Челм посмотрел на него, но не ответил.
— Вы способны воспринимать речь, Челм? — спросил Грофилд. — Вы меня слышите? Челм кивнул.
— Да, — ответил он. Голос его звучал хрипло, и он прижал руку к горлу, как будто оно болело.
— Хорошо, скажите мне кое-что. Когда Белл Данамато сообщила вам, что не собирается выходить за вас замуж, а вместо этого снова возвращается к мужу? Это было до моего приезда вчера или уже после?
Из белого лицо Челма сделалось серовато-зеленым. Он хрипло проговорил:
— Что вы пытаетесь сделать? Вы же знаете, что это неправда.
— Ой ли? Только миссис Данамато могла заявить вам об этом со всей ясностью, не так ли? Вы возлагали большие надежды на этот брак, верно? Все эти деньги Данамато.
— Я любил Белл! — Хриплый крик оборвался и стих.
— Еще бы, — сказал Грофилд. — Даже после того, как она сказала вам, что все кончено и она возвращается к мужу.
— Она этого не говорила! Она не могла так сказать, только не Белл! Мы собирались пожениться! — Челм вдруг вскочил, наставил на Грофилда указующий перст и закричал: — Не думайте, я вижу, что вы замышляете! Норовите пришить это кому-нибудь другому, все равно кому, чтобы спасти собственную шкуру.
— А вы не можете придумать причину получше? — спросил его Грофилд. Он повернулся к Данамато и сказал: — Это имеет хоть какой-нибудь смысл? Вы были уверены, что она в конце концов вернется к вам. А Рой Челм рассчитывал на женитьбу. Может, она сказала ему, что между ними все кончено, а встряска, которую я устроил ей за обедом, заставила ее снова возжелать вас, игры кончились. Как поступил бы в таком положении столь раздражительный мальчик, как Рой? Что делает капризный мальчик, когда ему говорят, что он больше не может играть с любимой игрушкой? Он ее ломает.
Данамато смотрел на Челма.
— Неужто этот? — спросил он. — Вы презираете его, — сказал Грофилд. — А почему бы и нет? Вы и должны его презирать. Только не недооценивайте его. Он может нагадить вам, если почувствует свою силу.
Челм навалился на стол, подался к Данамато и закричал:
— Неужели вы не понимаете, чего он добивается? Неужели вы не видите, что он задумал? Он хочет подставить кого-нибудь, все равно кого, только бы самому соскочить с крючка. Это он угрожал ей, а не я! И именно после его появления здесь ее и убили!
— Хорошо, — с угрозой сказал Данамато. — Мы над этим подумаем.
— Это он!
— Я же вам сказал, что подумаю над этим! Фрэнк, убери его отсюда и приведи его сестру.
Фрэнк взял Челма за руку, но тот продолжал кричать к показывать пальцем свободной руки на Грофилда, пока дверь не закрылась за ним.
Данамато пытливо взглянул на Грофилда.
— Вы хоть сами в это верите?
— А мне и не нужно в это верить, — честно ответил Грофилду. — Его высказывание совершенно справедливо. Я должен найти кого-то другого, чтобы снять себя с крючка. Разница только в том, что подставили-то именно меня. Самый легкий способ найти того, кто снимет меня с крючка, — установить истину. Но я не особенно привередлив, Би Джи, и скажу вам как на духу: если я не смогу вычислить настоящего убийцу вашей жены, меня устроит любой, на которого будет сподручнее свалить вину. Я бы подставил и вас, будь мне от этого хоть какой-то прок.
Данамато криво ухмыльнулся.
— Вы пользуетесь истиной как оружием, да? — заметил он.
Грофилд показал ему руки.
— Это единственное оружие, которое сейчас есть в моем распоряжении, — ответил он.
Глава 12
Патриция Челм была не более открытой и доступной, чем черепаха в своем панцире. Она неподвижно сидела на стуле напротив Данамато, сжав ноги, сложив руки на коленях, задрав голову и расправив плечи. На ней была не по моде длинная голубая юбка и простая белая блузка. У нее была фигура манекенщицы — стройная, почти тщедушная, с плоской грудью — и лицо студентки выпускного курса Вассара, почуявшей дохлую кошку.
Она уставилась на Данамато горящими глазами и произнесла ледяным тоном:
— Я хочу сделать заявление.
— Прекрасно, — сказал Данамато. — Валяйте, делайте.
— Если вы по недоразумению оставите кого-нибудь из нас в живых, — заговорила она, — я уверяю вас, мы приложим все усилия к тому, чтобы ваше поведение не сошло вам с рук. Вы набросились на моего брата, оскорбили действием. У него вся шея в синяках. Один из ваших головорезов ударил меня. Нас насильно держат здесь, хотя я неоднократно повторяла, что надо поручить кому-нибудь отвезти моего брата и меня в Сан-Хуан.
— Разве вы сами не водите машину? — спросил Грофилд.
Она пропустила его вопрос мимо ушей, сосредоточив внимание на Данамато.
— Я требую, — сказала она, — чтобы нас немедленно отпустили. Мы, разумеется, сожалеем о смерти миссис Данамато, но вы схватили ее убийцу, и у вас нет причин и права задерживать нас дольше. Мы...
Грофилд спросил:
— Сколько вам было лет, когда ваш брат впервые показал вам его?
Ее голова резко повернулась, глаза уставились на Грофилда, лицо стало красным как свекла.
— Я... — Она покачала головой, поднесла было руку к лицу, но тут же ее опустила. — Я не имею представления, о чем вы говорите, — сказала она.
— Вы покраснели, мадемуазель, — заметил Грофилд. Теперь ока коснулась лица и, очевидно, обнаружила, что оно горит огнем, потому что сразу же отдернула пальцы. В отчаянии она снова перевела взгляд на Данамато и дрожащим голосом сказала: — Мы настаиваем на том, чтобы нас отвезли...
— Стало быть, вы испытываете страстное влечение к собственному брату, — спокойно сказал Грофилд. — Ничего необычного в этом нет, такое бывает сплошь и рядом. Разумеется, вы не хотите, чтобы желание завладело вами на всю жизнь.
— Нельзя требовать, — заявила оно Данамато, — чтобы я сидела тут и слушала... слышала... мне не следует выслушивать...
— Психологически, — продолжал Грофилд, — это легко понять. Отчасти тут замешан материнский инстинкт, иногда роли жены и матери в семье сливаются. Вы всегда были ему маленькой мамой, хоть он и старше вас пятью годами. А отчасти это самозащита, когда избегаешь этих отношений, приклеившись к брату. Есть еще...
— Я не намерена... — Она вскочила, щеки и глаза у нее пылали.
— Сядьте, леди, — сказал Данамато. — Сядьте, а то мне придется просить Фрэнка усадить вас.
Она резко повернулась к Фрэнку и быстро села.
— Как я уже говорил, — продолжал Грофилд, — есть еще и страх девственницы перед мужчиной. А если в Карибском бассейне, золотко, и оставалась еще девственница, так это вы. — Пожалуйста, — взмолилась она, по-прежнему обращаясь к Данамато и потянувшись к нему через стол. Всем своим обликом она выражала горечь, голос ее срывался. — Пожалуйста, не позволяйте ему так себя вести. С какой стати ему это делать? Какой прок кому бы то ни было от этих его разговоров?
Данамато повернулся к Грофилду.
— Ну? Что все это значит?
— Вы только посмотрите на нее, — сказал Грофилд. — Сравните ее со своей женой. Ваша жена при жизни была по-настоящему живым человеком, кровь с молоком. Она могла раздражать меня, она могла быть самодуркой, но она была полна жизненной силы. А посмотрите на эту. В ее жилах не хватит крови даже на анализ.
Патриция Челм судорожно затрясла головой, открывая и закрывая рот, но ничего не говоря.
Данамато задумчиво разглядывал ее.
— Хорошо, — сказал он. — Я не стану с вами спорить, но к чему все эти ваши речи?
— А к тому, что девица принесла себя в жертву брату. На самом деле эта жертва была трусливым уходом от жизни, но онато предпочитает считать ее самоотречением. Преподнесла себя братцу в подарок. А он что вытворяет? Идет и подцепляет Марджори Мейн.
— Марджори Мейн? Белл не была похожа...
— Я знаю. Это просто для красного словца. С одной стороны — мясо с картошкой, с другой — выдохшееся пиво. Как, повашему, должна была чувствовать себя эта девица, когда познакомилась с будущей невестой брата? Старше на пятнадцать лет, шумная, крикливая, грубая, вахлачка, разведенная, по сути дела, еще даже и не разведенная.
— Хммм, — протянул Данамато.
— Белл очень мне понравилась, — сказала Патриция Челм, но ее заявлению недоставало пыла.
— Да уж конечно, — ответил Грофилд.
— Только дурак, — сказала она, — подумал бы, что я могла сделать такую вещь, как... Я не могу даже об этом говорить.
— Зато я могу, — продолжал Грофилд. — Вы терпели это, сколько могли, с каждым днем ненавидя Белл все больше и больше. Вчера за обедом, когда я нацелил на нее пистолет, я заметил выражение вашего лица. Вы хотели, чтобы я выстрелил. — Это ложь!
Грофилд не знал, ложь это или нет, да его это и не волновало. Ему надо было спасать собственную шкуру, а все остальные пусть думают о своих. В самом худшем случае он мог посеять сомнение, которое сыграет ему на руку, а в лучшем сумеет убедить Данамато, что его жену убил кто-то другой. Это была единственная истина, которая интересовала Грофилда. Белл Данамато убил кто-то из этих пятерых, но кто именно — решать это должен был не Алан Грофилд. Он должен был лишь найти человека, которого Данамато согласился бы считать убийцей.
Поэтому он продолжал:
— Вы огорчились, когда я не застрелил Белл Данамато за обедом, и после этого решили сами сделать дело. Вы рассчитывали, что обвинят меня, и выбрали наилучшее время. Ваш милый братец опять будет принадлежать только вам, и вы сможете прекрасно утешить его после потери невесты.
— Это жестоко! — вскричала она. — Это жестоко, это злостная ложь, и вы это знаете.
Грофилд вяло взмахнул рукой и сказал:
— Свидетель ваш.
Она снова воззвала к Данамато:
— Вы не можете думать...
— Что вы делали в комнате моей жены в четыре часа утра? — спросил ее Данамато.
— Хороший вопрос? — радостно сказал Грофилд.
— Я не могла уснуть, — ответила она. — Задремала, но увидела кошмарный сон, поэтому встала и больше никак не могла заснуть. Меня тревожил этот человек. Я считала, что ему вообще не место под нашим кровом. По сути дела, из-за него-то мне и снились кошмары.
— Что-то мне не по нраву мысль о том, что я являюсь вам во сне, — заметил Грофилд.
— Заткнитесь, — велел ему Данамато. — Итак, вам не спалось, — сказал он Патриции Челм. — И что же?
— Я пошла поболтать с Белл. Она тоже часто не спала допоздна. Мучилась бессонницей. Данамато неторопливо кивнул. — Совершенно верно. Пилюли, пилюли, пилюли.
— Она хотела отказаться от них, — сказала Патриция. — Говорила, что принимает пилюли в основном потому, что с годами у нее из-за вас испортились нервы. Потом это вошло в привычку, а теперь она хотела от нее избавиться.
Данамато это явно не понравилось, но он ничего не сказал. Вместо этого он спросил:
— И вы вошли в комнату, чтобы поболтать с ней, так?
— Я увидела свет. Дверь была слегка приоткрыта, как обычно. Я толкнула ее, чтобы распахнуть, увидела Белл, и... — Она захлопала глазами.
— Хорошо, — грубовато сказал Данамато. — О том, что было потом, мы знаем. Вопросов нет. — Он посмотрел на Грофилда. — А у вас?
— У меня тоже, — ответил Грофилд.
— Уведи ее, Фрэнк, — велел Данамато. — И приведите мне этого стряпчего по темным делам.
— Вот еще что, пока я не ушла, — сказала Патриция.
Все посмотрели на нее.
Она снова сидела с чопорным видом, так некстати покрасневшее лицо ее опять сделалось бледным. Она уставилась на Данамато и сказала:
— Этот человек сделал намек, на который я хочу ответить. Он подразумевал, что мой брат... спал с Белл Данамато. Он с ней не спал. Ни он, ни она, разумеется, не стали бы делать этого до свадьбы. Только самый извращенный ум мог...
— Что? Вы с ума сошли? заорал вдруг Данамато. Она в изумлении уставилась на него.
— В чем дело?
Данамато наставил палец на Фрэнка.
— Уведи ее, — поспешно сказал он, — но законника пока не приводите. Я хочу еще минутку поговорить с ее братом.
— Слушаюсь, — ответил Фрэнк.
Патриция Челм все никак не могла понять, в чем дело.
— Но... я... что?..
Фрэнк взял ее за руку, и она послушно вышла вон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23