«На аппетит не жалуются», — проворчал Лимон и замер. В холле появилась жена заместителя вице-премьера. На ней были все те же широкие белые брюки и цвета хаки вельветовая мужская грубая рубашка. Она прошла на кухню, отрезала толстый ломоть ветчины, положила на него половинку помидора и запихнула в рот. Пальцы облизала и вытерла о край рубашки.
Вышла в холл. Там она сняла с себя одежду. Перед взором Лимона предстала крупная, отяжелевшая от жировых складок желтовато-розовая женская фигура. Она была приземиста. Казалось, ягодицы без особых изгибов переходят в икры. С трудом удерживая равновесие на одной ноге, она снимала просторные гипюровые трусы. Лимону пришло на ум, что подобный вид должен ублажать мужиков, любящих подсматривать в женских деревенских банях. Не потеряв равновесия благодаря широким ступням, жена заместителя справилась с трусами, понюхала их и исчезла в ванной комнате. Дверь туда закрылась. Лимон вздохнул с облегчением. Лица женщины он так и не увидел. Предположил, что уже немолодая. Пока она готовила себя к постели, он обошел дом, нашел лестницу, прислоненную боком к высокому кирпичному фундаменту. Перенес ее и подставил рядом со светящимся окном на втором этаже. Когда он забрался по лестнице, хлопнула открывшаяся форточка.
Лимон замер. Изнутри ее никто не закрыл. Тогда Лимон приник к наполненному апельсиновым светом окну. На арабской кровати под огромным старинным абажуром лежал тот самый широкоплечий мужчина в длинных синих трусах в белый горошек и курил сигарету. На вид ему было лет сорок, не больше. Тело спортивное. Мышцы длинные, недовольно рельефные. Пружинистый торс. На лицо Лимон не обратил внимания. «Наверное, ничего особенного», — подумал он, отодвинувшись от окна.
Кружевная занавеска, колебаемая воздушными потоками, то прилипала к стеклу, то бесстыдно отлетала. «Вдруг она сюда не придет?» — заволновался Лимон. Снова прильнул к форточке. Расслабленная, картинная поза, в которой лежал мужчина, красноречиво свидетельствовала, что они оба ждут ту, которая сейчас готовила свое тело в ванной. И она вошла. В полосатом махровом халате. С порога закричала:
«Очумел! Абажур от дыма пожелтеет!»
Мужчина лениво махнул рукой, разгоняя клубящийся над головой дым.
Женщина выхватила из его рта сигарету и выбросила в форточку. Лимон успел податься в сторону и чуть не загремел вместе с лестницей вниз. Когда он краем глаза снова приник к стеклу, женщина сидела на кровати и мазала кремом лицо.
Халат еще был на ней, но уже не скрывал полные продолговатые, как мячи для регби, груди с крупными сосками и большими розовыми кругами вокруг. Груди выглядели на удивление молодыми, холеными и сладострастными. Отделенные халатом от остального тела, они царственно покачивались.
«Надо же…» — отметил про себя Лимон и с трудом перевел взгляд на лицо женщины. Оно контрастировало с дородными формами фигуры своим истерично-измученным выражением. Узкий вздернутый носик, припухлые веки под болезненно изогнутыми тонкими бровями, непонятного цвета глаза и странно перекошенный рот. По наблюдениям Лимона, такой бывает обычно у женщин, когда они устраивают истерики или кончают. Лимон вспомнил, что пора доставать видеокамеру. Зажав арбалет между ног, он приступил к съемке. Рука лежащего Стаса подобралась из подмышки мажущейся женщины к ее грудям и принялась заигрывать с ними, подкидывая эти тяжелые мячи вверх. Какое-то время каждый занимался своим делом. Увлекшись игрой, Стас, видать, переусердствовал. Его партнерша взвизгнула от боли и демонстративно отвернулась. Но Стас далее ждать не желал. Со словами: «Светик, имей совесть, яйцо свело», — он, подавляя ее сопротивление, стянул махровый халат, как кожуру с банана. Вернее — с баобаба.
Больше Светик не сопротивлялась. Она упала на спину и с готовностью согнула ноги в коленях. Лимон видел лишь одну согнутую ногу, которая, соприкасаясь с бедром, перекрывала все. Чем там за ней занимался Стасик, объектив уловить не мог. Только иногда в сторону отваливалась правая грудь Светика с набрякшим соском. Вздохи и стоны напоминали урчание хищников в клетке. Несколько раз Светик командовала: «Тихо! Маринку разбудишь! Или очумел?» Лимон балансировал на ступеньке в надежде схватить лица. Но ничего, кроме растопыренных пальцев задранных ног и огромных грязных пяток Светика в объектив не лезло. Лимон совершенно забыл, что присутствует при интимном акте прелюбодеяния. Ему так и хотелось крикнуть: «Да погляди же ты в объектив, стерва!» Нет! Они пыхтели тело в тело, не поднимая голов. Лимон от злости перестал снимать. Тут, к его радости, Стасик спрыгнул на пол. Светик перевалилась на живот и встала на четвереньки. Когда Стае пристроился сзади. Лимону показалось, что мужик уселся за стол заседаний. Раздумывать дальше было неразумно. Он продолжил съемку.
Сначала общий план и задранный профиль Светика. После — ее висящую, колышущуюся в такт движениям грудь. Дальше — складки отвисшего еще ниже живота. Потом — необъятную полузадницу и воцарившегося над ней, как памятник, Стасика. Все.
Лимон сделал свое дело. Он не стал дожидаться, когда любовники сольются в экстазе. Вытащив зажатый между ногами арбалет, осторожно спустился вниз.
Положив на место лестницу. Лимон прошел мимо лежащего Блэка. Тот с трудом приподнялся, тявкнул, но на большее сил не хватило.
Лимон ехал по освещенной луной зимней неразъезженной дороге.
Чистый бледно-искрящийся снег, задумчивые сонные деревья, черные избы, припавшие белыми шапками к белой земле, легко и быстро стирали недавние видения дачного эдема.
* * *
Федор Иванович Хромой в своих кругах слыл человеком надежным. Одно время даже держал общаг — был главным казначеем. Отдел отошел без скандалов и хвостов. Поэтому его появление никого не раздражало и не напрягало. Со своей вечной клюкой, внутри которой был спрятан двадцатипятисантиметровый обоюдоострый клинок, он обошел несколько явочных мест и за рюмкой коньяку получил некоторые скудные сведения о Лимоне. Мужик крутой. Ни с кем в контакт не вступает. Работает в одиночку. Удачлив. Хотели однажды загнать на разборку.
Долго преследовали по Варшавскому шоссе, почти до Подольска. Стреляли. В ответ он бросил гранату, и машину преследователей разнесло вдребезги. После этого оставили в покое. А нынче многие паханы хотели бы иметь с ним дело. Капиталы свои держит на Западе, наезжать на него не имеет смысла. Не отдает ни цента. К тому же никому не мешает. Бомбит по очень крупным верхам, наверняка имеет надежное прикрытие в министерстве безопасности. Говорят, из бывших военных.
Воевал где-то в Африке. Хромой наматывал на ус информацию. Успокоился только тогда, когда достал ксерокопию анкеты, заполненной рукой Лимона, и четыре его фотографии из личного дела. Это хранилось в архиве Министерства обороны. Там пришлось раскошелиться. Теперь анкетные данные Лимона — в миру Владимира Борисовича Тарасова, из Саратова, 1957 года рождения — перекочевали в карман Хромого. Федор Иванович серьезно обмозговывал предложение Юрика. Эка, куда махнул мелкий сводники прощелыга! Такого удачливого рэкетира сдать ментам.
Годами выработанное правило — большой карась на мелкий крючок попадается — на сей раз могло сработать против Лимона. Федор Иванович не мог устоять перед желанием встрять в эту игру. Спинным мозгом чувствовал, что лучше гулять дома по балкону, а голова не хотела с этим мириться. В ней уже крутились варианты.
Первым делом следовало познакомиться с самой девкой и отцом придушенной. Повод Для визита подсказал Юрик при второй встрече с Хромым. Квартира принадлежала покойной. Значит, сейчас они проживают на птичьих правах…
* * *
Первый раз за последние дни меня будит звонок в дверь. Кого несет в такую рань? За окном, как обычно, — серо-тошно. Звонок издевательски продолжает звонить. Почему Пат не открывает? Ушел или пьяный? Какую хренотень он вчера нес. Мерзкий звонок! Мне бы лежать, зажав уши, а я иду открывать.
Любопытно. На ходу набрасываю Наташкин халатик. В кармане все еще лежит ее записная книжка. В ней телефон убийцы. Открываю дверь. На пороге подозрительный старик. Опирается на палку.
— Чего надо?
— Ты, девуля-красуля, и нужна. Говорит вкрадчиво, хотя по физиономии на добренького не похож.
— Я вас не знаю.
— Поговорим — узнаешь. Вопрос деликатный, квартирный…
Прикол! Подкашиваются ноги. Из ЖЭКа! Быстро объявились. Что делать? Хамить ему — мне же во вред. Когда-то же это должно было произойти.
Пытаюсь губами скорчить нечто вроде улыбочки.
— Заходите. Я сейчас, — сама бегу в комнату к Пату. Он спит в кресле-качалке. Нет, не спит. Глаза открыты.
— Пат, там из ЖЭКа пришли. Поговори с ними, ты же отец.
Не отвечает. Умер? Дышит, значит — притворяется.
— Вставай, Пат, — трясу его за плечо. Оказывается, он совершенно пьяный. Шевелит губами. Вместо слов одни пузыри. Придется выкручиваться самой.
Старик по-хозяйски расселся на диване. Хорошо, что убрала Наташкину постель.
— Слушаю вас.
— Меня зовут Иван Христофорович, — соврал Федор Иванович на всякий случай. — Квартира эта на сегодняшний день является свободной. Мне предложили ее купить. Такие пироги, девуля-красуля. Тебя Ольгой кличут?
Спрашивает и при этом слащаво улыбается.
— Ну… — что дальше говорить, и сама не знаю.
— Тогда давай осмотрим квартиру, — напирает старый хрен. Прется прямо в мою комнату. Неудобно, там постель разбросана, и вообще непорядок.
Ходит со своей клюкой, все осматривает. Зачем-то стучит кулаком по стенам.
Лучше бы себе по голове. Ко всему, уселся прямо на простыни. Наглец! Но не успеваю заорать на него, как он прищурился и поманил пальцем. Неужто приставать начнет? Лучше с квартиры съеду, чем с ним. Но покорно подсаживаюсь.
— Ходят слухи, что у тебя богатый дружок имеется, — шепчет он мне.
Пожимаю плечами.
— Не отнекивайся. Мне известно. Если меня сведешь с ним, квартиркой и в дальнейшем пользоваться будешь… — подмигивает и хлопает по моей вылезшей из-под халата коленке.
Старый хрен! Убей, не понимаю, кого он мне приписывает.
— Вы… Как вас?
— Иван Христофорович.
— Да-да. Вы меня с кем-то пугаете. Мы живем скромно. Пат, ну, отец значит, дочку похоронил. Квартира ее, поэтому он здесь по праву.
— Ошибаешься, девуля-красуля. Он не прописан. Завещания не имеется. Жилплощадь не приватизирована. Получается, оба вы временные. А про дружка можешь признаться. Я к нему интерес имею.
Вот пристал. О ком спрашивает? Богатый… Наверняка видел меня с Вадимом Борисовичем… Тогда понятно.
— Какие у вас дела к Вадиму Борисовичу?
— Не Вадим, а Владимир Борисович.
Достал, старый хрен. Я всю ночь с этим Вадимом трахалась, а он мне рассказывает, как его зовут! Стараюсь Держаться не нагло. Повторяю:
— Его зовут Вадим Борисович.
Старик отрицательно машет головой. Потом вдруг соглашается:
— Может быть… А какой он из себя?
Нехотя описываю:
— Высокий, полный, детское лицо. В очках. Руки волосатые. Золотой перстень.
— Нет, нет, не он! — старый хрен совсем обалдел. Машет перед моим носом дурацкой палкой. — Я тебе о другом говорю.
— Другого не знаю.
— Знаешь. С кем познакомилась после того, как тебя… словом, без обоюдного согласия…
Я вся впадаю в дрожь. Неужели Валерий меня выследил? Ах ты, гад!
Вскакиваю:
— Значит, вы знакомы с этим подонком?
— Каким?
— Валерием.
— Кто он?
— Клиент Юрика!
Старик шумно выдыхает воздух:
— Я о спасителе твоем говорю.
— А… о Борисе… — успокаиваюсь я.
— Да не Борис его зовут. Всех своих дружков перепутала, — снова начинает заводиться старый хрен.
— А я говорю — Борис. Он меня к Юрику возил. Его Юрик перепугал до смерти. Смылся на раз. Насчет богатства что-то незаметно. «Жигули» дрянные и сам не по фирме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Вышла в холл. Там она сняла с себя одежду. Перед взором Лимона предстала крупная, отяжелевшая от жировых складок желтовато-розовая женская фигура. Она была приземиста. Казалось, ягодицы без особых изгибов переходят в икры. С трудом удерживая равновесие на одной ноге, она снимала просторные гипюровые трусы. Лимону пришло на ум, что подобный вид должен ублажать мужиков, любящих подсматривать в женских деревенских банях. Не потеряв равновесия благодаря широким ступням, жена заместителя справилась с трусами, понюхала их и исчезла в ванной комнате. Дверь туда закрылась. Лимон вздохнул с облегчением. Лица женщины он так и не увидел. Предположил, что уже немолодая. Пока она готовила себя к постели, он обошел дом, нашел лестницу, прислоненную боком к высокому кирпичному фундаменту. Перенес ее и подставил рядом со светящимся окном на втором этаже. Когда он забрался по лестнице, хлопнула открывшаяся форточка.
Лимон замер. Изнутри ее никто не закрыл. Тогда Лимон приник к наполненному апельсиновым светом окну. На арабской кровати под огромным старинным абажуром лежал тот самый широкоплечий мужчина в длинных синих трусах в белый горошек и курил сигарету. На вид ему было лет сорок, не больше. Тело спортивное. Мышцы длинные, недовольно рельефные. Пружинистый торс. На лицо Лимон не обратил внимания. «Наверное, ничего особенного», — подумал он, отодвинувшись от окна.
Кружевная занавеска, колебаемая воздушными потоками, то прилипала к стеклу, то бесстыдно отлетала. «Вдруг она сюда не придет?» — заволновался Лимон. Снова прильнул к форточке. Расслабленная, картинная поза, в которой лежал мужчина, красноречиво свидетельствовала, что они оба ждут ту, которая сейчас готовила свое тело в ванной. И она вошла. В полосатом махровом халате. С порога закричала:
«Очумел! Абажур от дыма пожелтеет!»
Мужчина лениво махнул рукой, разгоняя клубящийся над головой дым.
Женщина выхватила из его рта сигарету и выбросила в форточку. Лимон успел податься в сторону и чуть не загремел вместе с лестницей вниз. Когда он краем глаза снова приник к стеклу, женщина сидела на кровати и мазала кремом лицо.
Халат еще был на ней, но уже не скрывал полные продолговатые, как мячи для регби, груди с крупными сосками и большими розовыми кругами вокруг. Груди выглядели на удивление молодыми, холеными и сладострастными. Отделенные халатом от остального тела, они царственно покачивались.
«Надо же…» — отметил про себя Лимон и с трудом перевел взгляд на лицо женщины. Оно контрастировало с дородными формами фигуры своим истерично-измученным выражением. Узкий вздернутый носик, припухлые веки под болезненно изогнутыми тонкими бровями, непонятного цвета глаза и странно перекошенный рот. По наблюдениям Лимона, такой бывает обычно у женщин, когда они устраивают истерики или кончают. Лимон вспомнил, что пора доставать видеокамеру. Зажав арбалет между ног, он приступил к съемке. Рука лежащего Стаса подобралась из подмышки мажущейся женщины к ее грудям и принялась заигрывать с ними, подкидывая эти тяжелые мячи вверх. Какое-то время каждый занимался своим делом. Увлекшись игрой, Стас, видать, переусердствовал. Его партнерша взвизгнула от боли и демонстративно отвернулась. Но Стас далее ждать не желал. Со словами: «Светик, имей совесть, яйцо свело», — он, подавляя ее сопротивление, стянул махровый халат, как кожуру с банана. Вернее — с баобаба.
Больше Светик не сопротивлялась. Она упала на спину и с готовностью согнула ноги в коленях. Лимон видел лишь одну согнутую ногу, которая, соприкасаясь с бедром, перекрывала все. Чем там за ней занимался Стасик, объектив уловить не мог. Только иногда в сторону отваливалась правая грудь Светика с набрякшим соском. Вздохи и стоны напоминали урчание хищников в клетке. Несколько раз Светик командовала: «Тихо! Маринку разбудишь! Или очумел?» Лимон балансировал на ступеньке в надежде схватить лица. Но ничего, кроме растопыренных пальцев задранных ног и огромных грязных пяток Светика в объектив не лезло. Лимон совершенно забыл, что присутствует при интимном акте прелюбодеяния. Ему так и хотелось крикнуть: «Да погляди же ты в объектив, стерва!» Нет! Они пыхтели тело в тело, не поднимая голов. Лимон от злости перестал снимать. Тут, к его радости, Стасик спрыгнул на пол. Светик перевалилась на живот и встала на четвереньки. Когда Стае пристроился сзади. Лимону показалось, что мужик уселся за стол заседаний. Раздумывать дальше было неразумно. Он продолжил съемку.
Сначала общий план и задранный профиль Светика. После — ее висящую, колышущуюся в такт движениям грудь. Дальше — складки отвисшего еще ниже живота. Потом — необъятную полузадницу и воцарившегося над ней, как памятник, Стасика. Все.
Лимон сделал свое дело. Он не стал дожидаться, когда любовники сольются в экстазе. Вытащив зажатый между ногами арбалет, осторожно спустился вниз.
Положив на место лестницу. Лимон прошел мимо лежащего Блэка. Тот с трудом приподнялся, тявкнул, но на большее сил не хватило.
Лимон ехал по освещенной луной зимней неразъезженной дороге.
Чистый бледно-искрящийся снег, задумчивые сонные деревья, черные избы, припавшие белыми шапками к белой земле, легко и быстро стирали недавние видения дачного эдема.
* * *
Федор Иванович Хромой в своих кругах слыл человеком надежным. Одно время даже держал общаг — был главным казначеем. Отдел отошел без скандалов и хвостов. Поэтому его появление никого не раздражало и не напрягало. Со своей вечной клюкой, внутри которой был спрятан двадцатипятисантиметровый обоюдоострый клинок, он обошел несколько явочных мест и за рюмкой коньяку получил некоторые скудные сведения о Лимоне. Мужик крутой. Ни с кем в контакт не вступает. Работает в одиночку. Удачлив. Хотели однажды загнать на разборку.
Долго преследовали по Варшавскому шоссе, почти до Подольска. Стреляли. В ответ он бросил гранату, и машину преследователей разнесло вдребезги. После этого оставили в покое. А нынче многие паханы хотели бы иметь с ним дело. Капиталы свои держит на Западе, наезжать на него не имеет смысла. Не отдает ни цента. К тому же никому не мешает. Бомбит по очень крупным верхам, наверняка имеет надежное прикрытие в министерстве безопасности. Говорят, из бывших военных.
Воевал где-то в Африке. Хромой наматывал на ус информацию. Успокоился только тогда, когда достал ксерокопию анкеты, заполненной рукой Лимона, и четыре его фотографии из личного дела. Это хранилось в архиве Министерства обороны. Там пришлось раскошелиться. Теперь анкетные данные Лимона — в миру Владимира Борисовича Тарасова, из Саратова, 1957 года рождения — перекочевали в карман Хромого. Федор Иванович серьезно обмозговывал предложение Юрика. Эка, куда махнул мелкий сводники прощелыга! Такого удачливого рэкетира сдать ментам.
Годами выработанное правило — большой карась на мелкий крючок попадается — на сей раз могло сработать против Лимона. Федор Иванович не мог устоять перед желанием встрять в эту игру. Спинным мозгом чувствовал, что лучше гулять дома по балкону, а голова не хотела с этим мириться. В ней уже крутились варианты.
Первым делом следовало познакомиться с самой девкой и отцом придушенной. Повод Для визита подсказал Юрик при второй встрече с Хромым. Квартира принадлежала покойной. Значит, сейчас они проживают на птичьих правах…
* * *
Первый раз за последние дни меня будит звонок в дверь. Кого несет в такую рань? За окном, как обычно, — серо-тошно. Звонок издевательски продолжает звонить. Почему Пат не открывает? Ушел или пьяный? Какую хренотень он вчера нес. Мерзкий звонок! Мне бы лежать, зажав уши, а я иду открывать.
Любопытно. На ходу набрасываю Наташкин халатик. В кармане все еще лежит ее записная книжка. В ней телефон убийцы. Открываю дверь. На пороге подозрительный старик. Опирается на палку.
— Чего надо?
— Ты, девуля-красуля, и нужна. Говорит вкрадчиво, хотя по физиономии на добренького не похож.
— Я вас не знаю.
— Поговорим — узнаешь. Вопрос деликатный, квартирный…
Прикол! Подкашиваются ноги. Из ЖЭКа! Быстро объявились. Что делать? Хамить ему — мне же во вред. Когда-то же это должно было произойти.
Пытаюсь губами скорчить нечто вроде улыбочки.
— Заходите. Я сейчас, — сама бегу в комнату к Пату. Он спит в кресле-качалке. Нет, не спит. Глаза открыты.
— Пат, там из ЖЭКа пришли. Поговори с ними, ты же отец.
Не отвечает. Умер? Дышит, значит — притворяется.
— Вставай, Пат, — трясу его за плечо. Оказывается, он совершенно пьяный. Шевелит губами. Вместо слов одни пузыри. Придется выкручиваться самой.
Старик по-хозяйски расселся на диване. Хорошо, что убрала Наташкину постель.
— Слушаю вас.
— Меня зовут Иван Христофорович, — соврал Федор Иванович на всякий случай. — Квартира эта на сегодняшний день является свободной. Мне предложили ее купить. Такие пироги, девуля-красуля. Тебя Ольгой кличут?
Спрашивает и при этом слащаво улыбается.
— Ну… — что дальше говорить, и сама не знаю.
— Тогда давай осмотрим квартиру, — напирает старый хрен. Прется прямо в мою комнату. Неудобно, там постель разбросана, и вообще непорядок.
Ходит со своей клюкой, все осматривает. Зачем-то стучит кулаком по стенам.
Лучше бы себе по голове. Ко всему, уселся прямо на простыни. Наглец! Но не успеваю заорать на него, как он прищурился и поманил пальцем. Неужто приставать начнет? Лучше с квартиры съеду, чем с ним. Но покорно подсаживаюсь.
— Ходят слухи, что у тебя богатый дружок имеется, — шепчет он мне.
Пожимаю плечами.
— Не отнекивайся. Мне известно. Если меня сведешь с ним, квартиркой и в дальнейшем пользоваться будешь… — подмигивает и хлопает по моей вылезшей из-под халата коленке.
Старый хрен! Убей, не понимаю, кого он мне приписывает.
— Вы… Как вас?
— Иван Христофорович.
— Да-да. Вы меня с кем-то пугаете. Мы живем скромно. Пат, ну, отец значит, дочку похоронил. Квартира ее, поэтому он здесь по праву.
— Ошибаешься, девуля-красуля. Он не прописан. Завещания не имеется. Жилплощадь не приватизирована. Получается, оба вы временные. А про дружка можешь признаться. Я к нему интерес имею.
Вот пристал. О ком спрашивает? Богатый… Наверняка видел меня с Вадимом Борисовичем… Тогда понятно.
— Какие у вас дела к Вадиму Борисовичу?
— Не Вадим, а Владимир Борисович.
Достал, старый хрен. Я всю ночь с этим Вадимом трахалась, а он мне рассказывает, как его зовут! Стараюсь Держаться не нагло. Повторяю:
— Его зовут Вадим Борисович.
Старик отрицательно машет головой. Потом вдруг соглашается:
— Может быть… А какой он из себя?
Нехотя описываю:
— Высокий, полный, детское лицо. В очках. Руки волосатые. Золотой перстень.
— Нет, нет, не он! — старый хрен совсем обалдел. Машет перед моим носом дурацкой палкой. — Я тебе о другом говорю.
— Другого не знаю.
— Знаешь. С кем познакомилась после того, как тебя… словом, без обоюдного согласия…
Я вся впадаю в дрожь. Неужели Валерий меня выследил? Ах ты, гад!
Вскакиваю:
— Значит, вы знакомы с этим подонком?
— Каким?
— Валерием.
— Кто он?
— Клиент Юрика!
Старик шумно выдыхает воздух:
— Я о спасителе твоем говорю.
— А… о Борисе… — успокаиваюсь я.
— Да не Борис его зовут. Всех своих дружков перепутала, — снова начинает заводиться старый хрен.
— А я говорю — Борис. Он меня к Юрику возил. Его Юрик перепугал до смерти. Смылся на раз. Насчет богатства что-то незаметно. «Жигули» дрянные и сам не по фирме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36