Сюда лишь изредка доносился лай собак из ближайшей слободы. А так — никакого Монастырска, считай, что ушли за полсотни верст.
— Что ты от нас хочешь, красное благородие? — в очередной раз спросил Сенька Косой. Его трясло от раны, холода и страха.
Медведев ничего не ответил. Бандитов поставили к почти отвесному глиняному склону. Наверху остался один красноармеец с лошадьми. Остальные четверо молча вскинули винтовки.
— Я не Чека, — наконец сказал Медведев. — Вас можно и без допроса отправить в могилевскую губернию.
— Так же нельзя, — удивленно сказал Павел Филимонович.
— Мне все равно придется вас расстрелять. Смотрите, вот двое солдат, что из-за вас чуть под трибунал не попали. А может, еще и попадут. Я не могу позволить, чтобы всякая мелкая сволочь моих бойцов губила.
— Товарищ большевик, — Сенька Косой, несмотря на простреленное плечо, проворно подскочил к Медведеву. — Мы у этих солдатиков кое-какое золотишко взяли, так это же специально, чтобы они его не потеряли. Они же пьяненькие были. Мы его хоть сейчас вернуть можем.
— Как?
— Пустите меня, я сбегаю до хазы и все принесу.
Медведев подмигнул Назарову: пошло на лад.
— А нам тебя в этом овраге ждать до дня победы пролетарской революции во всем мире? Нет, кривоглазый, если хочешь дожить до суда, сам проводишь нас в свою нору.
Сенька Косой что-то прошептал Павлу Филимоновичу, тот яростно замотал головой.
— Ну, ребята, дело ваше, — сказал Медведев и обратился к солдатам: — Взвод! Готовьсь! Прицел!
— Простите, дядя! — крикнул Прошка, бросаясь к Медведеву. — Простите!
— Встань обратно, не то я тебя сам, — сказал тот, направив Прошке в лоб наган.
— Простите, дядя товарищ, я готов вас хоть сейчас к хазе отвести.
— Где хаза?
— В конце Грязной улицы. Отсюда будет идти совсем недалече.
— Сука ты, Прошка, — с чувством сказал Сенька Косой.
— Это вы сука, дядя Сеня, — всхлипывая, ответил парнишка. — Говорили, грабануть их можно без всякой опаски. А вот что получилось. Расстреляют же!
— Ладно. Собрание закрыто, — сказал Медведев. — Все наверх.
Солдаты потащили бандитов из оврага. Франт шел спокойно, уворачиваясь от тычков, а вот Сенька Косой, несмотря на свою рану, попытался лягнуть Прошку, за что тотчас получил прикладом.
Уже в седле Медведев обратился к Назарову:
— Этих братьев-разбойников двое отконвоируют прямо в Чека. Как ты думаешь, мы вдвоем да с тремя бойцами возьмем хазу?
— А чего думать? Пусть нам Прошка расскажет. Сколько там у вас народа?
— Гришка Клык да Граф Подзаборный. Еще Катька. Ну, иногда кто заглянет переночевать, из старых знакомых.
— Когда вы были должны сегодня туда заглянуть?
— Как управились бы в «Красном кабачке», так бы сразу и вернулись.
— Федя, может получиться, что пока мы приведем подкрепление, эти «катьки» и «графы» почуют неладное и дернут с хазы, прихватив золотишко. Значит, нам лучше время не терять. Возьмем их логовище поскорей.
— Давай, и вправду, поскорей, — сказал Назаров, — пока я в седле не заснул.
* * *
По улицам Монастырска люди и днем-то ходили осторожно: в некоторых тамошних лужах к осени раскармливались крупные караси, попавшие туда весной мальками. Однако Санька Евстигнеев мчался по ночному городу, интуитивно угадывая во мраке очертания луж и преодолевая их немыслимыми прыжками. Его юная душа ликовала: наконец-то, наконец-то он сможет отличиться перед товарищами!
Тринадцатилетняя биография Саньки отличалась тоской и однообразием. Отец спьяну попал под паровоз, оставив в предместье безутешную вдову с годовалым мальцом на руках. Мать была добра к Саньке, лишь когда напивалась, правда, происходило это редко. Когда она тоже умерла, Саньке впервые повезло: вместо какого-нибудь приюта, влачившего с осени 1917 года жалкое существование, он, подобно паре таких же сирот, прибился к губернскому ЧК. Дела ему поручались несерьезные: помыть полы, сбегать на базар за бубликами к чаю, отнести письмо.
Неделю назад Саньку командировали в уезд с каким-то циркуляром. К официальному пакету прилагалась небольшая записка от пензенских товарищей с просьбой пристроить парнишку в Монастырске, перечислив все его профессиональные навыки. За неделю Евстигнеев перемыл и перетер полы во всем здании, кроме подвала, временные постояльцы которого на грязь обычно не жаловались. И вот теперь, впервые за все месяцы службы в ЧК, Санька смог отличиться.
Он выскочил на улицу им. Спартака (бывшая Базарная), где увидел главное чудо нынешнего Монастырска. Прежде владельцем этого чуда — легкового автомобиля «спикер» был хозяин кожевенного завода. Эту игрушку, то и дело застревавшую в грязи, хозяин так любил, что смог в 14-м уберечь от мобилизации. Но от новой власти не уберег. Теперь в машине ездил начальник местной Чеки Сунс Судрабс.
Через минуту Санька уже был рядом с автомобилем, ползущим ему навстречу. Паренек отчаянно замахал руками, чуть не прыгнув под колеса. Лишь после этого машина остановилась.
Судрабс недовольно взглянул на юного полотера. Он явно куда-то торопился, и задержка в его планы не входила.
— Товарищ Судрабс! — крикнул Санька. — Я банду раскрыл!
— Что ворует твоя банда? — спросил Судрабс, угрюмо глядя на собеседника.
— Я по станции гулял, там случайно наткнулся…
— На станции много разной шпаны и спекулянтов. Мы ловим их днем. Саша, каждый мальчик, который хочет помочь нашей революции, сразу же находит банду. Я сейчас очень тороплюсь, — сухо ответил Сунс. Шофер посмотрел на командира — не пора ли трогаться.
— Я вагон увидел, — торопливо тараторил Санька, будто его и не прерывали. — Обычный вроде такой вагон, пассажирский. Рядом с вагоном наш товарищ Гребенко стоял на часах. Он никому рядом проходить не давал, а меня пропустил, мне было близко пройти через пути — в горздрав приказали пакет отнести.
Шофер еще раз взглянул на начальника и понял: в ближайшие несколько минут ехать не придется. Товарища Судрабса явно заинтересовал Санькин рассказ.
— Что ты увидел в вагоне? — спросил он.
— Почти ничего. Просто показалось, сквозь щелочку, там свет горит.
Лицо Судрабса стало менее напряженным, на нем проявилась прежнее сердитое выражение, но Санька продолжал:
— А когда я обратно шел, уже стемнело, и я захотел этот странный вагон рассмотреть. Товарищ Гребенко меня не увидел, я подкрался к вагону. Смотрю в щель — там в теплушке человек десять сидят. Водку пьют, на гитаре играют бандитские песни, а один пистолет чистит. Я скорее к товарищу Гребенко и спрашиваю, что это за вагон? А он не знал еще, что я в щель заглядывал — отвечает мне: «Вагон как вагон, завтра должны к московскому поезду прицепить, может, там сейчас сторож сидит». Я ему рассказал, какого там сторожа видел, советовал скорее вызвать подкрепление. Он немного удивился, но сказал, что вы ему приказали здесь стоять и никого не подпускать, а уйти он не может. Тогда я помчался вас искать…
— Разворачивайся. Мы едем на станцию, — приказал Судрабс и указал пальцем Саньке на место перед собой.
Не веря своему счастью, паренек мигом оказался в машине. Такая поездка предстояла ему впервые в жизни. И все же эйфорию, охватившую Санькину душу, портила малость одна мысль, которой он решил поделиться с начальником ЧК.
— Товарищ Судрабс, на станции, кроме товарища Гребенко, наших товарищей больше нет. Конечно, наган вы мне дадите, но как мы втроем с такой бандой справимся?
— Сиди спокойно. Ты все увидишь сам, — ответил Судрабс.
* * *
Хазу можно было вычислить еще шагов за двести. Хотя ее обитатели кутили, закрыв поплотнее ставни, звуки гулянки все равно разносились по погруженной в тишину улице. Лишь изредка взлаивали собаки и быстро замолкали. Барбосы и Жучки в России 18-го года уже поняли: за продолжительный лай иногда можно получить пулю.
Назаров и Медведев сошли с коней, взяли парня под руки и направились к воротам.
— Начинай спектакль, — сказал Назаров. Прошка два раза свистнул и забарабанил в ворота:
— Открывай скорей, мне тащить тяжело!
Никто ему не ответил. Однако Назаров понял — по ту сторону ворот кто-то ходит и поглядывает в щели. Медведев почти отпустил Прошку, наклонился в сторону и сделал вид, будто тужится блевать.
Наконец ворота отворились. Они еще не распахнулись до конца, как Назаров и Медведев, дружно отшвырнув Прошку, кинулись вперед. Перед ними возникла удивленная физиономия: бандит с огромным клыком, торчащим из под нижней губы. Клык успел только сунуть руку в карман, как рукояти двух пистолетов разом обрушились ему на голову, и он упал навзничь.
Назаров и Медведев несколькими прыжками достигли крыльца, влетели в раскрытую дверь и очутились в темном коридоре, в конце которого из-под двери виднелась полоска света. Медведев высадил эту дверь плечом с разбега.
Помещение было неплохо освещено. Бандитская маруха Катька, пьяная вусмерть, лежала на кровати. Граф выскочил из соседней комнаты. У него в руке был браунинг. Однако воспользоваться оружием Граф Подзаборный не успел — Медведев с порога разнес ему череп двумя выстрелами.
В коридоре послышался топот и кряхтенье — два красноармейца втащили Клыка, уже немного пришедшего в себя.
— Ответь на один вопрос, клыкастый. Мой друг спросил этого, — Назаров ткнул пальцем в сторону Графа, вокруг головы которого растеклась неаппетитная лужа, — где вы золотишко прячете? Оказалось, он ничего не знает. Вот я тебя и спрашиваю, неужели здесь все только так отвечать и умеют?
Клык посмотрел на маузер, которым поигрывал Назаров, и сказал:
— Здесь золото. Не убьете?
— Постановлением губкома в ночное время торговля запрещена, — сказал Медведев, — так что давай без торговли. Где оно?
— Под этой половицей. Не убивайте, пожалуйста.
— Ну, раз так просишь — ладно, — сказал Назаров.
Бойцам потребовалось пять минут, чтобы отыскать нужный инструмент и, подняв половицу, вытащить чемодан. Оба проштрафившихся солдата вскрикивали от радости, находя в нем доверенные им золотые и серебряные ценности.
— Ну вот, — вздохнул Медведев, — гора с плеч. Назаров, сейчас будет тебе еще одно поручение.
— Ваня, я спать хочу.
— Приятное поручение. Возьми арестованных и отведи в Чека. Все равно тебе по пути. Я хочу, чтобы ты в глазах товарища Судрабса отличился. Красноармеец Матвеев, пойдешь с товарищем Назаровым.
— Ну ладно, по пути, так по пути. Завтра никаких учений. Я сперва отсыпаюсь, а потом еду к себе в деревню…
* * *
Десяток баб с узлами, ожидающих на станции утреннего паровичка-подкидыша, изумленно протерли глаза, услышав рокот автомобильного мотора. Потом он стих, и по перрону торопливо прошли двое: высокий мужчина в фуражке и мальчишка, семенящий рядом. Паренек показывал куда-то пальцем.
Вдали, в свете одного из редких станционных фонарей, мелькнула фигура Гребенко, идущего навстречу. Только тогда Судрабс обернулся к Саньке:
— Иди к начальнику станции. У него должен быть пакет для меня. Если нет, возвращайся быстро.
Евстигнеев удивленно взглянул на своего командира: какие пакеты, если банда неподалеку? Однако приказ есть приказ, и он помчался вприпрыжку. Судрабс посмотрел ему вслед, достал портсигар и закурил.
Подошел Гребенко. Сунс Судрабс взглянул на него так, что лицо бойца стало строгим и сосредоточенным, будто они присутствовали на революционном траурном мероприятии.
— Ты исполнил приказ? — спросил начальник ЧК.
— Да, товарищ Судрабс. — Хотелось сказать «так точно», но нельзя, революция отменила армейскую лексику, объявив ее старорежимной. — Никого к вагону не подпускал.
— Кроме мальчишки, — сказал Судрабс.
— Да он вроде к нему близко не подходил, — замялся Гребенко.
Командир прервал его:
— Кто еще ходил возле вагона?
— Никого больше не было, товарищ Судрабс. Честное слово. Именем счастья мирового пролетариата клянусь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Что ты от нас хочешь, красное благородие? — в очередной раз спросил Сенька Косой. Его трясло от раны, холода и страха.
Медведев ничего не ответил. Бандитов поставили к почти отвесному глиняному склону. Наверху остался один красноармеец с лошадьми. Остальные четверо молча вскинули винтовки.
— Я не Чека, — наконец сказал Медведев. — Вас можно и без допроса отправить в могилевскую губернию.
— Так же нельзя, — удивленно сказал Павел Филимонович.
— Мне все равно придется вас расстрелять. Смотрите, вот двое солдат, что из-за вас чуть под трибунал не попали. А может, еще и попадут. Я не могу позволить, чтобы всякая мелкая сволочь моих бойцов губила.
— Товарищ большевик, — Сенька Косой, несмотря на простреленное плечо, проворно подскочил к Медведеву. — Мы у этих солдатиков кое-какое золотишко взяли, так это же специально, чтобы они его не потеряли. Они же пьяненькие были. Мы его хоть сейчас вернуть можем.
— Как?
— Пустите меня, я сбегаю до хазы и все принесу.
Медведев подмигнул Назарову: пошло на лад.
— А нам тебя в этом овраге ждать до дня победы пролетарской революции во всем мире? Нет, кривоглазый, если хочешь дожить до суда, сам проводишь нас в свою нору.
Сенька Косой что-то прошептал Павлу Филимоновичу, тот яростно замотал головой.
— Ну, ребята, дело ваше, — сказал Медведев и обратился к солдатам: — Взвод! Готовьсь! Прицел!
— Простите, дядя! — крикнул Прошка, бросаясь к Медведеву. — Простите!
— Встань обратно, не то я тебя сам, — сказал тот, направив Прошке в лоб наган.
— Простите, дядя товарищ, я готов вас хоть сейчас к хазе отвести.
— Где хаза?
— В конце Грязной улицы. Отсюда будет идти совсем недалече.
— Сука ты, Прошка, — с чувством сказал Сенька Косой.
— Это вы сука, дядя Сеня, — всхлипывая, ответил парнишка. — Говорили, грабануть их можно без всякой опаски. А вот что получилось. Расстреляют же!
— Ладно. Собрание закрыто, — сказал Медведев. — Все наверх.
Солдаты потащили бандитов из оврага. Франт шел спокойно, уворачиваясь от тычков, а вот Сенька Косой, несмотря на свою рану, попытался лягнуть Прошку, за что тотчас получил прикладом.
Уже в седле Медведев обратился к Назарову:
— Этих братьев-разбойников двое отконвоируют прямо в Чека. Как ты думаешь, мы вдвоем да с тремя бойцами возьмем хазу?
— А чего думать? Пусть нам Прошка расскажет. Сколько там у вас народа?
— Гришка Клык да Граф Подзаборный. Еще Катька. Ну, иногда кто заглянет переночевать, из старых знакомых.
— Когда вы были должны сегодня туда заглянуть?
— Как управились бы в «Красном кабачке», так бы сразу и вернулись.
— Федя, может получиться, что пока мы приведем подкрепление, эти «катьки» и «графы» почуют неладное и дернут с хазы, прихватив золотишко. Значит, нам лучше время не терять. Возьмем их логовище поскорей.
— Давай, и вправду, поскорей, — сказал Назаров, — пока я в седле не заснул.
* * *
По улицам Монастырска люди и днем-то ходили осторожно: в некоторых тамошних лужах к осени раскармливались крупные караси, попавшие туда весной мальками. Однако Санька Евстигнеев мчался по ночному городу, интуитивно угадывая во мраке очертания луж и преодолевая их немыслимыми прыжками. Его юная душа ликовала: наконец-то, наконец-то он сможет отличиться перед товарищами!
Тринадцатилетняя биография Саньки отличалась тоской и однообразием. Отец спьяну попал под паровоз, оставив в предместье безутешную вдову с годовалым мальцом на руках. Мать была добра к Саньке, лишь когда напивалась, правда, происходило это редко. Когда она тоже умерла, Саньке впервые повезло: вместо какого-нибудь приюта, влачившего с осени 1917 года жалкое существование, он, подобно паре таких же сирот, прибился к губернскому ЧК. Дела ему поручались несерьезные: помыть полы, сбегать на базар за бубликами к чаю, отнести письмо.
Неделю назад Саньку командировали в уезд с каким-то циркуляром. К официальному пакету прилагалась небольшая записка от пензенских товарищей с просьбой пристроить парнишку в Монастырске, перечислив все его профессиональные навыки. За неделю Евстигнеев перемыл и перетер полы во всем здании, кроме подвала, временные постояльцы которого на грязь обычно не жаловались. И вот теперь, впервые за все месяцы службы в ЧК, Санька смог отличиться.
Он выскочил на улицу им. Спартака (бывшая Базарная), где увидел главное чудо нынешнего Монастырска. Прежде владельцем этого чуда — легкового автомобиля «спикер» был хозяин кожевенного завода. Эту игрушку, то и дело застревавшую в грязи, хозяин так любил, что смог в 14-м уберечь от мобилизации. Но от новой власти не уберег. Теперь в машине ездил начальник местной Чеки Сунс Судрабс.
Через минуту Санька уже был рядом с автомобилем, ползущим ему навстречу. Паренек отчаянно замахал руками, чуть не прыгнув под колеса. Лишь после этого машина остановилась.
Судрабс недовольно взглянул на юного полотера. Он явно куда-то торопился, и задержка в его планы не входила.
— Товарищ Судрабс! — крикнул Санька. — Я банду раскрыл!
— Что ворует твоя банда? — спросил Судрабс, угрюмо глядя на собеседника.
— Я по станции гулял, там случайно наткнулся…
— На станции много разной шпаны и спекулянтов. Мы ловим их днем. Саша, каждый мальчик, который хочет помочь нашей революции, сразу же находит банду. Я сейчас очень тороплюсь, — сухо ответил Сунс. Шофер посмотрел на командира — не пора ли трогаться.
— Я вагон увидел, — торопливо тараторил Санька, будто его и не прерывали. — Обычный вроде такой вагон, пассажирский. Рядом с вагоном наш товарищ Гребенко стоял на часах. Он никому рядом проходить не давал, а меня пропустил, мне было близко пройти через пути — в горздрав приказали пакет отнести.
Шофер еще раз взглянул на начальника и понял: в ближайшие несколько минут ехать не придется. Товарища Судрабса явно заинтересовал Санькин рассказ.
— Что ты увидел в вагоне? — спросил он.
— Почти ничего. Просто показалось, сквозь щелочку, там свет горит.
Лицо Судрабса стало менее напряженным, на нем проявилась прежнее сердитое выражение, но Санька продолжал:
— А когда я обратно шел, уже стемнело, и я захотел этот странный вагон рассмотреть. Товарищ Гребенко меня не увидел, я подкрался к вагону. Смотрю в щель — там в теплушке человек десять сидят. Водку пьют, на гитаре играют бандитские песни, а один пистолет чистит. Я скорее к товарищу Гребенко и спрашиваю, что это за вагон? А он не знал еще, что я в щель заглядывал — отвечает мне: «Вагон как вагон, завтра должны к московскому поезду прицепить, может, там сейчас сторож сидит». Я ему рассказал, какого там сторожа видел, советовал скорее вызвать подкрепление. Он немного удивился, но сказал, что вы ему приказали здесь стоять и никого не подпускать, а уйти он не может. Тогда я помчался вас искать…
— Разворачивайся. Мы едем на станцию, — приказал Судрабс и указал пальцем Саньке на место перед собой.
Не веря своему счастью, паренек мигом оказался в машине. Такая поездка предстояла ему впервые в жизни. И все же эйфорию, охватившую Санькину душу, портила малость одна мысль, которой он решил поделиться с начальником ЧК.
— Товарищ Судрабс, на станции, кроме товарища Гребенко, наших товарищей больше нет. Конечно, наган вы мне дадите, но как мы втроем с такой бандой справимся?
— Сиди спокойно. Ты все увидишь сам, — ответил Судрабс.
* * *
Хазу можно было вычислить еще шагов за двести. Хотя ее обитатели кутили, закрыв поплотнее ставни, звуки гулянки все равно разносились по погруженной в тишину улице. Лишь изредка взлаивали собаки и быстро замолкали. Барбосы и Жучки в России 18-го года уже поняли: за продолжительный лай иногда можно получить пулю.
Назаров и Медведев сошли с коней, взяли парня под руки и направились к воротам.
— Начинай спектакль, — сказал Назаров. Прошка два раза свистнул и забарабанил в ворота:
— Открывай скорей, мне тащить тяжело!
Никто ему не ответил. Однако Назаров понял — по ту сторону ворот кто-то ходит и поглядывает в щели. Медведев почти отпустил Прошку, наклонился в сторону и сделал вид, будто тужится блевать.
Наконец ворота отворились. Они еще не распахнулись до конца, как Назаров и Медведев, дружно отшвырнув Прошку, кинулись вперед. Перед ними возникла удивленная физиономия: бандит с огромным клыком, торчащим из под нижней губы. Клык успел только сунуть руку в карман, как рукояти двух пистолетов разом обрушились ему на голову, и он упал навзничь.
Назаров и Медведев несколькими прыжками достигли крыльца, влетели в раскрытую дверь и очутились в темном коридоре, в конце которого из-под двери виднелась полоска света. Медведев высадил эту дверь плечом с разбега.
Помещение было неплохо освещено. Бандитская маруха Катька, пьяная вусмерть, лежала на кровати. Граф выскочил из соседней комнаты. У него в руке был браунинг. Однако воспользоваться оружием Граф Подзаборный не успел — Медведев с порога разнес ему череп двумя выстрелами.
В коридоре послышался топот и кряхтенье — два красноармейца втащили Клыка, уже немного пришедшего в себя.
— Ответь на один вопрос, клыкастый. Мой друг спросил этого, — Назаров ткнул пальцем в сторону Графа, вокруг головы которого растеклась неаппетитная лужа, — где вы золотишко прячете? Оказалось, он ничего не знает. Вот я тебя и спрашиваю, неужели здесь все только так отвечать и умеют?
Клык посмотрел на маузер, которым поигрывал Назаров, и сказал:
— Здесь золото. Не убьете?
— Постановлением губкома в ночное время торговля запрещена, — сказал Медведев, — так что давай без торговли. Где оно?
— Под этой половицей. Не убивайте, пожалуйста.
— Ну, раз так просишь — ладно, — сказал Назаров.
Бойцам потребовалось пять минут, чтобы отыскать нужный инструмент и, подняв половицу, вытащить чемодан. Оба проштрафившихся солдата вскрикивали от радости, находя в нем доверенные им золотые и серебряные ценности.
— Ну вот, — вздохнул Медведев, — гора с плеч. Назаров, сейчас будет тебе еще одно поручение.
— Ваня, я спать хочу.
— Приятное поручение. Возьми арестованных и отведи в Чека. Все равно тебе по пути. Я хочу, чтобы ты в глазах товарища Судрабса отличился. Красноармеец Матвеев, пойдешь с товарищем Назаровым.
— Ну ладно, по пути, так по пути. Завтра никаких учений. Я сперва отсыпаюсь, а потом еду к себе в деревню…
* * *
Десяток баб с узлами, ожидающих на станции утреннего паровичка-подкидыша, изумленно протерли глаза, услышав рокот автомобильного мотора. Потом он стих, и по перрону торопливо прошли двое: высокий мужчина в фуражке и мальчишка, семенящий рядом. Паренек показывал куда-то пальцем.
Вдали, в свете одного из редких станционных фонарей, мелькнула фигура Гребенко, идущего навстречу. Только тогда Судрабс обернулся к Саньке:
— Иди к начальнику станции. У него должен быть пакет для меня. Если нет, возвращайся быстро.
Евстигнеев удивленно взглянул на своего командира: какие пакеты, если банда неподалеку? Однако приказ есть приказ, и он помчался вприпрыжку. Судрабс посмотрел ему вслед, достал портсигар и закурил.
Подошел Гребенко. Сунс Судрабс взглянул на него так, что лицо бойца стало строгим и сосредоточенным, будто они присутствовали на революционном траурном мероприятии.
— Ты исполнил приказ? — спросил начальник ЧК.
— Да, товарищ Судрабс. — Хотелось сказать «так точно», но нельзя, революция отменила армейскую лексику, объявив ее старорежимной. — Никого к вагону не подпускал.
— Кроме мальчишки, — сказал Судрабс.
— Да он вроде к нему близко не подходил, — замялся Гребенко.
Командир прервал его:
— Кто еще ходил возле вагона?
— Никого больше не было, товарищ Судрабс. Честное слово. Именем счастья мирового пролетариата клянусь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60