Вам нравятся задорные шотландские мелодии? Знаете, старый граф даже не поет шотландские песенки.
Розалинда приветливо улыбнулась, хотя никак не могла взять в толк, что здесь происходит. В доме поет призрак? Дед Николаса?
– Я с удовольствием послушаю ваше пение, Блок, – кивнула она и, заметив, что сорочка старика белее облака, а черный костюм отливает синеватым блеском, добавила: – Уилликом, наш лондонский дворецкий, всегда мечтал, чтобы его костюм блестел как у вас, но никогда не мог этого добиться. Может, вы напишете ему и объясните, как это делается?
– Я ничего для этого не делал, миледи, – удивился Блок. – Просто этот костюм так же древен, как мавританские изразцы в ванной. Он блестит от старости. Но мне так нравится любоваться этим блеском, что я отказался от новой одежды. Наша прачка умеет чистить ее так, что она сохраняет блеск. Но не тревожьтесь миледи: уверяю, что костюм не проеден молью.
– Спасибо, Блок. Я напишу Уилликому и посоветую отказываться от новой одежды. Так прачка не уволилась?
– Она и вторая прачка находятся слишком далеко от библиотеки, чтобы слышать, как буянит старый граф. Кухарка уверяет, что, пока кормит миссис Бейтс и Хлою фаршированными куриными шейками, они готовы всю оставшуюся жизнь стирать и гладить.
Но тут послышался глубокий мелодичный голос Питера Причарда:
– Старый граф несколько минут назад пел в библиотеке, милорд. В первой половине дня он, по-моему, читал. Если потрудитесь заверить его, что вы и ваша жена останетесь в доме, возможно, он покинет нас и отправится в горние выси.
– А вдруг именно возможность путешествия в ином направлении держит его на земле? – предположил Блок.
Розалинда в полном недоумении переводила взгляд с одного лица на другое.
– Что же он поет, мистер Причард? – поинтересовалась она.
– Дитти, миледи. По крайней мере, именно что-то вроде этого может петь матрос, когда драит палубу.
Насколько было известно Николасу, дед в жизни не ступал на палубу корабля.
– А что он читает?
– Простите, миледи, – с поклоном сказал Питер, – я Питер Причард, управляющий поместьем. Боюсь, я немного отвлекся и забыл о хороших манерах.
Еще бы! В доме резвится призрак!
– Да, последние несколько дней здесь все идет наперекосяк, – продолжал Питер. – С той самой минуты, как его светлость прислал письмо с сообщением о вашем приезде. Простите, миледи. Вы спросили, что читает старый граф. На полу рядом с его любимым креслом громоздятся горы книг. Та, что сверху, – трактат о чародеях, живущих в пещерах Булгара и избегающих всякого общения с людьми.
– Но если это так, – удивилась Розалинда, – непонятно, как можно писать о них трактат.
Николас рассмеялся. Розалинда взяла его за руку.
– Я хочу сопровождать его светлость в библиотеку и познакомиться с призраком моего нового дедушки.
Блок тяжко вздохнул.
– Какая удача, миледи, что вы оказались не высокочувствительной натурой. Учитывая появление нашего гостя, нервный припадок мог бы оказаться губительным для супружеского блаженства.
– Только не я, Блок. Я стойкая и мужественная, как сердце Ли По.
– А, вы про секретаря его светлости? Ли По рассказывает поразительные истории. А теперь пойдемте. Кухарка охладила бутылку французского шампанского из погреба старого графа и испекла вкуснейшие пирожные с крыжовником. Входите, миледи, я представлю вам горничную Мэриголд, ровесницу вашей молодой камеристки, которая отчего-то бледна и встревожена. Розалинда улыбнулась Матильде:
– Не бойтесь, Матильда, все будет хорошо.
Матильда кивнула с таким видом, словно твердо знала, что ничего уже не будет хорошо, но послушно потащилась за Розалиндой в огромный уродливый дом, от которого ее трясло. Хорошо еще, что мистер Ли По тоже здесь. Значит, никто, и ничто не причинит ей зла.
Посреди огромного холла с полом из черно-белых мраморных плиток стояла всего одна девушка в темном муслиновом платье и белом чепце. Заметив Николаса и Розалинду, она низко присела.
– Я Мэриголд. Моя мама любит ноготки, поэтому и назвала меня так.
– Мэриголд смеется, когда слышит пение старого графа, – пояснил Блок. – Или поет вместе с ним, в зависимости от настроения.
– Вот только танцевать под его песни не могу. Зато вместе у нас получается прекрасный дуэт, – заверила Мэриголд.
Розалинда улыбнулась девушке:
– А это Матильда. Покажите ей ее комнату, Мэриголд, и представьте кухарке, миссис Бейтс, Хлое и служанке.
– Служанку зовут миссис Суит, миледи. Она едва ходит, но все же может отполировать мебель до блеска.
Розалинда никогда не встречала служанок старше шестнадцати.
– Сколько же ей лет, Мэриголд?
– Она старше, чем моя мать. Во рту осталось всего три зуба, и это еще хорошо, иначе ей пришлось бы жевать деснами.
– Понятно. Проведите Матильду по дому, а потом приходите в мою комнату. Идите, и спасибо вам, Мэриголд.
– Да, миледи…
На этот раз реверанс был такой глубокий, что горничная едва не уселась на пол.
– Матильда! Какое чудесное имя. Обязательно спрошу ма, что она о нем думает.
Они ушли. Николас подошел к дверям библиотеки, откуда вдруг раздался громкий бас:
Ушел я в море молодым
И волны рассекал,
Пока не сделался седым,
Не обогнул немало скал.
Я плавать научился: вот сюрприз вам!
Но никогда не надевал я шляпу.
Хей-хо, хидди-хо,
Но никогда не надевал я шляпу!
За этим неуклюжим стихом последовали еще три, совершенно непроизносимые, после чего в комнате воцарилось молчание, полное, абсолютное молчание.
Питер криво улыбнулся:
– Меня больше не пробирает озноб. Хотя разве нормальный человек способен привыкнуть к присутствию призрака моего прежнего хозяина? Факт остается фактом: он действительно здесь. И что нам теперь делать?
Николас увидел лежащий в углу тюфяк, который, очевидно, служил Питеру постелью.
– Блок, проводите Розалинду наверх. А я пойду, поздороваюсь с дедом.
Ну да, как же! Так она и согласится!
– О нет, я с тобой! А вдруг мы с ним сможем спеть дуэтом?
Питер удивленно воззрился на нее, хмыкнул, но тут же смущенно кашлянул.
Николас тоскливо подумал об ожидавшей наверху огромной постели и о голой Розалинде, с улыбкой растянувшейся на простынях и манившей его.
Тряхнув головой, он решительно шагнул к закрытой двери библиотеки.
– Я оставлял дверь открытой, – сообщил Питер, – но она всегда закрывается. Всегда. Сначала я ужасно пугался, не зная, что делать, но потом привык. – Он пожал плечами и снова улыбнулся Розалинде: – А вот вы, миледи, кажется, не боитесь.
– О нет, я обожаю петь, – заверила Розалинда и подарила ему ослепительную улыбку.
Глава 29
Молчание. Что же, вполне естественно, учитывая, что дед давно мертв и; по идее, вообще не должен разговаривать.
Они с Розалиндой ступили в огромную библиотеку, полутемную и такую длинную, что другой конец терялся во мраке. Помещение было довольно узким, а книг насчитывалось так много, что Розалинда впервые в жизни видела такое количество томов. Даже в обширной библиотеке дяди Дугласа, не говоря уже о драгоценном собрании дяди Тайсена, не было ничего подобного.
– Здесь есть окна? – прошептала она.
– Разумеется.
Николас направился вглубь, откинул тяжелые бархатные шторы и накинул толстые витые шнуры на позолоченные крючки, после чего распахнул окно. В комнату ворвались свет и свежий весенний воздух. Николас глубоко вздохнул, повернулся и…
По комнате пронесся стон.
Николас и Розалинда оцепенели.
– Простите. Я забыл сказать, – извинился Питер, входя в комнату, – что он, похоже, терпеть, не может свет. Возможно, если долго пролежать в могиле, привыкаешь к темноте. Подождите немного и увидите, как шторы снова сомкнутся.
Николас не сводил взгляда с любимого дедовского кресла, совершенно пустого и стоявшего у камина.
– Вы видели его, Питер? – бросил он, не оборачиваясь.
– Не видел.
– Спасибо. А теперь оставьте нас.
– Э-э… вы уверены, милорд? Я беспокоюсь за ее светлость…
– Ее светлость вполне способна в одиночку сразиться с шайкой португальских разбойников, – с улыбкой заверил Николас. – Она не дрогнет. Идите, Питер, все будет хорошо. По словам Блока, мой дед вернулся, потому что приехала она. Пусть познакомятся.
Питер вышел, оставив дверь открытой.
На их глазах дверь медленно закрылась сама собой.
– Итак, дед, – начал Николас, – обращаясь к пустому креслу, – похоже, ты вызвал немалый переполох. Откровенно говоря, мне не хотелось бы слышать новые стоны. Лучше поговори со мной и Розалиндой. Ты ведь для этого здесь? Чтобы с ней познакомиться?
Молчание.
Очень тихий скрипучий голос пропел:
Наконец-то девушка ступила
На некогда чужой порог.
Как скоро ей заплатишь долг,
О ты, которого она любила?
Николас наверняка упал бы, если бы перед этим не прислонился к каминной полке.
Долг. Проклятый долг.
Он по-прежнему не понимал всей этой истории с долгом, но она не покидала какого-то темного уголка души. С самой юности этот долг присутствовал в снах Николаса, и с годами необходимость его выплатить становилась все более настоятельной.
Он взглянул на Розалинду.
Она больше не та малышка из его снов. Но по-прежнему оставалась его долгом. Его женщиной. Его женой.
Старческий голос снова запел. Зазвучал повсюду и ниоткуда:
Малышка чуть не умерла,
А монстр едва не победил,
Не ты, другой долг заплатил,
Но хватит нам на гонку сил.
Последние ноты растаяли в воздухе. И они остались одни, неожиданно и внезапно, остались совершенно одни. И оба это поняли. Шторы оставались раздвинутыми.
И тогда Розалинда тоже запела, обращаясь к пустому креслу:
О красоте безлунной ночи грежу я,
О силе и безмерной мощи грежу я,
О том, что больше я не одинок,
Хоть знаю – смерть его и смертный грех ее со мной навек.
Старое кресло покачнулось и свалилось на пол. Шторы с шорохом сдвинулись.
– Похоже, ты произвела впечатление на престарелого мальчишку, – заметил Николас, притягивая Розалинду к груди. – И что ты теперь думаешь о моем доме?
– Думаю, что нам следует добиться чего-то очень важного.
– Да, – согласился он. – Ты права. Знаешь, я впервые слышу пение деда. Когда-то он сказал, что его голосом пугать только детей и собак.
Розалинда молча смотрела на упавшее кресло.
Глава 30
Николас положил в рот кусочек жареной свинины и быстро прожевал. Он совершенно забыл о еде. Но когда выходил из библиотеки, его перехватил Блок.
– Теперь, когда вы в деревне, следует соблюдать деревенский распорядок дня, милорд, – с поклоном объявил он. – Сейчас уже около семи, и кухарке не терпится показать свое искусство.
Что оставалось делать несчастному, исстрадавшемуся по ласке молодожену? Наверное, удушить Блока. Прекрасное будет начало супружеской жизни!
После знакомства с кухаркой, миссис Клоппер, высокой, костлявой, в белоснежном, безупречно чистом переднике и с усиками, похожими на тонкую ниточку черного атласа, Блок проводил их в просторную столовую.
У Николаса не сохранилось теплых воспоминаний об этой душной мрачной комнате, но на столе, накрытом на двоих, стояли зажженные свечи.
– С завтрашнего дня, Блок, – решил он, – мы будем, есть в столовой для завтраков. В этой комнате так темно, что с полдюжины грабителей могут спокойно прятаться в углах. Не желаю обедать с оружием в руках.
– Как угодно, милорд, – поклонился Блок. – А теперь я принесу белый суп кухарки. Это новый обычай. Как вы помните, сначала она никогда не подает суп, но сегодня посчитала…
Розалинда, не слушая, вдыхала затхлый воздух и всматривалась в темные углы. Посреди стола стоял канделябр на двенадцать свечей, отбрасывавших странные тени на большую чашу с темным виноградом.
– Если бы Грейсон увидел этот стол, непременно заметил бы, что на нем уместилось бы не менее трех гробов, – заметила она.
– Если не более, – усмехнулся он, сжимая ее руку – все, до чего смог дотянуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Розалинда приветливо улыбнулась, хотя никак не могла взять в толк, что здесь происходит. В доме поет призрак? Дед Николаса?
– Я с удовольствием послушаю ваше пение, Блок, – кивнула она и, заметив, что сорочка старика белее облака, а черный костюм отливает синеватым блеском, добавила: – Уилликом, наш лондонский дворецкий, всегда мечтал, чтобы его костюм блестел как у вас, но никогда не мог этого добиться. Может, вы напишете ему и объясните, как это делается?
– Я ничего для этого не делал, миледи, – удивился Блок. – Просто этот костюм так же древен, как мавританские изразцы в ванной. Он блестит от старости. Но мне так нравится любоваться этим блеском, что я отказался от новой одежды. Наша прачка умеет чистить ее так, что она сохраняет блеск. Но не тревожьтесь миледи: уверяю, что костюм не проеден молью.
– Спасибо, Блок. Я напишу Уилликому и посоветую отказываться от новой одежды. Так прачка не уволилась?
– Она и вторая прачка находятся слишком далеко от библиотеки, чтобы слышать, как буянит старый граф. Кухарка уверяет, что, пока кормит миссис Бейтс и Хлою фаршированными куриными шейками, они готовы всю оставшуюся жизнь стирать и гладить.
Но тут послышался глубокий мелодичный голос Питера Причарда:
– Старый граф несколько минут назад пел в библиотеке, милорд. В первой половине дня он, по-моему, читал. Если потрудитесь заверить его, что вы и ваша жена останетесь в доме, возможно, он покинет нас и отправится в горние выси.
– А вдруг именно возможность путешествия в ином направлении держит его на земле? – предположил Блок.
Розалинда в полном недоумении переводила взгляд с одного лица на другое.
– Что же он поет, мистер Причард? – поинтересовалась она.
– Дитти, миледи. По крайней мере, именно что-то вроде этого может петь матрос, когда драит палубу.
Насколько было известно Николасу, дед в жизни не ступал на палубу корабля.
– А что он читает?
– Простите, миледи, – с поклоном сказал Питер, – я Питер Причард, управляющий поместьем. Боюсь, я немного отвлекся и забыл о хороших манерах.
Еще бы! В доме резвится призрак!
– Да, последние несколько дней здесь все идет наперекосяк, – продолжал Питер. – С той самой минуты, как его светлость прислал письмо с сообщением о вашем приезде. Простите, миледи. Вы спросили, что читает старый граф. На полу рядом с его любимым креслом громоздятся горы книг. Та, что сверху, – трактат о чародеях, живущих в пещерах Булгара и избегающих всякого общения с людьми.
– Но если это так, – удивилась Розалинда, – непонятно, как можно писать о них трактат.
Николас рассмеялся. Розалинда взяла его за руку.
– Я хочу сопровождать его светлость в библиотеку и познакомиться с призраком моего нового дедушки.
Блок тяжко вздохнул.
– Какая удача, миледи, что вы оказались не высокочувствительной натурой. Учитывая появление нашего гостя, нервный припадок мог бы оказаться губительным для супружеского блаженства.
– Только не я, Блок. Я стойкая и мужественная, как сердце Ли По.
– А, вы про секретаря его светлости? Ли По рассказывает поразительные истории. А теперь пойдемте. Кухарка охладила бутылку французского шампанского из погреба старого графа и испекла вкуснейшие пирожные с крыжовником. Входите, миледи, я представлю вам горничную Мэриголд, ровесницу вашей молодой камеристки, которая отчего-то бледна и встревожена. Розалинда улыбнулась Матильде:
– Не бойтесь, Матильда, все будет хорошо.
Матильда кивнула с таким видом, словно твердо знала, что ничего уже не будет хорошо, но послушно потащилась за Розалиндой в огромный уродливый дом, от которого ее трясло. Хорошо еще, что мистер Ли По тоже здесь. Значит, никто, и ничто не причинит ей зла.
Посреди огромного холла с полом из черно-белых мраморных плиток стояла всего одна девушка в темном муслиновом платье и белом чепце. Заметив Николаса и Розалинду, она низко присела.
– Я Мэриголд. Моя мама любит ноготки, поэтому и назвала меня так.
– Мэриголд смеется, когда слышит пение старого графа, – пояснил Блок. – Или поет вместе с ним, в зависимости от настроения.
– Вот только танцевать под его песни не могу. Зато вместе у нас получается прекрасный дуэт, – заверила Мэриголд.
Розалинда улыбнулась девушке:
– А это Матильда. Покажите ей ее комнату, Мэриголд, и представьте кухарке, миссис Бейтс, Хлое и служанке.
– Служанку зовут миссис Суит, миледи. Она едва ходит, но все же может отполировать мебель до блеска.
Розалинда никогда не встречала служанок старше шестнадцати.
– Сколько же ей лет, Мэриголд?
– Она старше, чем моя мать. Во рту осталось всего три зуба, и это еще хорошо, иначе ей пришлось бы жевать деснами.
– Понятно. Проведите Матильду по дому, а потом приходите в мою комнату. Идите, и спасибо вам, Мэриголд.
– Да, миледи…
На этот раз реверанс был такой глубокий, что горничная едва не уселась на пол.
– Матильда! Какое чудесное имя. Обязательно спрошу ма, что она о нем думает.
Они ушли. Николас подошел к дверям библиотеки, откуда вдруг раздался громкий бас:
Ушел я в море молодым
И волны рассекал,
Пока не сделался седым,
Не обогнул немало скал.
Я плавать научился: вот сюрприз вам!
Но никогда не надевал я шляпу.
Хей-хо, хидди-хо,
Но никогда не надевал я шляпу!
За этим неуклюжим стихом последовали еще три, совершенно непроизносимые, после чего в комнате воцарилось молчание, полное, абсолютное молчание.
Питер криво улыбнулся:
– Меня больше не пробирает озноб. Хотя разве нормальный человек способен привыкнуть к присутствию призрака моего прежнего хозяина? Факт остается фактом: он действительно здесь. И что нам теперь делать?
Николас увидел лежащий в углу тюфяк, который, очевидно, служил Питеру постелью.
– Блок, проводите Розалинду наверх. А я пойду, поздороваюсь с дедом.
Ну да, как же! Так она и согласится!
– О нет, я с тобой! А вдруг мы с ним сможем спеть дуэтом?
Питер удивленно воззрился на нее, хмыкнул, но тут же смущенно кашлянул.
Николас тоскливо подумал об ожидавшей наверху огромной постели и о голой Розалинде, с улыбкой растянувшейся на простынях и манившей его.
Тряхнув головой, он решительно шагнул к закрытой двери библиотеки.
– Я оставлял дверь открытой, – сообщил Питер, – но она всегда закрывается. Всегда. Сначала я ужасно пугался, не зная, что делать, но потом привык. – Он пожал плечами и снова улыбнулся Розалинде: – А вот вы, миледи, кажется, не боитесь.
– О нет, я обожаю петь, – заверила Розалинда и подарила ему ослепительную улыбку.
Глава 29
Молчание. Что же, вполне естественно, учитывая, что дед давно мертв и; по идее, вообще не должен разговаривать.
Они с Розалиндой ступили в огромную библиотеку, полутемную и такую длинную, что другой конец терялся во мраке. Помещение было довольно узким, а книг насчитывалось так много, что Розалинда впервые в жизни видела такое количество томов. Даже в обширной библиотеке дяди Дугласа, не говоря уже о драгоценном собрании дяди Тайсена, не было ничего подобного.
– Здесь есть окна? – прошептала она.
– Разумеется.
Николас направился вглубь, откинул тяжелые бархатные шторы и накинул толстые витые шнуры на позолоченные крючки, после чего распахнул окно. В комнату ворвались свет и свежий весенний воздух. Николас глубоко вздохнул, повернулся и…
По комнате пронесся стон.
Николас и Розалинда оцепенели.
– Простите. Я забыл сказать, – извинился Питер, входя в комнату, – что он, похоже, терпеть, не может свет. Возможно, если долго пролежать в могиле, привыкаешь к темноте. Подождите немного и увидите, как шторы снова сомкнутся.
Николас не сводил взгляда с любимого дедовского кресла, совершенно пустого и стоявшего у камина.
– Вы видели его, Питер? – бросил он, не оборачиваясь.
– Не видел.
– Спасибо. А теперь оставьте нас.
– Э-э… вы уверены, милорд? Я беспокоюсь за ее светлость…
– Ее светлость вполне способна в одиночку сразиться с шайкой португальских разбойников, – с улыбкой заверил Николас. – Она не дрогнет. Идите, Питер, все будет хорошо. По словам Блока, мой дед вернулся, потому что приехала она. Пусть познакомятся.
Питер вышел, оставив дверь открытой.
На их глазах дверь медленно закрылась сама собой.
– Итак, дед, – начал Николас, – обращаясь к пустому креслу, – похоже, ты вызвал немалый переполох. Откровенно говоря, мне не хотелось бы слышать новые стоны. Лучше поговори со мной и Розалиндой. Ты ведь для этого здесь? Чтобы с ней познакомиться?
Молчание.
Очень тихий скрипучий голос пропел:
Наконец-то девушка ступила
На некогда чужой порог.
Как скоро ей заплатишь долг,
О ты, которого она любила?
Николас наверняка упал бы, если бы перед этим не прислонился к каминной полке.
Долг. Проклятый долг.
Он по-прежнему не понимал всей этой истории с долгом, но она не покидала какого-то темного уголка души. С самой юности этот долг присутствовал в снах Николаса, и с годами необходимость его выплатить становилась все более настоятельной.
Он взглянул на Розалинду.
Она больше не та малышка из его снов. Но по-прежнему оставалась его долгом. Его женщиной. Его женой.
Старческий голос снова запел. Зазвучал повсюду и ниоткуда:
Малышка чуть не умерла,
А монстр едва не победил,
Не ты, другой долг заплатил,
Но хватит нам на гонку сил.
Последние ноты растаяли в воздухе. И они остались одни, неожиданно и внезапно, остались совершенно одни. И оба это поняли. Шторы оставались раздвинутыми.
И тогда Розалинда тоже запела, обращаясь к пустому креслу:
О красоте безлунной ночи грежу я,
О силе и безмерной мощи грежу я,
О том, что больше я не одинок,
Хоть знаю – смерть его и смертный грех ее со мной навек.
Старое кресло покачнулось и свалилось на пол. Шторы с шорохом сдвинулись.
– Похоже, ты произвела впечатление на престарелого мальчишку, – заметил Николас, притягивая Розалинду к груди. – И что ты теперь думаешь о моем доме?
– Думаю, что нам следует добиться чего-то очень важного.
– Да, – согласился он. – Ты права. Знаешь, я впервые слышу пение деда. Когда-то он сказал, что его голосом пугать только детей и собак.
Розалинда молча смотрела на упавшее кресло.
Глава 30
Николас положил в рот кусочек жареной свинины и быстро прожевал. Он совершенно забыл о еде. Но когда выходил из библиотеки, его перехватил Блок.
– Теперь, когда вы в деревне, следует соблюдать деревенский распорядок дня, милорд, – с поклоном объявил он. – Сейчас уже около семи, и кухарке не терпится показать свое искусство.
Что оставалось делать несчастному, исстрадавшемуся по ласке молодожену? Наверное, удушить Блока. Прекрасное будет начало супружеской жизни!
После знакомства с кухаркой, миссис Клоппер, высокой, костлявой, в белоснежном, безупречно чистом переднике и с усиками, похожими на тонкую ниточку черного атласа, Блок проводил их в просторную столовую.
У Николаса не сохранилось теплых воспоминаний об этой душной мрачной комнате, но на столе, накрытом на двоих, стояли зажженные свечи.
– С завтрашнего дня, Блок, – решил он, – мы будем, есть в столовой для завтраков. В этой комнате так темно, что с полдюжины грабителей могут спокойно прятаться в углах. Не желаю обедать с оружием в руках.
– Как угодно, милорд, – поклонился Блок. – А теперь я принесу белый суп кухарки. Это новый обычай. Как вы помните, сначала она никогда не подает суп, но сегодня посчитала…
Розалинда, не слушая, вдыхала затхлый воздух и всматривалась в темные углы. Посреди стола стоял канделябр на двенадцать свечей, отбрасывавших странные тени на большую чашу с темным виноградом.
– Если бы Грейсон увидел этот стол, непременно заметил бы, что на нем уместилось бы не менее трех гробов, – заметила она.
– Если не более, – усмехнулся он, сжимая ее руку – все, до чего смог дотянуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44