Пока ты являешься больным и признан нетранспортабельным, гран-кальмарская полиция не может выдворить тебя с острова. Ты попал сюда при форс-мажорных обстоятельствах и пользуешься защитой закона как недееспособное лицо. Сразу после того, как ты будешь признан здоровым, тебе надо будет подтвердить свое гражданство. Иначе тебя вышлют, но при этом сначала посадят и будут выяснять, какое государство готово тебя принять.
— Ну и порядочки! — проворчал я.
— А ты что хотел? В Америку и так понаехало всякой дряни, — Креолочка явно считала себя коренной жительницей континента. — Одних арабов чуть ли не миллион. Вон Абу Рустем уже остров купил, завгра еще какой-нибудь шейх припрется… В конце концов, порядок есть порядок. Неужели ты думаешь, что твое гражданство не будет подтверждено?
Вот как раз в этом я очень сомневался. Если у господ из госдепартамента где-то лежали документы мистера Брауна, то достаточно было сравнить его фотографию с моей мордой, чтобы отказать мне в подтверждении гражданства.
Очень кстати в дверь постучали, и появился собственной персоной сеньор Харамильо Ховельянос. В кремовом костюмчике, дымчатых очках с позолоченной оправой и атташе-кейсом из натурального крокодила. Может быть, это был уже не тот кейс, который я два года назад видел в Горном шале, когда он служил у Эухении Дорадо, но бляха-монограмма на нем была все того же фасона: «Jaramillo Jovellanos, advocate». Надо сказать, что, войдя в палату и поприветствовав кивками почтительно пропустивших его охранников, он был не на шутку удивлен тем, что увидел на больничной койке не совсем того человека, которого предполагал увидеть.
— Миссис Браун, — произнес он с должным тактом, — мне бы хотелось переговорить с вами о делах, которые не требуют широкой огласки. Может быть, нам стоит найти более удобное помещение?
— Зачем же, — возразила Марсела, — надеюсь, сестра Тина не будет в претензии, если мы ее попросим выйти?
— Тина? — переспросил я, глянув на пожилую медсестру, и вспомнил, что уже слышал, как ее зовут. Но теперь, когда мне стало хорошо видно ее лицо, черты его показались мне более чем знакомыми. И не потому, что однажды я ее мельком видел. А потому, что уже четыре раза, засыпая, оказывался в ее обществе. Там, в Пещере Сатаны, где переживал все события, давным-давно пережитые уже несуществующим Майком Атвудом. Конечно, очкастая и длинная, но совсем юная (с моей нынешней точки зрения), белобрысая и упрямая учительница физики, благодаря которой Майк испытал массу неприятностей — одно купание в подземной речке чего стоило! — имела весьма отдаленное сходство с сухопарой медсестрой, явно перевалившей за полтинник. Но все-таки это сходство было, и я успел его разглядеть, прежде чем сестра удалилась, сказав на прощание строгую фразу по-английски:
— Я надеюсь, что мое отсутствие не скажется неблагоприятно на состоянии больного. Позовите меня, если будет необходимо.
Харамильо, когда настаивал на конфиденциальности беседы, явно имел в виду не сестру. Он посмотрел на меня, давая понять Марселе, что есть еще один лишний товарищ.
— Познакомьтесь, сеньор Ховельянос, это мой муж, Ричард Браун. — Марсела перешла на родной язык.
— Странно… — несколько удивившись, пробормотал Харамильо. — Неужели? Я представлял себе его несколько иначе.
— У вас есть какие-то сомнения? — насупилась Марсела.
— Видите ли, я имел честь встречаться с вашим супругом на бывшей асиенде «Лопес-23» и боюсь, что сейчас вижу совсем другого человека. Правда, я его тоже видел в позапрошлом году у нас на Хайди. Но внешне они совсем не похожи…
— Какая ерунда, сеньор Ховельянос. Неужели вы, видевший моего мужа один-два раза, лучше запомнили его, нежели я, прожившая с ним тринадцать лет?
— Конечно, конечно, — с батрацкой покорностью произнес адвокат, — но боюсь все-таки, что госдепартамент США вряд ли идентифицирует личность этого человека с мистером Ричардом Брауном. Пока окончательного, официального ответа из консульства я не получил, но боюсь, что мы просто обратились не по адресу. Вам следовало обратиться за подтверждением в консульства Колумбии или России.
— Колумбии? России? — Марселочка выпучила глазки. — При чем здесь эти бандитские страны?
— Я бы не давал таких резких оценок, — поморщился Харамильо, — но у меня есть достаточно точные сведения, что сеньор, которого вы признаете своим супругом, на самом деле является либо гражданином Колумбии Анхелем Родригесом, либо, что еще более вероятно, гражданином России Дмитрием Бариновым. В августе 1994 года он въехал на Хайди по российскому паспорту, но впоследствии у него обнаружилось еще и колумбийское гражданство. Президент Соррилья, который до сих пор находится под следствием по обвинению в коррупции и злоупотреблении властью, насколько мне известно, оформил для сеньора Родригеса и хайдийское гражданство. Не знаю, хотя это не поздно уточнить, аннулировал ли МИД Хайди паспорт, выданный в 1994 году, но то, что в прокуратуре республики лежит дело о нарушении правил воздушного движения, возбужденное против владельца личного самолета «Гольфстрим» хайдийского гражданина Анхеля Родригеса, это точно.
— Чего? — не выдержал я, малость не въехав в ситуацию. — Какое нарушение правил полетов?
— Я не вдавался в тонкости вопроса, — улыбнулся Ховельянос, — но вам и вашему пилоту инкриминируется взлет с аэродрома Сан-Исидро без получения установленного разрешения. По хайдийскому законодательству это наказывается тюремным заключением на срок от трех до пяти лет с конфискацией воздушного судна или выплатой штрафа в размере полной стоимости воздушного судна. Ордера на ваш арест прокуратурой выписаны, но ни вы, ни пилот не арестованы. Идет переписка с МИД и прокуратурой Колумбии, но пока никакого решения не принято…
— Все это очень странно, сеньор Ховельянос. То, что мой супруг в некоторых случаях выступал под именем моего покойного брата, для меня не новость. Был даже случай, когда он выступал в качестве гражданского мужа команданте Эстеллы Рамос…
Надо же! А я-то, когда перебирал в памяти все случаи своего бракоделия, про Киску и не вспомнил.
— А о его женитьбе на сеньоре Соледад, ныне пропавшей без вести, вы тоже осведомлены?
— Так же, как и о том, что она пропала вместе с Эстеллой Рамос, — не моргнув глазом произнесла Марсела.
— Но у данного господина, — ухмыльнулся Харамильо, — было еще две супруги, не считая вас. С одной он официально разведен — это Елена Баринова.
— Сукин сын даже произнес имя и фамилию без акцента. — А с другой, в девичестве Викторией Мэллори, он и сейчас состоит в законном браке.
— Какая чушь! — прошипела Марсела, но я подумал, что меня ждут серьезные неприятности. — Я знаю, что Дикки всегда имел большое сердце, но ни одна гадина, которой посчастливилось с ним переспать, не может предъявить на него больше прав, чем я.
Бедняжка, конечно, ошибалась, но я не удержался от того, чтобы не поцеловать ей руку. В благодарность за теплые слова обо мне и легкое самоотвержение.
Наверно, Ховельянос продолжал бы пакостить нашему дружному семейству, но тут обстановка, как это часто бывало в моей биографии, изменилась кардинальным образом.
За дверью послышалась какая-то отчаянная возня, шум явно мордобойных ударов и ругань, — то есть весьма нехарактерные для больницы звуки. Нечто подобное я уже однажды переживал, когда Сарториус налетел на клинику Джона Брайта. Охранники, стоявшие у двери внутри палаты, выдернули из кобур «магнумы».
Честно сказать, я не почувствовал от всего этого прилива сил и энергии. Напротив, мне очень захотелось убраться отсюда куда-нибудь подальше, например, в тундру какую-нибудь, где нет таких проблем.
Дверь вышибли дяденьки в синих куртках и кепочках бейсбольного образца. На вид они были не намного мощнее Марселиных охранничков, но сделали их очень быстро и профессионально. Правда, те не решились стрелять и правильно поступили, потому что тогда бы их не просто пошвыряли носом в пол, но изрешетили бы в клочья. Еще хуже было бы, если бы эти профессионалы невзначай и мне свинца накидали. Я от недостатка тяжелых металлов в организме никогда не страдал.
Охранники не стреляли и не оказывали сопротивления по одной простой причине. На спинах вломившихся молодцов яркой краской было написано «La polizia». Стало быть, они валяли охранников не от скуки и желания кого-нибудь отоварить, а в силу государственной необходимости. Из этого можно было сделать утешительный вывод, что ежели меня и заберут, то культурно и без мордобоя.
— Не двигаться! — Детины приставили стволы автоматов к затылкам распластавшихся на полу охранников. Какой-то тип салфеткой подобрал с пола «магнумы», выбитые из рук охранников, и сунул их в полиэтиленовый пакет, как будто это были орудия преступления.
— Сеньора Марсела Браун? — спросил появившийся в комнате седой мужик в распахнутом пиджаке.
— Да-а, — пробормотала та.
— Я комиссар полиции Ксавьер Онейда. Предъявите документы, пожалуйста.
Марсела полезла в сумочку, достала паспорт и протянула его комиссару Онейде. Тот поглядел, полистал, а затем объявил сугубо официальным тоном:
— Вы задержаны по подозрению в причастности к с свершению уголовного преступления. Прошу следовать за мной.
— Какое преступление? — совершенно обалдело с просила Марсела.
— Это я объясню вам в управлении, — ответил Онейда. — Не вынуждайте меня применять силу.
— Я адвокат сеньоры Браун! — веско выступил вперед Ховельянос. — И имею право знать, в чем подозревается моя клиентка.
— В таком случае вы можете проехать с нами и присутствовать при допросе.
— Я должен оповестить об этом консульство США.
— Мы предоставим вам такую возможность. — Комиссар Онейда выглядел вполне респектабельно. Я даже позавидовал Марселе. Черт его знает, какая публика за мной приедет…
— А охрана? — обиженно спросила Марсела. — Вы им тоже собираетесь предъявить обвинения?
— Пока речь идет только о задержании, — сказал комиссар, — если ваша непричастность будет установлена, мы всех отпустим.
— Но у меня здесь больной муж! — вспомнила Марсела.
— Вы оставляете его в клинике, а не под забором. С ним все будет в порядке. Мы поставили в известность профессора Кеведо.
Охранников вывели дяди с надписями «La polizia», Марсела и Ховельянос вышли сами в сопровождении Онейды.
Вошла очень довольная собой сестра Тина. По-моему, ее очень устраивало, что полиция забрала Марселу и ее подручных.
— Сейчас вам принесут завтрак, — сообщила она. — Конечно, такого изобилия, которое едва не стоило вам жизни, я обещать не могу, но это питание вполне соответствует вашему состоянию.
— У меня к вам один вопрос, сеньора, — решился я. — Вы всю жизнь работаете медсестрой?
— Нет, — ответила она, — только последние три года.
— А до этого?
— До этого я десять лет была домохозяйкой.
Поскольку поверить, что ей еще нет тридцати, мне было трудно, я задал еще один вопрос:
— Мне почему-то кажется, что вам доводилось преподавать в школе.
— Да, я преподавала физику. Сразу после окончания университета.
Так! Похоже, все подтверждается.
— Простите, а ваша фамилия не Уильямс?
Сестра Тина посмотрела на меня внимательно, словно бы пытаясь припомнить мою физиономию.
— Да, моя девичья фамилия Уильямс. А сейчас я ношу фамилию своего покойного мужа, Мэлтворд. Кристина Эннабел Мэлтворд, если быть совсем точной. А почему вы подумали, что моя фамилия Уильямс?
— Дело в том, — произнес я, — что у моего знакомого, Майкла Атвуда, физику в школе преподавала мисс Тина Уильямс…
— Вы были знакомы с Майком? — На лице миссис Мэлтворд появилась грустная, ностальгическая улыбка. — Это был большой фантазер и романтик… Позвольте, но он ведь, кажется, погиб во Вьетнаме?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Ну и порядочки! — проворчал я.
— А ты что хотел? В Америку и так понаехало всякой дряни, — Креолочка явно считала себя коренной жительницей континента. — Одних арабов чуть ли не миллион. Вон Абу Рустем уже остров купил, завгра еще какой-нибудь шейх припрется… В конце концов, порядок есть порядок. Неужели ты думаешь, что твое гражданство не будет подтверждено?
Вот как раз в этом я очень сомневался. Если у господ из госдепартамента где-то лежали документы мистера Брауна, то достаточно было сравнить его фотографию с моей мордой, чтобы отказать мне в подтверждении гражданства.
Очень кстати в дверь постучали, и появился собственной персоной сеньор Харамильо Ховельянос. В кремовом костюмчике, дымчатых очках с позолоченной оправой и атташе-кейсом из натурального крокодила. Может быть, это был уже не тот кейс, который я два года назад видел в Горном шале, когда он служил у Эухении Дорадо, но бляха-монограмма на нем была все того же фасона: «Jaramillo Jovellanos, advocate». Надо сказать, что, войдя в палату и поприветствовав кивками почтительно пропустивших его охранников, он был не на шутку удивлен тем, что увидел на больничной койке не совсем того человека, которого предполагал увидеть.
— Миссис Браун, — произнес он с должным тактом, — мне бы хотелось переговорить с вами о делах, которые не требуют широкой огласки. Может быть, нам стоит найти более удобное помещение?
— Зачем же, — возразила Марсела, — надеюсь, сестра Тина не будет в претензии, если мы ее попросим выйти?
— Тина? — переспросил я, глянув на пожилую медсестру, и вспомнил, что уже слышал, как ее зовут. Но теперь, когда мне стало хорошо видно ее лицо, черты его показались мне более чем знакомыми. И не потому, что однажды я ее мельком видел. А потому, что уже четыре раза, засыпая, оказывался в ее обществе. Там, в Пещере Сатаны, где переживал все события, давным-давно пережитые уже несуществующим Майком Атвудом. Конечно, очкастая и длинная, но совсем юная (с моей нынешней точки зрения), белобрысая и упрямая учительница физики, благодаря которой Майк испытал массу неприятностей — одно купание в подземной речке чего стоило! — имела весьма отдаленное сходство с сухопарой медсестрой, явно перевалившей за полтинник. Но все-таки это сходство было, и я успел его разглядеть, прежде чем сестра удалилась, сказав на прощание строгую фразу по-английски:
— Я надеюсь, что мое отсутствие не скажется неблагоприятно на состоянии больного. Позовите меня, если будет необходимо.
Харамильо, когда настаивал на конфиденциальности беседы, явно имел в виду не сестру. Он посмотрел на меня, давая понять Марселе, что есть еще один лишний товарищ.
— Познакомьтесь, сеньор Ховельянос, это мой муж, Ричард Браун. — Марсела перешла на родной язык.
— Странно… — несколько удивившись, пробормотал Харамильо. — Неужели? Я представлял себе его несколько иначе.
— У вас есть какие-то сомнения? — насупилась Марсела.
— Видите ли, я имел честь встречаться с вашим супругом на бывшей асиенде «Лопес-23» и боюсь, что сейчас вижу совсем другого человека. Правда, я его тоже видел в позапрошлом году у нас на Хайди. Но внешне они совсем не похожи…
— Какая ерунда, сеньор Ховельянос. Неужели вы, видевший моего мужа один-два раза, лучше запомнили его, нежели я, прожившая с ним тринадцать лет?
— Конечно, конечно, — с батрацкой покорностью произнес адвокат, — но боюсь все-таки, что госдепартамент США вряд ли идентифицирует личность этого человека с мистером Ричардом Брауном. Пока окончательного, официального ответа из консульства я не получил, но боюсь, что мы просто обратились не по адресу. Вам следовало обратиться за подтверждением в консульства Колумбии или России.
— Колумбии? России? — Марселочка выпучила глазки. — При чем здесь эти бандитские страны?
— Я бы не давал таких резких оценок, — поморщился Харамильо, — но у меня есть достаточно точные сведения, что сеньор, которого вы признаете своим супругом, на самом деле является либо гражданином Колумбии Анхелем Родригесом, либо, что еще более вероятно, гражданином России Дмитрием Бариновым. В августе 1994 года он въехал на Хайди по российскому паспорту, но впоследствии у него обнаружилось еще и колумбийское гражданство. Президент Соррилья, который до сих пор находится под следствием по обвинению в коррупции и злоупотреблении властью, насколько мне известно, оформил для сеньора Родригеса и хайдийское гражданство. Не знаю, хотя это не поздно уточнить, аннулировал ли МИД Хайди паспорт, выданный в 1994 году, но то, что в прокуратуре республики лежит дело о нарушении правил воздушного движения, возбужденное против владельца личного самолета «Гольфстрим» хайдийского гражданина Анхеля Родригеса, это точно.
— Чего? — не выдержал я, малость не въехав в ситуацию. — Какое нарушение правил полетов?
— Я не вдавался в тонкости вопроса, — улыбнулся Ховельянос, — но вам и вашему пилоту инкриминируется взлет с аэродрома Сан-Исидро без получения установленного разрешения. По хайдийскому законодательству это наказывается тюремным заключением на срок от трех до пяти лет с конфискацией воздушного судна или выплатой штрафа в размере полной стоимости воздушного судна. Ордера на ваш арест прокуратурой выписаны, но ни вы, ни пилот не арестованы. Идет переписка с МИД и прокуратурой Колумбии, но пока никакого решения не принято…
— Все это очень странно, сеньор Ховельянос. То, что мой супруг в некоторых случаях выступал под именем моего покойного брата, для меня не новость. Был даже случай, когда он выступал в качестве гражданского мужа команданте Эстеллы Рамос…
Надо же! А я-то, когда перебирал в памяти все случаи своего бракоделия, про Киску и не вспомнил.
— А о его женитьбе на сеньоре Соледад, ныне пропавшей без вести, вы тоже осведомлены?
— Так же, как и о том, что она пропала вместе с Эстеллой Рамос, — не моргнув глазом произнесла Марсела.
— Но у данного господина, — ухмыльнулся Харамильо, — было еще две супруги, не считая вас. С одной он официально разведен — это Елена Баринова.
— Сукин сын даже произнес имя и фамилию без акцента. — А с другой, в девичестве Викторией Мэллори, он и сейчас состоит в законном браке.
— Какая чушь! — прошипела Марсела, но я подумал, что меня ждут серьезные неприятности. — Я знаю, что Дикки всегда имел большое сердце, но ни одна гадина, которой посчастливилось с ним переспать, не может предъявить на него больше прав, чем я.
Бедняжка, конечно, ошибалась, но я не удержался от того, чтобы не поцеловать ей руку. В благодарность за теплые слова обо мне и легкое самоотвержение.
Наверно, Ховельянос продолжал бы пакостить нашему дружному семейству, но тут обстановка, как это часто бывало в моей биографии, изменилась кардинальным образом.
За дверью послышалась какая-то отчаянная возня, шум явно мордобойных ударов и ругань, — то есть весьма нехарактерные для больницы звуки. Нечто подобное я уже однажды переживал, когда Сарториус налетел на клинику Джона Брайта. Охранники, стоявшие у двери внутри палаты, выдернули из кобур «магнумы».
Честно сказать, я не почувствовал от всего этого прилива сил и энергии. Напротив, мне очень захотелось убраться отсюда куда-нибудь подальше, например, в тундру какую-нибудь, где нет таких проблем.
Дверь вышибли дяденьки в синих куртках и кепочках бейсбольного образца. На вид они были не намного мощнее Марселиных охранничков, но сделали их очень быстро и профессионально. Правда, те не решились стрелять и правильно поступили, потому что тогда бы их не просто пошвыряли носом в пол, но изрешетили бы в клочья. Еще хуже было бы, если бы эти профессионалы невзначай и мне свинца накидали. Я от недостатка тяжелых металлов в организме никогда не страдал.
Охранники не стреляли и не оказывали сопротивления по одной простой причине. На спинах вломившихся молодцов яркой краской было написано «La polizia». Стало быть, они валяли охранников не от скуки и желания кого-нибудь отоварить, а в силу государственной необходимости. Из этого можно было сделать утешительный вывод, что ежели меня и заберут, то культурно и без мордобоя.
— Не двигаться! — Детины приставили стволы автоматов к затылкам распластавшихся на полу охранников. Какой-то тип салфеткой подобрал с пола «магнумы», выбитые из рук охранников, и сунул их в полиэтиленовый пакет, как будто это были орудия преступления.
— Сеньора Марсела Браун? — спросил появившийся в комнате седой мужик в распахнутом пиджаке.
— Да-а, — пробормотала та.
— Я комиссар полиции Ксавьер Онейда. Предъявите документы, пожалуйста.
Марсела полезла в сумочку, достала паспорт и протянула его комиссару Онейде. Тот поглядел, полистал, а затем объявил сугубо официальным тоном:
— Вы задержаны по подозрению в причастности к с свершению уголовного преступления. Прошу следовать за мной.
— Какое преступление? — совершенно обалдело с просила Марсела.
— Это я объясню вам в управлении, — ответил Онейда. — Не вынуждайте меня применять силу.
— Я адвокат сеньоры Браун! — веско выступил вперед Ховельянос. — И имею право знать, в чем подозревается моя клиентка.
— В таком случае вы можете проехать с нами и присутствовать при допросе.
— Я должен оповестить об этом консульство США.
— Мы предоставим вам такую возможность. — Комиссар Онейда выглядел вполне респектабельно. Я даже позавидовал Марселе. Черт его знает, какая публика за мной приедет…
— А охрана? — обиженно спросила Марсела. — Вы им тоже собираетесь предъявить обвинения?
— Пока речь идет только о задержании, — сказал комиссар, — если ваша непричастность будет установлена, мы всех отпустим.
— Но у меня здесь больной муж! — вспомнила Марсела.
— Вы оставляете его в клинике, а не под забором. С ним все будет в порядке. Мы поставили в известность профессора Кеведо.
Охранников вывели дяди с надписями «La polizia», Марсела и Ховельянос вышли сами в сопровождении Онейды.
Вошла очень довольная собой сестра Тина. По-моему, ее очень устраивало, что полиция забрала Марселу и ее подручных.
— Сейчас вам принесут завтрак, — сообщила она. — Конечно, такого изобилия, которое едва не стоило вам жизни, я обещать не могу, но это питание вполне соответствует вашему состоянию.
— У меня к вам один вопрос, сеньора, — решился я. — Вы всю жизнь работаете медсестрой?
— Нет, — ответила она, — только последние три года.
— А до этого?
— До этого я десять лет была домохозяйкой.
Поскольку поверить, что ей еще нет тридцати, мне было трудно, я задал еще один вопрос:
— Мне почему-то кажется, что вам доводилось преподавать в школе.
— Да, я преподавала физику. Сразу после окончания университета.
Так! Похоже, все подтверждается.
— Простите, а ваша фамилия не Уильямс?
Сестра Тина посмотрела на меня внимательно, словно бы пытаясь припомнить мою физиономию.
— Да, моя девичья фамилия Уильямс. А сейчас я ношу фамилию своего покойного мужа, Мэлтворд. Кристина Эннабел Мэлтворд, если быть совсем точной. А почему вы подумали, что моя фамилия Уильямс?
— Дело в том, — произнес я, — что у моего знакомого, Майкла Атвуда, физику в школе преподавала мисс Тина Уильямс…
— Вы были знакомы с Майком? — На лице миссис Мэлтворд появилась грустная, ностальгическая улыбка. — Это был большой фантазер и романтик… Позвольте, но он ведь, кажется, погиб во Вьетнаме?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80