Он еще опаснее своего брата.
– Возможно, – выговорил Николас, помолчав, – если этот скипетр принадлежал могущественному чародею, тот посетил Пейл.
– Вы правы, – согласился Грейсон. – Думаю, если Пейл – нечто вроде другого мира или находится в ином измерении, за оградой оказались мы.
– За оградой, – медленно повторил Николас. – За стенами крепости. В безопасности, в убежище, где нет темных сил. Ступить за границу означает насилие, жестокость и смерть.
Грейсон кивнул:
– Но Пейл Саримунда вовсе не цивилизованное место. Тайберы пытаются поймать красного лазиса, драконы убивают всех неугодных им животных. А чародеи горы Оливан находятся в пределах Пейла, сохраняя определенное равновесие. Но и там безопасности нет. Только насилие и волшебство. Все это очень странно.
– Возможно, вы правы, – вздохнул Николас, – и Пейл – всего лишь метафора, прообраз земли, где царит хаос и люди самозабвенно убивают друг друга.
Некоторое время оба молчали. Николас положил руку на плечо Грейсона:
– Поверьте, если Ричард и Ланселот отважатся на новое преступление, обоим не жить. Они знают это и верят мне.
– Я постараюсь добраться до них первым, – абсолютно бесстрастно пообещал Грейсон.
Николас кивнул и оставил Грейсона любоваться скипетром. Но слова собеседника были настолько поразительны, что он не мог опомниться. Он наивен? Грейсон сильно ошибается. Ему не раз приходилось сталкиваться со злодеями различного сорта.
Перед глазами вдруг возникло лицо Ричарда, потемневшее от злобы, нерастраченной ярости, искаженное болью от ударов. Было в его глазах нечто еще… решимость? Обещание мести? Возмездия? А Ланселот…
Николас был уверен, что с тех пор как увидел в городском доме Вейлов смазливого дворецкого, пристрастия Ланселота стали вполне ясны.
Выругавшись, он окликнул мальчишку, державшего поводья Клайда. При виде хозяина Клайд тихо заржал и ткнулся мордой в плечо мальчика, отчего тот расплылся в улыбке и сообщил, что этот хитрый парень успел съесть весь оставленный хозяином сахар. Бросив ему монетку, Николас вскочил в седло и направился на Флит-стрит, в контору поверенного. Движение было оживленным, и когда он резко свернул, чтобы избежать повозки, груженной пивными бочонками, мимо уха что-то прожужжало. Щеку обожгло горячим воздухом. Черт, да ведь Грейсон прав! В него только что стреляли!
Глава 24
– Повторяю, я не убийца! Не стрелял в тебя и никого не нанимал! – завопил Ричард, но тут же, успокоившись, надменно уставился на брата: – Уж поверь, желай я твоей смерти, прикончил бы собственными руками.
Николас, сам не зная почему, был уверен, что Ричард не лжет. На этот раз не лжет. И это очень его тревожило. У него и без того полно неприятностей, новые ему ни к чему.
– Где Ланселот?
– Что? Теперь ты намекаешь, что это он стрелял? Не может быть! Он уехал рано утром навестить друга, который живет около Фолкстоуна.
А вот это может быть наглой ложью!
– Дай мне адрес этого друга.
Ричард молча черкнул на бумаге несколько слов и презрительно скривил губы:
– Мне кажется, что у тебя врагов куда больше, чем следует иметь обычному человеку. Сколько ты пробыл в Англии? Всего два месяца?
– Примерно так, – согласился Николас, переписывая адрес в маленькую записную книжку. – Кстати, сегодня я не видел вашего смазливого дворецкого.
– Он еще и камердинер Ланса, – пожал плечами Ричард. – И кажется, уехал вместе с ним.
За дверью послышалось шуршание шелка.
– Что ты здесь делаешь? – взвизгнула Миранда. – Оставь его в покое, ничтожный варвар!
Николас обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как она, размахивая кулаками, вбегает в комнату. О, он узнал этот голос и глаза, недобрые и неумолимые, так пугавшие его в детстве. Но он уже давно не пятилетний мальчик.
За Мирандой следовал дородный джентльмен, всего дюйма на два выше ее. Николас встречал его в «Уайтс» за игорным столом. Наверное, это и есть Альфред Лемминг, любовник его дорогой мачехи.
Подождав, пока она подойдет ближе, Николас мягко заметил:
– Я думал, что ничтожество – это моя дражайшая нареченная.
– Она еще большее ничтожество, чем вы, сэр. По крайней мере твои предки всем известны! В отличие от нее! И что ты здесь делаешь? Попробуй только дотронуться до моего сына!
– Кто-то пытался убить его, – сообщил Ричард. – Пуля пролетела мимо виска. Жаль, что ничего не вышло. Я говорил, что не имею к этому никакого отношения. В этом время мы с друзьями были в клубе. Так он стал допрашивать меня насчет Ланса.
– Едва не застрелили? – разочарованно повторила леди Маунтджой, оглядывая пасынка с головы до ног. – Так ты и есть Николас Вейл? Ты еще больше похож на старого графа, чем твой отец, а те двое были словно две капли воды.
– Полагаю, то же самое можно сказать о Ричарде, – заметил Николас.
– Скорее всего. Я предупредила ту дерзкую девчонку, на которой ты пожелал жениться, что безумие деда, по всей вероятности, передалось тебе, но все мои слова пропали втуне. У этой дурочки нет ни капли мозгов, где уж ей понять столь сложные вещи!
Миранда перевела взгляд на Ричарда и нахмурилась. Сегодня утром эти двое даже одеты одинаково, и всем с первого взгляда ясно, что они братья. Не то, что ее драгоценный Ланселот. Ни капли сходства со старшими братьями и отцом!
– Скажите, мэм, где мой третий брат Обри?
– Так ты и его считаешь убийцей? Ну, так вот: Обри нет в Лондоне.
Леди Маунтджой вздохнула.
– Он в Оксфорде. Обри у нас книжный червь. С ранних лет обожал учиться.
– Обри понятия не имеет, с какого конца стреляет пистолет, так что оставь его в покое, – поддержал Ричард.
Миранда представила густую пламенно-рыжую гриву волос на голове будущего ученого… волос, почти такого же цвета, как у маленькой потаскушки, которая действительно возвысится над ней, если выйдет за Николаса. Какая тошнотворная перспектива!
А Обри… до чего же неприятно, что он сутулится и уже носит очки, потому что не было такой книжки в оксфордских библиотеках, которую не прочитал бы младший сын. Ах, как она молила Обри позволить Ричарду отвести его в боксерский салон. Как просила следить за осанкой: выпрямить спину, вскинуть подбородок, держаться гордо и с достоинством – возможно, с некоторым высокомерием. Разве способен мужчина постоять за себя, если плечи согнуты словно лук! А ее муж совершенно не помогал в воспитании сына, разве что давал оплеуху, когда тот чересчур умничал или цитировал древнегреческих философов. Но не станет же она откровенничать с незваным гостем?!
А вот Ланселот… что же, по крайней мере, он хорошо стреляет, увлекается охотой и верховой ездой. Правда, на лице почти нет растительности, но улыбка, совсем как у Ричарда, так и сочится ядом.
Правда, теперь посреди гостиной возвышается Николас, стройный, мускулистый, закаленный, как две капли воды похожий на ее Ричарда. Но в темных глазах графа светится нечто еще. И это нечто говорит об опыте, поразительных приключениях и… и… и что там еще? Боль, глубокая и темная? Нет, она не станет думать о жизни пасынка после кончины старого графа. Она так долго ничего о нем не знала, что посчитала мертвым, и в душе радовалась и едва не лопалась от гордости при мысли о том, что ее дорогой Ричард получит титул.
Но оказалось, что Николас не умер. Вот он, живой и невредимый, готовый убить ее мальчиков.
– Тебе следовало подохнуть еще в детстве, – прошипела Миранда. – Почему же ты жив?
Но тут она почувствовала недоуменный взгляд Ричарда и поспешно закрыла рот.
– Я твердый орешек, мадам, хотя… Он окинул ее ироническим взглядом.
– Хотя, возможно, не так тверд, как вы.
– Послушай, ты! – рявкнул Ричард, шагнув вперед.
– Нет, дорогой, – всполошилась Миранда, встав перед сыном. – Кто-то действительно пытался прикончить его, но при чем тут мои мальчики?
– Кстати, я не думаю, что это был Ричард, – заверил Николас. – А вот насчет Ланселота… не так уверен.
– Меня зовут Ланс. Сколько раз повторять?!
– Ланселот… – протянул Николас, словно перекатывая имя на языке, прежде чем обернуться. За спиной Ланселота топтался тщедушный красавчик дворецкий.
– Ланс, бесценный мой мальчик! Так ты вернулся? Что ты делаешь в Лондоне? Ричард сказал, что ты гостишь у друга в Фолкстоуне.
– Колесо кареты сломалось, – пожал плечами Ланселот. – Пришлось вернуться. И что, кстати, он здесь делает?
– Значит, ты вполне мог попытаться всадить мне пулю в висок сегодня утром, – констатировал Николас ледяным тоном, гадая, сколько времени понадобится, чтобы придушить слизняка.
– Вздор, – бросил Ланселот, сбив с рукава невидимую пылинку. – Я меткий стрелок. И уж если бы стрелял в тебя, ты давно уже лежал бы в дорожной пыли.
– Не такой меткий, как я, – неожиданно заявил дворецкий. – Не помнишь наше состязание? А мастер Ричард – лучший из нас.
Николас подумал, что дворецкий весьма вольно обращается с хозяевами. Миранда, очевидно, потеряла дар речи от изумления, потому что откровенно вытаращилась на дворецкого.
– Как вас зовут? – спросил Николас.
– Меня? Я Дэвид Смайт-Джонс. Николас невольно рассмеялся.
– Дэви Джонс? Значит, ваши родители были связаны с морем? И к тому же не лишены чувства юмора.
– Нет. Просто всю жизнь мечтали о сокровище, лежавшем в трюмах давно затонувших испанских галеонов. Однако поскольку они жили в Ливерпуле и не имели в кармане ни пенни на поиски, сомнительно, чтобы сокровище их дождалось. Все же моя мать растратила свою жизнь, выискивая старые карты с указанием местонахождения кладов и строя несбыточные планы.
Николас присмотрелся к молодому человеку. Капризно изогнутые губы, нервно заломленные руки… А братья? Какие они разные! Да и третий тоже весьма необычен. Будущий ученый! Думал ли его отец о тех, кого произвел на свет?
Он повелительно поднял руку:
– Больше никаких перепалок, никаких оскорблений, никаких уверений в собственной невинности. Это требование относится и к вам, сэр, – бросил он Альфреду Леммингу, готовому наброситься на него. – И слушайте меня внимательно. Я лорд Маунтджой, граф. Никто из вас не отберет у меня титул. Наследником будет мой сын, а наследником сына – его сын, и так будет на протяжении всех следующих поколений. Если Миранда внушила, будто вы имеете все права на титул, если вдолбила в головы, что вы законные наследники, значит, оказала вам скверную услугу. Учтите, если что-то случится со мной, за меня отомстят, и немедленно. У меня есть близкие друзья, готовые отдать за меня жизнь. И если я умру, значит, следующими будут ваши дети, мадам. Учитывая свирепость моих друзей, сомневаюсь, что Обри тоже выживет. И тогда род Вейлов исчезнет с лица земли. Надеюсь, все меня поняли?
– Да ты совершенно спятил! – завопила леди Маунтджой, потрясая кулаками. – Безумец! Ты угрожаешь моим бедным мальчикам, которые тебя пальцем не тронули!
– Она говорит чистую правду, милорд! – прогремел Альфред, лицо которого уже приобрело оттенок баклажана.
Николас удостоил мачеху коротким поклоном:
– Я позабочусь, чтобы вы жили после смерти сыновей, мадам. Вы и ваш жирный любовник. Возможно, со временем вы пожалеете о том, что научили их ненавидеть меня. Твердили, что я враг, которого необходимо уничтожить. Враг, а не брат, обязанностью которого было их защищать, а иногда и помогать. И, в конце концов, мадам, вы поймете, что остались ни с чем.
Несколько минут в гостиной царило мертвое молчание, прежде чем Альфред Лемминг выступил вперед и едва слышно прошептал:
– По моему мнению, милорд, вам не стоило делать столь откровенных заявлений.
На его лбу выступили крупные капли пота.
– Несмотря на атмосферу злобы и вражды, остро ощущаемую мной, это еще не извиняет дурных манер. Я лорд Хейссен и готов лично поручиться за молодых джентльменов. В этом слове весь смысл, милорд. Они джентльмены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Возможно, – выговорил Николас, помолчав, – если этот скипетр принадлежал могущественному чародею, тот посетил Пейл.
– Вы правы, – согласился Грейсон. – Думаю, если Пейл – нечто вроде другого мира или находится в ином измерении, за оградой оказались мы.
– За оградой, – медленно повторил Николас. – За стенами крепости. В безопасности, в убежище, где нет темных сил. Ступить за границу означает насилие, жестокость и смерть.
Грейсон кивнул:
– Но Пейл Саримунда вовсе не цивилизованное место. Тайберы пытаются поймать красного лазиса, драконы убивают всех неугодных им животных. А чародеи горы Оливан находятся в пределах Пейла, сохраняя определенное равновесие. Но и там безопасности нет. Только насилие и волшебство. Все это очень странно.
– Возможно, вы правы, – вздохнул Николас, – и Пейл – всего лишь метафора, прообраз земли, где царит хаос и люди самозабвенно убивают друг друга.
Некоторое время оба молчали. Николас положил руку на плечо Грейсона:
– Поверьте, если Ричард и Ланселот отважатся на новое преступление, обоим не жить. Они знают это и верят мне.
– Я постараюсь добраться до них первым, – абсолютно бесстрастно пообещал Грейсон.
Николас кивнул и оставил Грейсона любоваться скипетром. Но слова собеседника были настолько поразительны, что он не мог опомниться. Он наивен? Грейсон сильно ошибается. Ему не раз приходилось сталкиваться со злодеями различного сорта.
Перед глазами вдруг возникло лицо Ричарда, потемневшее от злобы, нерастраченной ярости, искаженное болью от ударов. Было в его глазах нечто еще… решимость? Обещание мести? Возмездия? А Ланселот…
Николас был уверен, что с тех пор как увидел в городском доме Вейлов смазливого дворецкого, пристрастия Ланселота стали вполне ясны.
Выругавшись, он окликнул мальчишку, державшего поводья Клайда. При виде хозяина Клайд тихо заржал и ткнулся мордой в плечо мальчика, отчего тот расплылся в улыбке и сообщил, что этот хитрый парень успел съесть весь оставленный хозяином сахар. Бросив ему монетку, Николас вскочил в седло и направился на Флит-стрит, в контору поверенного. Движение было оживленным, и когда он резко свернул, чтобы избежать повозки, груженной пивными бочонками, мимо уха что-то прожужжало. Щеку обожгло горячим воздухом. Черт, да ведь Грейсон прав! В него только что стреляли!
Глава 24
– Повторяю, я не убийца! Не стрелял в тебя и никого не нанимал! – завопил Ричард, но тут же, успокоившись, надменно уставился на брата: – Уж поверь, желай я твоей смерти, прикончил бы собственными руками.
Николас, сам не зная почему, был уверен, что Ричард не лжет. На этот раз не лжет. И это очень его тревожило. У него и без того полно неприятностей, новые ему ни к чему.
– Где Ланселот?
– Что? Теперь ты намекаешь, что это он стрелял? Не может быть! Он уехал рано утром навестить друга, который живет около Фолкстоуна.
А вот это может быть наглой ложью!
– Дай мне адрес этого друга.
Ричард молча черкнул на бумаге несколько слов и презрительно скривил губы:
– Мне кажется, что у тебя врагов куда больше, чем следует иметь обычному человеку. Сколько ты пробыл в Англии? Всего два месяца?
– Примерно так, – согласился Николас, переписывая адрес в маленькую записную книжку. – Кстати, сегодня я не видел вашего смазливого дворецкого.
– Он еще и камердинер Ланса, – пожал плечами Ричард. – И кажется, уехал вместе с ним.
За дверью послышалось шуршание шелка.
– Что ты здесь делаешь? – взвизгнула Миранда. – Оставь его в покое, ничтожный варвар!
Николас обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как она, размахивая кулаками, вбегает в комнату. О, он узнал этот голос и глаза, недобрые и неумолимые, так пугавшие его в детстве. Но он уже давно не пятилетний мальчик.
За Мирандой следовал дородный джентльмен, всего дюйма на два выше ее. Николас встречал его в «Уайтс» за игорным столом. Наверное, это и есть Альфред Лемминг, любовник его дорогой мачехи.
Подождав, пока она подойдет ближе, Николас мягко заметил:
– Я думал, что ничтожество – это моя дражайшая нареченная.
– Она еще большее ничтожество, чем вы, сэр. По крайней мере твои предки всем известны! В отличие от нее! И что ты здесь делаешь? Попробуй только дотронуться до моего сына!
– Кто-то пытался убить его, – сообщил Ричард. – Пуля пролетела мимо виска. Жаль, что ничего не вышло. Я говорил, что не имею к этому никакого отношения. В этом время мы с друзьями были в клубе. Так он стал допрашивать меня насчет Ланса.
– Едва не застрелили? – разочарованно повторила леди Маунтджой, оглядывая пасынка с головы до ног. – Так ты и есть Николас Вейл? Ты еще больше похож на старого графа, чем твой отец, а те двое были словно две капли воды.
– Полагаю, то же самое можно сказать о Ричарде, – заметил Николас.
– Скорее всего. Я предупредила ту дерзкую девчонку, на которой ты пожелал жениться, что безумие деда, по всей вероятности, передалось тебе, но все мои слова пропали втуне. У этой дурочки нет ни капли мозгов, где уж ей понять столь сложные вещи!
Миранда перевела взгляд на Ричарда и нахмурилась. Сегодня утром эти двое даже одеты одинаково, и всем с первого взгляда ясно, что они братья. Не то, что ее драгоценный Ланселот. Ни капли сходства со старшими братьями и отцом!
– Скажите, мэм, где мой третий брат Обри?
– Так ты и его считаешь убийцей? Ну, так вот: Обри нет в Лондоне.
Леди Маунтджой вздохнула.
– Он в Оксфорде. Обри у нас книжный червь. С ранних лет обожал учиться.
– Обри понятия не имеет, с какого конца стреляет пистолет, так что оставь его в покое, – поддержал Ричард.
Миранда представила густую пламенно-рыжую гриву волос на голове будущего ученого… волос, почти такого же цвета, как у маленькой потаскушки, которая действительно возвысится над ней, если выйдет за Николаса. Какая тошнотворная перспектива!
А Обри… до чего же неприятно, что он сутулится и уже носит очки, потому что не было такой книжки в оксфордских библиотеках, которую не прочитал бы младший сын. Ах, как она молила Обри позволить Ричарду отвести его в боксерский салон. Как просила следить за осанкой: выпрямить спину, вскинуть подбородок, держаться гордо и с достоинством – возможно, с некоторым высокомерием. Разве способен мужчина постоять за себя, если плечи согнуты словно лук! А ее муж совершенно не помогал в воспитании сына, разве что давал оплеуху, когда тот чересчур умничал или цитировал древнегреческих философов. Но не станет же она откровенничать с незваным гостем?!
А вот Ланселот… что же, по крайней мере, он хорошо стреляет, увлекается охотой и верховой ездой. Правда, на лице почти нет растительности, но улыбка, совсем как у Ричарда, так и сочится ядом.
Правда, теперь посреди гостиной возвышается Николас, стройный, мускулистый, закаленный, как две капли воды похожий на ее Ричарда. Но в темных глазах графа светится нечто еще. И это нечто говорит об опыте, поразительных приключениях и… и… и что там еще? Боль, глубокая и темная? Нет, она не станет думать о жизни пасынка после кончины старого графа. Она так долго ничего о нем не знала, что посчитала мертвым, и в душе радовалась и едва не лопалась от гордости при мысли о том, что ее дорогой Ричард получит титул.
Но оказалось, что Николас не умер. Вот он, живой и невредимый, готовый убить ее мальчиков.
– Тебе следовало подохнуть еще в детстве, – прошипела Миранда. – Почему же ты жив?
Но тут она почувствовала недоуменный взгляд Ричарда и поспешно закрыла рот.
– Я твердый орешек, мадам, хотя… Он окинул ее ироническим взглядом.
– Хотя, возможно, не так тверд, как вы.
– Послушай, ты! – рявкнул Ричард, шагнув вперед.
– Нет, дорогой, – всполошилась Миранда, встав перед сыном. – Кто-то действительно пытался прикончить его, но при чем тут мои мальчики?
– Кстати, я не думаю, что это был Ричард, – заверил Николас. – А вот насчет Ланселота… не так уверен.
– Меня зовут Ланс. Сколько раз повторять?!
– Ланселот… – протянул Николас, словно перекатывая имя на языке, прежде чем обернуться. За спиной Ланселота топтался тщедушный красавчик дворецкий.
– Ланс, бесценный мой мальчик! Так ты вернулся? Что ты делаешь в Лондоне? Ричард сказал, что ты гостишь у друга в Фолкстоуне.
– Колесо кареты сломалось, – пожал плечами Ланселот. – Пришлось вернуться. И что, кстати, он здесь делает?
– Значит, ты вполне мог попытаться всадить мне пулю в висок сегодня утром, – констатировал Николас ледяным тоном, гадая, сколько времени понадобится, чтобы придушить слизняка.
– Вздор, – бросил Ланселот, сбив с рукава невидимую пылинку. – Я меткий стрелок. И уж если бы стрелял в тебя, ты давно уже лежал бы в дорожной пыли.
– Не такой меткий, как я, – неожиданно заявил дворецкий. – Не помнишь наше состязание? А мастер Ричард – лучший из нас.
Николас подумал, что дворецкий весьма вольно обращается с хозяевами. Миранда, очевидно, потеряла дар речи от изумления, потому что откровенно вытаращилась на дворецкого.
– Как вас зовут? – спросил Николас.
– Меня? Я Дэвид Смайт-Джонс. Николас невольно рассмеялся.
– Дэви Джонс? Значит, ваши родители были связаны с морем? И к тому же не лишены чувства юмора.
– Нет. Просто всю жизнь мечтали о сокровище, лежавшем в трюмах давно затонувших испанских галеонов. Однако поскольку они жили в Ливерпуле и не имели в кармане ни пенни на поиски, сомнительно, чтобы сокровище их дождалось. Все же моя мать растратила свою жизнь, выискивая старые карты с указанием местонахождения кладов и строя несбыточные планы.
Николас присмотрелся к молодому человеку. Капризно изогнутые губы, нервно заломленные руки… А братья? Какие они разные! Да и третий тоже весьма необычен. Будущий ученый! Думал ли его отец о тех, кого произвел на свет?
Он повелительно поднял руку:
– Больше никаких перепалок, никаких оскорблений, никаких уверений в собственной невинности. Это требование относится и к вам, сэр, – бросил он Альфреду Леммингу, готовому наброситься на него. – И слушайте меня внимательно. Я лорд Маунтджой, граф. Никто из вас не отберет у меня титул. Наследником будет мой сын, а наследником сына – его сын, и так будет на протяжении всех следующих поколений. Если Миранда внушила, будто вы имеете все права на титул, если вдолбила в головы, что вы законные наследники, значит, оказала вам скверную услугу. Учтите, если что-то случится со мной, за меня отомстят, и немедленно. У меня есть близкие друзья, готовые отдать за меня жизнь. И если я умру, значит, следующими будут ваши дети, мадам. Учитывая свирепость моих друзей, сомневаюсь, что Обри тоже выживет. И тогда род Вейлов исчезнет с лица земли. Надеюсь, все меня поняли?
– Да ты совершенно спятил! – завопила леди Маунтджой, потрясая кулаками. – Безумец! Ты угрожаешь моим бедным мальчикам, которые тебя пальцем не тронули!
– Она говорит чистую правду, милорд! – прогремел Альфред, лицо которого уже приобрело оттенок баклажана.
Николас удостоил мачеху коротким поклоном:
– Я позабочусь, чтобы вы жили после смерти сыновей, мадам. Вы и ваш жирный любовник. Возможно, со временем вы пожалеете о том, что научили их ненавидеть меня. Твердили, что я враг, которого необходимо уничтожить. Враг, а не брат, обязанностью которого было их защищать, а иногда и помогать. И, в конце концов, мадам, вы поймете, что остались ни с чем.
Несколько минут в гостиной царило мертвое молчание, прежде чем Альфред Лемминг выступил вперед и едва слышно прошептал:
– По моему мнению, милорд, вам не стоило делать столь откровенных заявлений.
На его лбу выступили крупные капли пота.
– Несмотря на атмосферу злобы и вражды, остро ощущаемую мной, это еще не извиняет дурных манер. Я лорд Хейссен и готов лично поручиться за молодых джентльменов. В этом слове весь смысл, милорд. Они джентльмены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44