Вероятно, он был готов к тому, что в любую минуту может повстречать на дороге сына, скачущего во весь опор в Вайверс, чтобы помешать свадьбе, которая лишила бы его последних безумных надежд. Но они прошли уже больше мили, а вокруг по-прежнему была только глухая ночь.
Теперь дорога шла через редкий, чахлый перелесок. Приходилось ступать по небольшим, поросшим травой кочкам — корка снега была слишком тонкой, чтобы примять траву. Справа у тропы в одном месте возвышался небольшой холмик, почти неприметный и выделявшийся только более темным цветом, чем окружавшая его поверхность белесо-бурого, прихваченного морозцем торфяника. Сенред уже миновал его и шел дальше, но стоило Кадфаэлю замедлить шаг, как он тут же оказался возле него, чтобы посмотреть, что привлекло внимание монаха.
— Дайте сюда факел, быстро!
Желтый свет огня выхватил из темноты очертания лежащего навзничь тела — голова была отвернута в сторону от тропы, лицо припорошено снегом. Кадфаэль нагнулся и отер тончайшую ледяную вуаль с запрокинутого лица, глядящего вверх открытыми невидящими глазами с выражением испуга и удивления. Когда она падала, капюшон свалился с ее головы, и седые волосы еще больше побелели от снега. Она лежала на спине, слегка отклонившись вправо. Руки были подняты вверх и широко раскинуты, словно в отчаянной попытке отвести удар. На черный плащ легла нарядная снежная кисея, и только небольшое темное пятно на груди портило этот наряд — там, где снежинки, опускаясь на проступившую кровь, тут же таяли. По ее позе трудно было судить, когда настиг ее злодейский удар — на пути из дому или к дому, но Кадфаэль подумал, что, возможно, в последний момент она услышала, как кто-то подкрался к ней сзади и резко обернулась, вскинув руки, чтобы прикрыть голову. И потому нож, который уже был готов воткнуться сзади ей под ребра, вонзился в грудь. В такой мороз нельзя было даже приблизительно определить, когда наступила смерть.
— Господи помилуй! — ахнул Сенред. — Вот уж не думал, что мне доведется увидеть такое! За что?.. Да что бы она ни задумала, неужто не было другого способа помешать ей?
— Волкам и мороз не помеха, — мрачно заметил его управляющий. — Не пойму только, каким ветром их сюда занесло — богатой добычей у нас здесь вроде не пахнет. А гляньте-ка, ведь ничего и не взяли, даже плаща. Бездомные бродяги сняли бы все до последней нитки, это как пить дать!
— Да в наших краях таких и не водится, — покачал головой Сенред, — в чем — в чем, а в этом я уверен. Нет, тут все не так просто. Я бы много дал, чтобы узнать, в какую сторону она шла, когда ее настигла смерть.
— Возможно, мы найдем ответ, когда поднимем ее, — сказал Кадфаэль. — Что делать? Ей уже ничем не поможешь. Кто бы ни занес на нее руку, в своем черном деле он явно не новичок — второго удара не потребовалось. А следы на такой мерзлой земле искать бесполезно, хотя бы и снегом их не засыпало.
— Нужно отнести ее домой, — сурово сказал Сенред. — То-то горе будет для моей жены и сестрицы! Они ее любили, верили, как самим себе. Старая, преданная служанка, столько лет в доме! Ее ведь еще моя молодая мачеха с собой привела. Нет, такое не должно оставаться безнаказанным! Пошлем людей вперед, пусть проверят, была ли она в Элфорде, да поспрашивают — может, там о ней что знают. А может, там слыхали про разбойников, уж не наведались ли к нам часом из соседних мест. Хотя это вряд ли. Одемар на своих землях шалить не позволяет.
— Послать за носилками, господин? — спросил управляющий. — Вообще-то ноша не тяжела, можно по очереди нести ее на плаще.
— Да, ни к чему делать лишний путь. Но ты, Эдред, возьми с собой Иэна и ступай в Элфорд — разузнай там все как следует, может, кто ее видел или говорил с ней. Нет, постой, возьми-ка лучше двоих. Так-то оно надежнее, а то, чего доброго, и впрямь на дорогах шалят.
Управляющий почтительно выслушал распоряжения хозяина и, взяв один из факелов, тут же тронулся в путь. По тропе в сторону Элфорда запрыгал огонек, постепенно уменьшаясь, пока вовсе не исчез в ночи. Те же, кто остался, склонились над телом: нужно было повернуть его на бок, чтобы высвободить плащ и расстелить его на тропе. Несчастную подняли с земли и тут кое-что прояснилось.
— Э, да под ней снег! — вмиг заметил Кадфаэль. На снегу темнело мокрое, неправильной формы пятно — там, где остывающее тело плотнее всего соприкасалось с землей и растопило тонкий слой снега, но по краям его, под складками одежды, остался только чуть примятый снежный покров. — Она упала, когда землю уже припорошило. Значит, это случилось с ней на обратном пути.
Они подняли ее, легкую и покорную, холодную — но просто от мороза, а не от окоченения — и осторожно обвязали двумя-тремя ремнями и еще Кадфаэлевым веревочным поясом от рясы, чтобы сподручнее было ее нести. Так ее и доставили в Вайверс, вновь пройдя то расстояние, милю с небольшим, на какое они успели удалиться.
Дом не спал, никто не находил себе места, в волнении ожидая, чем закончатся поиски. Но вот одна из служанок увидела, как к воротам приближается небольшая скорбная процессия, и, заголосив, кинулась к Эмме. Когда тело Эдгиты внесли в дом, вся всполошенная голубятня была уже в сборе. Как и раньше, женщины испуганно сбились в тесную беспокойную кучку. Зная Эмму, всегда такую мягкую, добрую, покладистую, трудно было представить, что в подобной ситуации она способна проявить собранность и силу духа: ее быстрые, четкие команды сразу отбили у служанок охоту ударяться в слезы и заставили их заняться необходимыми траурными приготовлениями — убрать подобающим образом стол в одной из комнат, превратив его в импровизированный помост для покойницы, уложить ее так, чтобы она выглядела благопристойно, нагреть воды, достать из сундуков душистые льняные полотнища, в которые надлежало завернуть тело. Похоронные хлопоты придуманы неспроста — живым они нужны не меньше, чем мертвым: в тяжелый момент они помогают занять руки и голову, отвлечься от тягостных, терзающих душу раздумий и угрызений о том, что ты сделал что-то не так или не совсем так по отношению к усопшему, пока тот был еще жив. В нестройном гуле голосов, доносившихся из покойницкой, скоро почти исчезли надрывные, трагические нотки, и на смену им пришли печально-смиренные, почти успокаивающие интонации.
Наконец Эмма вышла в холл, где ее муж и все, кто был с ним, отогревали у огня замерзшие ноги и растирали онемевшие кисти рук.
— Сенред, да что же это делается? Кто мог решиться на такое?
Никто ей не ответил, да она и не ждала никакого ответа.
— Где вы нашли ее?
На этот вопрос ее муж, конечно, ответил, устало потирая изборожденный морщинами лоб:
— На полпути к Элфорду, по ближней дороге. Она лежала прямо возле тропы. И похоже, лежала недолго, под ней был снег. На нее напали, когда она уже возвращалась обратно.
— Думаешь, — сказала Эмма, понизив голос, — она была в Элфорде?
— Где же еще? Этой-то дорогой! Я послал туда Эдреда с людьми, он точно узнает, была она там или нет, и если была, то с кем говорила. Они, должно быть, через час вернутся, но с новостями или нет, бог весть!
Они оба старательно обходили суть дела и избегали упоминать Росселина или вслух высказывать причины, которые могли заставить Эдгиту мчаться куда-то среди ночи. И неспроста: слух о происшедшем переполошил весь Вайверс и достиг даже тех, кто работал в псарнях и на конюшнях и обычно узнавал обо всем в последнюю очередь; и теперь все без исключения обитатели манора, охваченные общей тревогой, собрались в доме. Домашние слуги сбивались в беспорядочные кучки в каждом углу просторного холла, а из-за их плеч робко выглядывали дворовые — им было не заставить себя вернуться к своим прямым обязанностям или, в конце-то концов, мирно отдыхать от дневных трудов, пока тут, в доме, не произойдет нечто такое, что расставило бы все по своим местам и позволило им разойтись со спокойной душой. Среди всей этой толпы по пальцам можно было пересчитать тех, кто пользовался безраздельным доверием своего господина и был посвящен в тайну запретной любви его сына Росселина, тем не менее многие наверняка уже смекнули, откуда ветер дует и почему Элисенду так поспешно выдают замуж. Так что в присутствии всей этой компании не следовало слишком распускать язык.
А тут еще — мало им было хлопот! — из своих покоев наверху спустился Жан де Перронет, в том же костюме, какой был на нем во время ужина. Значит, хоть он из вежливости и удалился, но спать так и не лег. И брат Хэлвин тоже встал со своей постели и теперь сидел тут, встревоженный и молчаливый. Все, кого эта ночь застала под крышей Вайверса, потихоньку, почти украдкой, стекались в холл.
Все, да не все. Кадфаэль еще раз обвел взглядом собравшихся и убедился, что одного действующего лица не хватает. В отличие от других, кого внутренний голос толкал примкнуть к остальным, Элисенда предпочла уединиться.
Перронет, судя по выражению его лица, многое передумал за то время что прошло с момента, когда подчинившись воле хозяина, он остался в доме вместо того, чтобы принять участие в поисках. Когда он вошел в холл, лицо его было сурово и замкнуто и догадаться о том, что творилось у него в душе и в мыслях, не смог бы никто. Он неспеша оглядел молчаливый, скорбный круг присутствующих и наконец остановил взгляд на Сенреде, который стоял понурив голову возле самого очага и глядел невидящим взглядом на языки пламени. От его сапог поднимался пар.
— Если я правильно понимаю, — осторожно начал Перронет, — дело приняло дурной оборот. Вы нашли пропавшую служанку?
— Да, мы нашли ее, — ответил Сенред.
— С ней что-то случилось? Неужто худшее? Скажите, она мертва?
— Да, мертва, но не мороз тому виной. Ее зарезали, — сказал Сенред уже без всяких околичностей, — и оставили лежать там же, на обочине. И все шито-крыто, нигде ни души, хотя преступление совершено недавно, уже после того, как пошел снег.
— Она без малого восемнадцать лет у нас прожила, — сказала Эмма, сцепив руки под грудью и горестно сжимая и разжимая пальцы. — Бедная она, горемычная, такой конец встретить!.. Это ж надо — погибнуть от руки какого-то паршивого бродяги, лежать-околевать на дороге! Врагу не пожелаешь такой смерти!
— Мне очень жаль, — сказал Перронет, — что вас постигло такое горе и что случилось это именно сейчас. Но скажите, не может ли быть, что обстоятельства, приведшие меня в ваш дом, и жестокая смерть этой женщины как-то между собой связаны?
— Нет! — воскликнули в один голос муж и жена даже не потому, что пытались обманом ввести своего гостя в заблуждение, а потому что сами всеми силами отталкивали от себя страшную догадку, запрещали себе об этом думать.
— Нет, — снова повторил Сенред, уже спокойнее. — Молю бога, чтобы это было не так, и уверен, что это не так. Это жестокая, нелепая случайность, но не более того.
— Да, по воле случая порой совершаются большие несчастья, — вежливо, но довольно-таки сдержанно согласился Перронет. — И это может омрачить любой праздник, даже свадьбу. Не угодно ли вам отложить наше бракосочетание хотя бы на день?
— Нет-нет, к чему? Это наша печаль, ты тут вовсе ни при чем. Другое дело, что произошло убийство, и я обязан уведомить об этом шерифа и выслать людей на поиски злодея. Насколько я знаю, родственников у нее нет, так что хоронить ее придется нам самим. Мы выполним все, что требуется. И на тебе это никак не должно отразиться.
— Боюсь, что уже отразилось, — промолвил Перронет, — не на мне, так на Элисенде. Если не ошибаюсь, эта женщина ее няня, и она была дорога ее сердцу.
— Верно. И это еще одна причина, почему лучше поскорее увезти ее отсюда — в другой дом, в другую жизнь. — Тут он поглядел вокруг, ища глазами Элисенду, впервые как вернулся после поисков, и крайне удивился, не обнаружив ее среди женщин, но одновременно с облегчением вздохнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Теперь дорога шла через редкий, чахлый перелесок. Приходилось ступать по небольшим, поросшим травой кочкам — корка снега была слишком тонкой, чтобы примять траву. Справа у тропы в одном месте возвышался небольшой холмик, почти неприметный и выделявшийся только более темным цветом, чем окружавшая его поверхность белесо-бурого, прихваченного морозцем торфяника. Сенред уже миновал его и шел дальше, но стоило Кадфаэлю замедлить шаг, как он тут же оказался возле него, чтобы посмотреть, что привлекло внимание монаха.
— Дайте сюда факел, быстро!
Желтый свет огня выхватил из темноты очертания лежащего навзничь тела — голова была отвернута в сторону от тропы, лицо припорошено снегом. Кадфаэль нагнулся и отер тончайшую ледяную вуаль с запрокинутого лица, глядящего вверх открытыми невидящими глазами с выражением испуга и удивления. Когда она падала, капюшон свалился с ее головы, и седые волосы еще больше побелели от снега. Она лежала на спине, слегка отклонившись вправо. Руки были подняты вверх и широко раскинуты, словно в отчаянной попытке отвести удар. На черный плащ легла нарядная снежная кисея, и только небольшое темное пятно на груди портило этот наряд — там, где снежинки, опускаясь на проступившую кровь, тут же таяли. По ее позе трудно было судить, когда настиг ее злодейский удар — на пути из дому или к дому, но Кадфаэль подумал, что, возможно, в последний момент она услышала, как кто-то подкрался к ней сзади и резко обернулась, вскинув руки, чтобы прикрыть голову. И потому нож, который уже был готов воткнуться сзади ей под ребра, вонзился в грудь. В такой мороз нельзя было даже приблизительно определить, когда наступила смерть.
— Господи помилуй! — ахнул Сенред. — Вот уж не думал, что мне доведется увидеть такое! За что?.. Да что бы она ни задумала, неужто не было другого способа помешать ей?
— Волкам и мороз не помеха, — мрачно заметил его управляющий. — Не пойму только, каким ветром их сюда занесло — богатой добычей у нас здесь вроде не пахнет. А гляньте-ка, ведь ничего и не взяли, даже плаща. Бездомные бродяги сняли бы все до последней нитки, это как пить дать!
— Да в наших краях таких и не водится, — покачал головой Сенред, — в чем — в чем, а в этом я уверен. Нет, тут все не так просто. Я бы много дал, чтобы узнать, в какую сторону она шла, когда ее настигла смерть.
— Возможно, мы найдем ответ, когда поднимем ее, — сказал Кадфаэль. — Что делать? Ей уже ничем не поможешь. Кто бы ни занес на нее руку, в своем черном деле он явно не новичок — второго удара не потребовалось. А следы на такой мерзлой земле искать бесполезно, хотя бы и снегом их не засыпало.
— Нужно отнести ее домой, — сурово сказал Сенред. — То-то горе будет для моей жены и сестрицы! Они ее любили, верили, как самим себе. Старая, преданная служанка, столько лет в доме! Ее ведь еще моя молодая мачеха с собой привела. Нет, такое не должно оставаться безнаказанным! Пошлем людей вперед, пусть проверят, была ли она в Элфорде, да поспрашивают — может, там о ней что знают. А может, там слыхали про разбойников, уж не наведались ли к нам часом из соседних мест. Хотя это вряд ли. Одемар на своих землях шалить не позволяет.
— Послать за носилками, господин? — спросил управляющий. — Вообще-то ноша не тяжела, можно по очереди нести ее на плаще.
— Да, ни к чему делать лишний путь. Но ты, Эдред, возьми с собой Иэна и ступай в Элфорд — разузнай там все как следует, может, кто ее видел или говорил с ней. Нет, постой, возьми-ка лучше двоих. Так-то оно надежнее, а то, чего доброго, и впрямь на дорогах шалят.
Управляющий почтительно выслушал распоряжения хозяина и, взяв один из факелов, тут же тронулся в путь. По тропе в сторону Элфорда запрыгал огонек, постепенно уменьшаясь, пока вовсе не исчез в ночи. Те же, кто остался, склонились над телом: нужно было повернуть его на бок, чтобы высвободить плащ и расстелить его на тропе. Несчастную подняли с земли и тут кое-что прояснилось.
— Э, да под ней снег! — вмиг заметил Кадфаэль. На снегу темнело мокрое, неправильной формы пятно — там, где остывающее тело плотнее всего соприкасалось с землей и растопило тонкий слой снега, но по краям его, под складками одежды, остался только чуть примятый снежный покров. — Она упала, когда землю уже припорошило. Значит, это случилось с ней на обратном пути.
Они подняли ее, легкую и покорную, холодную — но просто от мороза, а не от окоченения — и осторожно обвязали двумя-тремя ремнями и еще Кадфаэлевым веревочным поясом от рясы, чтобы сподручнее было ее нести. Так ее и доставили в Вайверс, вновь пройдя то расстояние, милю с небольшим, на какое они успели удалиться.
Дом не спал, никто не находил себе места, в волнении ожидая, чем закончатся поиски. Но вот одна из служанок увидела, как к воротам приближается небольшая скорбная процессия, и, заголосив, кинулась к Эмме. Когда тело Эдгиты внесли в дом, вся всполошенная голубятня была уже в сборе. Как и раньше, женщины испуганно сбились в тесную беспокойную кучку. Зная Эмму, всегда такую мягкую, добрую, покладистую, трудно было представить, что в подобной ситуации она способна проявить собранность и силу духа: ее быстрые, четкие команды сразу отбили у служанок охоту ударяться в слезы и заставили их заняться необходимыми траурными приготовлениями — убрать подобающим образом стол в одной из комнат, превратив его в импровизированный помост для покойницы, уложить ее так, чтобы она выглядела благопристойно, нагреть воды, достать из сундуков душистые льняные полотнища, в которые надлежало завернуть тело. Похоронные хлопоты придуманы неспроста — живым они нужны не меньше, чем мертвым: в тяжелый момент они помогают занять руки и голову, отвлечься от тягостных, терзающих душу раздумий и угрызений о том, что ты сделал что-то не так или не совсем так по отношению к усопшему, пока тот был еще жив. В нестройном гуле голосов, доносившихся из покойницкой, скоро почти исчезли надрывные, трагические нотки, и на смену им пришли печально-смиренные, почти успокаивающие интонации.
Наконец Эмма вышла в холл, где ее муж и все, кто был с ним, отогревали у огня замерзшие ноги и растирали онемевшие кисти рук.
— Сенред, да что же это делается? Кто мог решиться на такое?
Никто ей не ответил, да она и не ждала никакого ответа.
— Где вы нашли ее?
На этот вопрос ее муж, конечно, ответил, устало потирая изборожденный морщинами лоб:
— На полпути к Элфорду, по ближней дороге. Она лежала прямо возле тропы. И похоже, лежала недолго, под ней был снег. На нее напали, когда она уже возвращалась обратно.
— Думаешь, — сказала Эмма, понизив голос, — она была в Элфорде?
— Где же еще? Этой-то дорогой! Я послал туда Эдреда с людьми, он точно узнает, была она там или нет, и если была, то с кем говорила. Они, должно быть, через час вернутся, но с новостями или нет, бог весть!
Они оба старательно обходили суть дела и избегали упоминать Росселина или вслух высказывать причины, которые могли заставить Эдгиту мчаться куда-то среди ночи. И неспроста: слух о происшедшем переполошил весь Вайверс и достиг даже тех, кто работал в псарнях и на конюшнях и обычно узнавал обо всем в последнюю очередь; и теперь все без исключения обитатели манора, охваченные общей тревогой, собрались в доме. Домашние слуги сбивались в беспорядочные кучки в каждом углу просторного холла, а из-за их плеч робко выглядывали дворовые — им было не заставить себя вернуться к своим прямым обязанностям или, в конце-то концов, мирно отдыхать от дневных трудов, пока тут, в доме, не произойдет нечто такое, что расставило бы все по своим местам и позволило им разойтись со спокойной душой. Среди всей этой толпы по пальцам можно было пересчитать тех, кто пользовался безраздельным доверием своего господина и был посвящен в тайну запретной любви его сына Росселина, тем не менее многие наверняка уже смекнули, откуда ветер дует и почему Элисенду так поспешно выдают замуж. Так что в присутствии всей этой компании не следовало слишком распускать язык.
А тут еще — мало им было хлопот! — из своих покоев наверху спустился Жан де Перронет, в том же костюме, какой был на нем во время ужина. Значит, хоть он из вежливости и удалился, но спать так и не лег. И брат Хэлвин тоже встал со своей постели и теперь сидел тут, встревоженный и молчаливый. Все, кого эта ночь застала под крышей Вайверса, потихоньку, почти украдкой, стекались в холл.
Все, да не все. Кадфаэль еще раз обвел взглядом собравшихся и убедился, что одного действующего лица не хватает. В отличие от других, кого внутренний голос толкал примкнуть к остальным, Элисенда предпочла уединиться.
Перронет, судя по выражению его лица, многое передумал за то время что прошло с момента, когда подчинившись воле хозяина, он остался в доме вместо того, чтобы принять участие в поисках. Когда он вошел в холл, лицо его было сурово и замкнуто и догадаться о том, что творилось у него в душе и в мыслях, не смог бы никто. Он неспеша оглядел молчаливый, скорбный круг присутствующих и наконец остановил взгляд на Сенреде, который стоял понурив голову возле самого очага и глядел невидящим взглядом на языки пламени. От его сапог поднимался пар.
— Если я правильно понимаю, — осторожно начал Перронет, — дело приняло дурной оборот. Вы нашли пропавшую служанку?
— Да, мы нашли ее, — ответил Сенред.
— С ней что-то случилось? Неужто худшее? Скажите, она мертва?
— Да, мертва, но не мороз тому виной. Ее зарезали, — сказал Сенред уже без всяких околичностей, — и оставили лежать там же, на обочине. И все шито-крыто, нигде ни души, хотя преступление совершено недавно, уже после того, как пошел снег.
— Она без малого восемнадцать лет у нас прожила, — сказала Эмма, сцепив руки под грудью и горестно сжимая и разжимая пальцы. — Бедная она, горемычная, такой конец встретить!.. Это ж надо — погибнуть от руки какого-то паршивого бродяги, лежать-околевать на дороге! Врагу не пожелаешь такой смерти!
— Мне очень жаль, — сказал Перронет, — что вас постигло такое горе и что случилось это именно сейчас. Но скажите, не может ли быть, что обстоятельства, приведшие меня в ваш дом, и жестокая смерть этой женщины как-то между собой связаны?
— Нет! — воскликнули в один голос муж и жена даже не потому, что пытались обманом ввести своего гостя в заблуждение, а потому что сами всеми силами отталкивали от себя страшную догадку, запрещали себе об этом думать.
— Нет, — снова повторил Сенред, уже спокойнее. — Молю бога, чтобы это было не так, и уверен, что это не так. Это жестокая, нелепая случайность, но не более того.
— Да, по воле случая порой совершаются большие несчастья, — вежливо, но довольно-таки сдержанно согласился Перронет. — И это может омрачить любой праздник, даже свадьбу. Не угодно ли вам отложить наше бракосочетание хотя бы на день?
— Нет-нет, к чему? Это наша печаль, ты тут вовсе ни при чем. Другое дело, что произошло убийство, и я обязан уведомить об этом шерифа и выслать людей на поиски злодея. Насколько я знаю, родственников у нее нет, так что хоронить ее придется нам самим. Мы выполним все, что требуется. И на тебе это никак не должно отразиться.
— Боюсь, что уже отразилось, — промолвил Перронет, — не на мне, так на Элисенде. Если не ошибаюсь, эта женщина ее няня, и она была дорога ее сердцу.
— Верно. И это еще одна причина, почему лучше поскорее увезти ее отсюда — в другой дом, в другую жизнь. — Тут он поглядел вокруг, ища глазами Элисенду, впервые как вернулся после поисков, и крайне удивился, не обнаружив ее среди женщин, но одновременно с облегчением вздохнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32