– С кем имею честь? – спросил он.
Молодой человек в пелерине улыбнулся:
– Не все ли вам равно? Меня зовут Тартампьон. Неважно. Только что один бродяга за мой дурацкий вид прозвал меня Авессаломом.
Господин Паран, удивленный, но ничуть не желавший этого показывать, скоро нашелся, продемонстрировав известную начитанность:
– Вам, сударь, больше бы подошло имя Альфреда Мюссе…
– Я бы не отказался, – произнес молодой человек, – но увы! Но речь не о том. Прежде всего, дабы покончить с вашими сомнениями, считаю нужным сказать, что я не фокусник, не шарлатан, не иллюзионист, я пришел не как конкурент, старающийся выведать у вас секрет, заставить вас проговориться…
Господин Паран не нуждался в подобных заверениях.
– Знаю, сударь, – ответил он. – Моя фирма единственная в Париже изготовляет реквизит для артистов этого жанра, и я знаю свою клиентуру. Чем могу вам служить?
Молодой человек уточнил свою просьбу:
– Так вот, сударь. В костре, где горела куча всякого хлама, находилась эта деревяшка, вернее кусок древесины, который нисколько не пострадал от прожорливого огня. Мне случилось обратить на это внимание, и, изучив вышеупомянутый предмет, я пришел к выводу, что не горел он, поскольку сделан из огнеупорного материала. Верно?
– Вы совершенно правы, – ответил господин Паран, – этот предмет действительно огнеупорный… И что дальше?
– А дальше, – продолжал молодой человек, – я заключил, что эта штука может быть театральным реквизитом, а после углубленного анализа убедился, что речь идет об особом реквизите, построенном на каких-то физических парадоксах. Взвесив его на руке, я быстро удостоверился, что чурбан полый. Думаю, на то были причины?.. Наконец, под корой я обнаружил еле заметные инициалы "Т" и "П", принадлежащие вашему торговому дому, потому сюда и пришел! Господин Паран, ответьте мне откровенно, со всей прямотой, не ваше ли это изделие? Мне это очень важно знать!..
Господин Паран уже давно признал в увесистой вещице свой товар. Однако дал высказаться собеседнику, дабы твердо убедиться в его намерениях. Они же пока достаточно ясно не обнаружились, и господин Паран не переставал спрашивать себя, зачем ему задают все эти вопросы.
Однако по роду своей не самой обычной деятельности он привык иметь дело со странными посетителями и, с одной стороны, храня в строжайшей тайне секреты продаваемых изобретений, с другой стороны, не считал нужным особо скаредничать, когда за советом обращался серьезный клиент.
И господин Паран сообщил собеседнику:
– Поздравляю, сударь, с умопостроениями, и отвечу вам прямо. Перед вами действительно приспособление, купленное у меня, короче говоря, плаха для знаменитого трюка «обезглавливание»!
– Обезглавливание! – воскликнул молодой человек, подскакивая к господину Парану с сияющей от нежданной радости физиономией.
– Да, обезглавливание, – продолжал почтенный торговец. – Вам, возможно, приходилось видеть…
– Да, черт возьми! – оборвал его незнакомец. – Я видел. Постойте, припоминаю, как это выглядит из зрительного зала. На сцене вооруженный мечом палач, будущая жертва кладет голову на плаху… Затем, на глазах у публики, экзекутор опускает меч, голова катится на землю, а палач, дабы продемонстрировать, что она отрублена, поднимает ее за волосы. Видно, как ручьем струится кровь! Признаюсь, этот фокус мне всегда казался насколько кошмарным, настолько и необъяснимым…
Господин Паран улыбнулся.
– Верно, для непосвященных… На самом деле трюк на удивление прост. Вам, конечно, необходимы детали? – вкрадчиво произнес торговец.
Понизив голос, молодой человек прошептал:
– Непременно, сударь, я заплачу… Речь идет о тайне, возможно, разоблачении преступления…
«Ну вот! – подумал про себя господин Паран. – А я еще сомневался. Наверное, это кто-то из полиции, а может, сам преступник?..»
Господин Паран был велик и снисходителен.
– Я открою вам секрет, – простодушно заявил он.
И стал разъяснять собеседнику, который весь обратился в зрение и слух:
– Вместо того, чтобы в должный момент положить голову на так называемую плаху, будущий пациент прислоняется к ней и поджимает голову к груди. Таким образом макушка пациента оказывается на одном уровне с поверхностью плахи. Под действием спрятанной под корой пружины плоская поверхность начинает молниеносно вращаться и выталкивает на плаху восковую голову, прилегающую шеей прямо к затылку мнимой жертвы; таким образом со стороны фальшивая голова кажется настоящей. Палач ударом топора перерубает восковую шею, в которую, для полноты ощущений, кладется кусочек сочащегося кровью мяса. Понятно?
– Понятно, – два или три раза шепотом повторил молодой человек, казавшийся погруженным в глубокие раздумья.
– Вот и весь секрет?.. Больше ничего? – переспросил он.
– Ничего, сударь! Все лучшие трюки очень простые! У кого угодно получится. Надо только заранее приготовить восковую голову: снять слепок с лица человека, собирающегося стать жертвой. Все проще простого!..
– Сударь! – воскликнул молодой человек. – Вы даже не подозреваете, насколько ценными сведениями меня наделили. Я вам искренне, от всего сердца признателен! И в знак того, что не хочу злоупотреблять доверенным секретом, я беру на себя смелость оставить вам на хранение этот чурбан… Через некоторое время я с вами свяжусь.
Молодой человек удалился, не забыв пожать господину Парану руку.
Странный тип, за прошедшие полдня побывавший и Авессаломом, и Альфредом Мюссе, быстро вышагивал по улице Лафайет, рассуждая вслух:
– Черт возьми! Мои предположения подтвердились. Здорово, что я додумался пойти к этому иллюзионисту, а какие грандиозные выводы напрашиваются из его объяснения! Черт побери, он рассказал правду!.. Но ведь это проливает свет на отейское дело, таинственное преступление, странное убийство, которого никогда не было. Жертва – это преступник. Преступник – это жертва. И в довершение всего никто не пострадал. Это же очевидно! Разыграть шутку с отрубленной головой – пара пустяков. Раз восковой муляж вводит в обман собравшуюся в зале публику, которая между прочим убеждена, что на их глазах не будут рубить голову человеку, вполне естественно допустить, что свидетели чудовищной сцены, подготовленной заблаговременно и потому еще более правдоподобной, искренне могли полагать, что через дверную трещину видели обезглавленный труп… тогда как на самом деле стали жертвами шутника!..
Молодой человек расхохотался во все горло:
– Вот кто не прост, так этот шутник! Представляю, что будет в префектуре, если я вдруг надумаю раскрыть им тайну, к которой они не знают, как подступиться!..
Тут молодой человек спохватился:
– Нет, ни в коем случае! Я забываю, что мне нельзя туда и носа показывать; тому есть несколько причин, но самое главное, что раз уж преступление приписано Фантомасу, важно пустить по ложному следу и общественное мнение.
– Но, – продолжал молодой человек, останавливаясь, чтобы лучше собраться с мыслями, – но долго обман не продлится. Труп не находится, даже личность пропавшего не установлена. Досадно! Вот если бы покойник был важной персоной…
Молодой человек, который останавливался поразмышлять над различными соображениями, роящимися у него в голове, быстрым шагом двинулся дальше, лицо его просветлело. Безусловно, он нашел необыкновенное решение, разработал удивительный план, изобрел неслыханную программу действия, поскольку, пьяный от радости, размахивая руками и рискуя привлечь внимание прохожих, внезапно изрек, словно бросая вызов невидимому противнику:
– Черт побери! Прекрасный ход! Умерший писатель стоит четырех живых. Теперь опять вернемся к отейскому преступлению… Мнимая жертва – не знаменитость, так клянусь, завтра же утром она ей станет! Посмеемся над шутником!..
Эти странные слова канули в пустоту, коснувшись слуха равнодушных прохожих, они не задержались в их памяти.
Тем временем молодой человек, дойдя до метро, опрометью кинулся на станцию…

Только что пробило одиннадцать, и редкие прохожие, очутившиеся в этот поздний час в окрестностях моста Гренель, при желании могли бы заметить, как из получившего трагическую известность дома, где был убит рабочий Морис, крадучись, выскользнули две фигуры, которые пошли по авеню Версаль.
Это были Бузотер и его недавний приятель.
Они встретились, как было условлено, и бродяга, дождавшись, когда в доме потух свет, а именно десяти – так было заведено из соображений экономии, – провел посетителя в комнату, где, по всеобщему мнению, был обезглавлен Морис.
На самом деле Бузотер, присвоивший себе обязанности «официального экскурсовода», дурачил своих клиентов – в трагической комнате не было ровным счетом ничего интересного. Залитый кровью паркет был вынут, вещи штабелями сложены в шкафы. Не оставалось ничего – ни страшного, ни любопытного, что могло бы удовлетворить заманенных бродягой любителей.
Правда, и плата за вход была умеренной; хоть Бузотер и запрашивал два франка, ничего не стоило уломать его и сговориться на пятьдесят сантимов!
Итак, заплатив по твердой цене, субъект, которого Бузотер упрямо именовал Авессаломом, не стал негодовать, совсем наоборот.
Он кропотливо обследовал комнату, кажется, даже сделал какие-то замеры, осмотрел все углы.
Тем временем Бузотер что-то талдычил вполголоса, словно отвечал вызубренный урок. Он пересказывал газетные заметки, рисующие подробности убийства…
Не страдая от недостатка воображения, он многое прибавлял от себя. Послушав его, можно было подумать, что преступление совершилось на его глазах!
Когда Бузотер витийствовал, он был настолько поглощен своим рассказом, что не замечал, чем занимаются его слушатели. Удели в этот вечер Бузотер несколько меньше внимания собственной особе и несколько больше клиенту, он бы увидел, что молодой человек под предлогом детального осмотра помещения предается странному занятию.
Незнакомец украдкой рассовывал по комнате – в книги, в одежду, в сваленные в беспорядке вещи – листки бумаги, рваные тетради, письма, странные документы…
Бузотер ни о чем не догадывался и, несколько мгновений спустя провожая своего таинственного приятеля до перекрестка, совсем не подозревал, что это загадочное посещение и ловко подсунутые на место преступления бумаги приведут к необыкновенным событиям.
Бузотер даже не уловил смысла странной фразы, которую твердил незнакомец:
– Посмеемся над шутником! Хуже никому не будет, а мне польза… Определенно, я еще посмеюсь.

Два дня спустя почтенная директриса «Литерарии» мадам Алисе, вся запыхавшись, поднималась на шестой этаж скромного, но элегантного дома на улице Лепик.
Здесь проживал актер Мике, тот самый актер, которого она рекомендовала виконтессе де Плерматэн; его и решила навестить мадам Алисе.
Разумеется, встречена она была самым приятным образом. Мике знал, насколько важно для него расположение достойной женщины. Проводив ее в гостиную, он тут же осведомился:
– Чем могу служить, дорогая мадам? Чему обязан счастьем видеть вас? Вам нужна моя помощь?
– Вот именно. Я хочу вас попросить заняться кое-какими поисками!
Актер Мике поднялся и, приняв театральную позу, произнес:
– Клянусь сделать все, что в моих силах, дабы доставить удовольствие симпатичнейшей, милейшей и добрейшей директрисе «Литерарии»!
Мадам Алисе захохотала; славная толстуха была веселого нрава и от души потешалась над шутками Мике, который, питая к синему чулку искреннюю привязанность и зная ее склад ума, всегда умел ее рассмешить.
– А в чем, собственно говоря, дело? – поинтересовался он. – И чем я, скромный комедиант, могу быть полезен могущественной и знатной даме, директрисе «Литерарии»?
Мадам Алисе еще не отсмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47