Я вывернула тюбик. Помада новая, ею пользовались всего раз или два. Или Оля ее сильно берегла, или дорогая косметика появилась у девушки совсем недавно. Это увязывало мою находку и вечерний разговор, подслушанный кадровичкой. Размышляя, я собрала вещи умершей смотрительницы в пакет и поехала по указанному адресу.
Рабочее общежитие, в котором обитала бедная Оля при жизни, располагалось в приземистом облупившемся здании времен первых пятилеток. По сравнению с ним наша пятиэтажка выглядела просто царскими хоромами. Двери выдраны «с корнем», из черной дыры подъезда несет какой-то дрянью. Кое-где в окнах вместо стекол были вставлены куски фанеры. Чтобы попасть внутрь дома, требовалось преодолеть огромную и явно бездонную лужу у входа. Но и внутри не было ничего хорошего. Длинный темный коридор привел меня к обшарпанной двери рядом с загаженной бытовкой. После настойчивого стука дверь отворилась, и в щель высунулась заспанная женская физиономия.
— Чего надо?
— Скажите, Оля Стрельцова в этой комнате жила?
— Ну и что? — Девица, похоже, была не расположена к разговорам.
— Я ее сослуживица, с работы.
— И что надо?
— Тут Олины вещи. — Я торопливо просунула пакет в узкий проем.
— Так брат уже уехал.
— Вдруг он еще за чем-нибудь вернется, вот и отдадите при случае. — Вместе с пакетом в руку женщины перекочевала аккуратная денежная бумажка. Эх, прощайте, новые колготки!
Обитательница комнаты стала заметно любезнее.
— Может, войдете? — И даже дверь распахнула пошире.
— Ой, что вы, времени совершенно нет. Бедная Оля, — я сложила наивно-горестную мину, — такая молодая! А вы не знаете, от чего она умерла?
— Вроде сердце…
— Болела, наверное, часто?
— Ничего она не болела, — пожала плечами девица, — даже простуды сроду не было. В бане парилась по три часа. Мы месяц назад в соседний город на вещевой рынок поехали — там барахло подешевле, ну и выбрать есть из чего. Так автобус сломался, и пришлось семь километров по грязи чапать. Я думала — все, умру! А Ольге хоть бы что. Вечером еще с Любкой на дискотеку в «монтажку» пошли. Она худая была, зато трехжильная. Деревенские все такие, знаете, как они там на огородах пашут.
— Парень-то, наверное, сильно переживает. — Я со вздохом переменила тему.
— Какой парень? — Брови Олиной соседки удивленно подскочили вверх. — Не было у нее никакого парня. Откуда ему взяться, на нее особо никто не западал. Так, с Любкой тусовались, и все.
— Любка — это кто?
— Подружка, из одной деревни они.
— А можно с ней поговорить?
— Она не наша, не общежитская. А где живет — не знаю. Ольга говорила, что приемщицей в ателье работает, что ли.
Женщина стала нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Я поняла, что действие моей волшебной бумажки заканчивается, и торопливо попрощалась.
Мой поход в общежитие только еще больше все запутал. Во-первых, у Ольги не было парня. Тогда с кем она так сердито разговаривала за три дня до своей смерти и кто подарил ей дорогую губную помаду? Во-вторых, по словам соседки, девушка никогда не жаловалась на здоровье. Ну, допустим, она могла не знать о своей болезни. Все равно, такая внезапная и мгновенная остановка сердца в молодом возрасте на фоне прекрасного самочувствия выглядит странно.
Мимо меня по пыльной улице резво «пропилил» автобус с яркой рекламой турфирмы на боках. Огромные красные буквы складывались в короткую призывную фразу: «В Египет!» Это выглядело как указание маршрута, по которому двигался раздолбанный «Икарус». А что, здорово было бы сесть в него на остановке, купить билет за шесть рублей и — в Египет! Там сейчас жара, пирамиды, Красное море… Красота!
Рабочий день заканчивался, и я не стала возвращаться в галерею, а сразу пошла домой. Во всяком случае, задание директора было выполнено. Возле входной двери я потянула из кармана связку ключей, а вместе с ней выскочил и упал на пол небольшой предмет. О господи! Да это же французская помада! Очевидно, я, собирая вещи смотрительницы, по рассеянности сунула тюбик в карман. Фу, Сима, как некрасиво получилось. Можно подумать, что я нарочно оставила себе дорогую вещицу. Завтра же пойду и отнесу ее в общежитие. Пусть хоть соседка попользуется. Я положила помаду на видное место и пошла готовить ужин. Чайник уже начинал плеваться кипятком, когда в дверь два раза коротко позвонили. Так звонит только моя подруга. Придавит пальцем кнопку и сразу отпускает. До меня дошло — я ведь так и не позвонила Зойке. Ох и влетит же мне сейчас! Но, вопреки опасениям, подруга была настроена вполне миролюбиво. Наскоро чмокнув меня в щеку, она проскочила на кухню и стала выкладывать на стол всякие кульки.
— Ты еще не ужинала? Вот и хорошо! Будем ужинать вместе. Я сейчас окрошку приготовлю.
— Помилуй, Зоя, кто же на ужин окрошку ест? И потом, для окрошки нужны огурец, редиска, квас, наконец.
— У меня все с собой: картошка вареная, яйца. Вот видишь! — Зойка торжествующе помахала перед моим носом небольшим огурчиком. — Редиску заменим редькой, а квас — кефиром. Специальный зимний рецепт. В принципе, можно вообще без огурца. А что касается ужина, то это все предрассудки. Овощи с кефиром очень полезны для пищеварения.
Подругу было не переспорить. Я у Зойки вроде подопытного кролика для испытания новых рецептов. Или собаки Павлова. Окрошка, к счастью, оказалась очень даже пристойной. Запах свежего огурца будил смутные детские воспоминания о солнечном летнем дне и деревенском дедушкином доме. С аппетитом прихлебывая разведенный водой кефир, я пересказывала волнующие события последних дней. Только про Бориса умолчала. Тем более что он и не появлялся больше на моем горизонте. Зойка сокрушенно ахала и всплескивала руками. Потом она помыла посуду, сгребла свои баночки и коробочки в сумку и потащила все в прихожую. В следующую секунду оттуда раздался восхищенный вопль. Подруга влетела в комнату с тюбиком в руках.
— Ну, Сима, ты даешь! Вот тихушница! Ясное дело, у богатых свои привычки.
Я не успела и рта раскрыть, как она сняла крышечку, выкрутила яркий столбик и кинулась к зеркалу. И тут у меня в голове словно что-то лопнуло. Компьютер заработал со скоростью миллион вариантов в секунду. Честное слово, сама не знаю, как и почему это произошло. В два прыжка я подскочила к Зойке и с силой выбила у нее тюбик из рук. Помада упала на пол. Зойка тоже. А дальше немая сцена.
Подруга молча сидела на полу и потирала ушибленный локоть. По выражению ее лица было понятно все, что она обо мне думает. Сима или сошла с ума, или ее задавила огромная жаба. Пожалеть для самой близкой подруги?! И чего? Два-три мазка помады, пусть даже и очень дорогой. Это переходило все границы.
— Зоенька, ты только не обижайся. И ничего такого не думай. Помада не моя. Можешь считать меня чокнутой… Одним словом, я хочу тебя попросить… Возьми этот тюбик в свою лабораторию и сделай химический анализ. И пожалуйста, не надо таких глаз! Я в своем уме — Сбивчиво и не совсем убедительно я попыталась объяснить Зойке свои смутные подозрения. Та смотрела на меня с жалостью, как на умственно отсталого ребенка.
— Ладно, чем бы дитя ни тешилось. — В конце концов она примирительно завернула злополучный тюбик в бумажную салфетку. — Только я вот что тебе скажу, Серафима! Совсем ты сдурела. И я знаю от чего — от маленькой зарплаты и от скучной жизни. У тебя эмоциональный голод.
Какой там голод! Да я просто облопалась впечатлениями за последнюю неделю. Но даже Зойке совершенно незачем знать обо всем.
Договорившись встретиться завтра, мы расстались, обе слегка обеспокоенные: Зойка — моим поведением, а я — тревожными мыслями.
А назавтра было вот что. Вечером, как всегда, раздались два отрывистых звонка в дверь, и подруга, суровая и сосредоточенная, выставила на кухонный стол бутылку водки. Под моим изумленным взглядом Зойка ловко свинтила крышку и набулькала в чайные чашки граммов по пятьдесят.
— Сима, — голос был торжественный и слегка замогильный, — давай выпьем за мой день рожденья.
Опа! Теперь крыша поехала у моей подруги. Уж что-что, а священную Зойкину дату я помню даже во сне. Дева она, а потому до ее дня рожденья, как до луны пешком.
— Да, Сима, — продолжала Зойка все более надрывно, словно в плохой трагедии, — выпьем! Потому что вчера ты мне жизнь спасла.
Она замахнула свою порцию. Я молча ждала разъяснений. Зойка достала из хлебницы кусок нарезного батона, горестно занюхала выпитое и поведала следующее: она сделала-таки химический анализ губной помады. Результат оказался зловещим. Яркая палочка была пропитана сильным отравляющим веществом. В микроскопических дозах яд оказывал очень даже лечебное воздействие, а потому использовался как обезболивающее средство наружного применения. Иначе говоря, входил в состав мазей, поскольку хорошо удерживался жирами. И напичкать жирную губную помаду этой отравой не составляло труда, — объяснила подруга. Эффект же, если учитывать дозу, получился в прямом смысле убийственный. Достаточно было пару раз накрасить губы, чтобы получить сильнейший сердечный спазм и даже полную остановку сердца.
Что, вероятно, и произошло с бедной смотрительницей, добавила я про себя.
Выходит, что Оля не сама умерла, а ее отравили, и потому, по мнению Зойки, мне надо срочно идти в милицию.
Я задумалась. Нет, идти в милицию глупо и бессмысленно. Что я скажу? Суну под нос милиционерам дурацкую губную помаду и объявлю, что девушка отравлена? А как докажете, что помада принадлежала ей? И почему вы решили, что она отравлена? Кто делал анализ? Ах неофициально, в рабочее время с использованием казенных реактивов! Тогда пожалуйте получить за это по шапке вместе с вашей подругой.
Нет, нет, все неубедительно. Да и кто вообще этим будет заниматься? Меня просто поднимут на смех. Есть заключение врачей о причине смерти, девушка похоронена, причем даже не на городском кладбище. Сейчас работники милиции все бросят, потащатся черт-те куда делать эксгумацию и потом кучу анализов. А потом еще заводить дело, собирать доказательства… И все потому, что какая-то малахольная трясет французской помадой. А не сами ли вы ее и отравили, голубушка?
Зойка от такой перспективы сразу впала в уныние. Было видно, что в милицию ей идти уже расхотелось.
— Сим, а что же делать? Мы-то знаем, что на самом деле произошло. Как-то неправильно, нечестно получается. Олю убили, и никто за это не отвечает.
— Может, стоит попробовать разобраться самим? — пробормотала я неуверенно. — Скажем, для начала хотя бы выяснить, как попала эта проклятая косметика к Ольге.
— Ой, только, пожалуйста, не строй из себя мисс Марпл. Раз не хочешь идти в милицию, то выход один — придется оставить все как есть. — Зойка не на шутку разволновалась.
— Ты права, какой из меня сыщик. Так, глупость сболтнула. Не обращай внимания.
Не знаю, поверила ли мне подруга, но, уходя, уже в дверях она еще раз повторила:
— Сима, я тебя умоляю, не предпринимай никаких действий, а то влипнешь в историю!
— Хорошо, хорошо! А кстати, вот это вещество… ну, яд то есть… у вас на заводе имеется?
— Конечно, имеется.
— И достать можно?
— По закону нельзя. Но сейчас все можно, были бы деньги.
Дверь захлопнулась, и я, как пишут в романах, осталась наедине со своими мыслями. Мне вспомнилась мертвая Оля и то как я делала ей искусственное дыхание. А ведь губы смотрительницы были накрашены! Платок… Платок! Вероятно, он и спас меня от сильного отравления. Хотя потом весь вечер тошнило и голова раскалывалась. Так что спасибо нашему физруку. Он настоятельно советовал делать искусственное дыхание через платок «во избежание всякой непредвиденной заразы» — так и слышала я его командирский голос.
Зойку я, конечно, обманула. И оставлять все как есть не собиралась. А начну я с того, что попытаюсь все-таки выяснить, кто подсунул отраву в дорогой французской упаковке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28