— И мечи!
— И топоры!
Арена заполнилась летающими над нами острыми предметами, а мы с сияющими улыбками смотрели друг на друга, став наконец мужем и женой.
Акробатические номера перемежались стихотворными импровизациями, песнями, игрой на музыкальных инструментах и легкими смешными перебранками. В общем, мы развлекали публику более двух часов. Аглая вновь стала неукротимой Виолой, остались позади как эфемерные общественные ограничения, так и явно обеднявшая ее натуру роль Клавдия. Весь ипподром непрерывно хохотал, и трудно было сказать, чьим шуткам и каламбурам больше хлопали.
Чета наших повелителей получила царское наслаждение. Мы даже заметили, что они взялись за руки, к большому изумлению и даже оцепенению их родственников. Мне также показалось, что разок рассмеялся даже Филоксенит, а это, на мой взгляд, являлось настоящим триумфом.
Мы закончили выступление под оглушительные аплодисменты, и благодушие Алексея настолько приумножилось, что он пригласил Евфросинию к себе на трапезу. Она с радостью согласилась, и императорская чета покинула ложу, причем вся публика почтительно поднялась, чтобы проводить их.
— Я еще никогда так не веселилась, — сообщила Аглая, когда мы собрали вещи.
— А я, глядя, как ты разошлась на этом представлении, подумал, что со времени нашего знакомства вижу тебя уже в четвертом обличье, — заметил я.
— Ну и что ж тут особенного?
— Меня вдруг осенило, как мне потрясающе повезло, что я женился на такой изменчивой женщине. Ведь большинству мужчин для разнообразия приходится искать любовниц.
— Гм. Что ж, я полагаю, наш замысел удался. Теперь всем известно, что наша супружеская пара находится под покровительством императорской четы. И никто уже, надеюсь, не посягнет на мою добродетель.
— Черта с два.
— Почему?
— Я как раз тот, кто надеется посягнуть на нее в ближайшем будущем.
Аглая усмехнулась.
— Вторая половина дня у меня свободна, — сказала она. — Не желаешь ли взглянуть на мои апартаменты?
Потом мы отправились на прогулку. Подальше от Влахернского дворца, подальше от интриг, от императора, которого мы пытались защитить, и от жутких козней его приближенных. Мы перешли на другой берег Ликоса, и вскоре городская суета осталась далеко позади, сменившись мычанием скота, пасущегося на окрестных лугах.
— Здесь настоящая буколическая идиллия, — заметила Аглая. — Очень жаль, что громады городских стен скрывают эти пейзажи.
Мы остановились у подножия пологого зеленого холма. За ним луга постепенно поднимались к Ксеролофону, над которым возвышалась колонна Аркадия. Я бросил на траву плащ и, раскинувшись на нем, поглядывал на пасущуюся вокруг живность и на прилегшую рядом со мной Аглаю.
— Ты выглядишь чересчур озабоченным, — игриво заметила она. — Странное настроение для человека, только что утолившего любовную страсть.
— Озабоченным? С чего ты взяла?
— Ты даже не проверил, нет ли за нами слежки.
Я оглянулся на север.
— А что, разве кто-то преследовал нас? — спросил я.
— Нет, — ответила она. — Я убедилась в этом.
— Отлично. Молодчина. Я размышлял о нашем положении, но не смог придумать ничего нового. А ты?
— Ну, пришла мне тут в голову одна мысль, — нерешительно протянула Аглая. — Не думаю, конечно, что это имеет особенно важное значение, но Эвфи почему-то очень старательно подыскивает женихов для своей незамужней дочери.
— Евдокии нужен муж. Прекрасно, что ее мать проявляет к этому живой интерес.
— Не уверена, что ее интерес ограничивается материнской заботой, — заметила Аглая. — По-моему, она подыскивает подходящего престолонаследника для империи. Возможно, если она найдет нужного человека для Евдокии, то Алексей ей больше не понадобится. Не этого ли события здесь ждут?
— Возможно, — сказал я.
Она откинулась на спину и вздохнула.
— Есть еще одна, на мой взгляд, незначительная подробность, — сказала она. — Я обнаружила также, что капитан Станислав раньше служил у императрицы телохранителем и официальным разрушителем статуй.
— А неофициально, наверное, делил с ней ложе.
— Даже наверняка.
— Интересно, он уже тогда стал любовником Талии или они спелись позже?
— Уже тогда, насколько я слышала. Именно поэтому Эвфи уговорила мужа забрать его в гвардию. Она разозлилась на Станислава. Но заодно подкинула Алексею эту египетскую наложницу.
— Интересно. Одним махом она получила две пары глаз и ушей для слежки за мужем, если, конечно, Станислав сохранил ей верность. Но я по-прежнему не понимаю, что все это значит.
Мы полежали немного, молча наблюдая за облаками.
Никаких озарений.
— А ты знаешь, почему за нами перестали следить? — раздраженно спросил я, приподнявшись и глянув в сторону дворца.
— Почему?
— Потому что наши неизвестные заговорщики выяснили, что мы не заслуживаем внимания, — сказал я. — Цинцифицеса убили, потому что он был опасен. Непонятно, правда, почему убили Азана. Но мы с тобой настолько уклонились с верного пути, что они даже не сочли нужным следить за нами, не говоря уж о том, чтобы подослать к нам убийц.
— Я не сочту оскорблением, если убийцы обойдут нас стороной, — усмехнулась Аглая.
— Похоже, чутье подвело нас, и мы взяли совсем не тот след. И у меня такое ощущение, что мы можем опоздать.
— Не говори так, — сказала она, садясь и обнимая меня.
— Но и это еще не все, — продолжал я. — Насколько я понимаю, все это лишь часть какого-то грандиозного заговора. И где-то в самой его сердцевине скрывается угроза, направленная в сторону гильдии шутов. Много веков гильдия тайно устраивала свои игры, благоразумно не высовываясь вперед, но сейчас ловкие трюки нашего маленького сообщества уже перестали быть тайной. Сначала к нам затесался Мальволио; а теперь уничтожили всех здешних шутов по очереди.
— За исключением Талии, — напомнила мне Аглая.
— Ну, не сама же она исполосовала себя ножом, — возразил я. — В ее истории много сомнительного, но на ее жизнь, безусловно, покушались.
— Вероятно, чья-то ревнивая жена, — проворчала она.
— Успокойся, моя добрая женушка, — сказал я. — На сей счет тебе не стоит волноваться. Ты превосходишь ее во всех отношениях.
— Включая шутовство? — уточнила она.
Я поцеловал ее.
— Да, включая его. Она превосходит тебя в акробатике, но этим все и ограничивается.
Мы встали и огляделись. За нами опять-таки никто не следил. Вокруг бродили лишь стада коров, все так же мирно жующих траву, да на холме лениво прохаживались солдаты, руководившие какой-то созидательной деятельностью.
— Варяги, — сказал я, заметив цвет их эмблем.
— Уж не Генрих ли там? — спросила она, когда мы подошли поближе.
— Так и есть, — подтвердил я. — Интересно, с чего это он так быстро вернулся?
И действительно, знакомый англичанин приветливо махнул нам с вершины соседнего холма. Солдаты, перед которыми мы недавно выступали в банях, присматривали за работой заключенных, связанных закрепленными на ошейниках цепями. Эти заключенные копали землю и нагружали ее в телеги. Когда очередная телега заполнялась, ее отвозили в ближайшее ущелье и разгружали.
— Привет, Фесте, — сказал Генрих, подходя к нам. — Кто это с тобой? По-моему, под этим белым гримом скрывается симпатичная мордашка.
— Ты угадал, любезный Генрих, — ответил я. — Познакомься с Аглаей, моей женой и напарницей.
— Женой? — воскликнул он. — Вот уж не подумал бы, что ты женат.
Он снял свой шлем и поклонился. Она также приветствовала его. Он пригляделся к ней.
— Я готов поклясться, что мы где-то раньше встречались, — сказал он. — Тебя и правда зовут Аглаей?
— Именно так, — ответила она. — Но Аглая никогда не видела Генриха, и Генрих никогда не видел Аглаю. Ты, должно быть, перепутал меня с другой клоунессой.
— Наверняка так и есть, — поддержал ее я. — Почему вы так быстро вернулись обратно в город? Вы же всего несколько дней назад отправились в Диплокион охранять Исаака.
— К сожалению, они наконец решили перестать баловать нашего узника, — уныло сказал Генрих. — Завтра его перевозят в тюрьму Анемасской башни, чтобы во все глаза следить за слепым стариком. В общем, он поступит в ведомство императорской гвардии, поскольку эта тюрьма находится на территории Влахернского дворца. Между нами говоря, вряд ли стоило бы так обращаться с особой императорского рода.
— Верно, не стоило, — согласился я.
— И вот вместо непыльной и спокойной охранной службы в Диплокионе нам приходится теперь торчать здесь на жаре, присматривая за работой каторжников.
— А что именно они делают? — спросила Аглая.
— Ну, сударыня, — сказал он, почесав затылок. — Они срывают холм, тот самый, на котором мы стоим, а землю отвозят вон в то ущелье.
— Понятно, — сказала она. — Толковое объяснение.
— Разве ж это объяснение? — хмыкнул он. — Это просто описание их действий. А ты, небось, хотела узнать, чего ради они тут горбатятся?
— Насколько я понимаю, острить умеют не только шуты, — с улыбкой заметила Аглая.
— С кем поведешься, от того и наберешься. Не зря же мы общаемся с вами, — ответил он, ухмыльнувшись. — Дело в том, что в один прекрасный день, как мне рассказали, именно по этому самому месту проехал император, возвращаясь с охоты.
— О, как же повезло этому месту, ведь по нему проехал сам император, — усмехнулся я.
— Как раз наоборот, — возразил Генрих. — Охота в тот день выдалась неудачной, и он пребывал в мрачном настроении. Его взгляд упал на то ущелье. И он сказал: «Мне не нравится то ущелье». А потом он глянул на этот холм.
— Тот самый, на котором мы стоим, — уточнила Аглая.
— Вот именно, сударыня. И сказал: «И мне совсем не нравится этот холм». Короче, будучи всесильным монархом, он повелел срыть этот холм, а полученной землей засыпать то ущелье, убивая таким способом двух зайцев.
— Вот так деспотия делает мир плоским, — сказал я. — А вам, значит, приказано торчать здесь и следить за этим мировым процессом. Тебе повезло, приятель.
— Нелепость какая-то, — тихо сказал Генрих. — Надо ремонтировать стены, строить суда, обучать войска. Империя разваливается на куски, а он издает такие приказы. А знаете почему? Он пожелал выровнять этот участок, чтобы посадить здесь виноградники. Видите ли, императорский двор нынче поглощает больше вина, чем производится во всей Византии. Надо сказать, что бывший император не стал бы бросать нас на такую бессмысленную работу. Но Алексей, похоже, невзлюбил варягов как раз потому, что к нам благоволил Исаак.
— Да уж, любовью тут и не пахнет, — согласился я.
— Ну а у тебя как дела? Когда мы виделись в последний раз, ты собирался, кажется, выступать на ипподроме.
— И прилично выступил. Я так понравился императору, что теперь ежедневно развлекаю его во дворце.
— А что случилось с Клавдием?
— Сбежал. Наверное, ему надоело служить у меня на побегушках.
— Гм, — сказал он, бросил задумчивый взгляд на Аглаю и покачал головой. — А скажи, ты случайно не знаешь, кто победил в состязаниях по ходьбе?
— Собственно говоря, знаю. Извини, но вы проиграли. Победа досталась одному парню из императорской гвардии, по имени Ласпарас.
— Я угадал! — радостно воскликнул он и, повернувшись к солдатам, крикнул: — Эй, Кнут! Ну-ка спускайся ко мне. С тебя приходится, приятель!
Кнут неохотно спустился с холма.
— С чего бы это? — спросил он.
— Ласпарас выиграл состязания по ходьбе на ипподроме.
Кнут помрачнел и, порывшись в кармане, бросил Генриху монету.
— Вот черт, вечно мне не везет, — сказал он. — Похоже, пора прекращать делать ставки на эти состязания.
— Здравая мысль, — поддержал я. — И давно уже ваши не выигрывали?
— Да уж почти год, — ответил он.
— Верно, — поддержал его Генрих. — С тех самых пор, как Симон выиграл уличные состязания на Месе.
— Симон участвовал в состязаниях? — удивился я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41