают на взлетную полосу. Немедленно.
Офицер испуганно посмотрел на свой хронометр.
– Мне надо идти, – пробормотал он. – У меня испытательный полет на очень большой высоте. Час. Маршрут свободный.
– Счастливчик, – сказал Скирвин, помогая ему закрепить шлем. – Пользуйтесь им получше.
– А что?
Громкоговоритель повторил: "Вызываю..." Скирвин шепнул Глазовскому на ухо:
– В службе безопасности говорят, что Николе рассказывает о вас. Уверен, ничего страшного, но после посадки вас наверняка вызовут к политруку.
Глазовский был зеленым. Скирвин подтолкнул его.
– Идите же, а то вас накажут.
* * *
Михаил Григорьев вошел в кабинет Бущика в половине девятого утра того же дня. Очки в металлической оправе усиливали хитрое и неприятное выражение его жесткого холодного лица.
– Я начальник управления МВД Адатиума, – представился он.
Бущик без особого радушия протянул ему руку.
– Очень рад с вами познакомиться. Садитесь... Оба сели.
– Чем могу быть вам полезен? – спросил Бущик, заняв место за своим заваленным столом.
Григорьев безуспешно попытался поправить очки, дужка которых погнулась.
– Примерно месяц назад, – сказал он, – один из моих сотрудников, вернувшийся вечером на автобусе из Ногликов, был убит в Адатиуме. Его столкнули с подвесного моста в реку.
Он сделал паузу.
– Поймите меня правильно. Когда я говорю, что его столкнули, я не имею доказательств этого. Единственной уликой, на которую я могу надеяться, является признание виновного.
Бущик, не особо заинтересовавшийся рассказом, спросил:
– Вы знаете этого виновного?
Григорьев кивнул головой.
– Кажется, я нашел его след. Поэтому я и приехал в Лакарстово.
Бущик немного оживился:
– Он здесь?
– Если его нет сейчас, то он здесь побывал. Гибель моего сотрудника имела связь, возможно, случайную, со значительно более важным делом, расследуемым Ногликовским управлением. Комиссар, взявший это дело в свои руки, недавно покончил с собой в Александровске, кажется, после того, как подписал признание в измене. К сожалению, я не смог получить досье, которое забрала себе госбезопасность, и был вынужден начать расследование с нуля. Так я допросил водителя автобуса, в котором ехал мой сотрудник в день смерти. Этого шофера комиссар из Ногликов уже допрашивал по поводу подозрительного субъекта, находившегося в тот самый день среди пассажиров. По словам шофера, этот подозрительный сидел в автобусе рядом с моим сотрудником...
– Это становится интересным, – согласился Бущик.
Григорьев достал из кармана сигарету и закурил ее.
– Мне пришла в голову одна идея. Судя по немногочисленным данным, которыми я располагал, подозреваемый был иностранцем. У нас в стране иностранцу трудно прожить долго, чтобы его хотя бы не окликнули. Поэтому я привел шофера в центральную службу учета иностранцев в Александровске, где мы вместе просмотрели картотеку. Там мы наткнулись на карточку с фотографией незаконно проникшего в страну офицера американской военной авиации по имени Стив Николе.
Бущик вздрогнул.
– Шофер автобуса на три четверти уверен, что это тот самый подозрительный пассажир, о котором я вам рассказывал. Если я добавлю, что шофер видел, как мой сотрудник начал ночью слежку за тем типом за час до... гибели, вы поймете, почему я здесь.
Бущик с восхищенным видом с силой поскреб затылок.
– Великолепно, – сказал он. – Сегодня ночью я как раз арестовал Стива Николса по обвинению в шпионаже. Двое моих сотрудников как раз допрашивают его в этот момент.
– Я привез шофера, – невозмутимо объявил Григорьев. – Он ждет в коридоре. Надо ему показать этого типа.
– Совершенно согласен! При обвинении только в шпионаже он может отделаться двадцатью годами каторжных работ, а если на него удастся навесить убийство, он не спасется от смертной казни.
Бущик направился к двери, потирая руки, явно довольный. Он послал своего человека за шофером, казавшимся полностью ошарашенным этим приключением, и все втроем они прошли в комнату для допросов.
Юбер, абсолютно голый, стоял посреди помещения; на его теле были следы от полученных ударов. Двое чекистов, проводивших допрос, отошли, увидев Бущика и сопровождавших. Шофер добросовестно посмотрел на человека, которого ему указал рукой Бущик. Лицо арестованного не пострадало.
– Я почти уверен, что это он, – произнес он наконец. – Но когда я его видел, он был одет и в кепке.
Бущик приказал:
– Сходите за его вещами.
Один из подручных Бущика вышел и вернулся через минуту.
– Одевайся, – приказал Бущик.
Сначала Юбер хотел отказаться. Но что бы это дало? Новые побои? К тому же, в его положении это уже не могло ему повредить.
Кепку он надел в самом конце. Тут шофер перестал сомневаться.
– Это он! Совершенно точно! Теперь я уверен.
– Эй! – запротестовал Юбер. – Кто "он"? Я не знаю этого типа! Что еще вы придумали?
– Я посадил его в лесу, в пяти километрах от Ногликов, а вышел он в Адатиуме. Он сидел рядом с толстым милиционером, который потом утонул в реке. Я...
– Ладно! Ладно! – отрезал Бущик. – Пройдемте, вы расскажете нам это подробно в моем кабинете.
Он вывел шофера и Григорьева, потом приказал своим людям:
– Продолжайте, ребята. Теперь постарайтесь заставить его сказать, что он делал месяц назад в Адатиуме и почему сбросил милиционера в реку. Нас это очень интересует.
– Я даже не знаю, где находится Адатиум, – запротестовал Юбер. – Я никогда не бывал в месте с этим названием... Ай!
На него снова посыпались удары.
16
Жизнь авиабазы Лакарстово нарушилась по какой-то серьезной причине. В течение сорока восьми часов с того момента, как шофер опознал его, Юбера больше не вызывали на допросы. Все казались очень занятыми внешним событием, о котором Юбер ничего не знал.
Он услышал голоса, шаги, потом звяканье ключей. К нему пришли. Юбер встал, радуясь появлению чего-то нового, даже если это должно было вылиться в новый допрос вроде тех, что были вначале.
Вошла Ирина Витинова, и он так изумился, что даже забыл поздороваться с ней. Она была одета, как в день их авантюры; в день, когда она отдалась ему, потому что Глазовский не успел погасить в ней огонь, который сам же разжег и погасить который ей было совершенно необходимо.
– Я председатель отделения Красного Креста, – объяснила она. – В этом качестве я пришла убедиться, что вы здоровы и что условия вашего содержания отвечают гигиеническим нормам... и принесла вам небольшую передачу.
Витинова протянула ему незавязанную картонную коробочку.
– Спасибо, – сказал он, – вы очень любезны.
Надзиратель стоял на пороге. Она посмотрела по сторонам.
– Вам достаточно одеял?
– Едва хватает, чтобы не умереть от холода.
– Попросите еще.
Юбер иронично улыбнулся.
– Если бы вы взяли это на себя, вам, возможно, повезло бы больше, чем мне...
– Я займусь этим, – пообещала она.
Ирина сделала шаг назад.
– Я еще вернусь.
– Был счастлив увидеть вас, – произнес он, пристально глядя на нее.
Витинова с невозмутимым видом повернулась на каблуках и вышла. Дверь закрылась.
Юбер долго сидел неподвижно, держа коробку в руках. Что означал этот визит? Может быть, Ирина Витинова испугалась, что он расскажет об их приключении в надежде, что полковник, испугавшись скандала, даст ему возможность убежать? Глупость. Разумеется, Юбер подумывал над этим ходом без малейших угрызений совести. В его положении рыцарство было бы неописуемой глупостью. Однако шансов на то, что полковник даст ему убежать, чтобы спасти свою честь, не было. Скорее, он постарался бы сделать так, чтобы Юбер замолчал навсегда.
А молчать умеют только мертвые.
Он сел на нары и открыл коробку. Ему хотелось есть, и посылка пришлась очень кстати. Буханка хлеба, плитка шоколада, колбаса, пачка печенья... Неплохо.
Юбер взял буханку и, не имея ножа, стал разламывать ее пополам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18