А вот вторая, правая, покрутившись там чуточку, медленно, как бы нехотя, сползла вниз, расстегнула пуговки на кальсонах и пошевелила жесткий кустик волосиков. Ладонь, вроде бы сама по себе сложилась в лодочку и, просунувшись, между ляжками, нежно проскользила по чутким, припорошенным волосками складочкам. Точь-в точь так, как ладонь Федюсика, ласкавшего Шурочку. Вперед-назад, вперед-назад… Медленно, плавно, чуть быстрее..! Раз пять так проехалась, а потом отогнула средний палец и с тихим вздохом запихнула его внутрь, туда, где уже было со всем мокрехонько. Ну и до «Клинтона» добралась, заодно вспомнив — к селу или к городу, хрен поймешь! — как настоящий Билл свою толстенькую Монику сигарой угощал…
Сразу после этого Лена вспомнила, что у нее кое-что получше сигары имеется. Одним резким движением разорвала упаковку и вытащила этот самый двухголовый прибор. Жадно посапывая, разглядела получше. Два конца головастых, натуральных цветов, а посередине — упаковка для яиц, даже с искусственными черными волосами. На ощупь, если глаза закрыть, почти как настоящая, даже что-то такое упруго-кругленькое сквозь внешнюю оболочку прощупывается. Правда когда Лена чуть сильнее сжала пальцы, то внутри мешочка что-то тихонько щелкнуло. Будто какой-то выключатель сработал…
Лену это сразу на порядок охладило. Наверно, если бы сегодня утром не пережила историю со взрывом на Коммунистической, то отнеслась бы к этому щелчку с большим спокойствием. Но она только чудом осталась жива, передав ныне покойному Шипову совершенно безобидный на вид телефончик, где, оказывается, сто граммов пластита было спрятано. А в этой искусственной хреновине небось куда больше поместится! Может, Валерия уже узнала «Анжелу» и решила исправить недоделку?!
Конечно, уже через пару минут Лена поняла, что психовала сдуру. Просто внутри фигулины стояли какие-то спиральки, обеспечивавшие подогрев, и, сжав пальцы, Лена его включила. Бзик сошел на нет, дурацкая мысль о заминированной хреновине улетучилась как дым, а желание разгорелось с новой силой…
Правда, на то, чтоб решиться, у нее еще пара минут ушла. Теплая и даже вроде бы пульсирующая штуковина — может, электроника и впрямь какой-то пульс в имитаторе поддерживала, а может, просто Лене так казалось! — некоторое время полеживала у нее на бедрах. Лена даже руки от нее убрала, потому что, хоть уж давно не состояла в девочках, ощущала нечто похожее на стыд перед первым согрешением. Она в этот момент словно бы противилась невидимому, но сильному и настойчивому соблазнителю-мужику, с которым «и хочется, и колется, и мама не велит…». Но чем дольше Лена упиралась, тем больше ей хотелось.
В конце концов она ухватилась за прибор обеими руками, глубоко вдохнула, зажмурившись, приставила его к нужному месту и осторожно нажала…
— У-ух! — вырвался у нее легкий стон, и в меру горячая, почти живая фигулина плавно вкатилась внутрь по самый «мешочек». А второй конец остался снаружи и торчал вверх — прямо как родной.
Некоторое время Лена просто лежала на спине, сведя ноги вместе, и привыкала к этой самой штуке. То открывала глаза, то снова зажмуривала. Конечно, рано или поздно, она бы собралась попробовать, каково оно, когда эта нутряная грелка двигается, но тут дверь «комнаты горничной» открылась, и на пороге появился Федюсик в сопровождении аж двух незнакомых девок, одетых в какие-то вышитые сарафаны, кокошники и с длиннющими, явно бутафорскими косами. Лена чисто инстинктивно натянула на живот одеяло, однако свободный конец хреновины приподнял его, изобразив нечто похожее на горный пик.
— Ну как, осваиваетесь, миледи? — весело спросил Федюсик. — Не стесняйтесь — тут все свои! Рекомендую — вот это Вера, а это — мисс Кэт. Они у нас тоже новенькие. Сегодня будут играть роли сенных девушек в усадьбе вашего сиятельства.
— Да-а… — протянула Вера иронически. — Похоже, в этом колхозе первый настоящий мужик появился!
— Ты сюда зарабатывать пришла или развлекаться? — строго спросил Федюсик.
— Я вам по сто баксов плачу за работу, а не за то, чтоб вы удовольствие получали.
— Нет проблем, командир, — примирительно сказала «мисс Кэт», ворочая во рту жвачку. — За стольник я у нее даже резину отсосу.
— Это как раз необязательно, — поморщился Федюсик, чуя, должно быть, что еще хлебнет лиха с этими «дебютантками». — Но кое-что неприятное сегодня будет, это точно. Если морально не готовы — можете гулять, баксы при мне останутся. Как насчет того, чтоб получить по пять раз розгой по заднице?
— За что? — нахмурилась Верка.
— За деньги, — осклабился Федюсик. — Злая барыня, то есть Ромасик, накажет своих крепостных за то, что они заложили ее мужу, то есть нашей уважаемой миледи. В смысле рассказали ей о том, что барыня переспала с приезжим офицером, то есть со мной. Бить Рома будет не очень больно, но орать надо громко, уловили?
— Потерпим, — ухмыльнулась «мисс Кэт».
— Так, — деловито объявил Федюсик. — Насчет того, что Вера еще и Кэт с собой приведет, я был не в курсе, так что придется эту сценку играть втроем. Вкратце объясняю, что тут происходило. Значит, ваш барин-гуляка оттрахал горничную то есть Шурку, и заснул у нее в комнате. А Шурка тем временем слиняла к офицеру, то есть ко мне. Офицер, как уже говорилось, поимел барыню-Ромасика, это все уже отснято Значит, Верка отследила, как офицер имел барыню — это мы позже доснимем, а Кэт подсмотрела, как офицер дрючид Шурку. И обе одновременно пришли к барину — стучать. Ну а потом, чтоб утешиться, барин вас обеих трахнет.
— Классно! — процедила Верка. — И почему я, блин, не лесбиянка-мазохистка? Ща бы сплошной кайф был…
— Ладно тебе, — отмахнулась «мисс Кэт», — нормальные бабки за два часа стыдобы. Можно подумать, что ты в номерах еще не натрахалась. Короче, Федюся, объясняй, что говорить, когда подол задирать и так далее…
— Объясняю. Сперва выходите за дверь и ждете там команды, точнее трех стуков, вот таких… — Федюсик трижды постучал согнутым пальцем по фанерной перегородке. — Это типа того, что вы сами в дверь постучали. После этого миледи говорит: «Антрэ!», что по-французки значит: «Входите!» Ну-ка, повторите, миледи!
— Антрэ! — прорычала Лена, чуя себя как на сковородке под наглыми взглядами бесстыжих баб.
— Нормально! — похвалил Федюсик. — Значит, после того, как будет «антрэ», вы, девочки, входите и делаете поясной поклон. Показываю… Ну а потом падаете на колени лицом к барину и говорите: «Не вели казнить, вели слово молвить!» Хором, поняли? Ну-ка, попробуем…
СКВОЗЬ БРЕД СУМАСШЕДШЕГО
Когда проинструктированные девки удалились за дверь, Лена свирепо зашипела на Федюсика:
— Вы что, господин режиссер, меня за дуру держите? Обещали, что мне надо будет только с Ромасиком, а теперь еще и с этими бабами?! Да в гробу я это видала!
— Тебе паспорт нужен? — оскалился Федюсик, со злости перейдя на «ты». — Нужен! И, как видно, очень нужен, раз ты готова в порнухе сняться. Но тогда уж не фига привередничать! Мне завтра как штык нужен фильм. Ну не знал я, что они припрутся! Короче, если я с тебя вообще денег не возьму, подойдет? Потому что если я не отсниму все, что надо, не смонтирую и не перегоню вовремя — минимум на пять кусков погорю. Ясна фишка?! Может, мне на колени перед тобой встать, а?
— Обойдусь, — проворчала Лена. — Ладно, что мне сейчас делать?
— Пока ложись на правый бок, так, как перед перерывом. Сосчитаешь про себя до пяти и потом поворачиваешься на спину, так, как сейчас, чтоб эта твоя резина одеяло оттопыривала. Потом девки войдут, скажут свою реплику. Дальше буду потом объяснять…
Лена вздохнула, повернулась на правый бок. Федюсик сам себе скомандовал: «Мотор!» — и включил камеру. После этого Лена посчитала про себя до пяти и повернулась на спину. Федюсик трижды стукнул согнутым пальцем по перегородке.
— Антрэ! — вовремя вспомнила Лена. Федюсик тут же повернул камеру на дверь, и на пороге появились Верка с «мисс Кэт». Обе неуклюже поклонились в пояс, а затем грохнулись на колени.
— Не погуби, барин! — взвыла «мисс Кэт». — Не вели казнить, вели слово молвить!
Верка прозевала реплику, и Кэт, позабыв про камеру, повернулась к ней и заорала:
— А ты чего молчишь, сука?
— Кто «сука»?! — окрысилась Верка. — Сама ты это слово!
— Стоп! — завопил Федюсик, выключая камеру. — Завязывай базар! Одна дура язык проглотила, другая, наоборот, разоралась… Ну и хрен с вами, переснимать не буду, времени нет. Но раз вы ругаться в присутствии барина начали, то он явно не должен этого так оставить. Миледи, сделаешь страшное лицо и скажешь: «Как вы посмели явиться сюда и нарушить мой покой?! Да еще и произносить здесь мужицкие ругательства! Я вас накажу, негодяйки! Аксютка! Бегом, принесешь сюда розги!» Верка будет Аксюткой и выйдет. А ты, Кэт, то есть, допустим, Анютка, останешься.
— Так чего, нас здесь и пороть будут? — проворчала Верка.
— Нет, — отмахнулся Федюсик, — Анютка, пока ты будешь за розгами ходить, расскажет барину про горничную, он ее трахнет и простит. Потом ты придешь, расскажешь про барыню, он тебя тоже поимеет и сечь не будет. Если ты, конечно, еще чего-нибудь не напортачишь… Так! Собрались, девочки! Вы двое, стойте на коленях, а ты, миледи, быстренько сделай страшное лицо и, как только будет «мотор», ори на них как можно громче. Можешь точно как я не повторять, но чтоб смысл был такой же. Уловила? Во, морда у тебя уже страшная! Мотор!
Лена и впрямь смотрела на девок, как Ленин на буржуазию. Само собой, не столько благодаря искусству перевоплощения, а как раз наоборот. Едва она начинала думать, что ей придется обниматься и целоваться с этими лахудрами, как у нее тошнота подступала к горлу. Конечно, через резиновый инструмент навряд ли спидуху поймать можно, но сифилис через поцелуи — запросто. Поэтому речь «барина» была довольно далека от текста, который на ходу придумал Федюсик, хотя, в общем, сохранила и смысловое содержание, и экспрессию:
— Ах вы, твари неумытые! Кто вас звал сюда, стервы? А? Барину почивать мешаете, да еще и материтесь? Ну я вас научу вежливости! Аксютка, бегом за розгами!
— Стоп! Нормально! — похвалил Федюсик. — Значит, сейчас я навожу камеру на вас двоих. Кто Анютка, кто Аксютка — помните?
Бабы кивнули.
— Значит, Верка встает, подбирает подол, чтоб не запнуться, и убегает. На самом деле остаешься за дверью и опять ждешь трех стуков. А Кэт ноет: «Не погуби, барин! Я к тебе шла, чтоб глаза на горничную открыть!» — и ползет к кровати, глядя на барина преданными глазами. Миледи, ты берешь ее за грудки и требуешь сурово: «Говори!» Кэт, ты что говоришь?
— Барин, Шурка-то, стерва траханая, после тебя к офицеру убежала! — выдала экспромт «мисс».
— Близко к делу, — кивнул Федюсик, — только, во-первых, горничная по фильму не Шурка, а Пульхерия, ну и, кроме того, в XIX веке выражение «стерва траханая» не употреблялось. Или уж говорили напрямую, или как-то обходились. Ладно, на ходу придумаешь.
Федюсик навел камеру на девок, стоящих на коленях. Верка замешкалась, чуть не запуталась в подоле сарафана, но все-таки сумела не грохнуться и скрылась за дверью. Кэт, которая четко врубилась в режиссерские установки, на коленях поползла к кровати, где грозно восседала Лена.
— Барин! Не погуби! — заныла Кэт. — Я ведь за тем шла, чтоб глаза тебе на горничную открыть!
Лена ухватила ее за перед сарафана и крепко рванула к себе:
— Говори!
— Пульхерия-то прямо отсюда, из-под вас, можно сказать, к офицеру побежала! — выпалила Кэт.
— Отлично! — воскликнул Федюсик, останавливая камеру. — Дальше в монтаже пойдет сценка, где я Шурку трахаю. А потом как барин — Анютку. Кэт, снимай сарафан. Остаешься только в сапожках и кокошнике. Миледи, ты только кальсоны снимаешь, а рубаху застегни, чтоб сиськи раньше времени не показывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Сразу после этого Лена вспомнила, что у нее кое-что получше сигары имеется. Одним резким движением разорвала упаковку и вытащила этот самый двухголовый прибор. Жадно посапывая, разглядела получше. Два конца головастых, натуральных цветов, а посередине — упаковка для яиц, даже с искусственными черными волосами. На ощупь, если глаза закрыть, почти как настоящая, даже что-то такое упруго-кругленькое сквозь внешнюю оболочку прощупывается. Правда когда Лена чуть сильнее сжала пальцы, то внутри мешочка что-то тихонько щелкнуло. Будто какой-то выключатель сработал…
Лену это сразу на порядок охладило. Наверно, если бы сегодня утром не пережила историю со взрывом на Коммунистической, то отнеслась бы к этому щелчку с большим спокойствием. Но она только чудом осталась жива, передав ныне покойному Шипову совершенно безобидный на вид телефончик, где, оказывается, сто граммов пластита было спрятано. А в этой искусственной хреновине небось куда больше поместится! Может, Валерия уже узнала «Анжелу» и решила исправить недоделку?!
Конечно, уже через пару минут Лена поняла, что психовала сдуру. Просто внутри фигулины стояли какие-то спиральки, обеспечивавшие подогрев, и, сжав пальцы, Лена его включила. Бзик сошел на нет, дурацкая мысль о заминированной хреновине улетучилась как дым, а желание разгорелось с новой силой…
Правда, на то, чтоб решиться, у нее еще пара минут ушла. Теплая и даже вроде бы пульсирующая штуковина — может, электроника и впрямь какой-то пульс в имитаторе поддерживала, а может, просто Лене так казалось! — некоторое время полеживала у нее на бедрах. Лена даже руки от нее убрала, потому что, хоть уж давно не состояла в девочках, ощущала нечто похожее на стыд перед первым согрешением. Она в этот момент словно бы противилась невидимому, но сильному и настойчивому соблазнителю-мужику, с которым «и хочется, и колется, и мама не велит…». Но чем дольше Лена упиралась, тем больше ей хотелось.
В конце концов она ухватилась за прибор обеими руками, глубоко вдохнула, зажмурившись, приставила его к нужному месту и осторожно нажала…
— У-ух! — вырвался у нее легкий стон, и в меру горячая, почти живая фигулина плавно вкатилась внутрь по самый «мешочек». А второй конец остался снаружи и торчал вверх — прямо как родной.
Некоторое время Лена просто лежала на спине, сведя ноги вместе, и привыкала к этой самой штуке. То открывала глаза, то снова зажмуривала. Конечно, рано или поздно, она бы собралась попробовать, каково оно, когда эта нутряная грелка двигается, но тут дверь «комнаты горничной» открылась, и на пороге появился Федюсик в сопровождении аж двух незнакомых девок, одетых в какие-то вышитые сарафаны, кокошники и с длиннющими, явно бутафорскими косами. Лена чисто инстинктивно натянула на живот одеяло, однако свободный конец хреновины приподнял его, изобразив нечто похожее на горный пик.
— Ну как, осваиваетесь, миледи? — весело спросил Федюсик. — Не стесняйтесь — тут все свои! Рекомендую — вот это Вера, а это — мисс Кэт. Они у нас тоже новенькие. Сегодня будут играть роли сенных девушек в усадьбе вашего сиятельства.
— Да-а… — протянула Вера иронически. — Похоже, в этом колхозе первый настоящий мужик появился!
— Ты сюда зарабатывать пришла или развлекаться? — строго спросил Федюсик.
— Я вам по сто баксов плачу за работу, а не за то, чтоб вы удовольствие получали.
— Нет проблем, командир, — примирительно сказала «мисс Кэт», ворочая во рту жвачку. — За стольник я у нее даже резину отсосу.
— Это как раз необязательно, — поморщился Федюсик, чуя, должно быть, что еще хлебнет лиха с этими «дебютантками». — Но кое-что неприятное сегодня будет, это точно. Если морально не готовы — можете гулять, баксы при мне останутся. Как насчет того, чтоб получить по пять раз розгой по заднице?
— За что? — нахмурилась Верка.
— За деньги, — осклабился Федюсик. — Злая барыня, то есть Ромасик, накажет своих крепостных за то, что они заложили ее мужу, то есть нашей уважаемой миледи. В смысле рассказали ей о том, что барыня переспала с приезжим офицером, то есть со мной. Бить Рома будет не очень больно, но орать надо громко, уловили?
— Потерпим, — ухмыльнулась «мисс Кэт».
— Так, — деловито объявил Федюсик. — Насчет того, что Вера еще и Кэт с собой приведет, я был не в курсе, так что придется эту сценку играть втроем. Вкратце объясняю, что тут происходило. Значит, ваш барин-гуляка оттрахал горничную то есть Шурку, и заснул у нее в комнате. А Шурка тем временем слиняла к офицеру, то есть ко мне. Офицер, как уже говорилось, поимел барыню-Ромасика, это все уже отснято Значит, Верка отследила, как офицер имел барыню — это мы позже доснимем, а Кэт подсмотрела, как офицер дрючид Шурку. И обе одновременно пришли к барину — стучать. Ну а потом, чтоб утешиться, барин вас обеих трахнет.
— Классно! — процедила Верка. — И почему я, блин, не лесбиянка-мазохистка? Ща бы сплошной кайф был…
— Ладно тебе, — отмахнулась «мисс Кэт», — нормальные бабки за два часа стыдобы. Можно подумать, что ты в номерах еще не натрахалась. Короче, Федюся, объясняй, что говорить, когда подол задирать и так далее…
— Объясняю. Сперва выходите за дверь и ждете там команды, точнее трех стуков, вот таких… — Федюсик трижды постучал согнутым пальцем по фанерной перегородке. — Это типа того, что вы сами в дверь постучали. После этого миледи говорит: «Антрэ!», что по-французки значит: «Входите!» Ну-ка, повторите, миледи!
— Антрэ! — прорычала Лена, чуя себя как на сковородке под наглыми взглядами бесстыжих баб.
— Нормально! — похвалил Федюсик. — Значит, после того, как будет «антрэ», вы, девочки, входите и делаете поясной поклон. Показываю… Ну а потом падаете на колени лицом к барину и говорите: «Не вели казнить, вели слово молвить!» Хором, поняли? Ну-ка, попробуем…
СКВОЗЬ БРЕД СУМАСШЕДШЕГО
Когда проинструктированные девки удалились за дверь, Лена свирепо зашипела на Федюсика:
— Вы что, господин режиссер, меня за дуру держите? Обещали, что мне надо будет только с Ромасиком, а теперь еще и с этими бабами?! Да в гробу я это видала!
— Тебе паспорт нужен? — оскалился Федюсик, со злости перейдя на «ты». — Нужен! И, как видно, очень нужен, раз ты готова в порнухе сняться. Но тогда уж не фига привередничать! Мне завтра как штык нужен фильм. Ну не знал я, что они припрутся! Короче, если я с тебя вообще денег не возьму, подойдет? Потому что если я не отсниму все, что надо, не смонтирую и не перегоню вовремя — минимум на пять кусков погорю. Ясна фишка?! Может, мне на колени перед тобой встать, а?
— Обойдусь, — проворчала Лена. — Ладно, что мне сейчас делать?
— Пока ложись на правый бок, так, как перед перерывом. Сосчитаешь про себя до пяти и потом поворачиваешься на спину, так, как сейчас, чтоб эта твоя резина одеяло оттопыривала. Потом девки войдут, скажут свою реплику. Дальше буду потом объяснять…
Лена вздохнула, повернулась на правый бок. Федюсик сам себе скомандовал: «Мотор!» — и включил камеру. После этого Лена посчитала про себя до пяти и повернулась на спину. Федюсик трижды стукнул согнутым пальцем по перегородке.
— Антрэ! — вовремя вспомнила Лена. Федюсик тут же повернул камеру на дверь, и на пороге появились Верка с «мисс Кэт». Обе неуклюже поклонились в пояс, а затем грохнулись на колени.
— Не погуби, барин! — взвыла «мисс Кэт». — Не вели казнить, вели слово молвить!
Верка прозевала реплику, и Кэт, позабыв про камеру, повернулась к ней и заорала:
— А ты чего молчишь, сука?
— Кто «сука»?! — окрысилась Верка. — Сама ты это слово!
— Стоп! — завопил Федюсик, выключая камеру. — Завязывай базар! Одна дура язык проглотила, другая, наоборот, разоралась… Ну и хрен с вами, переснимать не буду, времени нет. Но раз вы ругаться в присутствии барина начали, то он явно не должен этого так оставить. Миледи, сделаешь страшное лицо и скажешь: «Как вы посмели явиться сюда и нарушить мой покой?! Да еще и произносить здесь мужицкие ругательства! Я вас накажу, негодяйки! Аксютка! Бегом, принесешь сюда розги!» Верка будет Аксюткой и выйдет. А ты, Кэт, то есть, допустим, Анютка, останешься.
— Так чего, нас здесь и пороть будут? — проворчала Верка.
— Нет, — отмахнулся Федюсик, — Анютка, пока ты будешь за розгами ходить, расскажет барину про горничную, он ее трахнет и простит. Потом ты придешь, расскажешь про барыню, он тебя тоже поимеет и сечь не будет. Если ты, конечно, еще чего-нибудь не напортачишь… Так! Собрались, девочки! Вы двое, стойте на коленях, а ты, миледи, быстренько сделай страшное лицо и, как только будет «мотор», ори на них как можно громче. Можешь точно как я не повторять, но чтоб смысл был такой же. Уловила? Во, морда у тебя уже страшная! Мотор!
Лена и впрямь смотрела на девок, как Ленин на буржуазию. Само собой, не столько благодаря искусству перевоплощения, а как раз наоборот. Едва она начинала думать, что ей придется обниматься и целоваться с этими лахудрами, как у нее тошнота подступала к горлу. Конечно, через резиновый инструмент навряд ли спидуху поймать можно, но сифилис через поцелуи — запросто. Поэтому речь «барина» была довольно далека от текста, который на ходу придумал Федюсик, хотя, в общем, сохранила и смысловое содержание, и экспрессию:
— Ах вы, твари неумытые! Кто вас звал сюда, стервы? А? Барину почивать мешаете, да еще и материтесь? Ну я вас научу вежливости! Аксютка, бегом за розгами!
— Стоп! Нормально! — похвалил Федюсик. — Значит, сейчас я навожу камеру на вас двоих. Кто Анютка, кто Аксютка — помните?
Бабы кивнули.
— Значит, Верка встает, подбирает подол, чтоб не запнуться, и убегает. На самом деле остаешься за дверью и опять ждешь трех стуков. А Кэт ноет: «Не погуби, барин! Я к тебе шла, чтоб глаза на горничную открыть!» — и ползет к кровати, глядя на барина преданными глазами. Миледи, ты берешь ее за грудки и требуешь сурово: «Говори!» Кэт, ты что говоришь?
— Барин, Шурка-то, стерва траханая, после тебя к офицеру убежала! — выдала экспромт «мисс».
— Близко к делу, — кивнул Федюсик, — только, во-первых, горничная по фильму не Шурка, а Пульхерия, ну и, кроме того, в XIX веке выражение «стерва траханая» не употреблялось. Или уж говорили напрямую, или как-то обходились. Ладно, на ходу придумаешь.
Федюсик навел камеру на девок, стоящих на коленях. Верка замешкалась, чуть не запуталась в подоле сарафана, но все-таки сумела не грохнуться и скрылась за дверью. Кэт, которая четко врубилась в режиссерские установки, на коленях поползла к кровати, где грозно восседала Лена.
— Барин! Не погуби! — заныла Кэт. — Я ведь за тем шла, чтоб глаза тебе на горничную открыть!
Лена ухватила ее за перед сарафана и крепко рванула к себе:
— Говори!
— Пульхерия-то прямо отсюда, из-под вас, можно сказать, к офицеру побежала! — выпалила Кэт.
— Отлично! — воскликнул Федюсик, останавливая камеру. — Дальше в монтаже пойдет сценка, где я Шурку трахаю. А потом как барин — Анютку. Кэт, снимай сарафан. Остаешься только в сапожках и кокошнике. Миледи, ты только кальсоны снимаешь, а рубаху застегни, чтоб сиськи раньше времени не показывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77