А что станете делать вы?
— С помощью доктора Ватсона постараюсь отыскать слабое место в стане наших противников, — ответил Холмс, выбивая трубку. — Сможет ли наша больная перенести завтра небольшое путешествие?
— Путешествие? Куда?
— Всего-навсего в пределах города. Я хотел бы устроить ей встречу кое с кем.
Фрейд задумался.
— Не вижу причины отказать вам, — с сомнением ответил он. — Ее можно назвать физически здоровой, если не принимать во внимание умственное расстройство и слабость, вызванную недоеданием, которая, кстати сказать, уже проходит.
— Великолепно! — Холмс встал, зевнул и похлопал себя по губам тыльной стороной ладони. — У нас выдался длинный денек, — заметил он, — а поскольку день грядущий обещает быть еще длиннее, думаю, самое время отдохнуть.
На том он откланялся и вышел.
— Что же такое он за всем этим усмотрел? — подивился я вслух.
— Не имею ни малейшего представления, — вздохнул Фрейд. — Похоже, нам действительно пора расходиться ко сну. Давно так не уставал.
Я тоже был измотан, но и после того, как тело мое уже расслабилось, разум продолжал метаться, пытаясь составить цельную картину из кусочков событий, которые нам пришлось пережить в этом прекрасном и в то же время зловещем городе. Подумать только — война в Европе! Миллионы жизней! Нередко я поражался удивительным способностям моего друга, однако не мог припомнить случая, когда на основании столь малых сведений он делал столь далеко идущие выводы. Господи, а что, если он окажется прав? Не знаю, как спалось в ту ночь Фрейду, мои же сны были еще ужаснее дневных страхов. Город Иоганна Штрауса, веселый и красочный, больше не казался танцующим под звуки изящных вальсов. В безумстве ночных кошмаров мне чудилось, что он весь охвачен душераздирающими воплями.
Наутро мы втроем наспех позавтракали, прежде чем разойтись по своим делам. Холмс ел с удовольствием, что было признаком выздоровления. Фрейд сидел с решительным видом, но больше молчал, и по беспокойству, написанному на его лице, я понял, что он тоже провел тревожную ночь.
Мы уже стояли на пороге, готовые уйти, как вдруг появился посыльный с телеграммой для Шерлока Холмса. Тот вскрыл послание, жадно пробежал его глазами, потом, не говоря ни слова, сунул бумагу в карман плаща и знаком дал мальчишке-посыльному понять, что ответа не будет.
— Наши планы остаются неизменными, — сказал он с легким поклоном, словно не замечая нашего явного любопытства. Бросив на него недовольный взгляд, доктор отправился восвояси, а Холмс повернулся ко мне. — Теперь, дорогой Ватсон, пора в дорогу и нам.
На фиакре мы добрались до больницы, где по записке Фрейда получили в свое распоряжение нашу больную. Судя по виду, ей стало лучше. Но по-прежнему она была ужасающе бледна и не проронила ни слова. Однако последовала за нами без сопротивления и послушно села в фиакр, поджидавший у ворот. Холмс нацарапал адрес на манжете, и мы отправились через весь город по нашему загадочному делу. Когда я спросил Холмса о цели поездки, он дал мне понять, что не хочет говорить об этом в присутствии безмолвной пассажирки.
— Всему свое время, Ватсон. Всему свое время.
— Как вы думаете, что выяснит в нотариальной конторе доктор Фрейд? — спросил я в надежде, что он посвятит меня в свои планы.
— Он узнает то, чего я жду.
Холмс повернулся к нашей спутнице и ободряюще улыбнулся, но та продолжала смотреть перед собой, видимо, не заметив его жеста. Серо-голубые глаза ее не выражали ничего.
Фиакр пересек Дунайский канал и въехал в часть города, застроенную огромными особняками, некоторые из них скорее походили на дворцы. Они располагались вдали от проезжей части, за высоким кустарником, так что нам были видны лишь зубчатые башенки да роскошные сады вокруг.
Наконец мы остановились у Валленштайнштрассе, а затем свернули на широкую дорогу, ведшую к довольно уродливому дому на пригорке; прямо перед нами раскинулся строго распланированный и ухоженный сад.
У въездных ворот стоял крытый экипаж. В тот момент, когда мы помогали нашей спутнице выбраться наружу, дверь дома распахнулась, и из нее вышел господин среднего роста с удивительно прямой спиной — самой прямо из тех, что мне приходилось видеть. Хотя он и был в штатском, в его движениях ощущалась та точность, что неизбежно выдает не просто военную косточку, а свидетельствует об образцовой прусской выправке. Однако лицом он не был похож на пруссака. Что-то в нем с первого же взгляда показалось мне знакомым. Он скорее напоминал английского конторщика. Он носил пенсне, аккуратно подстриженные баки; вид у него был слегка рассеянный, как у человека, не знающего или не помнящего в точности, где он находится.
Он поклонился нам, скорее даже даме, шедшей со мной под руку, и изящным движением приподнял шляпу, прежде чем исчезнуть внутри экипажа, который сорвался с места, насколько я успел заметить, без всякой команды.
Нахмурившись, Холмс некоторое время смотрел вслед удаляющемуся экипажу.
— Ватсон, вам не приходилось видеть этого господина совсем недавно?
— Видеть-то приходилось, но никак не могу припомнить где. Холмс, а чей это дом?
— Это венская резиденция барона фон Лайнсдорфа, — ответил он.
— Холмс, но это же чудовищно!
— Ну почему же? — Он осторожно высвободил руку, которую я было судорожно схватил. — Барона сейчас здесь нет.
— Но что, если он вернется?! Вы даже не представляете, какой вред это может причинить... — Тут я покосился на нашу молчаливую спутницу. — Вам, конечно, следовало бы сначала посоветоваться с доктором...
— Ватсон, дорогой мой, — невозмутимо перебил он меня, — ваши чувства делают честь и вам, и, насколько я могу судить, вашей профессиональной предусмотрительности тоже. Тем не менее время дорого, и, если это только возможно, мы должны ускорить игру. Во всяком случае, женщина, похоже, не узнала этот дом. Но кто скажет наверняка? Быть может, это-то и окажется тем потрясением, которое приведет ее в чувство.
Едва Холмс договорил, огромная дверь широко распахнулась. Внушительного вида слуга в ливрее осведомился, что нам нужно. Холмс вручил ему свою карточку и обращаясь по-немецки, благо его язык существенно улучшился со времени приезда в Вену, попросил провести нас к хозяйке дома.
Не моргнув и глазом, слуга взял карточку и отступил, позволив нам подождать в прихожей с высоким сводчатым потолком, откуда был виден огромный приемный зал, такой же богатый и уродливый, как и сам дом. По стенам, обшитым дубовыми панелями и обитым тканью, висели средневековое оружие и портреты в золоченых рамах; кто на них изображен, из прихожей было не разобрать. Через крохотные окошки лился тусклый свет.
— Вам когда-нибудь приходилось бывать в более мрачном месте? — пробормотал рядом стоящий Холмс. — Вы только взгляните на потолок!
— Холмс, я протестую. Объясните мне, в конце концов, что происходит? Кто собирается развязать эту ужасную войну?
— Боюсь, что не имею об этом ни малейшего представления, — ответил он вяло, продолжая с неодобрением рассматривать на потолке резьбу в стиле рококо.
— Тогда как же вам удалось прийти к выводу, что...
— Ну разве вам не ясно, — с легким раздражением перебил он, — что идет борьба за обладание состоянием, состоящим главным образом из огромных оружейных заводов неслыханной мощности. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять... — Тут он осекся, увидев в дальнем конце зала возвращающегося дворецкого.
— Пожалуйте за мной, — сказал тот, сопроводив приглашение величественным жестом руки, — я отведу вас к баронессе.
Как оказалось, провожатый нам был действительно необходим, ибо дом был таким огромным и запутанным, что без посторонней помощи мы никогда бы не отыскали гостиную этой дамы .
Обстановка здесь была более современная, нежели в остальных комнатах, через которые мы проходили. Но такого же дурного вкуса: куда ни кинь взгляд — приторно-розовый ситец и нескончаемые кружевные салфеточки.
На диване, в самом центре этой одноцветной роскоши, восседала, словно изящная птичка на гнезде, та самая красотка, которую мы видели накануне. Дама поднялась и обратилась к нам по-английски с американским акцентом.
— Мистер Шерлок Холмс, я полагаю? Чем обязана вашим... — Тут она запнулась и, непроизвольно прижав руку к груди и широко открыв глаза от удивления, воскликнула:
— Боже правый! Уж не Нора ли это с вами?
Она бросилась вперед, не обращая внимания ни на Холмса, ни на меня, и, взяв нашу спутницу за руку, подвела к свету, внимательно вглядываясь в ее лицо. Наша подопечная оставалась такой же покорной и бессловесной, как и раньше, отвечая на испытывающий взгляд баронессы усталым безразличием.
— Что случилось? — воскликнула дама, переводя властный взор с Холмса на меня и с меня на Холмса. — Она очень изменилась.
— Вы знаете эту женщину? — тихо спросил Холмс, внимательно наблюдая за баронессой, в то время как та вновь обратила все внимание на женщину, которую назвала Норой.
— Знаю ли я ее? Ну конечно же, знаю. Это моя камеристка Нора Симмонс. Господи, Нора, что случилось и как тебе удалось добраться до Вены?
При взгляде на бледную, изможденную женщину на лице баронессы появилось замешательство, а потом тревога.
— Боюсь, она не сможет отвечать на ваши вопросы, — заявил Холмс, помогая сесть Норе Симмонс (если ее действительно звали так). Потом вкратце объяснил баронессе, каким образом ее служанка попала к нам.
— Но это же чудовищно! — воскликнула дама, едва Холмс закончил. — Ее похитили, вы говорите?
— Похоже, что так, — отвечал сыщик самым непринужденным тоном. — Если я правильно понял, она сопровождала вас во время поездки в Баварию?
Дама покраснела, ломая руки.
— В общем-то, да. Норы не было на вилле, когда случилось несчастье с мужем: она находилась внизу, в городке — кажется, он называется Эргольдсбах. В суматохе ее никто не хватился. Во всяком случае, как я уже сказала, у нее был выходной. Когда Нора не появилась и на следующее утро, я решила, что она, видимо, узнала о случившемся и отчего-то перепугалась. Она всегда была натурой очень возбудимой и нервической — уж я-то знаю, поверьте. — Баронесса помолчала. — Видите-ли, мы с Норой всегда были очень близкими людьми, гораздо более близкими, нежели просто хозяйка и служанка. Когда Нора и потом не вернулась и даже не прислала весточки на прощание, я испугалась, что с ней случилось что-то неладное, и заявила в полицию. Быть может, я поступила бы так и раньше, не приведи меня в расстройство внезапная кончина мужа.
— Случилось неладное, как вы говорите, и у вас не возникло подозрения, что от вас что-то бесчестно скрывают?
— Я не знала, что и подумать. Нора просто исчезла... — беспомощно вздохнула баронесса, — ее руки поднялись и опустились, как крылья птицы. Легко было догадаться, как тяжело ей вспоминать о пережитом. Холмс же продолжал настаивать.
— И что же, полиции так и не удалось установить местонахождение вашей служанки?
Баронесса покачала головой, потом судорожно схватила неподвижные руки девушки и сжала их с невыразимой любовью.
— Дорогая девочка, какое счастье, что ты нашлась!
— Могу я узнать, от чего умер ваш муж? — спросил Холмс, не сводя с нее взгляда.
Краска опять бросилась ей в лицо. Баронесса посмотрела сначала на Холмса, а потом на меня в большой растерянности.
— Сердце, — сказала она низким, срывающимся голосом. Я смущенно кашлянул, а Холмс поднялся на ноги.
— Прискорбно, весьма прискорбно. Ну что же, Ватсон, похоже нам здесь больше нечего делать, — сказал он беспечно и, как мне показалось, равнодушно. — Наша маленькая загадка разрешилась. — Он протянул руку Норе Симмонс. — Мадам, прошу простить нас за то, что мы побеспокоили вас в вашем горе и отняли столько времени.
— Но вы, конечно, не заберете у меня Нору!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30