Мори принял душ, натянул свежую розовую вискозную рубашку, узорчатую, цвета пейсли, бабочку и темно-синий блейзер. Полуавтоматический «кольт» двадцать второго калибра уютно устроился в кобуре под мышкой слева – на случай, если сразу повезет.
Мори вышел из мотеля и остановился у тротуара, чтобы почувствовать обстановку. Возвращались с экскурсий туристы, ездившие в горы Смоки, в Долливуд и магазинчики Пиджин-Форджа. Некоторые уже начали вечерний поиск сувениров, бредя из магазина в магазин, где продавались футболки с рисунками, свечи ручной работы, дощечки с переводными картинками Тайной Вечери, фарфоровые гномы, индейские головные уборы из перьев, рога изобилия кустарных конфет, мириады солонок в виде медведей, расшитые бисером мокасины, настоящие устрицы с настоящими жемчужинами, портреты под старину, и многое, многое другое.
И все это Мори не интересовало. Внутренние часы подсказали ему, что сейчас как раз счастливый час, время выпить «Манхэттена», посплетничать с местными и найти свою цель – Шикльтона Дуна. Несколько вопросов, несколько кварталов прогулки – и Мори неохотно расстался со своими мечтами найти здесь «Уютный уголок Коры». Пришлось остановить свой выбор на баре «Пончо Пират», заметный своей десятифутовой неоновой вывеской, где скалился мексиканец с усами, как ручки пилы, в сомбреро и с повязкой на глазу. Здоровый глаз Пончо подмигивал синхронно с движениями танцующего попугая на плече. Мори усмехнулся перегоревшей «П», отчего получалось «Пончо злобный». Интерьер был в псевдомексиканском примитивном стиле, с голыми кирпичными стенами, пыльными пальмами и поддельными чучелами попугаев в клетках, подвешенных к потолку. Массивные колонки (молчащие пока, слава богу), длинная стойка, просторный танцпол, заставляющий думать, что по вечерам в уик-энд здесь не скучают.
Мелькнуло и тут же исчезло ностальгическое воспоминание, как танцевали они с Розой в старые добрые времена. Фокстроты, свинг, румба. Интересно, танцует в Гатлинбурге кто-нибудь щека к щеке или просто вертятся?
Мори сел у стойки и взял в руки первый «Манхэттен» со льдом, в Старомодном Стакане, как он любил. Придержав правую руку левой, он поднес стакан к губам. Годы были к нему милостивы, но руки уже не были так верны, как раньше.
Он стал рассматривать публику – в основном туристы, молодые, шумные даже в такой ранний час. Барменша, разбитная девица, едва только из школы, одетая в сомбреро, спортивные шорты красного атласа и желтую футболку с одноглазым ухмыляющимся мексиканцем на груди, насчет этого «Пуф!» преподобного Шикльтона Дуна знала все. Весь город гудит, сказала барменша. Нет, сама она никогда Князя не видела, но может узнать «светляков», последователей Дуна, – они ходят в белых балахонах и ночью все с фонарями. Еще она нарисовала на салфетке план, где церковь их была отмечена крестом (она эту церковь называла «Маяк»), и даже вывела Мори на тротуар показать дирижабль в виде ангела с глазами, мерцающими стробированным светом. Мори счел, что ангел похож на раздутого ныряльщика, повисшего вниз головой, с крыльями жирного лебедя – ноги сведены вместе, их пальцы направлены вниз, разведенные руки протянуты к небу.
– А ночью он подсвечен прожектором, – сказала барменша. – Говорят, что его из семи штатов видно или из восьми даже.
– Это действительно так?
– Если хотите посмотреть поближе, поднимитесь на «Небесную иглу». По одному билету можно пройти два раза – днем и вечером.
Мори подумал, что это неплохая мысль. Оттуда, с птичьего полета, будет видна церковь Дуна и его дом.
Он допил стакан, закинул в рот вишенку и заказал второй.
Примерно когда он допил его до середины, вошли трое молодых людей, сели за два стула от Мори и заказали пиво. Волосы у них перепутались от пота, футболки промокли. Один был в кожаной куртке – наверное, очень ею гордится, раз носит в такой день. Похоже, работяги. Один, быть может, строитель или (он закрыл глаза, омываемый теплым воспоминанием) мебельный грузчик. Здоровенный парень крутого вида, моложе тридцати, с хвостом волос, пирсингом, татуировками и выпирающими мускулами – явно любит таскать железо. Его спутник – толстый, веснушчатый, светловолосый, моложе года на два, уже набивал пасть орешками со стойки. Его Мори определил как работающего в лавке, где он помадку продает – и съедает не меньше. Третий, похожий на хорька, как раз в кожаной куртке, щеголял редкой бородкой, бритой головой и нездоровым цветом лица. Судя по присвисту и уханью, которое они издавали, ребята были заняты охотой на туристок. Мори решил, что если они про Дуна и не знают, то могли хотя бы заметить ту молодую женщину, что видела его исчезновение. Она будет путеводной нитью Мори к цели – выполнению контракта.
. Потом еще раз, потом чуть пристукнул стаканом по стойке, чтобы обратить на себя внимание. Все трое повернулись как один и нахмурились.
– Привет, ребята! Как жизнь? – сказал Мори и тут же понял, каким старым и чуждым должен он казаться этим ребятишкам.
Три головы отвернулись одновременно и стали хихикать над какой-то только им понятной шуткой.
Мори заговорил громче:
– Просто поговорить хотелось. Немножко одиноко вот так ездить самому по себе. Жена двадцать лет назад умерла.
Бить на сочувствие тоже не получилось. Все трое демонстративно повернулись спиной, и Мори решил зайти с другой стороны.
– А что, если я всем пива поставлю?
Сначала пухлый, потом тощий, а потом и здоровяк повернулись к Мори. Он махнул рукой барменше – по пиву всем ребятам, – а потом пересел поближе к жирному.
– Меня можно называть Мори, – сказал он с улыбкой коммивояжера и протянул руку.
Пухлый неуверенно пожал ее вялой рукой.
– Персик.
Мори повернулся к крупному, протянул руку и тут же об этом пожалел, получив в ответ сокрушительное пожатие. А мужик держал, ухмыляясь.
– Меня называют Ящик.
Третьему Мори только сделал рукой приветственный жест. Тот кивнул и представился:
– Младший.
– Отличный город Гатлинбург, – начал Мори. Ответа не получил. – Вы тут не слыхали насчет…
Никто и ухом не повел. Барменша подала пиво, и ребята вернулись к своим разговорам.
Три пива прожили недолго. Мори попробовал еще раз:
– Отличная куртка, – сказал он тощему.
– Хард-рок-кафе, – ответил юнец, но ничего не добавил.
– Ручаюсь, вам нелегким трудом денежки достаются. Как насчет еще по одной?
Это заработало ему еще минуту внимания, и он решил ковать железо, пока горячо. Будь это в «Уютном уголке», они бы уже смеялись над шутками друг друга.
– Только усердным трудом можно заработать себе горб на спину, да? Давайте-ка я угадаю. Строители?
– Хуже, – ответил Младший. – Мебель двигаем.
– Мебель? – с ностальгией переспросил Мори. – Я этим долго занимался. Начал сразу после войны.
– Вьетнам? – спросил Младший таким тоном, будто там был.
– Нет… Вторая мировая. Большая. В Европе.
Младший посмотрел на него пристально.
– Людей убивал?
Мори лихорадочно соображал. Не может же этот мальчишка…
– А, – сказал он с облегчением, – на войне? Да наверняка убивал. ВВС, пятнадцатый воздушный. Бомбером на «Б-17». Пятьдесят боевых вылетов из Фоджи – это в Италии. Румынию бомбили, Польшу и Германию. Это вам не развлекушечки, нет, сэр.
Персик развернулся на табурете лицом к Мори:
– Класс.
– Бомбы к сбросу! – сказал Младший и присвистнул, поднял пустую банку пива и сбросил ее на стол. – Прощай, фрицы, да?
Мори приподнял бровь. Ящик подумал и спросил:
– Значит, видеть их не приходилось? Ну, там, мертвецы, трупы…
– Не тогда, – сказал Мори и замолчал. Потом заговорил снова, направляя разговор на более плодотворную почву. – Слушай, мальчик, – сказал он, обращаясь к Ящику, – про этого Шики Дуна можешь мне рассказать? Что оно там на самом деле было?
– Кто? Что? Ничего, ничего не знаю.
Побелевшими пальцами Ящик сжимал горлышко бутылки, таращась на этикетку.
– Дуна ищете? – спросил Персик. – Небось говорили уже с мистером Траутом?
Мори смутился:
– С Траутом? Откуда вы знаете…
– У нас никто ничего ни о чем не знает, – произнес Младший голосом, отсекающим продолжение разговора, и посмотрел недружелюбно. – Ясно? Так что оставим тему.
Мори побелел:
– Да, конечно. Извините.
Он допил «Манхэттен», попытался разобраться, что же это был за разговор. Откуда эти ребята, незнакомые, могли знать…
– Бли-и-ин! Гляньте-ка!
Младший мотнул головой в сторону нового посетителя – худощавого, хорошо сложенного молодого человека с черными волосами до плеч, одетого в юбку с золотой каймой и жилет, в сандалиях с ремешками до колен, зашнурованными крест-накрест. Он сел у стола и заказал себе пива.
Ящик грохнул кулаком по стойке:
– Да что они себе думают, что прямо так сюда заходят? Мори, радуясь, что может увести разговор от своей профессии и предполагаемо анонимного заказчика, буркнул:
– Смотри ты, фейгеле!
– Ты его знаешь?
Персик дернулся прочь так энергично, что чуть с табурета не свалился. Понятно, почему старик им пиво ставил.
– Нет-нет, – сказал Мори. – Фейгеле – это не его имя, и я его не знаю. Это слово означает – как их теперь называют? Гея.
Младший выразился грубее:
– Квиры блядские!
Надеясь прояснить ситуацию, чтобы снова вернуться к Дуну под другим соусом, Мори сказал:
– Каждому свое, я всегда так говорил. Вот в чем надо отдать им должное: в мебели у них вкус безупречный. Чувство цвета хорошее. Готовы дороже заплатить за качество. Мне чего не нравится – так это слова, которые они украли. – Заметив вопросительные взгляды, он улыбнулся. Язык у него отлично был подвешен, и сейчас он снова оказался на коне. – Ну, те слова, которые значили совсем другое? Например, мы с моей женой Розой, благослови Господь ее душу, были отличной гей-парой. – Он укоризненно глянул на Персика. – Это значит веселой, жизнерадостной. Значило, пока они не украли это слово. Квир? Всего лишь означало «странный». Во время войны «фэгз» – это были сигареты. «Квин»? Пожилая дама с короной на голове . А дайк ? Туда голландский мальчик пальчиком тыкал.
Младший фыркнул:
– А сейчас туда девочки пальчиком тыкают.
Мори рассмеялся и шлепнул себя по ляжке. Вот к такой болтовне в барах он и привык. Но не успел он найти ответ, как Младший бросил злобный взгляд на того молодого парня.
– Мужики мужиков лапают? Меня от такого тошнит.
Он обнял Ящика за плечи и придвинулся к нему, показав Персику, чтобы наклонился поближе.
– Вот что, ребята, – сказал он. – Надо бы ему морду набить.
– Точно, – согласился Персик.
– Я его возьму в захват, а вы ему можете руку сломать, – предложил Ящик.
– Вот мы как сделаем. – Младший понизил голос. – Персик? Они всегда на тебя облизываются – из-за твоей девичьей кожи и пухлой задницы.
– Младший, полегче!
– Но это правда. Даже Ящик на нее поглядывает, когда накурится.
Ящик схватил младшего за руку и сжал:
– Еще так скажешь – я тебе пальцы сломаю, хоть ты и сын босса.
Младший завертелся, пытаясь вытащить руку:
– Да пошутил я, пошутил!
– Ребята? – обратился к ним Мори со стороны.
Они не слышали. Разминая освобожденную руку, Младший сказал:
– Мы пошлем вперед Персика. Он подмигнет этому типу и выйдет наружу…
– Ни за что! – сказал Персик.
– Я первый выйду, – заявил Ящик. – Заверну ему руку за спину, как только он появится, кину на заднее сиденье…
– Ребята?
– Чего? – с досадой оглянулся на него Младший.
– Он ушел. Этот фейгеле. Бросил на стол банкноту и ушел.
– Черт! – в сердцах сказал Младший. – Чего ж ты ничего не сказал?
– Пошли его найдем, – предложил Ящик.
Все трое встали, бросились к двери и скрылись на улице. Мори заказал себе еще «Манхэттен». Когда барменша подала стакан, Мори поднял его в тосте перед боковым зеркалом.
– А ты-то думал, это будет легко.
18
Платон Скоупс, нервный молодой человек в перекрахмаленном лабораторном халате, на два размера большем, чем нужно для его тощей фигуры, поднял руку, прося внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Мори вышел из мотеля и остановился у тротуара, чтобы почувствовать обстановку. Возвращались с экскурсий туристы, ездившие в горы Смоки, в Долливуд и магазинчики Пиджин-Форджа. Некоторые уже начали вечерний поиск сувениров, бредя из магазина в магазин, где продавались футболки с рисунками, свечи ручной работы, дощечки с переводными картинками Тайной Вечери, фарфоровые гномы, индейские головные уборы из перьев, рога изобилия кустарных конфет, мириады солонок в виде медведей, расшитые бисером мокасины, настоящие устрицы с настоящими жемчужинами, портреты под старину, и многое, многое другое.
И все это Мори не интересовало. Внутренние часы подсказали ему, что сейчас как раз счастливый час, время выпить «Манхэттена», посплетничать с местными и найти свою цель – Шикльтона Дуна. Несколько вопросов, несколько кварталов прогулки – и Мори неохотно расстался со своими мечтами найти здесь «Уютный уголок Коры». Пришлось остановить свой выбор на баре «Пончо Пират», заметный своей десятифутовой неоновой вывеской, где скалился мексиканец с усами, как ручки пилы, в сомбреро и с повязкой на глазу. Здоровый глаз Пончо подмигивал синхронно с движениями танцующего попугая на плече. Мори усмехнулся перегоревшей «П», отчего получалось «Пончо злобный». Интерьер был в псевдомексиканском примитивном стиле, с голыми кирпичными стенами, пыльными пальмами и поддельными чучелами попугаев в клетках, подвешенных к потолку. Массивные колонки (молчащие пока, слава богу), длинная стойка, просторный танцпол, заставляющий думать, что по вечерам в уик-энд здесь не скучают.
Мелькнуло и тут же исчезло ностальгическое воспоминание, как танцевали они с Розой в старые добрые времена. Фокстроты, свинг, румба. Интересно, танцует в Гатлинбурге кто-нибудь щека к щеке или просто вертятся?
Мори сел у стойки и взял в руки первый «Манхэттен» со льдом, в Старомодном Стакане, как он любил. Придержав правую руку левой, он поднес стакан к губам. Годы были к нему милостивы, но руки уже не были так верны, как раньше.
Он стал рассматривать публику – в основном туристы, молодые, шумные даже в такой ранний час. Барменша, разбитная девица, едва только из школы, одетая в сомбреро, спортивные шорты красного атласа и желтую футболку с одноглазым ухмыляющимся мексиканцем на груди, насчет этого «Пуф!» преподобного Шикльтона Дуна знала все. Весь город гудит, сказала барменша. Нет, сама она никогда Князя не видела, но может узнать «светляков», последователей Дуна, – они ходят в белых балахонах и ночью все с фонарями. Еще она нарисовала на салфетке план, где церковь их была отмечена крестом (она эту церковь называла «Маяк»), и даже вывела Мори на тротуар показать дирижабль в виде ангела с глазами, мерцающими стробированным светом. Мори счел, что ангел похож на раздутого ныряльщика, повисшего вниз головой, с крыльями жирного лебедя – ноги сведены вместе, их пальцы направлены вниз, разведенные руки протянуты к небу.
– А ночью он подсвечен прожектором, – сказала барменша. – Говорят, что его из семи штатов видно или из восьми даже.
– Это действительно так?
– Если хотите посмотреть поближе, поднимитесь на «Небесную иглу». По одному билету можно пройти два раза – днем и вечером.
Мори подумал, что это неплохая мысль. Оттуда, с птичьего полета, будет видна церковь Дуна и его дом.
Он допил стакан, закинул в рот вишенку и заказал второй.
Примерно когда он допил его до середины, вошли трое молодых людей, сели за два стула от Мори и заказали пиво. Волосы у них перепутались от пота, футболки промокли. Один был в кожаной куртке – наверное, очень ею гордится, раз носит в такой день. Похоже, работяги. Один, быть может, строитель или (он закрыл глаза, омываемый теплым воспоминанием) мебельный грузчик. Здоровенный парень крутого вида, моложе тридцати, с хвостом волос, пирсингом, татуировками и выпирающими мускулами – явно любит таскать железо. Его спутник – толстый, веснушчатый, светловолосый, моложе года на два, уже набивал пасть орешками со стойки. Его Мори определил как работающего в лавке, где он помадку продает – и съедает не меньше. Третий, похожий на хорька, как раз в кожаной куртке, щеголял редкой бородкой, бритой головой и нездоровым цветом лица. Судя по присвисту и уханью, которое они издавали, ребята были заняты охотой на туристок. Мори решил, что если они про Дуна и не знают, то могли хотя бы заметить ту молодую женщину, что видела его исчезновение. Она будет путеводной нитью Мори к цели – выполнению контракта.
. Потом еще раз, потом чуть пристукнул стаканом по стойке, чтобы обратить на себя внимание. Все трое повернулись как один и нахмурились.
– Привет, ребята! Как жизнь? – сказал Мори и тут же понял, каким старым и чуждым должен он казаться этим ребятишкам.
Три головы отвернулись одновременно и стали хихикать над какой-то только им понятной шуткой.
Мори заговорил громче:
– Просто поговорить хотелось. Немножко одиноко вот так ездить самому по себе. Жена двадцать лет назад умерла.
Бить на сочувствие тоже не получилось. Все трое демонстративно повернулись спиной, и Мори решил зайти с другой стороны.
– А что, если я всем пива поставлю?
Сначала пухлый, потом тощий, а потом и здоровяк повернулись к Мори. Он махнул рукой барменше – по пиву всем ребятам, – а потом пересел поближе к жирному.
– Меня можно называть Мори, – сказал он с улыбкой коммивояжера и протянул руку.
Пухлый неуверенно пожал ее вялой рукой.
– Персик.
Мори повернулся к крупному, протянул руку и тут же об этом пожалел, получив в ответ сокрушительное пожатие. А мужик держал, ухмыляясь.
– Меня называют Ящик.
Третьему Мори только сделал рукой приветственный жест. Тот кивнул и представился:
– Младший.
– Отличный город Гатлинбург, – начал Мори. Ответа не получил. – Вы тут не слыхали насчет…
Никто и ухом не повел. Барменша подала пиво, и ребята вернулись к своим разговорам.
Три пива прожили недолго. Мори попробовал еще раз:
– Отличная куртка, – сказал он тощему.
– Хард-рок-кафе, – ответил юнец, но ничего не добавил.
– Ручаюсь, вам нелегким трудом денежки достаются. Как насчет еще по одной?
Это заработало ему еще минуту внимания, и он решил ковать железо, пока горячо. Будь это в «Уютном уголке», они бы уже смеялись над шутками друг друга.
– Только усердным трудом можно заработать себе горб на спину, да? Давайте-ка я угадаю. Строители?
– Хуже, – ответил Младший. – Мебель двигаем.
– Мебель? – с ностальгией переспросил Мори. – Я этим долго занимался. Начал сразу после войны.
– Вьетнам? – спросил Младший таким тоном, будто там был.
– Нет… Вторая мировая. Большая. В Европе.
Младший посмотрел на него пристально.
– Людей убивал?
Мори лихорадочно соображал. Не может же этот мальчишка…
– А, – сказал он с облегчением, – на войне? Да наверняка убивал. ВВС, пятнадцатый воздушный. Бомбером на «Б-17». Пятьдесят боевых вылетов из Фоджи – это в Италии. Румынию бомбили, Польшу и Германию. Это вам не развлекушечки, нет, сэр.
Персик развернулся на табурете лицом к Мори:
– Класс.
– Бомбы к сбросу! – сказал Младший и присвистнул, поднял пустую банку пива и сбросил ее на стол. – Прощай, фрицы, да?
Мори приподнял бровь. Ящик подумал и спросил:
– Значит, видеть их не приходилось? Ну, там, мертвецы, трупы…
– Не тогда, – сказал Мори и замолчал. Потом заговорил снова, направляя разговор на более плодотворную почву. – Слушай, мальчик, – сказал он, обращаясь к Ящику, – про этого Шики Дуна можешь мне рассказать? Что оно там на самом деле было?
– Кто? Что? Ничего, ничего не знаю.
Побелевшими пальцами Ящик сжимал горлышко бутылки, таращась на этикетку.
– Дуна ищете? – спросил Персик. – Небось говорили уже с мистером Траутом?
Мори смутился:
– С Траутом? Откуда вы знаете…
– У нас никто ничего ни о чем не знает, – произнес Младший голосом, отсекающим продолжение разговора, и посмотрел недружелюбно. – Ясно? Так что оставим тему.
Мори побелел:
– Да, конечно. Извините.
Он допил «Манхэттен», попытался разобраться, что же это был за разговор. Откуда эти ребята, незнакомые, могли знать…
– Бли-и-ин! Гляньте-ка!
Младший мотнул головой в сторону нового посетителя – худощавого, хорошо сложенного молодого человека с черными волосами до плеч, одетого в юбку с золотой каймой и жилет, в сандалиях с ремешками до колен, зашнурованными крест-накрест. Он сел у стола и заказал себе пива.
Ящик грохнул кулаком по стойке:
– Да что они себе думают, что прямо так сюда заходят? Мори, радуясь, что может увести разговор от своей профессии и предполагаемо анонимного заказчика, буркнул:
– Смотри ты, фейгеле!
– Ты его знаешь?
Персик дернулся прочь так энергично, что чуть с табурета не свалился. Понятно, почему старик им пиво ставил.
– Нет-нет, – сказал Мори. – Фейгеле – это не его имя, и я его не знаю. Это слово означает – как их теперь называют? Гея.
Младший выразился грубее:
– Квиры блядские!
Надеясь прояснить ситуацию, чтобы снова вернуться к Дуну под другим соусом, Мори сказал:
– Каждому свое, я всегда так говорил. Вот в чем надо отдать им должное: в мебели у них вкус безупречный. Чувство цвета хорошее. Готовы дороже заплатить за качество. Мне чего не нравится – так это слова, которые они украли. – Заметив вопросительные взгляды, он улыбнулся. Язык у него отлично был подвешен, и сейчас он снова оказался на коне. – Ну, те слова, которые значили совсем другое? Например, мы с моей женой Розой, благослови Господь ее душу, были отличной гей-парой. – Он укоризненно глянул на Персика. – Это значит веселой, жизнерадостной. Значило, пока они не украли это слово. Квир? Всего лишь означало «странный». Во время войны «фэгз» – это были сигареты. «Квин»? Пожилая дама с короной на голове . А дайк ? Туда голландский мальчик пальчиком тыкал.
Младший фыркнул:
– А сейчас туда девочки пальчиком тыкают.
Мори рассмеялся и шлепнул себя по ляжке. Вот к такой болтовне в барах он и привык. Но не успел он найти ответ, как Младший бросил злобный взгляд на того молодого парня.
– Мужики мужиков лапают? Меня от такого тошнит.
Он обнял Ящика за плечи и придвинулся к нему, показав Персику, чтобы наклонился поближе.
– Вот что, ребята, – сказал он. – Надо бы ему морду набить.
– Точно, – согласился Персик.
– Я его возьму в захват, а вы ему можете руку сломать, – предложил Ящик.
– Вот мы как сделаем. – Младший понизил голос. – Персик? Они всегда на тебя облизываются – из-за твоей девичьей кожи и пухлой задницы.
– Младший, полегче!
– Но это правда. Даже Ящик на нее поглядывает, когда накурится.
Ящик схватил младшего за руку и сжал:
– Еще так скажешь – я тебе пальцы сломаю, хоть ты и сын босса.
Младший завертелся, пытаясь вытащить руку:
– Да пошутил я, пошутил!
– Ребята? – обратился к ним Мори со стороны.
Они не слышали. Разминая освобожденную руку, Младший сказал:
– Мы пошлем вперед Персика. Он подмигнет этому типу и выйдет наружу…
– Ни за что! – сказал Персик.
– Я первый выйду, – заявил Ящик. – Заверну ему руку за спину, как только он появится, кину на заднее сиденье…
– Ребята?
– Чего? – с досадой оглянулся на него Младший.
– Он ушел. Этот фейгеле. Бросил на стол банкноту и ушел.
– Черт! – в сердцах сказал Младший. – Чего ж ты ничего не сказал?
– Пошли его найдем, – предложил Ящик.
Все трое встали, бросились к двери и скрылись на улице. Мори заказал себе еще «Манхэттен». Когда барменша подала стакан, Мори поднял его в тосте перед боковым зеркалом.
– А ты-то думал, это будет легко.
18
Платон Скоупс, нервный молодой человек в перекрахмаленном лабораторном халате, на два размера большем, чем нужно для его тощей фигуры, поднял руку, прося внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60