И в итоге виновата в смерти Джорджины? Здорово ты придумала, нечего сказать.
— Да как же ты не понимаешь? Я разрешила тебе остановить меня. Надо было с самого начала делать то, что я считала нужным. Надо всегда так поступать. Только меня постоянно куда-то на обочину тянет.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты все в конечном итоге сводишь к одному вопросу: люблю я тебя или нет. Если я действительно тебя люблю, я должна выбрать комнату чуть ли не на крыше. Если я тебя действительно люблю, то сексом мы будем заниматься, когда тебе заблагорассудится. Если я действительно тебя люблю, я поеду и расскажу все своим родителям.
— А, все с тобой понятно. Ты рассказала родителям, и им это не понравилось. Они не бросились со всех ног желать тебе счастья и всех благ. В итоге тебе стыдно, а они и не думают тебя жалеть.
— Если я действительно тебя люблю, то буду всегда делать так, как хочешь ты. Если я тебя действительно люблю, у меня совсем не будет собственного мнения. Если я тебя действительно люблю, я буду…
— Кем? Ну же. Закончи свою мысль. Кем будешь?
— Никем. Забудь об этом.
—Ну, нет. Говори, — с напускным равнодушием настаивала Мелинда. — Будешь лесбиянкой. Лесбиянкой. Лесбиянкой. Потому что ты и есть лесбиянка, а признаться себе в этом не можешь. Вот и пытаешься все стрелки на меня перевести. Ты думаешь, мужчина ответит на все твои вопросы? Ты думаешь, мужчина научит тебя тому, к чему ты не способна? Когда же ты поумнеешь, Роз? Взгляни правде в глаза. Проблема в тебе и только в тебе.
Мелинда надела один рюкзак на плечи, а второй бросила на пол к ногам Розалин:
— Выбирай.
— Я не хочу выбирать.
— Слушай, прекрати. Даже слушать не стану.
Мелинда выжидала. Кто-то на площадке открыл дверь. Послышалась очень странная мелодия, необычный голос протянул что-то вроде «рас-ста-ем-ся нав-се-г-да-а-а». Мелинда истерически захохотала:
— Удивительно к месту.
Розалин протянула к ней руку. Но к рюкзаку не прикоснулась.
— Мелинда.
— Мы такими родились. Так фишка легла, и ничего здесь не попишешь.
— Пойми. Я не знаю, родилась ли я такой или стала. У меня не было случая проверить.
Мелинда кивнула, и на ее лице тут же появилось холодное и замкнутое выражение.
— Чудесно. Вот и проверяй себе на здоровье. Только потом смотри не приползи обратно, когда поймешь что к чему.
Она схватила рюкзак и натянула перчатки.
— Я сматываюсь. Закрой, когда будешь уходить. А свой ключ отдай привратнику.
— Это из-за того, что я хочу пойти в полицию? — спросила Розалин.
— Это из-за того, что ты не хочешь смотреть правде в глаза.
— Здесь денежки так и летят, — сказала сержант Хейверс.
Она налила себе заварки из коренастого стального чайника и спросила у проходящей официантки:
— Это еще что? — с отвращением глядя на бледную жидкость.
— Зеленый чай, — ответила девушка. Помрачнев, Хейверс размешала сахар в чашке.
— Чай? — Она осторожно отхлебнула и сморщилась. — Какой же это чай? Мне бы чего покрепче. Чтобы зубы почернели и глаза на лоб полезли.
Линли налил себе чаю.
— Никаких покрепче, сержант. Здесь как раз нет кофеина.
— И вкуса тоже никакого, или вы хотите сказать, что без вкуса даже вкуснее?
— Ничего, как раз вспомните, что такое здоровый образ жизни.
Хейверс пробормотала что-то невразумительное и достала сигарету.
— Мисс, у нас не курят, — заметила официантка и принесла конфеты, фруктовые пирожные без сахара и россыпь печенья из заменителя какао-порошка.
— Дожили, — чуть не выругалась Хейверс. Они сидели в «Блисс Ти» на Маркет-Хилл, в крохотной чайной, втиснувшейся между магазином канцтоваров и клубом, где тусовались местные скинхеды. Из-за двери неслись душераздирающие визги электрогитар, а на окне явно неопытная рука накалякала помадой: « Тяжелый метал». В ответ на это художество канцтоварщики написали на собственном окне: «бисер перед свиньями», каковая шутка; очевидно, осталась непонятой владельцами и завсегдатаями соседнего заведения.
В чайной «Блисс Ти», куда пришли Линли и Хейверс, среди сосновых столов и плетеных ковриков почти не было посетителей. А гремучая смесь музыки слева и вегетарианского меню на столе красноречиво свидетельствовали о том, что жить чайной осталось недолго.
В отдел экспертизы они позвонили из телефонной будки на Силвер-стрит, хотя из комнаты Джорджины Хиггинс-Харт Хейверс отправилась было к телефону в конференц-зале, но Линли остановил ее:
— Я видел на улице телефон-автомат. Если волокна совпали, мне бы не хотелось, чтобы слухи тут же поползли по университету, прежде чем мы сами придумаем, как быть с результатами.
Из колледжа они направились к старенькой телефонной будке, где на одной из стеклянных секций висела листовка с человеческим эмбрионом в куче мусора и подписью «Аборт — это убийство», по алым буквам текла кровь и капала в сверкающую лужу.
Линли позвонил только потому, что звонок был запланирован заранее. И он совсем не удивился, услышав результаты экспертизы.
— Никаких совпадений, — сказал он Хейверс по дороге к Куинз-Колледж, где они оставили машину, — проверено еще не все. Но ничего пока не подошло.
Пальто, свитер, футболку и пару штанов на экспертизу еще не отправили. А значит, у сержанта Хейверс еще оставалась надежда.
Хейверс обмакнула в чай печенье из заменителя какао, откусила и вернулась к теме разговора:
— Все сходится. Утро было холодным. Конечно же он надел свитер. Попался, голубчик.
Линли подцепил и откусил яблочное пирожное. Пирожное оказалось вполне сносным.
— Не согласен. Волокна нам не помогут. Шелк, полиэстер и хлопок — слишком легкий состав для свитера, который к тому же надели холодным ноябрьским утром.
— Хорошо, допустим. Значит, он надел что-то поверх свитера. Пальто. Пиджак. А перед убийством снял. Ударив ее по лицу, он снова оделся, чтобы спрятать пятна крови.
— И в честь нашего сегодняшнего прихода к нему домой Торсон постирал эту вещь, так, что ли? Пятен-то уже не было. И если он ожидал нашего появления, с какой стати он засунул эту вещь в шкаф? Почему не выбросил?
— Потому что нечетко представляет, как работает следствие.
— Не нравится мне это, Хейверс. Совсем не нравится. Слишком многое остается без внимания.
— Например?
— Например, что делала Сара Гордон утром на месте преступления и что привело ее в Айви-корт вечером того же дня? Или, например, почему Джастин Уивер бегала в понедельник без собаки? Или какая связь между появлением Елены Уивер в Кембридже и тем, что отец — соискатель на место заведующего кафедрой?
Хейверс взяла второе печенье и разломила его.
— А я-то думала, вы сосредоточились на Гарете Рэндольфе и все остальные версии вам уже неинтересны. Как же он? Вы уже вычеркнули его из списка? И что в таком случае вы думаете по поводу второго убийства, если на месте Гарета теперь Сара Гордон, или Джастин Уивер, или еще кто-то, но только не Торсон?
Линли положил вилку и отодвинул яблочное пирожное в сторону.
— Если бы я знал.
Дверь в чайную открылась. На пороге появилась девушка, но все не решалась зайти внутрь. Ее гладкое личико было похоже на засыпающее солнце в облачках золотисто-каштановых локонов.
— Вы… — девушка огляделась, словно желая убедиться, что обращается по адресу, — вы ведь полицейские?
Удостоверившись в этом, она подошла к столу.
— Меня зовут Кэтрин Медоуз. Могу я с вами поговорить?
Девушка сняла синий берет и шарфик с перчатками в тон, но осталась в пальто. Кэтрин присела на краешек стула подальше от стола напротив Линли и Хейверс. Как только подошла официантка, Кэтрин, смутившись, заглянула в меню и заказала чашку чаю с мятой и булочку.
— Я разыскиваю вас с половины девятого утра. Привратник в Сент-Стивенз не захотел говорить мне, где вы. Я по чистой случайности увидела, как вы сюда зашли. Я сама сидела в «Барклае».
— А-а, — протянул Линли.
Кэтрин тут же улыбнулась и намотала локон на палец. Рюкзак она положила на крепко сомкнутые колени. Девушка не сказала ни слова, пока официантка не принесла заказ.
— Дело в Ленни, — произнесла она, уставившись в пол.
Хейверс быстро извлекла свой блокнотик и бесшумно его раскрыла.
— Ленни? — переспросил Линли.
— Торсоне.
— А. Ну да.
— Я видела во вторник, как вы поджидали его после лекции по Шекспиру. Я тогда еще не знала, кто вы, но позже он рассказал мне, что вы говорили о Елене Уивер. Тогда он еще думал, что беспокоиться не о чем, потому как… — Кэтрин потянулась было к чашке, но потом передумала. — Хотя это не имеет значения, правда? Я хотела вам сказать, что Ленни не имеет отношения к Елене. Он вовсе не убивал ее. Потому что не мог. Потому что был со мной.
— Когда именно он был с вами?
Кэтрин серьезно посмотрела на них, ее серые глаза потемнели. Ей было не больше восемнадцати.
— Это очень личный вопрос. Если об этом узнают, его ждут неприятности. Видите ли, я единственная студентка, с которой он вообще …
Она скатала салфетку в трубочку и тихо, но решительно произнесла:
— Я единственная, с кем Ленни вступил в близкие отношения. Он пережил внутреннюю борьбу. Со своими принципами. Со своей совестью. Хотел, как лучше. Как правильнее. Потому что он мой преподаватель.
— Вы любовники?
— Учтите, что между нами ничего не было очень долгое время. Каждый раз, когда мы оставались вдвоем, мы сражались. С первой нашей встречи нас тянуло друг к другу. Это было похоже на электрический разряд. Ленни был таким открытым, честным. Точно так же он сражался и в прошлом. Потому что его тянуло к женщинам. Ленни никогда этого не скрывал. И всегда стремился сразу все обговорить. Он первым начинал разговор с женщиной, и они быстро справлялись со своим влечением. Мы тоже пытались бороться, мы оба пытались. Только это оказалось сильнее нас обоих.
— Это вам так Ленни все объяснил? — спросила Хейверс. Ее лицо, кроме вялого интереса, больше ничего не выражало.
Кэтрин, кажется, что-то уловила в голосе Хейверс. В ее ответе послышались игривые нотки.
— Я сама приняла решение заняться с ним любовью. Ленни не принуждал меня. Я была готова. Мы долго обсуждали это. Он хотел, чтобы я хорошенько его узнала, прежде чем приму окончательное решение. Он хотел, чтобы я поняла.
— Что поняла? — переспросил Линли.
— Его поняла. Его жизнь поняла. Чтобы я поняла его чувства, когда он был обручен. Чтобы я увидела, каков он на самом деле, и приняла его полностью. Всего. Без остатка. И чтобы я никогда не была похожа на его невесту.
Кэтрин выпрямилась и гордо посмотрела на полицейских:
— Она отказывала ему в близости. И все четыре года вела себя так, потому что… Впрочем, не важно. Поймите же, Ленни не мог допустить, чтобы это повторилось. Ему хватило одного раза. Ленни до сих пор не может справиться с перенесенной болью и довериться женщине.
— Он попросил вас поговорить с нами? — спросил Линли.
Кэтрин тряхнула красивой головкой:
— Вы мне не верите? Вы решили, что я все это придумала.
— Неправда. Я просто поинтересовался, когда он просил вас прийти к нам и просил ли вообще?
— Ленни не просил меня ни о чем. Он бы никогда этого не сделал. Он просто рассказал мне, что вы приходили к нему сегодня утром и забрали часть его вещей, подумав, что… — Ее голос задрожал, и Кэтрин наконец отхлебнула чаю, но не поставила чашку на место. — Между Еленой и Ленни не было ничего. Он любит только меня.
Сержант Хейверс вежливо откашлялась. Кэтрин метнула на нее строгий взгляд:
— Я знаю, вы считаете меня шлюшкой-дурочкой, которая вешается ему на шею. Но все совсем не так. Мы собираемся пожениться.
— Круто.
— Мы поженимся! Как только я окончу университет.
— В котором часу мистер Торсон уехал от вас? — спросил Линли.
— Без пятнадцати семь.
— Вы были в своей комнате в Сент-Стивенз-Колледже?
— Я не живу в этом колледже. Мы с тремя девочками снимаем дом недалеко от Миллз-роуд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Да как же ты не понимаешь? Я разрешила тебе остановить меня. Надо было с самого начала делать то, что я считала нужным. Надо всегда так поступать. Только меня постоянно куда-то на обочину тянет.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты все в конечном итоге сводишь к одному вопросу: люблю я тебя или нет. Если я действительно тебя люблю, я должна выбрать комнату чуть ли не на крыше. Если я тебя действительно люблю, то сексом мы будем заниматься, когда тебе заблагорассудится. Если я действительно тебя люблю, я поеду и расскажу все своим родителям.
— А, все с тобой понятно. Ты рассказала родителям, и им это не понравилось. Они не бросились со всех ног желать тебе счастья и всех благ. В итоге тебе стыдно, а они и не думают тебя жалеть.
— Если я действительно тебя люблю, то буду всегда делать так, как хочешь ты. Если я тебя действительно люблю, у меня совсем не будет собственного мнения. Если я тебя действительно люблю, я буду…
— Кем? Ну же. Закончи свою мысль. Кем будешь?
— Никем. Забудь об этом.
—Ну, нет. Говори, — с напускным равнодушием настаивала Мелинда. — Будешь лесбиянкой. Лесбиянкой. Лесбиянкой. Потому что ты и есть лесбиянка, а признаться себе в этом не можешь. Вот и пытаешься все стрелки на меня перевести. Ты думаешь, мужчина ответит на все твои вопросы? Ты думаешь, мужчина научит тебя тому, к чему ты не способна? Когда же ты поумнеешь, Роз? Взгляни правде в глаза. Проблема в тебе и только в тебе.
Мелинда надела один рюкзак на плечи, а второй бросила на пол к ногам Розалин:
— Выбирай.
— Я не хочу выбирать.
— Слушай, прекрати. Даже слушать не стану.
Мелинда выжидала. Кто-то на площадке открыл дверь. Послышалась очень странная мелодия, необычный голос протянул что-то вроде «рас-ста-ем-ся нав-се-г-да-а-а». Мелинда истерически захохотала:
— Удивительно к месту.
Розалин протянула к ней руку. Но к рюкзаку не прикоснулась.
— Мелинда.
— Мы такими родились. Так фишка легла, и ничего здесь не попишешь.
— Пойми. Я не знаю, родилась ли я такой или стала. У меня не было случая проверить.
Мелинда кивнула, и на ее лице тут же появилось холодное и замкнутое выражение.
— Чудесно. Вот и проверяй себе на здоровье. Только потом смотри не приползи обратно, когда поймешь что к чему.
Она схватила рюкзак и натянула перчатки.
— Я сматываюсь. Закрой, когда будешь уходить. А свой ключ отдай привратнику.
— Это из-за того, что я хочу пойти в полицию? — спросила Розалин.
— Это из-за того, что ты не хочешь смотреть правде в глаза.
— Здесь денежки так и летят, — сказала сержант Хейверс.
Она налила себе заварки из коренастого стального чайника и спросила у проходящей официантки:
— Это еще что? — с отвращением глядя на бледную жидкость.
— Зеленый чай, — ответила девушка. Помрачнев, Хейверс размешала сахар в чашке.
— Чай? — Она осторожно отхлебнула и сморщилась. — Какой же это чай? Мне бы чего покрепче. Чтобы зубы почернели и глаза на лоб полезли.
Линли налил себе чаю.
— Никаких покрепче, сержант. Здесь как раз нет кофеина.
— И вкуса тоже никакого, или вы хотите сказать, что без вкуса даже вкуснее?
— Ничего, как раз вспомните, что такое здоровый образ жизни.
Хейверс пробормотала что-то невразумительное и достала сигарету.
— Мисс, у нас не курят, — заметила официантка и принесла конфеты, фруктовые пирожные без сахара и россыпь печенья из заменителя какао-порошка.
— Дожили, — чуть не выругалась Хейверс. Они сидели в «Блисс Ти» на Маркет-Хилл, в крохотной чайной, втиснувшейся между магазином канцтоваров и клубом, где тусовались местные скинхеды. Из-за двери неслись душераздирающие визги электрогитар, а на окне явно неопытная рука накалякала помадой: « Тяжелый метал». В ответ на это художество канцтоварщики написали на собственном окне: «бисер перед свиньями», каковая шутка; очевидно, осталась непонятой владельцами и завсегдатаями соседнего заведения.
В чайной «Блисс Ти», куда пришли Линли и Хейверс, среди сосновых столов и плетеных ковриков почти не было посетителей. А гремучая смесь музыки слева и вегетарианского меню на столе красноречиво свидетельствовали о том, что жить чайной осталось недолго.
В отдел экспертизы они позвонили из телефонной будки на Силвер-стрит, хотя из комнаты Джорджины Хиггинс-Харт Хейверс отправилась было к телефону в конференц-зале, но Линли остановил ее:
— Я видел на улице телефон-автомат. Если волокна совпали, мне бы не хотелось, чтобы слухи тут же поползли по университету, прежде чем мы сами придумаем, как быть с результатами.
Из колледжа они направились к старенькой телефонной будке, где на одной из стеклянных секций висела листовка с человеческим эмбрионом в куче мусора и подписью «Аборт — это убийство», по алым буквам текла кровь и капала в сверкающую лужу.
Линли позвонил только потому, что звонок был запланирован заранее. И он совсем не удивился, услышав результаты экспертизы.
— Никаких совпадений, — сказал он Хейверс по дороге к Куинз-Колледж, где они оставили машину, — проверено еще не все. Но ничего пока не подошло.
Пальто, свитер, футболку и пару штанов на экспертизу еще не отправили. А значит, у сержанта Хейверс еще оставалась надежда.
Хейверс обмакнула в чай печенье из заменителя какао, откусила и вернулась к теме разговора:
— Все сходится. Утро было холодным. Конечно же он надел свитер. Попался, голубчик.
Линли подцепил и откусил яблочное пирожное. Пирожное оказалось вполне сносным.
— Не согласен. Волокна нам не помогут. Шелк, полиэстер и хлопок — слишком легкий состав для свитера, который к тому же надели холодным ноябрьским утром.
— Хорошо, допустим. Значит, он надел что-то поверх свитера. Пальто. Пиджак. А перед убийством снял. Ударив ее по лицу, он снова оделся, чтобы спрятать пятна крови.
— И в честь нашего сегодняшнего прихода к нему домой Торсон постирал эту вещь, так, что ли? Пятен-то уже не было. И если он ожидал нашего появления, с какой стати он засунул эту вещь в шкаф? Почему не выбросил?
— Потому что нечетко представляет, как работает следствие.
— Не нравится мне это, Хейверс. Совсем не нравится. Слишком многое остается без внимания.
— Например?
— Например, что делала Сара Гордон утром на месте преступления и что привело ее в Айви-корт вечером того же дня? Или, например, почему Джастин Уивер бегала в понедельник без собаки? Или какая связь между появлением Елены Уивер в Кембридже и тем, что отец — соискатель на место заведующего кафедрой?
Хейверс взяла второе печенье и разломила его.
— А я-то думала, вы сосредоточились на Гарете Рэндольфе и все остальные версии вам уже неинтересны. Как же он? Вы уже вычеркнули его из списка? И что в таком случае вы думаете по поводу второго убийства, если на месте Гарета теперь Сара Гордон, или Джастин Уивер, или еще кто-то, но только не Торсон?
Линли положил вилку и отодвинул яблочное пирожное в сторону.
— Если бы я знал.
Дверь в чайную открылась. На пороге появилась девушка, но все не решалась зайти внутрь. Ее гладкое личико было похоже на засыпающее солнце в облачках золотисто-каштановых локонов.
— Вы… — девушка огляделась, словно желая убедиться, что обращается по адресу, — вы ведь полицейские?
Удостоверившись в этом, она подошла к столу.
— Меня зовут Кэтрин Медоуз. Могу я с вами поговорить?
Девушка сняла синий берет и шарфик с перчатками в тон, но осталась в пальто. Кэтрин присела на краешек стула подальше от стола напротив Линли и Хейверс. Как только подошла официантка, Кэтрин, смутившись, заглянула в меню и заказала чашку чаю с мятой и булочку.
— Я разыскиваю вас с половины девятого утра. Привратник в Сент-Стивенз не захотел говорить мне, где вы. Я по чистой случайности увидела, как вы сюда зашли. Я сама сидела в «Барклае».
— А-а, — протянул Линли.
Кэтрин тут же улыбнулась и намотала локон на палец. Рюкзак она положила на крепко сомкнутые колени. Девушка не сказала ни слова, пока официантка не принесла заказ.
— Дело в Ленни, — произнесла она, уставившись в пол.
Хейверс быстро извлекла свой блокнотик и бесшумно его раскрыла.
— Ленни? — переспросил Линли.
— Торсоне.
— А. Ну да.
— Я видела во вторник, как вы поджидали его после лекции по Шекспиру. Я тогда еще не знала, кто вы, но позже он рассказал мне, что вы говорили о Елене Уивер. Тогда он еще думал, что беспокоиться не о чем, потому как… — Кэтрин потянулась было к чашке, но потом передумала. — Хотя это не имеет значения, правда? Я хотела вам сказать, что Ленни не имеет отношения к Елене. Он вовсе не убивал ее. Потому что не мог. Потому что был со мной.
— Когда именно он был с вами?
Кэтрин серьезно посмотрела на них, ее серые глаза потемнели. Ей было не больше восемнадцати.
— Это очень личный вопрос. Если об этом узнают, его ждут неприятности. Видите ли, я единственная студентка, с которой он вообще …
Она скатала салфетку в трубочку и тихо, но решительно произнесла:
— Я единственная, с кем Ленни вступил в близкие отношения. Он пережил внутреннюю борьбу. Со своими принципами. Со своей совестью. Хотел, как лучше. Как правильнее. Потому что он мой преподаватель.
— Вы любовники?
— Учтите, что между нами ничего не было очень долгое время. Каждый раз, когда мы оставались вдвоем, мы сражались. С первой нашей встречи нас тянуло друг к другу. Это было похоже на электрический разряд. Ленни был таким открытым, честным. Точно так же он сражался и в прошлом. Потому что его тянуло к женщинам. Ленни никогда этого не скрывал. И всегда стремился сразу все обговорить. Он первым начинал разговор с женщиной, и они быстро справлялись со своим влечением. Мы тоже пытались бороться, мы оба пытались. Только это оказалось сильнее нас обоих.
— Это вам так Ленни все объяснил? — спросила Хейверс. Ее лицо, кроме вялого интереса, больше ничего не выражало.
Кэтрин, кажется, что-то уловила в голосе Хейверс. В ее ответе послышались игривые нотки.
— Я сама приняла решение заняться с ним любовью. Ленни не принуждал меня. Я была готова. Мы долго обсуждали это. Он хотел, чтобы я хорошенько его узнала, прежде чем приму окончательное решение. Он хотел, чтобы я поняла.
— Что поняла? — переспросил Линли.
— Его поняла. Его жизнь поняла. Чтобы я поняла его чувства, когда он был обручен. Чтобы я увидела, каков он на самом деле, и приняла его полностью. Всего. Без остатка. И чтобы я никогда не была похожа на его невесту.
Кэтрин выпрямилась и гордо посмотрела на полицейских:
— Она отказывала ему в близости. И все четыре года вела себя так, потому что… Впрочем, не важно. Поймите же, Ленни не мог допустить, чтобы это повторилось. Ему хватило одного раза. Ленни до сих пор не может справиться с перенесенной болью и довериться женщине.
— Он попросил вас поговорить с нами? — спросил Линли.
Кэтрин тряхнула красивой головкой:
— Вы мне не верите? Вы решили, что я все это придумала.
— Неправда. Я просто поинтересовался, когда он просил вас прийти к нам и просил ли вообще?
— Ленни не просил меня ни о чем. Он бы никогда этого не сделал. Он просто рассказал мне, что вы приходили к нему сегодня утром и забрали часть его вещей, подумав, что… — Ее голос задрожал, и Кэтрин наконец отхлебнула чаю, но не поставила чашку на место. — Между Еленой и Ленни не было ничего. Он любит только меня.
Сержант Хейверс вежливо откашлялась. Кэтрин метнула на нее строгий взгляд:
— Я знаю, вы считаете меня шлюшкой-дурочкой, которая вешается ему на шею. Но все совсем не так. Мы собираемся пожениться.
— Круто.
— Мы поженимся! Как только я окончу университет.
— В котором часу мистер Торсон уехал от вас? — спросил Линли.
— Без пятнадцати семь.
— Вы были в своей комнате в Сент-Стивенз-Колледже?
— Я не живу в этом колледже. Мы с тремя девочками снимаем дом недалеко от Миллз-роуд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66