Фрейд снова встал и повернулся к нам.
— Очень странно. По-видимому, ее иллюзии сохраняются и под гипнозом, что случается не часто, — сообщил он нам с многозначительным видом.
— Иллюзии? — переспросил Холмс, открывая глаза. — Почему вы считаете, что это иллюзии?
— Потому что все это бессмыслица.
— Это далеко не одно и то же. А кто такой барон фон Лайнсдорф?
— Один из самых старых аристократов империи. Кажется, двоюродный брат императора. Умер несколько недель назад.
— Барон был женат?
— Не имею ни малейшего представления. Должен признаться, я в растерянности. Мне удалось разговорить ее, но из того, что она рассказывает, нельзя понять, что же с ней делать дальше.
Он озадаченно потирал руки, пока все мы созерцали эту странную пациентку. Ее губы зашевелились вновь.
— Могу теперь я задать ей несколько вопросов? — кивнул Холмс в ее сторону.
— Вы? — Фрейд, похоже, удивился сильней, чем хотел бы.
— Если вы не возражаете. Может быть, мне удастся пролить хоть каплю света в потемках, окружающих нас.
Фрейд задумался, потом пронзительно взглянул на Холмса, ожидавшего ответа с деланным безразличием. Но я понял по ряду признаков, известных лишь мне одному, как страстно ему хочется получить разрешение.
— Скорее всего, ей это не повредит, — предположил я, — и, раз уж вы сами признались, что пребываете в растерянности, помощь вам не помешает. А моему другу случалось находить смысл и в более бессмысленных вещах.
Фрейд колебался. Видимо, ему не хотелось признаваться ни в своей неудаче, ни в том, что ему все же нужна помощь. Но, думаю, он стал догадываться, как важно это было бы для Холмса, ставшего столь не похожим на самого себя в последнее время.
— Хорошо. Только быстрее. Действие успокоительного скоро закончится, и она снова станет недосягаемой для нас.
Глаза Холмса возбужденно блеснули, но он тотчас прикрыл их и последовал за Фрейдом, чтобы занять место перед плетеным креслом.
— Один господин хотел бы побеседовать с вами, Нэнси. Он уже здесь. Вы можете говорить с ним совершенно спокойно, как со мной. Вы готовы? — Фрейд наклонился к ней. — Вы готовы?
— Д-да.
Фрейд кивнул Холмсу, тот опустился на траву перед креслом и посмотрел снизу на женщину. Руки его покоились на коленях, а кончики пальцев были соединены, как всегда, когда он выслушивал своих посетителей.
— Скажите, Нэнси, кто связал вас по рукам и ногам? — спросил он. Холмс говорил мягко, как и Фрейд. И тут я вспомнил, что точно так же Холмс успокаивал своих взволнованных клиентов в гостиной на Бейкер-стрит.
— Я не знаю.
Тут доктор Фрейд и я заметили у девушки синяки на запястьях и голенях.
— Они связали вас кожаными ремнями, не так ли?
— Так.
— А потом заперли вас в мансарде?
— Где?
— На чердаке.
— Да.
— Как долго они держали вас там?
— Я... меня...
Фрейд предостерегающе поднял руку, и Холмс понимающе кивнул.
— Хорошо, Нэнси. Забудьте об этом. Лучше скажите мне: как вам удалось бежать? Как вы выбрались с чердака?
— Я разбила окно.
— Ногами?
— Да.
Теперь и я заметил порезы с тыльной стороны на ногах женщины, обутых в больничные тапочки.
— Потом вы перерезали свои путы осколками?
— Да.
— И спустились по водосточной трубе?
Очень осторожно Холмс осмотрел ее руки. Теперь, когда он обратил на это наше внимание, мы заметили и сломанные ногти, и ободранные ладони. В остальном кисти ее рук — длинные, правильные, изящные — были удивительно красивы.
— Вы упали, не так ли?
— Да... — Голос ее опять задрожал от волнения. Она до крови закусила губу.
— Взгляните сюда, джентльмены, — Холмс встал и осторожно откинул прядь ее золотисто-каштановых волос. Собранные в узел больничной прислугой, они теперь рассыпались и приоткрыли багровый кровоподтек.
Фрейд наклонился и дал понять Холмсу, что пора заканчивать. Тот повиновался и, отступив назад, стал выбивать трубку.
— А теперь надо спать, Нэнси. Спать, — приказал Фрейд.
Она послушно закрыла глаза.
Мы идем в оперу
— Что все это значит? — потребовал объяснений Фрейд.
Мы сидели в крохотном кафе на Сенсен-Гассе, чуть севернее больницы и института патологии, куда зашли, чтобы за чашкой вкуснейшего венского кофе поразмышлять над загадкой, заданной молодой женщиной, назвавшейся Нэнси Слейтер фон Лайнсдорф.
— Это злодейство, — тихо отвечал Холмс. — Мы не знаем, что в ее рассказе правда, что нет. Не вызывает сомнений, однако, что ее, связанную по рукам и ногам, морили голодом в комнате, выходившей окнами на узенькую улочку, и что ей удалось бежать именно так, как она нам рассказала. Жаль только, что в больнице ее заставили принять ванну и сожгли всю одежду. Знать бы, как она выглядела поначалу. Нам бы это очень помогло.
Украдкой я взглянул на Фрейда, надеясь, что тот не сочтет последнее замечание Холмса бессердечным. Конечно, сыщик понимал, что о женщине надо было позаботиться, — ведь она промокла до нитки и нуждалась в помощи, но в то же время для него люди нередко превращались в составные части загадки. В такие минуты подобные замечания Холмса в их адрес всегда казались удивительными для тех, кто не был знаком с его методом.
Доктор Фрейд был занят своими мыслями.
— Подумать только, я уже готов был решить, что она просто сумасшедшая, — бормотал он, — ну как я не увидел, что...
— Вы все видели, но ничего не заметили, — перебил его Холмс. — Зачастую в этой разнице все и дело.
— Но кто она такая? Действительно родом из Провиденса, штат Род-Айленд, или это плод ее воображения?
— Большая ошибка — делать выводы, не имея фактов, — предостерег Холмс. — Суждения получаются предвзятыми.
Он закурил трубку, а Фрейд уставился в кофейную чашку. За последние два часа они незаметно поменялись ролями. Если раньше учителем и вожаком был доктор, теперь им стал Холмс, что было для него привычнее, нежели положение беспомощного больного. Хотя лицо его оставалось непроницаемо, я знал, как ликует он от того, что вновь становится самим собой. А Фрейд, надо отдать ему должное, не противился тому, что вдруг оказался в учениках.
— Что же нам теперь делать? — спросил он. — Сообщить в полицию?
— Она уже побывала в руках полиции, когда ее нашли, — поспешно ответил Холмс. — Уж если тогда полицейские не смогли сделать для нее ничего путного, чего от них ждать теперь? Да и что мы им скажем? Мы знаем очень мало, скорее всего, недостаточно, чтобы власти стали действовать. По крайней мере, так было бы в Лондоне, — сухо заметил он. — Кроме всего прочего, если тут действительно замешана знать, полиция не захочет слишком углубляться в это дело.
— Что же вы предлагаете?
Холмс откинулся назад и уставился в потолок.
— А вы не хотите сами заняться этим делом?
— Я? — Холмс попытался изобразить изумление, но роль оказалась настолько сложной, что, боюсь, это был единственный случай, когда он переигрывал. — Да нет, что вы, в моем нынешнем состоянии...
— Ваше нынешнее состояние, насколько я успел заметить, не лишило вас ваших способностей, — нетерпеливо перебил Фрейд. — Кроме того, это настоящее дело — как раз то, что вам нужно.
— Ну хорошо, — Холмс выпрямился, перестав притворяться. — Прежде всего мы должны узнать все о бароне фон Лайнсдорфе: кто он, отчего умер, когда и тому подобное. И разумеется, необходимо выяснить, была ли у него жена, и если да, то какой национальности. Поскольку наша подопечная не смогла ответить на некоторые вопросы, попробуем подобраться к делу с другой стороны.
— Почему вы решили, что чердак, где прятали эту женщину, находился в доме, расположенном на узенькой улочке напротив другого здания? — спросил я.
— Элементарно, мой дорогой. Кожа этой особы бела как мел, а из ее слов вытекает, что окно в ее тюрьме было достаточной величины, чтобы через него пролезть. Вывод: хотя в помещении и было окно, что-то мешало солнечному свету проникать внутрь, иначе она не была бы такой бледной. Какая еще тут может быть причина, как не здание через улочку напротив? Можно также заключить, правда, с меньшей уверенностью, что здание, в котором держали несчастную, построено раньше, чем то, что напротив, ибо архитекторы, как правило, не имеют привычки строить дома, упирающиеся окнами в глухие кирпичные стены.
— Великолепно, — воскликнул Фрейд, который, как я понял, после слов Холмса и при виде его спокойствия и уверенности вновь обрел надежду.
— Все дело в том, — продолжал Холмс, — чтобы правильно выстроить имеющиеся сведения. Например, в «Буре» Шекспира потерпевшие кораблекрушение герцог и его спутники озадачены тем, что буря, прибившая их к острову Просперо, не промочила их одежд. Многие годы ученые мужи спорят, что же это за буря. Одни считают ее сверхъестественной, другие же утверждают, что это природное явление, однако загадка остается, поскольку остается сухая одежда. Пора бы догадаться, что истинной причиной была... дороговизна актерских костюмов — главная статья расходов в театре времен Елизаветы. Владелец театра просто не мог допустить, чтобы костюмы отсыревали, плесневели и гнили, не говоря уже о том, чтобы сами актеры схватили воспаление легких. Если принять это во внимание, легко предположить, что отец и сын Бербеджи попросили драматурга вставить в пьесу несколько строк, позволяющих им играть спектакль в сухих костюмах после яростной схватки со стихией. Кстати, — обратился он к Фрейду, — есть ли в Австрии справочник вроде «Книги пэров» Берка? Возможно, остаток дня не пройдет зря, если вы разыщете некоторые подробности, касающиеся покойного барона фон Лайнсдорфа.
Вас же, Ватсон, позвольте использовать как деку, усиливающую звук в скрипке, — сказал мне Холмс после того, как Зигмунд Фрейд отправился наводить справки о покойном вельможе. — Я должен быть очень осторожен, нащупывая верную дорогу, и не потому, что мы столкнулись с неразрешимой загадкой. Просто я сейчас как моряк, слишком долго проболтавшийся на берегу, которому надо снова привыкать к качающейся палубе.
Расплатившись, мы отправились по Верингерштрассе, затем завернули направо. Холмс вновь набил трубку и приостановился, чтобы раскурить ее, прикрываясь от легкого ветерка.
— Возможны две версии, Ватсон, — сказал он. — Либо эта женщина действительно та, за кого себя выдает, либо она заблуждается или старается ввести в заблуждение нас. Тут нечему удивляться, мой дорогой. Не исключено, что она просто дурачит нас. И все же оставим на время мысли о том, кто же она на самом деле, пока, как я уже сказал, не будем располагать нужными сведениями. Но в этой головоломке есть вещи, над которыми вполне можно порассуждать. Почему эту женщину держали на чердаке со связанными руками и ногами? Кем бы она ни была, принцессой или нищенкой, есть только два тому объяснения. Похитители хотели заставить ее что-то сделать или, напротив, стремились этому помешать.
— Поскольку она была связана, второе более вероятно, — предположил я.
Холмс взглянул на меня и усмехнулся.
— Возможно, Ватсон, возможно. Допустим, мы приняли за рабочую гипотезу, что она нищенка, причем нищенка, говорящая по-английски, да еще с американским акцентом. Что же такое могла она совершить, чтобы представлять для кого-то опасность? Если ее боялись и хотели помешать что-то совершить, то почему тогда оставили в живых? Почему бы им просто не... — его голос оборвался.
— Холмс, предположим, что эти люди, кто бы они ни были, действительно хотели от нее избавиться. Быть может, они довели ее до попытки самоубийства и именно поэтому она бросилась в канал при первой же возможности?
— Справедливый вопрос, Ватсон. Более того, бьющий в самую точку, хотя по-прежнему остается бесконечное число возможных объяснений. И каждое из них, как я подозреваю, зависит от того, кем окажется наша подопечная.
— Может быть, мы все преувеличиваем, на самом же деле ничего такого вовсе нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30