Бронетранспортер тронулся.
— Ты бы занял свое место за пулеметами. — сказал я оператору-наводчику, который сидел у борта на скамейке.
— Да ладно, рано еще! Обстрел начнется — тогда и займу.
— Когда обстрел начнется, поздно будет.
Парень с неохотой уселся за пулеметы Я покачал головой — ну и вояки! Если в эти бойцы ко мне в свое время попали, я бы их дисциплине живо научил! Мои парни украдкой улыбались — они видели выражение моего лица.
* * *
Бронетранспортер медленно пополз по дороге. Но не прошло и нескольких минут, как впереди сверкнули стоп-сигналы другого бэтээра. Мы снова встали. Езда в колонне тем и ужасна: плетешься как черепаха и обогнать никого не можешь.
Сержант сидел в командирском кресле и что-то мурлыкал себе под нос. Складывалось впечатление, что ловит он рацией не приказы командиров, а какие-нибудь современные шлягеры.
Дорога была долгой и изматывающей. Даже на шоссе колонна не разгонялась больше сорока километров в час. Я видел, как не только солдаты, но и мои парни начинают клевать носами. Ладно, пусть поспят. Неизвестно, когда потом удастся.
Потом колонна свернула с шоссе на грунтовую дорогу. С обеих сторон замелькала густая зелень. «Вот они — самые неприятные для нас места, — подумал я. — За тридцать метров уже ничего не видно. К колонне можно подойти почти вплотную...» И словно подтверждая мои мысли, впереди что-то ухнуло. Бронетранспортер встал.
— Фугас. Головная тачка подорвалась, — сообщил нам сержант, послушав, что говорят в наушниках, и скомандовал своим: — К бою!
Буквально тут же о левый борт нашей машины звонко зацокали пули. Солдатик открыл одну из бойниц и выставил в нее автомат. Оператор-наводчик торопливо сел за пулеметы, попытался развернуть башню в ту сторону, откуда стреляли, но у него ничего не вышло.
— Башня не вертится! Заклинило! — закричал он.
А бой тем временем нарастал. Со всех сторон уже раздавались выстрелы, сливающиеся в сплошной адский грохот.
— Отвали, салага! — прикрикнул на наводчика Боцман. Он согнал парня с кресла и с силой ударил ногой по ручке колеса, с помощью которого приводился в действие механизм вращения башни, после чего сам уселся в кресло наводчика и повернул пулеметы влево. Нажал на кнопку электроспуска, но выстрелов не последовало.
— Ты, что же, сука, пулеметы не взвел! — заорал на наводчика Боцман.
Тут же к пулеметам подскочил Мухин, резко потянул на себя ручки взвода:
— Готов!
Пулеметы загрохотали над нашими головами. Боцман стрелял из обоих стволов. Гильзы со звоном сыпались в мешки.
Ох, как не люблю я сидеть в замкнутом пространстве бронемашины и ждать, когда противник продырявит ее из гранатомета! Лучше уж по воздуху немного прогуляться.
— Работаем! — закричал я своим. — Боцман прикрывает, я выхожу.
— Куда без оружия? — закричал Артист.
— Дай-ка на минутку, — попросил я автомат у солдатика, сидящего у бойницы.
— Э-э, как это? — возмутился было боец, но, глянув мне в глаза, послушно отдал оружие.
Я открыл нижний люк бронетранспортера и выбрался наружу. Сразу же распластался на земле — к стоящим на месте машинам «чехи» давно уже пристрелялись.
Боцман сверху дал очередь. Пара трассирующих пуль красиво ушла в листву, словно прокладывая мне дорогу. Я вскочил и, нагнувшись, кинулся в кустарник.
Далеко бежать не пришлось — метрах в сорока от дороги я обнаружил двух убитых «чехов» — наверняка работа Боцмана. Вот и замечательно, можно считать, что двое из нашей команды уже вооружены, осталось вооружить еще двоих. Я услышал, как впереди зашуршали кусты, и дал туда короткую очередь, после чего сделал обманный маневр: бросился влево, а потом резко вперед, пытаясь обойти отступающего противника. Здесь главное — фактор неожиданности. Отступая, противник всегда оглядывается, его внимание сосредоточено на том направлении, откуда по нему стреляют. Он таращился в одну сторону, а по нему вдруг открывают огонь совсем с другой. Он теряется, паникует, начинает совершать ошибочные действия. И все, он уже покойник! В этом деле главное — не попасть под свою пулю. Обидно погибнуть от рук своих же, а часто именно так и бывает. Сколько раз я со своими бойцами попадал под обстрел нашей артиллерии! Бывало, идешь по горам, и вдруг вокруг тебя снаряды начинают рваться. Ложись да молись, чтобы не накрыло. Пока артнаводчик по рации скорректирует огонь, сто раз погибнуть можно!
Давненько не бегал я вот так по лесу с автоматом! Пули шуршали то справа, то слева, то низко над головой. Иногда мне даже казалось, что я по звуку могу отличить «свою» пулю от «чужой». Но это, конечно, сущая ерунда! У «чехов» такие же «калаши», как и у нас.
Я быстро обошел группу из трех человек и, когда они собирались переправляться через ручей, дал длинную очередь. Двое упали, один успел юркнуть в кусты. Встреча с основной группой противника в мои планы не входила, поэтому я забрал их оружие и быстро ретировался. Ничего особенного — обычная спецназовская работа...
* * *
...Лежа в куче хвороста на опушке леса, Док и Адриано давно уже наблюдали за стариком-чеченцем, пасшим на зеленом склоне небольшую отару овец. Помогала ему собака — овчарка. Как только какая-нибудь овечка, увлекшись травой, начинала отставать, овчарка с лаем гнала ее к отаре.
Беглецы рассчитывали двинуться дальше, когда старик со своими овцами скроется из вида, но все вышло иначе.
У кромки леса, у подножия горного пастбища, трава была сочнее, и старик погнал отару вниз — прямо в сторону той опушки, на которой спрятались Док и Адриано.
Неожиданно овчарка, забыв о стаде, кинулась к их убежищу и принялась бешено лаять и рыть лапами землю. Старик, решив, что в хворосте спрятался зайчонок, попытался было оттащить овчарку за ошейник. Но собака так упиралась всеми четырьмя лапами, не желая уходить, что старик даже замахнулся на нее палкой. Он стал вглядываться в кучу хвороста, пытаясь среди наваленных веток что-нибудь увидеть, потом скинул с плеча винтовку и для очистки совести дважды выстрелил в кучу, прежде чем двинуться своей дорогой. Овчарка полаяла еще немного и побежала догонять стадо.
Когда старик с отарой скрылся за склоном, из хвороста раздался тихий стон. Это не повезло Доку — одна пуля старика ушла в землю, а другая угодила ему в ногу. Всю ночь они шли, а под утро спрятались в этой куче, надеясь немного отдохнуть, отлежаться, поспать. Поспали!
— Ранить? Где ранить?
— Сильно течет, Адриано! Промыть надо, перевязать.
— Да-да! — Итальянец начал раскидывать ветви.
— Тихо ты, а то собака вернется! — зашипел на него Перегудов. — Я лучше потерплю немного.
— Нет-нет, терпеть нет. Много крови, можно умирать, — замотал головой Адриано. Он вылез из кучи, закинул на плечо автомат и помог Перегудову подняться.
Док попробовал ступить на раненую ногу, но тут же сморщился от боли.
— Палку мне надо. Костыль.
— Я помогать. Потом палка. — Адриано взвалил Дока себе на плечи и потащил вниз, к ручью.
Около воды он аккуратно опустил Дока на камни.
— Штанину разорвать надо, — сказал Перегудов, но итальянец не понял, и тогда Док показал жестом на его рубахе: — Рвать, рвать!
Адриано кивнул. Послышался треск разрываемой материи.
— Молодец. Теперь рану промыть надо. Понял, нет? Потом вот этим присыплем. — Перегудов вынул из кармана упаковку с сильным антибиотиком. Чеченцы, когда обыскивали, хотели отобрать ее, но он сказал, что без этого не сможет жить, и они оставили лекарство.
Адриано снял с себя рубаху, оторвал один рукав и, тщательно прополоскав его в ручье, принялся аккуратно смывать с раны кровь.
Док заскрипел зубами от боли.
— Ничего, ничего, — бормотал Бернарди. — Сейчас терпеть немного.
Перегудов взглянул на раненую ногу, скривился.
— Хорошо, теперь я сам.
Он аккуратно ощупал рану. Вдруг вскрикнул и повалился на камни без сознания.
— Что? Что? — залепетал Адриано. Он зачерпнул ладонями воды, побрызгал на Дока.
Тот пришел в себя. Сказал, корчась от боли:
— Пуля не очень глубоко. Кость не задета. Надо бы достать, — сказал он.
— Как? — удивился Адриано.
— Молча. Сходи за хворостом, нужно костер развести. Огонь, понял?
Итальянец кивнул и убежал за хворостом. Скоро он вернулся с целой охапкой сухих веток.
Док протянул ему зажигалку. Адриано долго не мог развести костер, но в конце концов у него это получилось, огонь весело заплясал по сушняку.
Док свинтил пробку с маленькой плоской фляжки, которую он носил в специальном чехле на поясе. Эта фляжка была с ним еще с первой чеченской. Обычно он наливал в нее спирт или коньяк — рану промыть, взбодриться, согреться. Но сейчас она, конечно, была пуста.
— На вот, набери воды и поставь фляжку на огонь. Итальянец все сделал, как велел ему Перегудов.
— Дай-ка сюда автомат!
Адриано протянул ему автомат. Док вытянул из-под ствола шомпол, осмотрел его.
— Опусти во флягу, в воду. Понял?
— Да-да. — Бернарди подумал: неужели этим страшным металлическим прутом Иван собирается извлечь из ноги пулю?
— А что, у тебя есть предложение получше? — словно прочитал его мысли Перегудов. — Был бы нож...
— Нож! Нет, нож нету, — покачал головой Адриано.
Когда вода во фляжке почти полностью выкипела, Док велел достать из нее шомпол. Он снова стер кровь и осторожно ввел металлический штырь в рану, пытаясь нащупать им застрявшую пулю.
От боли у него на глазах выступили слезы. Одно неловкое движение, и Перегудов тут же потерял сознание.
— Иван! Иван! — Адриано снова стал брызгать на него, но на этот раз Док не спешил приходить в себя.
Тогда итальянец перекрестился, торопливо прошептал слова молитвы Пресвятой Деве Марии и взялся за дело сам. Одной рукой он сдавливал рану, нащупывая пальцами пулю, другой пытался подцепить ее шомполом. От вида крови у Адриано всегда кружилась голова, но на этот раз он все-таки сумел взять себя в руки. Наконец у него получилось: остроносая окровавленная пуля была извлечена наружу. Адриано ополоснул ее в ручье и сунул в карман. После чего опять промыл рану товарища и, как велел Док, присыпал ее белым порошком.
Теперь рану нужно было чем-нибудь перевязать. Итальянец со вздохом снова стянул с себя рубаху, оторвал второй рукав.
Когда перевязка была закончена, он без сил опустился на камни и закрыл глаза. Ему слышался крик чаек, плеск волн, родная итальянская речь, виделись блики на воде. Словно на мгновение он очутился дома, в родной Генуе...
Очнулся он от звонкого тявканья. Адриано мгновенно открыл глаза, замер, прислушиваясь. Ему показалось, что где-то неподалеку брякнул автомат. Он торопливо вскочил, раскидал догорающие ветки, передернул затвор автомата и, взвалив на себя Дока, как мог быстро перешел ручей и скрылся в лесу.
Минуты через три из зарослей кустарника появились вооруженные чеченцы. Их было пятеро — мобильная разведгруппа. Один из них присел на корточки перед костровищем, осторожно взял обгоревшую фляжку, продемонстрировал ее своим товарищам, сказал что-то резко-гортанное.
— Аллах акбар! — прокричали чеченцы и бросились в погоню за гяурами.
* * *
Колонна стояла на шоссе. Около шестьсот первого бронетранспортера по стойке «смирно» застыл его экипаж: сержант, оператор-наводчик и солдатик-стрелок. Вид у всех троих был довольно бледный. Перед ними, бешено вытаращив глаза, стояли заместитель командира полка подполковник Назаров и начальник штаба майор Беглов.
— Сержант, где журналисты, я спрашиваю! — заорал Назаров, брызгая слюной.
— Ну я же говорю... — начал было сержант.
— Что вы говорите? Вы мямлите, так что ничего разобрать нельзя. Давайте-ка с самого начала. Итак, головная машина подорвалась на фугасе...
— Да, я по рации услышал, что один двухсотый и приказ открыть огонь по «зеленке».
— Ну и?.. Вы выполнили приказ?
Сержант замялся. Зло посмотрел на оператора-наводчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38