Козин кинулся со своими к крыльцу. Однако врываться в дом он сразу не стал, так как услышал топот в прихожей, и приказал взять входную дверь под прицел. Двенадцать стволов винтовок и ружей уставились в темный проем.
На крыльцо вылетели двое комбедовцев. Первый из них не успел понять, что же произошло, как десяток выстрелов с расстояния в пять шагов сбросили его со ступенек. Но второй, прикрытый корпусом погибшего товарища и раненный мелкой картечью, успел ударить из своего карабина в толпу, сгрудившуюся возле крыльца. Единственная пуля, которую он успел выпустить, даром не пропала — один из козинских пареньков завертелся юлой и опустился на гравий.
Козин, не любивший винтовки и предпочитавший простые охотничьи ружья, выпалил в лицо комбедовцу из второго ствола, заряженного волчьей картечью. Комбедовец выронил карабин и свалился с крыльца, а мужик, стоявший ближе всех к нему, с размаху приколол его штыком.
— Гришка, — крикнул Козин, — швыряй гранату!
Гришка, потерявший днем дрянное ружьишко, выданное взамен утерянной винтовки, до вечера ходил безоружным, пока Козин не сжалился над малым и не отдал ему единственную гранату, валявшуются у бандитов без всякого употребления. Ребятки фронта не видели, взрослые заводилы его тоже избежали, поэтому в кулацком войске считалось: граната для того, кому выпало ее кинуть — опасней, чем для врага. Все избегали зловещей ручной бомбы, пока не появился проштрафившейся парень. Гранатометчик-Гришка весь этот вечер был рядом с Козиным, ожидая команды метнуть ее во врага.
Когда наконец-то команда последовала, Гришка совершил обычную ошибку тех, кто кидает гранаты первый раз. Он кинул ее быстро и метко, прямо в глубь коридора. Только чеку не выдернул.
Ребята простояли возле крыльца около минуты, но взрыва в доме так и не последовало. Тогда они кинулись к дверям.
Эта минута дорого обошлась нападавшим. Комбедовцы поняли, что на крыльцо выскакивать гиблое дело, и открыли огонь из прихожей, а также из окна лакейской комнаты. Невоевавшая кулацкая ребятня сразу не сообразила, что в таких случаях надо бросаться на землю и как можно скорей отползать из зоны обстрела. Хмель у бойцов Слепака еще не прошел, винтовки дрожали в руках, но отряд Козина все равно недосчитался двух человек. Одного парня уложили наповал, а другой корчился на земле с пулей в животе. Остальные отскочили шагов на десять. Кто лег, а кто продолжал стрелять стоя.
— Где сволочь Афонька? Чего он им в спину не заходит? — взревел Козин, ловко отползая из зоны обстрела.
В эту минуту произошло событие, значение которого кулаки так и не поняли. Из дальнего крыла здания донесся грохот взрыва. На него комбедовцы внимания не обратили.
Банду спас козинский сынок Ванюша, не имевший предубеждения против гранат. На досуге, устав резаться в дурака, он соорудил самодельную примитивную бомбу — плотно набил крупнозернистым порохом обычную коробку из-под леденцов. Он мечтал дождаться безлунной ночи, дойти до Усадьбы и швырнуть свое изобретение в окно, да тятя не разрешал. Теперь, когда Гришка позорно провалился, можно было пустить придумку в ход.
Ванюша поджег пропитанный керосином фитиль, подбежал к крыльцу и швырнул бомбу подальше, в коридор. Парень не знал, что главный эффект при употреблении гранаты — не взрывной, а осколочный. Разумеется, его самопальная бомба никого до смерти не поубивала, но ее психологическое действие было сравнимо с тем, как если бы в доме разорвался артиллерийский снаряд. Яркая вспышка осветила первый этаж чуть ли не до гостиной и ослепила комбедовцев.
— Режь гадов! — заорал Козин. Он одним прыжком вскочил на крыльцо, влетел внутрь и не глядя ударил из обоих стволов по ближайшему противнику, поднимавшемуся после недавнего взрыва. Комбедовец согнулся, уперевшись руками в живот, а Козин перехватил ружье за стволы и обрушил на него сверху приклад, как будто вколачивал сваю.
Вслед за ним в дом ворвались остальные бандиты. В прихожей было гораздо темней, чем во дворе, поэтому они сперва двигались на ощупь. Внезапно темноту разрезал выстрел. Комбедовец, стрелявший из окна лакейской каморки, вернулся в прихожую и в упор пальнул по толпе. Ванюша Козин рухнул на пол с простреленной навылет грудью. Стоявший поблизости парень разнес комбедовцу выстрелом голову. Больше вокруг красных видно не было.
— Как же так, Ваня? — тихо сказал Козин над бездыханным телом сына. Затем, размахивая ружьем, приклад которого был испачкан чем-то склизким, он заорал: — Всю сволочь раскрошить! Вперед!
И выскочил из прихожей в коридор первого этажа, а за ним и все остальные. Только Гришка задержался в прихожей. Чувствуя свою вину перед командиром, он непременно хотел найти неразорвавшуюся гранату.
* * *
За десять минут до этого Слепак понял, что слишком хорошо думал о Назарове. В отличие от Витьки Топорова, он не побежал вниз по винтовой лестнице, да и другим не позволил. Догонять Назарова — опасное дело. Лишь два дурака решили сесть Назарову на хвост. Раздавшийся через минуту взрыв рассказал остальным комбедовцам об их невеселой судьбе. К этому времени они уже добежали до первого этажа, чтобы засесть у выхода из подвала, расположенного в дальнем крыле, и взять солдата наверняка.
Здесь Слепак и услышал залп, прикончивший Кольку Савельева, да его предсмертные слова. «Сущую правду я в уезд писал, — мелькнуло в голове у председателя. — Назаров натурально с бандой спелся. Его сперва Козин в дом запустил, чтобы нас отвлечь. Теперь и сам подошел. А я-то, дурак, думал, что Назаров рискнул один на нас пойти».
Однако думать о том, какая все-таки Назаров есть кулацкая и бандитская сволочь, времени не было. Надо было командовать. И Слепак, сбегая по главной лестнице впереди своих товарищей, заорал:
— Комаров и еще трое! К подвалу! Назарова на месте положить! Остальные — к дверям.
Двое комбедовцев выскочили на крыльцо. Выстрелы раздавшиеся во дворе, не оставляли сомнений в том, какая участь их постигла.
— Из окон их бей! — заорал Слепак. — Не высовывайся!
Чтобы дать товарищам пример, он сам заскочил в лакейскую и открыл из окна беглый огонь по еле различимым в полутьме силуэтам бандитов. С такой скоростью из пистолета он стрелял впервые в жизни. Слепак не заметил, как его маузер выпустил последний патрон. Однако одного гада ухлопать вроде удалось.
— Заряжу и вернусь! — крикнул он стоявшим рядом товарищам, после чего кинулся в гостиную. За прошедший день в коридоре появилась пара керосиновых ламп — хозяйственный Комар позаботился.
Рядом затопали еще двое красных бойцов. То ли они не догадались попросить товарища Слепака занести и им патроны, то ли решили, что небольшая смена обстановки в жарком бою не повредит.
Когда Слепак спешно шарился в гостиной, выискивая маузерные патроны, из прихожей донесся разрыв самодельной бомбы. Наступила тишина, но через несколько секунд послышались выстрелы и чей-то жалобный крик.
— Прорвались, гады! — крикнул Слепак. Торопливо, роняя патроны на ковер, он все-таки зарядил маузер и выскочил в коридор. Оба товарища, тоже укомплектовавшие магазины своих трехлинеек, уже были рядом. Навстречу со стоном, закрывая руками обожженное лицо, протащился один из товарищей, искавший угол, куда можно было бы забиться.
Однако все трое не успели пробежать и полпути до прихожей, как навстречу им выскочил Козин и его люди. У Слепака не было назаровского боевого опыта, но он сообразил, что самое умное будет присесть на колено и непрерывно стрелять по фигурам, мчавшимся на него по полутемному коридору. Это он и сделал. Двое товарищей подняли винтовки и стреляли стоя.
Первая слепаковская пуля попала Козину в плечо, и тот, озверевший от мысли, что правой рукой уже действовать не удастся, прыгнул на пол. Двое идущих за ним тоже свалились от маузерных пуль, убитые наповал. Этим они освободили простор для бегущих сзади. Те дали залп, сваливший замертво одного из слепаковских товарищей. Другой успел выцелить еще одного бандита, спустил крючок, а потом, подобно своему командиру, присел на колени.
Козин взревел от боли, как порванный собаками медведь. Придерживая двустволку немеющей левой рукой, он смог зарядить ее правой и прицелился. Приклад был непривычно скользким, и Козин понял — это человечьи мозги. Он прекрасно видел, как гримаса радости пронеслась по лицу Слепака, который только что разнес из своего мазузера череп еще одного бандита. Теперь ствол пистолета был направлен в голову Козина. Но Козин успел первым нажать на оба курка сразу.
В одном из патронов оказалась пуля — она-то и угодила Слепаку в голову, отчего тот свалился на ковер, уронив маузер перед собой. Во втором патроне была картечь. Она досталась комбедовцу, стоявшему рядом с председателем. Тот, пораженный свинцовой мелочью, швырнул винтовку, открыл боковую дверь и на четвереньках уполз в соседнюю комнату.
Козин оглянулся. В коридоре из его людей оставался только Гришка, наконец-то нашедший свою гранату. Остальные лежали мертвыми или были так изранены пулями, что встать не могли.
— Ну все, паря, — сказал Козин и встал, опираясь на винтовку. — Вот мы родное село и очистили от разного хлама. Кончена работа.
И тут одновременно произошли два события. С лестницы прозвучал выстрел, который должен был бы стать для Козина смертельным — ведь никто не мешал стрелку прицелиться. Однако когда палец комбедовца уже лежал на спусковом крючке, в другом крыле здания раздался еще один мощный взрыв. Стены дрогнули, и пуля, вместо того чтобы войти Козину в затылок, всего лишь срикошетила от стены.
— Ты того хватай, что уполз, — крикнул Козин Гришке. — Я со вторым разберусь.
Он отскочил к стене, сунул патрон в один из стволов и побежал к лестнице.
Стрелял в Козина комбедовец Вавила, тот самый, которого Назаров стукнул головой о стенку, надеясь уберечь тем самым беднягу от дальнейших неприятностей этой ночи. Не получилось уберечь. Когда товарищи привели Вавилу в себя, он, чувствуя себя так, будто ему дали выпить бутылку водки, а потом разбили эту бутылку ему об голову, поплелся искать оружие. Вокруг топали бегущие люди, где-то звучали выстрелы и взрывы, а он путался у своих товарищей под ногами, пытаясь найти себе какую-нибудь винтовку. Наконец он отобрал ее у какого-то трупа на втором этаже и поплелся вниз.
Там он наконец сообразил, что идет бой и что двое людей, оставшиеся в середине коридора — враги. Он выбрал из них того, кто покрупнее, и выстрелил. Помешал взрыв.
Не выпуская винтовку, Вавила кинулся наутек, вверх по лестнице, так как чувствовал, что прицелиться еще один раз не сможет.
Скоро он услышал сзади топот. Вавила добрался до площадки второго этажа, обернулся, передернул затвор. Перед ним выросла залитая лунным светом фигура.
Вавила поднял винтовку и узнал своего противника. Перед ним был Василий Яковлевич Козин, самый крепкий хозяин в его родном селе Зимино.
— Ты что, Вавилушка, — ласково сказал Козин, — стрелять в меня будешь, что ли?
— Осторожней, Василий Якич, не подходите, пожалуйста, — пробормотал Вавила. — Мне в вас стрелять надо.
— Так ты и вправду выстрелишь? — тихо говорил Козин, медленно и спокойно приближаясь к своему старому знакомому — деревенскому соседу. Внизу что-то грохнуло, Гришка наконец-то смог правильно употребить гранату.
— Простите, Василий Якич, не сердитесь на меня, — дрожал Вавила. Вместе с ним дрожала в руках и его винтовка.
— Что ты, братец, и когда я на кого сердился? — столь же ласково сказал Козин. Левой, раненой, рукой он отвел в сторону нацеленную на него винтовку, будто старческую тросточку, а правой поднял нож и без особого размаха воткнул его Вавиле в кадык. Трехлинейка упала на пол, мужик всхрипнул и, ухватившись обеими руками за рану, будто пытаясь остановить кровавый поток, сполз по стене вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60