Он открыл дверь и вошел внутрь. Газовый камин наполнял комнату теплом, так что печного отопления не требовалось. Запасов еды в кладовой хватило бы на полгода. Здесь он был обеспечен всем необходимым. Он никогда никому не позволял жить здесь вместе с ним. Это был его родной дом. Все, кто когда-либо имели право жить здесь, за исключением его самого, уже умерли. Он был одинок и хотел быть одиноким.
Он долго не притрагивался к приготовленному им самим незамысловатому ужину, задумчиво глядя в окно, где в свете угасающего дня едва мог различить облетевшие вязы, растущие вокруг дома; их ветви помахивали ему как бы в такт неслышимой музыке.
Он помыл посуду и прошел в маленькую комнату, где когда-то была спальня его родителей. Теперь в ней находились стол, удобное кресло и несколько книжных полок, заполненных тщательно подобранной литературой. В углу стояла узкая кровать, поскольку эта комната служила ему и спальней.
Салливан взял хитроумный сотовый телефон, лежавший на столе. Потом набрал номер, известный лишь очень узкому кругу людей. На другом конце линии раздался голос. Затем Салливана попросили подождать, и через мгновение зазвучал другой голос.
– Боже мой, Уолтер, я знаю, у тебя свой собственный – и довольно странный – распорядок дня, но мне все же кажется, тебе стоит сбавить темп. Где ты находишься?
– В моем возрасте нельзя сбавлять темп, Алан. Иначе можно остановиться окончательно. Я с большим удовольствием сгорел бы в огне работы, чем согласился бы медленно тлеть. Надеюсь, я тебе не очень помешал?
– Ничего, мировые кризисы подождут. Что-нибудь нужно?
Салливан приставил к телефону маленький диктофон. На всякий случай.
– У меня к тебе только один вопрос, Алан.
Салливан замолчал. Ему пришло в голову, что это доставляет ему удовольствие. Затем он вспомнил, как выглядело лицо Кристи в морге, и помрачнел.
– Что именно?
– Почему ты так долго его не убивал?
В воцарившейся тишине Салливан слышал ритм дыхания на другом конце линии. Надо было отдать должное Алану Ричмонду: оно не участилось, а оставалось равномерным и спокойным. На Салливана это произвело глубокое впечатление и слегка разочаровало.
– Повтори, пожалуйста.
– Если бы твои парни промахнулись, ты теперь встречался бы со своим адвокатом, планируя защиту против импичмента. Признайся, ведь ты уже близок к этому.
– Уолтер, с тобой все в порядке? С тобой что-то произошло? Где ты?
Салливан на мгновение отнял телефон от уха. В аппарате было антипеленговое устройство, которое обрекало на неудачу любые попытки определить его местоположение. Если они теперь стараются запеленговать его, а он по понятным причинам был в этом уверен, то обнаружат, что сигнал может поступать из дюжины различных точек, ни одна из которых не была близка к тому месту, где он в действительности находился. Это устройство обошлось ему в десять тысяч долларов. Но это были всего лишь деньги. Он вновь улыбнулся. Он мог разговаривать так долго, как ему будет нужно.
– Напротив, я давно не чувствовал себя лучше, чем сейчас.
– Уолтер, ты говоришь каким-то загадками. Кто кого убил?
– Знаешь, я не очень удивился, когда Кристи не захотела лететь на Барбадос. Честно говоря, я предполагал, что она хотела остаться, чтобы развлечься с несколькими молодыми людьми, которых взяла на заметку в течение лета. Когда она сказала, что плохо себя чувствует, это меня позабавило. Помню, я сидел в лимузине и думал, какой предлог она изберет. Она была не слишком изобретательной, бедное дитя, и кашляла абсолютно ненатурально. Судя по всему, в школе она злоупотребляла объяснениями типа “мою домашнюю работу съела собака”.
– Уолт...
– Странно, но когда полицейские спросили меня, почему она не поехала вместе со мной, мне неудобно было заявить им, что Кристи сказалась больной. Может, помнишь, в то время в газетах ходили слухи о разных интрижках... Я знал, что, если сообщу о ее болезни, то бульварные газетенки тут же объявят ее беременной от другого мужчины, даже если вскрытие этого не подтвердит. Людям нравится делать самые худшие и самые пикантные выводы, Алан, ты это знаешь. Когда тебя сместят с поста президента, о тебе, конечно, тоже сделают самые худшие выводы. И правильно делают.
– Уолтер, скажи, пожалуйста, где ты находишься? У тебя явно не все в порядке со здоровьем.
– Хочешь послушать эту запись, Алан? Запись с той пресс-конференции, где ты с большим участием сказал мне о событиях, которые происходят без всякого смысла? Очень тактичное высказывание. Частная беседа двух старых друзей, которую записали несколько теле– и радиостанций, но которая не была никем замечена. Полагаю, что именно благодаря твоей популярности никто не придал этому значения. Ты был таким обаятельным, таким сочувствующим, никто и внимания не обратил, что ты сказал о болезни Кристи. Но ты сказал это, Алан. Ты говорил мне, что если бы Кристи не заболела, то не была бы убита. Она бы полетела со мной на остров и осталась в живых. Кристи лишь мне одному сказала о своей мнимой болезни. И я не стал сообщать этот факт полиции. А как ты узнал об этом?
– Должно быть, ты сам мне и сказал.
– Я не разговаривал с тобой до пресс-конференции. Это можно легко подтвердить. Моя жизнь расписана по минутам. Твое местонахождение и контакты как президента, как правило, хорошо известны в любое время. Я говорю “как правило”, потому что в ту ночь, когда убили Кристи, ты явно не был ни в одном из обычно посещаемых тобою мест. Ты оказался в моем доме, а если точнее, в моей спальне. На пресс-конференции нас постоянно окружали десятки людей. Все, о чем мы говорили, записано на пленку. Ты не мог узнать об этом от меня.
– Уолтер, прошу тебя, скажи мне, где ты? Я хочу помочь тебе.
– Кристи никогда не нравилось действовать в открытую. Должно быть, она очень гордилась тем, что водит меня за нос. Наверное, она хвасталась тебе, как обвела старика вокруг пальца? Несомненно, только моя покойная жена могла сказать тебе, что симулировала болезнь. А ты проболтался в разговоре со мной. Не знаю, почему я понял все это только сейчас. Видимо, я был настолько одержим поиском убийцы Кристи, что безоговорочно согласился с версией о краже со взломом. Возможно, это было также неосознанным самообманом. Потому что я догадывался о чувствах Кристи к тебе. Но, наверное, я просто не хотел верить, что ты способен поступить со мной подобным образом. Мне надо было сделать ставку на самые худшие свойства человеческой природы, и я не просчитался бы. Но, как говорят: лучше поздно, чем никогда.
– Уолтер, зачем ты мне позвонил?
Голос Салливана стал тише, но не утратил своей твердости.
– Затем, ублюдок, чтобы ты знал, какое будущее тебе предстоит. Оно будет связано с юристами, судами и такой общественной оглаской, какую ты, даже будучи президентом, не мог бы себе вообразить. Потому что я не хочу, чтобы ты удивился, когда у тебя на пороге появится полиция. И самое главное, я хочу, чтобы ты знал, кого за все это благодарить.
Голос президента напрягся.
– Уолтер, если тебе нужна моя помощь, я тебе помогу. Но я – президент Соединенных Штатов. И хотя ты один из моих самых старых друзей, я не потерплю подобных обвинений ни от тебя, ни от кого-либо еще.
– Молодец, Алан. Молодец. Ты предвидел, что я буду записывать этот разговор. Впрочем, это неважно. – Салливан на мгновение замолчал, потом продолжил: – Ты же мой протеже, Алан. Я учил тебя всему, что знал сам, и ты был хорошим учеником. Достаточно хорошим, чтобы занять самый важный пост в мире. К счастью, твое падение тоже не заставит себя ждать.
– Уолтер, тебе многое пришлось пережить. В последний раз тебя прошу: пожалуйста, попроси у кого-нибудь помощи.
– Забавно, Алан, но я хотел посоветовать тебе то же самое.
Салливан выключил телефон, а потом диктофон. Его сердце билось непривычно быстро. Он прижал руку к груди и заставил себя расслабиться. Он не хотел, чтобы с ним случился инфаркт: он собирался еще пожить и посмотреть, что будет дальше.
Он посмотрел в окно, а потом на обстановку комнаты. Его маленькое убежище. В этой самой комнате умер его отец. Почему-то эта мысль его успокаивала.
Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Утром он позвонит в полицию. Он расскажет им обо всем и отдаст запись. А затем будет сидеть и наблюдать. Даже если Ричмонда и не признают виновным, его карьера закончена. То есть он уже мертвец, в профессиональном, духовном, нравственном смысле. Какая разница, что его материальная оболочка продолжит существование? Это даже к лучшему. Салливан улыбнулся. Он поклялся отомстить убийце своей жены. И не нарушил клятвы.
Внезапное ощущение того, что его рука поднимается вверх, заставило его открыть глаза. Затем его ладонь, помимо воли, обхватила холодный тяжелый предмет. Он спохватился лишь в тот момент, когда ствол коснулся его виска. Но было уже поздно.
* * *
Президент посмотрел на телефонную трубку, а потом на часы. Примерно в это время все должно было завершиться. Салливан был хорошим учителем. Слишком хорошим, и во вред себе, как оказалось. Ричмонд был почти уверен, что Салливан свяжется с ним, прежде чем объявить всему миру о виновности президента. Это намного упростило его задачу. Ричмонд поднялся и проследовал вверх по лестнице, в свои личные апартаменты. Мысль о покойном Уолтере Салливане уже вылетела у него из головы. Неэффективно и непродуктивно тратить время на раздумья о побежденном враге. Это лишь мешает тебе подготовиться к очередной схватке. Салливан также научил его этому.
* * *
В сумерках младший из двух мужчин смотрел на дом. Он слышал выстрел, но не отрывал взгляда от тускло освещенного окна.
Через несколько минут Билл Бертон присоединился к Коллину. Он не мог смотреть в глаза своему напарнику. Двое высокопрофессиональных, преданных своему делу агентов секретной службы – убийцы молодых женщин и стариков.
На обратном пути Бертон сидел, откинувшись на сиденье. Наконец, все закончилось. Трое человек мертвы, считая Кристину Салливан. А почему не считать ее? Именно с Кристины Салливан и начался весь этот кошмар.
Бертон посмотрел на свою руку, все еще не веря, что она только что держала рукоятку пистолета, нажимала на спусковой крючок, оборвав жизнь человека. Другой рукой Бертон забрал диктофон и кассету. Они лежали у него в кармане; их ждала мусоросжигательная печь.
* * *
Когда Бертон, тайно подключившись к телефонной линии, слушал разговор Салливана с Сетом Фрэнком, он понятия не имел, к чему клонит старик, говоря про “болезнь” Кристины Салливан. Но когда он сообщил эту информацию Ричмонду, тот побледнел и несколько минут молча смотрел в окно. Затем позвонил в пресс-службу Белого дома. Несколько минут спустя они оба слушали запись первой пресс-конференции на ступеньках миддлтонского суда. То, как президент выражал соболезнование своему старому другу, говорил о бренности человеческой жизни, о том, что Кристина Салливан осталась бы в живых, если бы не заболела. Он забыл, что Кристина сказала ему об этом в день своей смерти. Факт-улика. Факт, грозивший катастрофой им всем.
Бертон рухнул в кресло, взглянул на своего шефа, который молча смотрел на кассету, словно пытаясь усилием мысли стереть с нее свои слова. Бертон покачал головой: ну и ну! Президента поймали на его собственной расплывчатой риторике, как заурядного политикана.
– И что мы будем делать дальше, шеф? Смоемся на вашем самолете? – Разглядывая ковер, Бертон шутил лишь наполовину. Он был слишком ошеломлен даже для того, чтобы думать.
Он поднял глаза и увидел, что президент в упор смотрит на него.
– Уолтер Салливан – единственный из живых людей, кроме нас с вами, кто осознает значение этой информации.
Бертон поднялся и с вызовом посмотрел на Ричмонда.
– В мои обязанности не входит убийство людей лишь потому, что вы мне это прикажете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75