Крыльцо было усыпано обломками игрушек. Возле ступеней вился сладкий горошек.
Он позвонил в дверь.
Через несколько мгновений какая-то женщина открыла дверь; быстро заглянув внутрь, Баллард увидел загроможденную жилую комнату, что-то вещающий новый цветной телевизор, новый, затянутый сукном стол для игры в покер.
— Если вы что-нибудь продаете...
— Покупаю, — сказал Баллард.
Женщина хотела было уже захлопнуть дверь, но, услышав его слова, задержалась. Она была в шортах и лифе, с завязками на шее, босиком, на лицо тщательно наложена косметика, ногти на руках и ногах покрыты сверкающим лаком. Между полными грудями, полуприкрытыми лифом, темнела глубокая впадина; ноги стройные; видневшаяся между лифом и шортами часть живота — плоская и упругая. В узком лице, увенчанном поблескивающими каштановыми волосами, было что-то лисье.
— И что же вы покупаете?
— Информацию о Гриффине.
Ее большие карие глаза смотрели непонимающе, ресницы даже не дрогнули. Вот, блин, промашка?
— Чарлз М. Гриффин. Я слышал, что он живет здесь.
Она чуть ли не с сожалением покачала головой:
— Вы ошиблись. Я не знаю такого.
— А ваш муж?
Она изменила позу, нарочито сексуально выставив бедро, и прикоснулась им к тыльной стороне руки Балларда. Баллард тут же убрал руку: от этой женщины можно ждать любых неприятностей, а он не хотел их, особенно сейчас.
— Может, он и знает его по работе. Понятия не имею.
— А может, Гриффин — один из игроков в покер?
— Покер? — Она перехватила его взгляд, устремленный на стол. — А, покер... Нет, я никогда не слышала о Гриффине, — добавила она.
Баллард показал на «олдсмобил», изобразив при этом улыбку.
— Когда я подъехал, то подумал, что это машина Гриффа. В последний раз, когда я его видел, у него был красно-белый «тандерберд».
Она нахмурилась, затем вдруг воскликнула:
— Кажется, я вспомнила. Красно-белый «тандерберд». Со всеми, какие только бывают, прибамбасами. На такой машине около месяца ездит Хоуи Одум. На прошлой неделе я и сама каталась на ней... — Она прикусила язык, как ребенок, выболтавший какой-нибудь секрет.
На прошлой неделе! Если автомобиль Гриффина здесь, то и сам он должен быть неподалеку.
— Где я могу найти мистера Одума?
Вместо того чтобы ответить на этот вопрос, она сказала:
— Гриффин. Чарлз Гриффин. Именно так его зовут. Хоуи сказал мне в апреле, через пару недель после того, как купил автомобиль, что на это имя могут приходить письма и он будет забирать их. Но никаких писем не было. Возможно, правда, мой муж находил их в почтовом ящике и отсылал обратно.
Изнутри послышался плач проснувшегося ребенка. Женщина посмотрела на Балларда с каким-то странным тайным значением.
— Надеюсь, вы не придете сюда еще раз?
— Нет, если найду Гриффина.
— Бога ради, ничего не говорите моему мужу о Хоуи. — Она положила руку ему на лоб. — Пожалуйста! Он меня убьет, если узнает, что я встречалась с Хоуи... Он... они поссорились.
— Мне нужен адрес Одума, — безжалостно настаивал Баллард.
— Послушайте, у меня его нет. Честно. Мы не делали ничего плохого, только катались на «тандерберде»... мы правда не делали ничего плохого. — Судя по всему, они все-таки занимались любовью. Ребенок уже орал во все горло. — У меня здесь только один малыш, остальные двое в школе.
— В какие бары ходит Одум?
— Он даже не заглядывает в бары. Видите ли, у него крупные неприятности. С федеральными властями. Два, три года назад он оказался в трудном положении, ну и... подделал несколько чеков, среди них и чеки Боба. Поэтому Боб и он...
— Неприятности у Одума были из-за подделки чеков?
— Послушайте, мне надо переодеть ребенка. Я говорила вам чистую правду, надеюсь, вы не заложите меня Бобу?
— Конечно нет, — мягко сказал он. — Миссис...
— Шарон Биг... просто Шарон.
Баллард не стал давить на нее. Имена можно легко узнать. К тому же он уже выяснил все, что можно было выяснить. Если бы Одум околачивался в местных барах, его наверняка судили бы в Конкорде. Увидев, что женщина закрывает дверь, он сделал последнюю попытку:
— Но вы должны знать, где живет Одум. Хотя бы приблизительно.
Ее глаза, две большие бусины, выглянули из щели.
— Я думаю, где-нибудь в Окленде, Алемеде. Он никогда не говорил... честно...
Дверь закрылась. Баллард спустился по ступеням и пошел через густо заросший травой двор. По пути он наткнулся на полузакрытую вагонетку без колес и, выругавшись, остановился, ожидая, что из нее вылетит выводок перепелок.
Когда он садился в машину, в его воображении вдруг соединились два образа. Одум Хоуи, с которым Шарон, усталая мать троих детей, невзирая на это, не утратившая привлекательности, садится на заднее сиденье «тандерберда». И курчавый приятель Гриффина, досаждавший Шери с Калифорния-стрит. Вполне можно предположить, что это один и тот же человек. Подделыватель чеков, бывший заключенный, вполне вероятно, с вкрадчиво-приятной наружностью.
Вполне вероятно, что он высок и красив. Однако после отсидки у него могут быть проблемы с сексом.
Одум и кудрявый приятель Гриффина естественно сливались в одно лицо.
Именно с Одума и следовало начать дальнейшие поиски.
Баллард отъехал от кромки тротуара. Радиотелефон издал какие-то нечленораздельные звуки, похожие на бульканье воды в сточной канаве, а затем голосом Дэна Кёрни ясно и отчетливо произнес:
— СФ-1 вызывает СФ-6.
Баллард схватился за микрофон. Голос звучал слишком громко, без каких-либо искажений, чтобы доноситься из Окленда, расположенного по другую сторону холмов.
— Говорит СФ-6, — сказал он.
— Через три минуты встретимся в небольшом кафе на углу Уиллоу-Пасс и Маунт-Дьябло-стрит.
— Только ничего там не ешь, — посоветовал Баллард. — У них не еда, а отрава.
— Десять четыре. СФ-1 отключается.
Баллард весело побарабанил по рулю. Расследование ведет сам Кёрни. У него наверняка есть какие-нибудь идеи, как выйти на Хоуарда Одума. А через него — на Чарлза М. Гриффина. Челюсти наконец смыкаются. Подъезжая к универсалу своего шефа, он вдруг подумал: «А откуда, черт побери, Кёрни узнал, что я на Маунт-Дьябло-стрит?»
* * *
— От адвоката Хоукли, — объяснил Кёрни. При этом он даже не упомянул о том, какие неприятные подробности вскрылись в отношениях Хоукли и Кугана. Сорок минут пустопорожнего трепа.
— Я думаю, по этому адресу уже ничего не узнаешь, — сказал Баллард. — Я выжал из нее все, что она знала. Поскольку приговор выносился на федеральном уровне...
— Я в этом сомневаюсь, — сказал Кёрни. Более того, он сомневался и в том, что Балларду удалось выжать из Шарон все, что она знала. На женщин надо давить и давить, пока они не начнут плакать, но нельзя загонять их в угол — тогда они становятся упрямыми. Это настоящее искусство. — Федеральные власти вмешиваются лишь тогда, когда затронуты интересы нескольких штатов, — продолжал он. — Одум же, вероятно, подделывал чеки лишь в местных барах, тут-то, наверно, его и взяли за одно место. Он, должно быть, сидел в Квентине, не в Ломпоке.
— И как же нам его найти?
— Мы должны отыскать полицейского, под чьим наблюдением он находится. Если его посадили два года назад, а сейчас он на свободе, это означает, что его освободили условно. — Кёрни бросил взгляд на часы. — Три тридцать. Самое время побывать в Оклендском отделении надзора за условно освобожденными. Помни только, что ты просто детектив, разыскивающий машину, на которой, по твоему предположению, разъезжает сейчас Одум.
— Ты хочешь, чтобы я молчал о том, что сделали с Бартом?
— Об этом ни слова. — Кёрни скорчил гримасу. — Тут у них даже кофе отпадный... Обыкновенное изъятие. Упирай на тот факт, что все условно освобожденные не имеют права ездить на машине без разрешения надзирающего за ними лица, ибо могут возникнуть проблемы со страховкой. Адрес Одума надо узнать у его надзирателя. — Он помолчал секунду. — Тебе что-нибудь известно об этом Одуме?
— Я все думаю, уж не тот ли это кудрявый недоносок, который приставал к Шери в феврале — как раз перед тем, как Гриффин смылся.
— Или, вполне возможно, его убрали, — сказал Кёрни. Баллард как раз собирался захлопнуть свой кейс, но при этих словах замер. — Все это произошло в феврале, — продолжал его шеф. — Постарайся выяснить, был ли Одум освобожден до восьмого февраля, до той ночи, когда у Шери произошла стычка с этим извращенцем с фонариком.
— Но почему ты предполагаешь, что Гриффина могли убрать?
— Подумай сам. Никто из тех, с кем мы разговаривали, не видел его после девятого февраля.
— Но он приходил к Шери в марте, — указал Баллард.
— По ее словам, кто-то позвонил ей. Прямо из бара. Этот кто-то был пьян, одновременно с голосом в трубке слышалась музыка. Так громко, что она с трудом понимала, что ей говорят.
У Балларда появилось странное чувство — будто его обманули. Будто все проведенное им расследование вывернули, если так можно выразиться, наизнанку. До сих пор все его усилия были сосредоточены на поисках Гриффина, но если преступник не он, то кто же?..
— Он распродал всю свою мебель, снял себе жилье в Сан-Хосе. Будь это Гриффин, зачем он стал бы такое проделывать? Не вижу никакого смысла. Мебель была продана по объявлению в газете. Покупателей предупредили, что им следует платить Шери чеками, которые она не могла предъявить в банк. Дом на Мидфилд-роуд был снят по телефону и оплачен банковским чеком по почте.
— Однако в банке он назвался Гриффином.
— Ну и что? При покупке банковского чека никто не требует предъявить удостоверение личности. Ведь он оплачивается наличными. Все это снова выводит нас на бывшего заключенного Хоуарда Одума. По всей видимости, он ездит в машине Гриффина, он же, как мы знаем, получает почту на имя Гриффина.
На некоторое время Баллард задумался. Наконец он произнес:
— Если Гриффин не был растратчиком, тогда почему Одум?..
— Я не сказал, что Гриффин не был растратчиком. Какую цифру назвал тебе Элькин? Не хватает якобы около тридцати тысяч баксов. Допустим, так оно и есть. И что же мог сделать Гриффин с такою суммой? Положить ее на счет? В банковский сейф? Слишком рискованно. Остается только запихнуть деньги в пустую консервную банку и спрятать их на заднем дворе. И тут как раз умирает его старая мать. Он волен делать что хочет: много покупает, тратит и пьет. Пьет напропалую — ведь, как установили конкордские копы, он совершил три ДТП за один месяц. Однажды вечером он пьет в компании с только что освободившимся из тюрьмы, ожесточившимся против всего человечества Одумом... Дальнейшее можешь представить себе сам.
Баллард посмотрел на часы, встал:
— Уже четыре. Пора снова приниматься за работу. Ты не спрашивал у Гизеллы, как там Барт?
— Два часа назад, во всяком случае, не было никаких перемен. Позвони мне, как только вернешься на эту сторону холмов. А если ты сумеешь заполучить адресок Одума, смотри, не пытайся действовать против него один. Усек?
— Хорошо, усек, — сказал Баллард. И в самом деле, недоставало еще, чтобы какой-нибудь сукин сын спустил и его с обрыва. Пусть даже в «ягуаре».
* * *
Вечерело. Пластиковые флажки, прикрепленные к грудам старого металла на свалке машин, трепеща, плясали на ветру. Свалка выглядела как аукцион, где продаются коллекционные машины. Сделав левый поворот, Баллард выехал на Гроув. Дом номер 2229. Старая трехэтажная постройка из бурого кирпича, одиноко стоящая среди заросших сорняками строительных участков.
— Пожалуй, вам надо начать со старшего надзирателя, — предложила телефонистка, сидевшая за окошком, врезанным в переднюю дверь. В ее облике было что-то доброе, матерински-ласковое, именно поэтому, вероятно, ее и приняли сюда на работу. Включив и выключив несколько штекеров, она сказала:
— Идите по коридору направо до самого конца, затем поверните налево и войдите в первую дверь справа, у самого подножья лестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Он позвонил в дверь.
Через несколько мгновений какая-то женщина открыла дверь; быстро заглянув внутрь, Баллард увидел загроможденную жилую комнату, что-то вещающий новый цветной телевизор, новый, затянутый сукном стол для игры в покер.
— Если вы что-нибудь продаете...
— Покупаю, — сказал Баллард.
Женщина хотела было уже захлопнуть дверь, но, услышав его слова, задержалась. Она была в шортах и лифе, с завязками на шее, босиком, на лицо тщательно наложена косметика, ногти на руках и ногах покрыты сверкающим лаком. Между полными грудями, полуприкрытыми лифом, темнела глубокая впадина; ноги стройные; видневшаяся между лифом и шортами часть живота — плоская и упругая. В узком лице, увенчанном поблескивающими каштановыми волосами, было что-то лисье.
— И что же вы покупаете?
— Информацию о Гриффине.
Ее большие карие глаза смотрели непонимающе, ресницы даже не дрогнули. Вот, блин, промашка?
— Чарлз М. Гриффин. Я слышал, что он живет здесь.
Она чуть ли не с сожалением покачала головой:
— Вы ошиблись. Я не знаю такого.
— А ваш муж?
Она изменила позу, нарочито сексуально выставив бедро, и прикоснулась им к тыльной стороне руки Балларда. Баллард тут же убрал руку: от этой женщины можно ждать любых неприятностей, а он не хотел их, особенно сейчас.
— Может, он и знает его по работе. Понятия не имею.
— А может, Гриффин — один из игроков в покер?
— Покер? — Она перехватила его взгляд, устремленный на стол. — А, покер... Нет, я никогда не слышала о Гриффине, — добавила она.
Баллард показал на «олдсмобил», изобразив при этом улыбку.
— Когда я подъехал, то подумал, что это машина Гриффа. В последний раз, когда я его видел, у него был красно-белый «тандерберд».
Она нахмурилась, затем вдруг воскликнула:
— Кажется, я вспомнила. Красно-белый «тандерберд». Со всеми, какие только бывают, прибамбасами. На такой машине около месяца ездит Хоуи Одум. На прошлой неделе я и сама каталась на ней... — Она прикусила язык, как ребенок, выболтавший какой-нибудь секрет.
На прошлой неделе! Если автомобиль Гриффина здесь, то и сам он должен быть неподалеку.
— Где я могу найти мистера Одума?
Вместо того чтобы ответить на этот вопрос, она сказала:
— Гриффин. Чарлз Гриффин. Именно так его зовут. Хоуи сказал мне в апреле, через пару недель после того, как купил автомобиль, что на это имя могут приходить письма и он будет забирать их. Но никаких писем не было. Возможно, правда, мой муж находил их в почтовом ящике и отсылал обратно.
Изнутри послышался плач проснувшегося ребенка. Женщина посмотрела на Балларда с каким-то странным тайным значением.
— Надеюсь, вы не придете сюда еще раз?
— Нет, если найду Гриффина.
— Бога ради, ничего не говорите моему мужу о Хоуи. — Она положила руку ему на лоб. — Пожалуйста! Он меня убьет, если узнает, что я встречалась с Хоуи... Он... они поссорились.
— Мне нужен адрес Одума, — безжалостно настаивал Баллард.
— Послушайте, у меня его нет. Честно. Мы не делали ничего плохого, только катались на «тандерберде»... мы правда не делали ничего плохого. — Судя по всему, они все-таки занимались любовью. Ребенок уже орал во все горло. — У меня здесь только один малыш, остальные двое в школе.
— В какие бары ходит Одум?
— Он даже не заглядывает в бары. Видите ли, у него крупные неприятности. С федеральными властями. Два, три года назад он оказался в трудном положении, ну и... подделал несколько чеков, среди них и чеки Боба. Поэтому Боб и он...
— Неприятности у Одума были из-за подделки чеков?
— Послушайте, мне надо переодеть ребенка. Я говорила вам чистую правду, надеюсь, вы не заложите меня Бобу?
— Конечно нет, — мягко сказал он. — Миссис...
— Шарон Биг... просто Шарон.
Баллард не стал давить на нее. Имена можно легко узнать. К тому же он уже выяснил все, что можно было выяснить. Если бы Одум околачивался в местных барах, его наверняка судили бы в Конкорде. Увидев, что женщина закрывает дверь, он сделал последнюю попытку:
— Но вы должны знать, где живет Одум. Хотя бы приблизительно.
Ее глаза, две большие бусины, выглянули из щели.
— Я думаю, где-нибудь в Окленде, Алемеде. Он никогда не говорил... честно...
Дверь закрылась. Баллард спустился по ступеням и пошел через густо заросший травой двор. По пути он наткнулся на полузакрытую вагонетку без колес и, выругавшись, остановился, ожидая, что из нее вылетит выводок перепелок.
Когда он садился в машину, в его воображении вдруг соединились два образа. Одум Хоуи, с которым Шарон, усталая мать троих детей, невзирая на это, не утратившая привлекательности, садится на заднее сиденье «тандерберда». И курчавый приятель Гриффина, досаждавший Шери с Калифорния-стрит. Вполне можно предположить, что это один и тот же человек. Подделыватель чеков, бывший заключенный, вполне вероятно, с вкрадчиво-приятной наружностью.
Вполне вероятно, что он высок и красив. Однако после отсидки у него могут быть проблемы с сексом.
Одум и кудрявый приятель Гриффина естественно сливались в одно лицо.
Именно с Одума и следовало начать дальнейшие поиски.
Баллард отъехал от кромки тротуара. Радиотелефон издал какие-то нечленораздельные звуки, похожие на бульканье воды в сточной канаве, а затем голосом Дэна Кёрни ясно и отчетливо произнес:
— СФ-1 вызывает СФ-6.
Баллард схватился за микрофон. Голос звучал слишком громко, без каких-либо искажений, чтобы доноситься из Окленда, расположенного по другую сторону холмов.
— Говорит СФ-6, — сказал он.
— Через три минуты встретимся в небольшом кафе на углу Уиллоу-Пасс и Маунт-Дьябло-стрит.
— Только ничего там не ешь, — посоветовал Баллард. — У них не еда, а отрава.
— Десять четыре. СФ-1 отключается.
Баллард весело побарабанил по рулю. Расследование ведет сам Кёрни. У него наверняка есть какие-нибудь идеи, как выйти на Хоуарда Одума. А через него — на Чарлза М. Гриффина. Челюсти наконец смыкаются. Подъезжая к универсалу своего шефа, он вдруг подумал: «А откуда, черт побери, Кёрни узнал, что я на Маунт-Дьябло-стрит?»
* * *
— От адвоката Хоукли, — объяснил Кёрни. При этом он даже не упомянул о том, какие неприятные подробности вскрылись в отношениях Хоукли и Кугана. Сорок минут пустопорожнего трепа.
— Я думаю, по этому адресу уже ничего не узнаешь, — сказал Баллард. — Я выжал из нее все, что она знала. Поскольку приговор выносился на федеральном уровне...
— Я в этом сомневаюсь, — сказал Кёрни. Более того, он сомневался и в том, что Балларду удалось выжать из Шарон все, что она знала. На женщин надо давить и давить, пока они не начнут плакать, но нельзя загонять их в угол — тогда они становятся упрямыми. Это настоящее искусство. — Федеральные власти вмешиваются лишь тогда, когда затронуты интересы нескольких штатов, — продолжал он. — Одум же, вероятно, подделывал чеки лишь в местных барах, тут-то, наверно, его и взяли за одно место. Он, должно быть, сидел в Квентине, не в Ломпоке.
— И как же нам его найти?
— Мы должны отыскать полицейского, под чьим наблюдением он находится. Если его посадили два года назад, а сейчас он на свободе, это означает, что его освободили условно. — Кёрни бросил взгляд на часы. — Три тридцать. Самое время побывать в Оклендском отделении надзора за условно освобожденными. Помни только, что ты просто детектив, разыскивающий машину, на которой, по твоему предположению, разъезжает сейчас Одум.
— Ты хочешь, чтобы я молчал о том, что сделали с Бартом?
— Об этом ни слова. — Кёрни скорчил гримасу. — Тут у них даже кофе отпадный... Обыкновенное изъятие. Упирай на тот факт, что все условно освобожденные не имеют права ездить на машине без разрешения надзирающего за ними лица, ибо могут возникнуть проблемы со страховкой. Адрес Одума надо узнать у его надзирателя. — Он помолчал секунду. — Тебе что-нибудь известно об этом Одуме?
— Я все думаю, уж не тот ли это кудрявый недоносок, который приставал к Шери в феврале — как раз перед тем, как Гриффин смылся.
— Или, вполне возможно, его убрали, — сказал Кёрни. Баллард как раз собирался захлопнуть свой кейс, но при этих словах замер. — Все это произошло в феврале, — продолжал его шеф. — Постарайся выяснить, был ли Одум освобожден до восьмого февраля, до той ночи, когда у Шери произошла стычка с этим извращенцем с фонариком.
— Но почему ты предполагаешь, что Гриффина могли убрать?
— Подумай сам. Никто из тех, с кем мы разговаривали, не видел его после девятого февраля.
— Но он приходил к Шери в марте, — указал Баллард.
— По ее словам, кто-то позвонил ей. Прямо из бара. Этот кто-то был пьян, одновременно с голосом в трубке слышалась музыка. Так громко, что она с трудом понимала, что ей говорят.
У Балларда появилось странное чувство — будто его обманули. Будто все проведенное им расследование вывернули, если так можно выразиться, наизнанку. До сих пор все его усилия были сосредоточены на поисках Гриффина, но если преступник не он, то кто же?..
— Он распродал всю свою мебель, снял себе жилье в Сан-Хосе. Будь это Гриффин, зачем он стал бы такое проделывать? Не вижу никакого смысла. Мебель была продана по объявлению в газете. Покупателей предупредили, что им следует платить Шери чеками, которые она не могла предъявить в банк. Дом на Мидфилд-роуд был снят по телефону и оплачен банковским чеком по почте.
— Однако в банке он назвался Гриффином.
— Ну и что? При покупке банковского чека никто не требует предъявить удостоверение личности. Ведь он оплачивается наличными. Все это снова выводит нас на бывшего заключенного Хоуарда Одума. По всей видимости, он ездит в машине Гриффина, он же, как мы знаем, получает почту на имя Гриффина.
На некоторое время Баллард задумался. Наконец он произнес:
— Если Гриффин не был растратчиком, тогда почему Одум?..
— Я не сказал, что Гриффин не был растратчиком. Какую цифру назвал тебе Элькин? Не хватает якобы около тридцати тысяч баксов. Допустим, так оно и есть. И что же мог сделать Гриффин с такою суммой? Положить ее на счет? В банковский сейф? Слишком рискованно. Остается только запихнуть деньги в пустую консервную банку и спрятать их на заднем дворе. И тут как раз умирает его старая мать. Он волен делать что хочет: много покупает, тратит и пьет. Пьет напропалую — ведь, как установили конкордские копы, он совершил три ДТП за один месяц. Однажды вечером он пьет в компании с только что освободившимся из тюрьмы, ожесточившимся против всего человечества Одумом... Дальнейшее можешь представить себе сам.
Баллард посмотрел на часы, встал:
— Уже четыре. Пора снова приниматься за работу. Ты не спрашивал у Гизеллы, как там Барт?
— Два часа назад, во всяком случае, не было никаких перемен. Позвони мне, как только вернешься на эту сторону холмов. А если ты сумеешь заполучить адресок Одума, смотри, не пытайся действовать против него один. Усек?
— Хорошо, усек, — сказал Баллард. И в самом деле, недоставало еще, чтобы какой-нибудь сукин сын спустил и его с обрыва. Пусть даже в «ягуаре».
* * *
Вечерело. Пластиковые флажки, прикрепленные к грудам старого металла на свалке машин, трепеща, плясали на ветру. Свалка выглядела как аукцион, где продаются коллекционные машины. Сделав левый поворот, Баллард выехал на Гроув. Дом номер 2229. Старая трехэтажная постройка из бурого кирпича, одиноко стоящая среди заросших сорняками строительных участков.
— Пожалуй, вам надо начать со старшего надзирателя, — предложила телефонистка, сидевшая за окошком, врезанным в переднюю дверь. В ее облике было что-то доброе, матерински-ласковое, именно поэтому, вероятно, ее и приняли сюда на работу. Включив и выключив несколько штекеров, она сказала:
— Идите по коридору направо до самого конца, затем поверните налево и войдите в первую дверь справа, у самого подножья лестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28