А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Когда подходили к дороге, у перекрестка услышали сперва веселую возню, девичий хохот, потом мужскую ругань, а затем исступленные крики.
– Это что такое, как ты думаешь?
– Наверное, кто-то с бабой развлекается, – предположил Григорий.
– Непорядок, – сказал Илья, – на нашей территории… – он говорил это так, как мог говорить хозяин, поймавший в своем саду под яблоней воришку, чьи карманы набиты опавшими яблоками.
Псы уже насторожились, почувствовав перемену в настроении хозяев. Они уже натянули поводки, но вели себя бесшумно, даже не рычали. К жертве, как знали эти два людоеда, лучше подкрасться поближе, причем бесшумно. Они тащили хозяев, те покорно следовали за огромными ротвейлерами, радуясь предстоящему развлечению.
Крик повторился, зацокали по асфальту каблуки. Затем затрещали кусты.
– Ты куда! Я тебя, сволочь, поил и кормил, а ты в рот брать не хочешь? Братья переглянулись.
– Извращенец, – сказал Илья.
Приключение им начинало нравиться. Они крались по высокой траве. Девушка в черной юбке и белом свитере бежала от перекрестка к шоссе. Пьяновато пошатываясь, за ней гнались двое мужчин, выкрикивая ругательства.
Братья надели металлические намордники на ротвейлеров и заторопились. Преследователи уже настигали свою жертву. Девушка еще раз обернулась, сбросила туфли на высоких каблуках и из последних сил побежала к шоссе. Слышалось гудение приближающейся машины, и она хотела успеть выскочить на дорогу, надеясь, что ей хоть кто-нибудь поможет.
– Спускай Графа, пусть жир растрясет.
– Погоди, – сказал Илья, – пусть у них все толком закрутится.
– Спускай, спускай!
Григорий уже отстегнул карабин и крикнул:
– Взять!
Ротвейлеру не надо было говорить, кого взять, он понимал, надо брать двоих мужиков, преследующих женщину в белом. Второй пес вначале как бы лениво, а затем все быстрее бросился вдогонку.
Девушка выскочила на асфальт, замахала руками. Послышался визг тормозов, белый “фольксваген” развернуло на шоссе. Водитель обругал девушку и, сильно дав газ, с выключенными фарами рванул с места. Девушка чуть успела выдернуть пальцы из-под дверной ручки.
Мужчины на дорогу взбежать не успели. Два огромных пса, сильных, как медведи, настигли их на подъеме. Они сшибли мужчин с ног и, рыча, брызгая слюной, безуспешно пытались добраться зубами до шей, вцепиться в кадыки. Мужчины истошно завопили, а Вырезубовы громко захохотали.
– Что, взяли? – издевательски кричали они, подходя к собакам, но не торопились их оттащить.
Мужчины абсолютно не могли понять, что же произошло, откуда взялись страшные псы. Мужчины дрожали, прикрывая лица и шеи руками.
Девушка поняла, она спасена.
– Спасибо! Спасибо! – кричала она, стоя на краю откоса.
– Иди сюда, не бойся, тебя они не укусят. Девушка подошла.
– У, какие здоровенные! Илья подал ей белые туфли.
– Больше не теряй, – сказал он.
Та улыбнулась и принялась благодарить.
– Погоди.., они тебя изнасиловать хотели, что ли?
– Может быть, – стесняясь, произнесла девушка. – Я их почти не знаю. Обещали до дома подвезти, а потом приставать начали.
– Ты с ними пила?
– Нет, хотя заставляли.
– И то хорошо, – сказал Григорий.
– Мужики, уберите собак! – взмолился мужчина с рубахой, разодранной собачьей лапой прямо напротив сердца.
– Это я еще подумаю. Ей решать.
– Ты, Настя, или как там тебя, скажи, чтобы псов убрали! Они же нас съедят!
Псы рычали. Сними намордник, и псы растерзали бы людей в мгновение ока, только куски плоти да окровавленные тряпки летели бы в разные стороны.
– Если скажу, чтобы они тебе член отгрызли, они и отгрызут, – смеялся Григорий.
– А если он скажет – нос или ухо, то все равно член откусят, – уточнил Григорий, – любят они это дело.
Девушку перспектива с откусыванием “конечностей” изрядно напугала, и, если бы не приветливые улыбки своих спасителей, она бросилась бы бежать снова. И тут ей повезло: микроавтобус, мчавшийся по шоссе, резко затормозил.
В окошке показалось лицо военного.
– Что тут у вас, девушка?
– Может, подвезете меня?
– Куда?
– Вперед, километров пять.
– Они чего? – спросил военный с двумя звездами на погонах.
– Они сами разберутся.
Военному не хотелось вмешиваться в разборки.
– Садись, – он открыл дверцу. Девушка юркнула в микроавтобус, прижимая руку к сердцу. Григорий поднял руку и помахал.
– Телефон оставила бы хоть, как-никак спасли тебя от насильников.
Микроавтобус уже мчался по шоссе.
– А может, ей этого и хотелось? – Григорий подмигнул. – Илья, по-моему, она напоследок что-то сказала насчет члена.
– Мне тоже показалось.
– Ничего, ничего она не говорила! – в один голос закричали мужики, распростертые на асфальте.
– Пошли домой, прогулка окончена.
Братья, а за ними и псы растворились в темноте.
Глава 3
Прошлое всегда настигает человека неожиданно. Казалось бы, вычеркнул из жизни какие-то годы, дни, спрятал их в тайники памяти за толстые стены, за крепкие двери с мудреными замками и даже смотреть в ту сторону не желаешь, а оно вдруг возникнет, причем в самый неожиданный момент – тогда, когда его не ждешь, когда настроение веселое, радужное, спокойное. Так случилось и с Сергеем Дорогиным, человеком, в силу обстоятельств получившим кличку Муму.
Он приехал в гости к своей старой знакомой, собственному корреспонденту небезызвестной бульварной газеты “Свободные новости плюс” Варваре Белкиной. Та встретила Сергея с распростертыми объятиями. Да и приехал он не с пустыми руками, а с огромным букетом цветов, дорогих, пьяно пахнущих роз на длинных колючих стеблях. На бутонах роз еще поблескивали капельки воды, сверкали и осыпались, а иногда скатывались между бархатистыми лепестками, туда, в пьянящую темноту.
– Ба, какие люди! – Варвара обняла мужчину, крепко прижала к своей высокой упругой груди, заглянула в глаза и по-дружески чмокнула в щеку влажными, ненакрашенными губами.
Варвара вся сияла, словно бы у нее случился внеплановый день рождения. И в квартире было убрано, словно Варвара ждала гостей.
– Что это у тебя? – оглядываясь по сторонам, улыбнувшись, пробурчал Дорогин.
– Как что, не видишь, это я с понедельника начала новую жизнь.
– Надеюсь, пить не бросила, курить тоже, а тем более писать?
– Сергей, разве я могу отказаться от прелестей жизни? Проходи, садись.
– Ты на этот раз никуда не спешишь?
– Нет, времени у меня хоть отбавляй. Хотя, если быть откровенной, его-то как раз в обрез.
– Ты намекаешь на то, чтобы я покинул твои убранные апартаменты?
– Нет, это я так, цену себе набиваю. Времени у меня никогда нет.
Варвара подошла к компьютеру, за которым сидела, прежде, чем появился Дорогин. В пепельнице рядом с клавиатурой дымился окурок сигареты. Она его раздавила, аккуратно сгребла окурком серо-серебристый пепел, построив холмик.
– Представляешь, Сергей, не могу одного человека найти. Пропал – и все, на связь не выходит. А я ему, бродяге, деньги посулила, я уже с главным договорилась о материале на разворот.
Сергей Дорогин удобно сидел в мягком кресле, забросив ногу на ногу, смотрел на Варвару, слушал белкинскую болтовню.
– Сейчас все газеты, телевидение, радио, все эти многочисленные маленькие FM станции, словно сбесились, только и делают, что цитируют, цитируют Пушкина. Актеры с цепи сорвались, каждый норовит прочесть отрывок из какого-нибудь произведения классика. Даже реклама в ящике и та на Пушкине завернулась.
– Все-таки светоч русской поэзии, – саркастично произнес Дорогин.
– Светоч-то он светоч, – рассмеялась Белкина. – Я к чему клоню.., все газеты к юбилею всерьез отнеслись, а я придумала сенсационный материал.
– Уж в чем, в чем, а вот в этом я ни одной секунды, Варвара, не сомневался: уж если ты что-нибудь придумываешь, то это обязательно будет скандал.
– Ну, на этот раз не скандал, – скромно замялась Белкина, – а так, шум, да и все. Но любопытная идейка. Знаешь памятник Пушкину?
– Конечно, – улыбнулся Дорогин.
– Так вот, возле этого памятника…
– Ну-ну, давай говори, не тяни, – Сергей понял, что сейчас Варвара начнет делиться своими творческими планами, и это будет любопытно.
– Так вот, там иногда появляется человек, негр. Вернее, не негр, а эфиоп, настоящее его имя Абеба. Сам он – вылитый Александр Сергеевич!
– Как, ты говоришь, его зовут? – подался вперед Дорогин.
– Эфиоп Абеба. На самом деле он бомж, ходит в тряпье, вонючий, возле него стоять невозможно. Так вот, этот Абеба, или, так сказать, Александр Сергеевич Пушкин, как он себя называет и на которого он чертовски смахивает, читает стихи типа: “Я памятник себе воздвиг нерукотворный…” – Варвара выспренне взмахнула рукой. – Или: “Я помню чудное мгновенье…”. Короче, всю попсу из Александра Сергеевича выучил, этот чертов эфиоп. А жизнь у него, я тебе скажу, не подарок.
– Знаю я его, – тихо, почти шепотом выдавил из себя Дорогин.
– Знаешь? – Варвара подалась вперед, почти столкнувшись с Дорогиным нос в нос.
– Знаю, Варвара. Я с ним в лагере сидел, – произнеся слово “лагерь”, Дорогин помрачнел. – Он со мной, твой Абеба, полгода на соседних нарах спал.
– Я это знаю, – произнесла Белкина.
– Что ты знаешь. Варвара?
– Знаю, что он в тюрьме сидел, но не знала, что и ты там был.
– От тюрьмы и от сумы не следует зарекаться даже эфиопу, похожему на Пушкина, – изрек банальную истину Дорогин.
– Да-да, я это знаю, но к себе никогда не примеряю народную мудрость, – Белкина вытащила сигарету. Разговор начинал принимать любопытный оборот. – Так вот, я хотела о нем сделать материал, о его мытарствах, о том, как мальчишечка дошел до жизни такой, запустить, как бы, в параллель с жизнью настоящего Александра Сергеевича. Мол, вот как сложилась жизнь эфиопа в России в восемнадцатом веке и как складывается теперь.
– Классический вариант сравнения современности с 1913 годом.
– Не ерничай. Представляешь, какой занятный материал? С фотографиями, с портретами, бомж в виде Пушкина и сам Александр Сергеевич?
– Представляю, – грустно сказал Дорогин. – Неплохой мужик – Абеба, только в голове у него тараканы. Я думал, он уже исчез, пропал, а, оказывается жив пока что курилка.
– Пушкин бессмертен, – воскликнула Белкина, – и ты, Дорогин, должен это знать.
– Я знаю, Пушкин действительно бессмертен. А вот эфиоп Абеба даже при моей памяти мог раз пятьдесят сдохнуть или быть убитым.
– Ну-ну, рассказывай о нем, рассказывай, Дорогин, не тяни.
– Что рассказывать, Варвара? Я об этом даже не хочу вспоминать. Абебу я бы и сам с удовольствием увидел, как-никак столько лет прошло. Есть о чем вспомнить. Есть о чем поговорить.
Варвара уже самодовольно потирала ладонь о ладонь, складывала замком пальцы, с хрустом вытягивала вперед ладони и, улыбаясь, смотрела на Дорогина.
– Значит, есть еще живой свидетель жизни Александра Сергеевича Пушкина. Мнимого, правда, но для газетной статьи – это то, что надо. Неприятно вспоминать? – глядя на Сергея, спросила Белкина.
– Да уж, приятного мало. Хотелось бы эти годы из жизни вычеркнуть напрочь.
– Мне ничего вычеркивать не хочется. О тюрьмах писала часто, но дальше ворот в остроги не заходила. И знаешь, Сергей, честно говоря, не хочется.
– Я тебе, Варвара, пожалуй, помогу. Мне и самому хотелось бы эфиопа повидать.
– Он что-нибудь тебе должен? – насторожилась Белкина.
– Нет, не должен, если, конечно, не считать того, что его схожесть с Пушкиным первым заметил надзиратель в тюрьме, а потом я Абебу убедил, что он действительно смахивает на Александра Сергеевича. Он тогда еще по-русски с трудом говорил. А сейчас, видишь, даже стихи цитирует.
– Как ты думаешь, Сергей, где он может сейчас быть?
– Где угодно. Мужик он забавный, я же тебе говорю, тараканы у него в голове бегают. Сегодня одно на уме, завтра другое…
– За что сидел Абеба?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50