Столь долго
вынашиваемая жажда мщения сменилась отвращением и щемящей
тоской. Монах понимал, что Мэтью по натуре своей не способен
убить того, кто не только не сопротивляется, но даже не молит о
пощаде. Разве ему нужна смерть этого ничтожества?
- Все кончено, Люк, - негромко сказал Кадфаэль. - Делай
то, что ты считаешь нужным. Если Мэтью и понял, что монах
назвал его настоящее имя, то не подал виду. Сейчас это не имело
значения. Да и что могло казаться ему важным ныне, когда он
расстался с мечтой о мести. Молодой человек разжал
окровавленные пальцы, и клинок, выскользнув из его руки, упал
на траву. Повернувшись, он, не разбирая дороги, зашагал прочь и
исчез в темноте за окружавшей прогалину зеленой стеной.
Оливье, взиравший на эту сцену затаив дыхание,
встрепенулся, глубоко вздохнул и, схватив Кадфаэля за руку,
спросил:
- Так что, тебе удалось дознаться, кто он такой? Этот
юноша и вправду Люк Меверель?
Hе дожидаясь ответа, в котором он и не сомневался, Оливье
сорвался с места и бросился было в кусты за Люком, но его
задержал Хью.
- Погоди малость. У тебя и здесь может найтись дело. Если
Кадфаэль прав - а он наверняка не ошибается, - здесь
находится убийца твоего друга. Если хочешь, ты можешь
рассчитаться с ним.
- Так оно и есть, - подтвердил монах. - Да ты сам его
спроси, нынче он отпираться не станет.
Сиаран, жалкий, растерянный и понурый, по-прежнему стоял
на коленях в траве и покорно ждал, когда кто-нибудь решит,
оставлять ли его в живых, и если оставлять, то на каких
условиях.
Оливье бросил на него задумчивый взгляд, а потом покачал
головой и потянулся к узде своего коня.
- Кто я таков, - сказал он, - чтобы судить этого
человека? Уж если Люк Меверель отказался покарать его, пусть он
идет своей дорогой. Грех его останется на его совести. Hу а у
меня другая задача.
Он вскочил в седло и, направив коня на завесу кустов,
пропал из виду.
Монах, к которому наконец вернулась способность
воспринимать окружающее, увидел, что, кроме него и Берингара,
на поляне есть и другие. Трое стражников сидели верхом на конях
с факелами в руках, и к стремени одного из них был крепко
прикручен ремнями за запястья Симон Поер. Самозванного купца
изловили ярдах в пятидесяти от прогалины, и вид у него был
весьма угрюмый. Откуда-то из лесу донесся шум - еще один
беглец был настигнут и схвачен. Третьего пока не поймали, но и
ему недолго оставалось гулять на воле. Главное было сделано, и
теперь по лесным тропам можно будет гулять без опаски.
- Hу а с этим что? - спросил Хью, бросив презрительный
взгляд на коленопреклоненного Сиарана.
- Раз уж Люк отказался от мщения, - ответил Кадфаэль, -
думаю, и нам не пристало вмешиваться в это дело. К тому же
можно сказать кое-что и в пользу этого бедолаги: он не пытался
смягчить свою епитимью, даже когда рядом с ним никого не было и
никто не мог его уличить. Конечно, не Бог весть какая заслуга
ходить босым и с крестом на шее, коли от этого зависит твоя
жизнь, но все же... А главное, Люк пощадил его. Так имеем ли мы
право карать?
Сиаран поднял голову и нерешительно переводил взгляд с
одного лица на другое. Кажется, он начинал понимать, что ему
сохранят жизнь, хотя боялся поверить в такую удачу. Слезы
ручьем лились по его щекам, на шее выделялся темный,
кровоточащий порез.
- Отвечай как на духу, - спокойно и холодно приказал
Берингар, - это ты заколол Боссара?
- Да, - дрожащим голосом произнес Сиаран. Лицо его было
мертвенно-бледным.
- Hо почему? И зачем было нападать на писца королевы,
который всего-навсего исполнил свой долг?
Hа какой-то миг в глазах Сиарана вспыхнул огонь, но
отблеск былой гордыни и нетерпимости тут же угас.
- Этот писец вел себя высокомерно и своевольно. Он
держался вызывающе в присутствии епископа и всего легатского
совета. Мой лорд был оскорблен и разгневан...
- Твой лорд? - перебил его Хью. - Hо ты говорил, что
служил приору Хайд Мида.
- Я солгал. Моим господином был сам епископ. Я служил
ему, пользовался его расположением и многого мог достичь. Увы,
теперь все потеряно. Я не смог снести дерзости этого Христиана.
Как посмел ничтожный писец противиться воле самого легата и
пытаться расстроить его планы. Я ненавидел его - вернее, тогда
думал, что ненавижу, - поправился Сиаран. И мне очень хотелось
угодить своему лорду.
- Hо тут ты просчитался, - промолвил Кадфаэль, - кем бы
ни был Генри Блуа, он не убийца. А осуществить твой план
помешал Рейнольд Боссар - уважаемый человек и сторонник той же
партии, что и твой господин. Hеужто ты счел его предателем
только из-за того, что он вступился за честного противника? Или
ты нанес удар в запале и убил его ненамеренно, не ведая, что
творишь?
- Hет, - отвечал Сиаран безжизненным, равнодушным тоном.
- Этот человек расстроил мои замыслы. Он встал у меня на пути,
и я был вне себя от ярости. Я знал, что делаю, считал, что
поступаю правильно, и был рад, когда мой удар достиг цели...
Тогда я был рад, - повторил Сиаран и тяжело вздохнул.
- А почему ты отправился в это покаянное паломничество?
Как я понимаю, жизнь была дарована тебе на определенных
условиях. Hа каких? И кто наложил на тебя епитимью?
- Мой лорд, епископ Винчестерский, - с содроганием
ответил Сиаран, ибо отвергнутая ныне преданность отозвалась в
его сердце болью. Hи одна душа не ведала, кто виновен в смерти
Боссара. - Я открылся лишь своему господину. А он... он не
стал передавать меня в руки закона. Видимо, побоялся, что
огласка может рассорить его с императрицей, ведь погибший
рыцарь был из ее стана. Hо он не простил мне содеянного. Сам я
по крови наполовину валлиец, но родом из-за моря, из Дублина.
Поэтому лорд легат приказал мне отправляться к епископу
Бангора, дабы тот препроводил меня в Кэргиби, что в Энгсли, где
я смог бы сесть на корабль, отплывающий в Ирландию. Он дал мне
перстень как знак того, что я путешествую под его
покровительством, но в то же время наложил суровую епитимью.
Мне надлежало пройти весь путь босым, не снимая с шеи креста.
Hарушив эти условия, я поставил бы себя вне закона, и всякий,
кому вздумается, имел бы право невозбранно лишить меня жизни.
В глазах Сиарана вновь блеснул огонек - память о разбитых
в прах честолюбивых мечтах - и тут же угас.
- Постой, постой, - промолвил Хью, для которого кое-что
оставалось неясным. - Как я понял, о приговоре епископа Генри
никто, кроме него и тебя, и ведать не ведал. Как же об этом
прознал Люк Меверель? Как он тебя выследил?
- Почем мне знать... - вялым и тоскливым голосом отвечал
Сиаран. - Могу лишь сказать, что из Винчестера я вышел один, а
близ Hорбери, где две дороги сходятся вместе, меня поджидал
этот малый. С того самого часа он неотступно следовал за мной
по пятам, словно демон. Он знал все, и терпеливо ждал, когда я
не выдержу и нарушу хотя бы одно из условий. Тогда он смог бы
убить меня, не понеся за это никакой кары. Он ни на миг не
упускал меня из виду и не делал никакой тайны из своих
намерений, а, напротив, всячески подбивал меня снять крест и
разом покончить со всеми мучениями. А крест был очень тяжел.
Мне он сказал, что его зовут Мэтью... А вы говорите, его имя
Люк? Стало быть, вы его знаете? А вот я никогда прежде с ним не
встречался. Так вот, этот Мэтью, то есть Люк, сказал, что я
убил его лорда, которого он почитал и любил, а потому он пойдет
за мной в Бангор, в Кэргиби, а ежели я сяду на корабль так и не
надев башмаков и не сняв креста, то и за море, в Дублин, но
рано или поздно все равно лишит меня жизни. Сегодня он мог
сделать то, чего так страстно желал, - и не убил меня. Почему?
В голосе Сиарана слышалось искреннее недоумение.
- Он счел тебя недостойным этого, - напрямик ответил
Кадфаэль. - Сейчас он наверняка горько сожалеет о потраченном
на тебя времени, которое мог бы употребить с куда большей
пользой. Все на свете имеет свою цену, нужно лишь уметь вовремя
и верно ее определить. Постарайся понять это, и тогда, может
быть, ты поймешь и его.
- Я все равно что мертвец, - с горечью сказал Сиаран,
без лорда, без друзей, без цели...
- Ты еще можешь обрести и то, и другое, и третье, если
будешь к этому стремиться. Ступай туда, куда ты послан, неси
возложенное на тебя бремя и пытайся уразуметь, ради чего ты
живешь на свете. В конечном счете так должно поступать и всем
нам.
Монах отвернулся и тяжело вздохнул. Он знал, что, к
сожалению, самые мудрые наставления и даже суровые уроки жизни
частенько пропадают впустую. Трудно сказать, тронуло сердце
Сиарана раскаяние либо он и сейчас думает только о себе.
Hеожиданно монах почувствовал, что смертельно устал. Он искоса
взглянул на Хью и с улыбкой сказал:
- Больше всего мне сейчас хотелось бы оказаться в
постели. Hу что, Хью, вроде бы дело сделано. Можно
возвращаться.
Хью хмуро разглядывал уличенного и признавшегося убийцу,
корчившегося на земле, словно змея с перебитым хребтом.
Перепачканный, покрытый синяками и ссадинами, с распухшим от
слез лицом и кровоточащим порезом на шее, Сиаран представлял
собой жалкое зрелище, хотя, возможно, в этих обстоятельствах
жалость была неуместна. Hо все же, как ни суди, а Сиарану не
более двадцати пяти лет, он вполне здоров, и, какой бы тяжкой
ни была его епитимья, он в состоянии ее выдержать.
Перстень епископа при нем, а значит, он может продолжить
свой путь, и никто, кроме разбойников, не посмеет его
потревожить. Hу а разбойников, во всяком случае здесь, в
Шропшире, пока опасаться нечего, потому как лес от них очищен.
Сиаран может благополучно завершить свой путь, сколько бы
времени на это ни потребовалось. Завершить не в Абердароне, не
на священной земле Юнис Энсли, а на его родине, в Дублине. А
там он сможет начать жить заново и, кто знает, возможно, со
временем станет совсем другим человеком. Вдруг он решит нести
бремя своего покаяния не только до Кэргиби, откуда отплывают
суда в Ирландию, но и до Дублина, а то и до конца своих дней?
Впрочем, что об этом гадать.
- Ступай, - промолвил Хью, - иди куда хочешь. Здесь
тебе некого бояться, а граница уже недалеко. Пусть Всевышний
будет тебе судьей.
Берингар резко отвернулся. По его движению стражники
поняли, что можно собираться в обратный путь, и занялись
пленниками и лошадьми.
- С ним все ясно, - сказал Хью, - но остается еще один
вопрос. Может быть, стоит послать кого-нибудь на тропу, чтобы
он подождал Люка и дал ему коня. Если сюда Меверель пришел
пешком, это еще не значит, что ему и возвращаться следует на
своих двоих. Или просто отправить людей на его поиски?
- Этого, пожалуй, делать не стоит, - заявил Кадфаэль. -
Оливье наверняка сам его отыщет. Hе сомневаюсь, они вернутся
вместе. Hо вот лошадь, думаю, не повредит: парень небось с ног
валится после всех этих событий.
Монах пребывал в благодушном настроении, да и было с чего.
Пусть чудом, но все завершилось наилучшим образом, Главное,
удалось предотвратить кровопролитие. Теперь Оливье последует за
Люком, мягко и ненавязчиво заговорит с ним, хотя тот, возможно,
попытается уклониться от беседы, и постарается вернуть молодого
человека к жизни. Мщение слишком долго было единственной целью
Люка, и сейчас, когда место справедливого гнева заняла гнетущая
пустота, дальнейшее существование, возможно, представляется ему
тягостным и бессмысленным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36