В отдалении Кадфаэлю послышался далекий глухой топот копыт, скорее даже не звук, а едва ощутимое сотрясение земли под ногами. С той стороны, откуда они пришли вчера вечером, быстро приближалась пара добрых коней. По всему чувствовалось, что лошади хорошо отдохнули, и дорога им ничуть не в тягость. Вероятно, это были путешественники, спешащие в Личфилд, а ночь они, надо полагать, провели в маноре Стреттон, что в полутора милях к западу.
Вскоре Кадфаэль увидел двух одинаково одетых в темную кожу всадников, которые так естественно и непринужденно держались в седлах, что старый монах даже залюбовался. Вероятно они одновременно и с самого раннего детства учились искусству верховой езды — их посадка и сама манера езды были удивительно схожи. А может быть, старший научил младшего. Пожалуй, именно так: Кадфаэль заметил, что один из них не только был гораздо более солидного телосложения, но и годился другому в отцы. Кадфаэлю даже показалось (хоть и было слишком далеко, чтобы разглядеть их как следует), что они родственники. За каждым из всадников в седле сидела женщина. Конечно, знатные дамы в дорожных плащах все выглядят примерно одинаково, но внимание Кадфаэля привлекла первая из них и он неотрывно следил за ней глазами, пока лошади с седоками не скрылись из виду. Спустя короткое время даже стука копыт уже не было слышно.
Та женщина все еще стояла перед его мысленным взором, когда он повернулся к сараю. Память настойчиво твердила ему, что он видит ее не в первый раз, а если он перестанет упрямиться и отрицать очевидное, тогда сразу поймет, кто эта женщина. Но Кадфаэль не желал верить своим глазам.
Да и кроме того, даже если ему и не померещилось, какой прок забивать себе этим голову — он все равно бессилен предотвратить последствия, какими бы они ни были. Кадфаэль пожал плечами, еще немного поразмыслил над своим неожиданным видением и отправился в сарай дожидаться пробуждения Хэлвина.
Прошли еще день и ночь.
Они миновали небольшую рощицу и вышли к обширным полям, плодородным и хорошо обработанным, но еще не покрытым свежей зеленью по причине затянувшихся холодов. Эти поля казались настоящим оазисом среди множества брошенных и запущенных земель графства — результат весьма сурового и жестокого подавления крестьянского восстания пятидесятилетней давности. Перед ними мягко змеилась речная гладь Тейма, вдоль его берегов теснились дома, чуть поодаль стояла мельница с островерхой крышей — это был Элфорд.
Прошлую ночь Кадфаэль с Хэлвином провели под гостеприимным кровом личфилдских братьев, а с рассветом, получив подробнейшие указания относительно самой короткой дороги в Элфорд, тронулись в путь, чтобы преодолеть оставшиеся четыре мили. И вот они достигли, наконец, цели своего странствия. Им осталось только пройти через поля и пересечь деревянный мостик через Тейм. Благодатный процветающий край, в то время как остальные прозябают в скудости и убожестве. Земля тучная и жирная — там, где она распахана, это видно даже издалека. И у них тут не одна мельница, а даже две — вторая чуть выше по течению, они ее сразу не разглядели. Поистине это благословенное место словно действительно обещает умиротворение и долгожданный покой после тяжких трудов и мучений.
Узкая тропинка, петляя, вела их за собой, перед братьями вырастали крыши Элфорда, затененные пока еще темными ветвями деревьев. Почки едва только начали появляться, и о настоящей зелени говорить не приходилось, но какая-то неуловимая зеленоватая дымка уже окутывала деревья и кусты. Они перешли мостик (Хэлвину пришлось очень аккуратно ставить костыли, чтобы не оступиться на неровных досках), и оказались между двумя рядами домов. Обитатели Элфорда жизнерадостно хлопотали по хозяйству, отвлекаясь от своих занятий, чтобы поздороваться с двумя бенедиктинскими монахами. Приветливая доброжелательность жителей сопровождала их всю дорогу до церкви. Хэлвин, и без того крайне довольный тем, что сумел дойти до цели, при виде такой радушной встречи испытывал необычайный душевный подъем.
Им не пришлось спрашивать, как пройти к церкви, они заметили ее еще на подходе к Элфорду. Приземистый серый храм был построен уже после завоевания Англии норманнами. Его окружал высокий крепкий частокол из толстых бревен, за которым в случае нужды могли укрыться жители Элфорда. В церковном дворе росли могучие раскидистые деревья. Хэлвин и Кадфаэль вошли под прохладную гулкость сводов, столь характерную для церквей, построенных целиком из камня. Здесь царили тишина и полумрак, слабо пахло восковыми свечами и пылью.
Хэлвин постоял немного, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Здесь не Гэльс, и фамильный склеп де Клари должен, по всей вероятности, располагаться прямо в стенах церкви. При свете алтарных свечей они увидели его. В нишу правой стены была вделана громадная каменная плита, с высеченным на ней силуэтом спящего рыцаря: не иначе то был первый де Клари, ступивший на землю Англии вместе с Вильгельмом Завоевателем, прославленный в боях воин, успевший насладиться заслуженной королевской милостью. Хэлвин сделал несколько шагов и замер — возле усыпальницы на коленях стояла женщина.
Они могли разглядеть лишь склоненный силуэт в темно-сером плаще, который сливался в полумраке с такими же серыми камнями. То, что это женщина, а не мужчина, они поняли сразу: отброшенный назад капюшон открывал белый льняной чепец, лицо было прикрыто вуалью. Они уже собирались вернуться к входу, чтобы не мешать ей молиться, но она, наверное, услышала стук костылей по каменным плитам пола и обернулась. Одним плавным грациозным движением поднялась с колен и сразу же направилась прямо к ним. Свет из окна упал на ее лицо — это было гордое, стареющее, но все еще прекрасное лицо Аделаис де Клари.
Глава пятая
— Это вы? — удивленно спросила она, переводя глаза с одного монаха на другого. Казалось, она пытается найти какую-то логику в их появлении здесь и не находит ее. Голос Аделаис звучал естественно, в нем не слышалось привета, но и досады тоже не было. — Никак не ожидала увидеть вас так скоро. Ты, Хэлвин, последовал за мной сюда, потому что хотел еще о чем-то попросить? Проси. Я исполню твою просьбу.
— Госпожа, — запинаясь от волнения едва выговорил Хэлвин, который был потрясен нежданной встречей, — мы не следовали за тобой, мы не знали, что ты здесь. Я безмерно благодарен тебе за твою доброту и никогда бы не помыслил еще раз потревожить тебя. Поверь, я пришел в Элфорд с одной-единственной целью — исполнить данный мною обет помолиться на могиле моей возлюбленной. Я был уверен, что твоя дочь похоронена в Гэльсе, но ее там не оказалось. Священник направил нас в Элфорд, к усыпальнице ее предков, и сюда мы пришли. Попросить тебя я могу лишь об одном: позволь мне исполнить клятву и провести ночь в молитвах у могилы твоей дочери. Потом я уйду и никогда больше не напомню о себе.
— Не стану отрицать, — гораздо более мягким, чем ранее тоном произнесла Аделаис, — я буду рада, когда мы расстанемся. Нет-нет, я не сержусь на тебя, но ты разбередил старую рану, вызвал в памяти то, о чем я старалась забыть все эти годы. Твое лицо напомнило мне о моем горе и рана кровоточит вновь. Иначе зачем бы я приказала оседлать лошадей и помчалась сюда во весь опор?
— Верю, — дрогнувшим голосом произнес Хэлвин, — всемилостивый господь дарует тебе успокоение. Я буду молиться, чтобы время быстрее исцелило тебя и принесло мир твоей душе.
— Господь дарует мне успокоение! А тебе он тоже дарует его? — воскликнула Аделаис, движением руки приказывая ему молчать. — Успокоение, — раздраженно повторила она. Горечь и ожесточение портили ее благородно-строгое лицо. — Ты требуешь от господа слишком многого! — Она помолчала. — В своем монастыре, Хэлвин, ты выучился цветистым речам. Что ж, времени у тебя для этого было предостаточно. Когда-то твой голос звучал легко и свободно и таким же был твой шаг. А нынче с тебя семь потов сошло, пока ты доплелся до Элфорда, но ты все-таки здесь, в упорстве тебе не откажешь. И теперь я попрошу тебя исполнить мою просьбу, и не отвергать более моего гостеприимства. В маноре моего сына у меня есть свой собственный дом. Приди туда и отдохни хотя бы до вечерни, раз уж тебе обязательно надо умерщвлять плоть на этих ледяных камнях ночными бдениями.
— Так ты позволяешь мне молиться всю ночь на могиле твоей дочери? — тревожно переспросил Хэлвин.
— Почему бы и нет? Я сама только что возносила здесь моления богу, зачем же мне отказывать в этом тебе? Ты превратился в калеку, но я вовсе не хочу, чтобы ты превращался еще и в клятвопреступника. Поешь и отдохни в моем доме, а потом исполнишь свой обет. Я сейчас же пошлю сюда за вами слугу, чтобы он проводил вас, когда вы помолитесь.
Аделаис направилась к выходу, не слушая неуверенных выражений благодарности Хэлвина и не давая ему возможности отказаться от ее предложения. Почти дойдя до двери, она неожиданно обернулась.
— Но никому ни слова, зачем ты здесь, — требовательно проговорила она. — Доброму имени и чести моей дочери ничто не угрожало под этим камнем восемнадцать лет, пусть же так будет и дальше. Пусть тайна сия останется между нами двумя и этим добрым братом, который сопровождает тебя.
— Госпожа, — проникновенно сказал Хэлвин, — ни одна живая душа не услышит об этом ни сейчас, ни впоследствии, ни здесь, ни в каком другом месте — обещаю тебе.
— Тогда я спокойна, — с этими словами Аделаис повернулась и вышла, бесшумно притворив за собой дверь.
Хэлвин не мог опуститься на колени без помощи Кадфаэля и не держась за что-нибудь руками. Они вместе сотворили молитву перед алтарем, но и после этого Хэлвин долго оставался коленопреклоненным. Кадфаэль украдкой разглядывал его осунувшееся лицо. Да, конечно, Хэлвин сумел преодолеть пешком расстояние от Шрусбери до Элфорда, но далось ему это очень нелегко и выглядит он хуже некуда. Даже непонятно, как он сможет простоять на коленях целую ночь в этом холоде, но он простоит. Отговаривать его бесполезно. Но зато, после того как этот последний долг будет исполнен, они смогут отправиться в обратный путь. Разумеется, было бы очень кстати, сумей Аделаис уговорить Хэлвина остаться еще на одну ночь в Элфорде. Отдых перед долгой дорогой ему просто необходим. Неизвестно только, захочет ли она уговаривать его, а уж это зависит от того, что окажется сильнее — снисходительная доброжелательность или болезненная, жгучая горечь воспоминаний.
Не исключено, что она говорила правду и именно неожиданный приход Хэлвина побудил ее немедля броситься к могиле дочери. Кадфаэлю представилась так поразившая его возле избушки лесничего картина: Аделаис, сопровождаемая всего лишь одной служанкой и двумя грумами, скачет по Ченетскому лесу. Возможно, она говорила правду. А возможно, и нет. Уж больно она тогда торопилась. Кадфаэлю вновь вспомнился стремительный бег коней, словно и не сидело на их спинах по два седока. Действительно ли Аделаис не терпелось попасть на могилу дочери, или же она спешила, чтобы успеть добраться до Элфорда прежде них, подготовиться и встретить Хэлвина во всеоружии? Она хотела расстаться с ними по-доброму и никогда больше не видеть их. Но это совершенно естественное желание, ведь они нарушили ее покой, поднесли к ее прекрасному лицу старое растрескавшееся зеркало.
— Помоги мне встать, — произнес Хэлвин и поднял руки, как ребенок. В первый раз он попросил о помощи, а раньше только принимал ее, причем не столько с благодарностью, сколько покоряясь неизбежности. Когда они уже шли к двери, Хэлвин вдруг с удивлением воскликнул: — За все время, пока мы были здесь, ты не вымолвил ни слова!
— Мне нечего было сказать, — ответил Кадфаэль. — Но я слышал много слов и даже паузы между ними были исполнены смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32