— С каких пор я стал трезвенником, сэр?
— Извини, Сигурд. Мне не пришло в голову… ты ведь никогда не пьёшь по утрам. — Он подошёл к шкафу и, налив ещё одну рюмку, поставил её нетвёрдой рукой перед Арнессоном.
Он не успел сесть, как Ванс вдруг издал возглас удивления.
— Честное слово! Раньше я этого никогда не замечал. Поразительно!
Его восклицание было так неожиданно и движение столь порывисто, что в этой напряжённой атмосфере все обернулись и посмотрели в ту сторону, куда был устремлён его взгляд.
— Дощечка Челлини! — воскликнул он. — Фонтеблосская нимфа! Мне сказали, что она была уничтожена в семнадцатом веке. Я видел пару к ней в Лувре…
Профессор Диллард посмотрел на него исподлобья, на его лице был написан страх.
— Вы выбрали странное время, сэр, для выражения вашей страсти к искусству, — ехидно заметил он.
Ванс, как будто желая скрыть своё замешательство, поднёс рюмку к губам. Всем было не по себе, нервы были натянуты, и, автоматически повторяя его жест, мы тоже подняли наши рюмки.
Ванс встал, подошёл к окну и остановился спиной к комнате. Почти в тот же момент край стола сильно ударил меня о бок, и раздался звон разбитого стекла.
Я вскочил на ноги и с ужасом увидел против себя неподвижное, в упор смотрящее на меня лицо профессора. Его руки застыли в судорожном движении к вороту халата. Все мы были парализованы.
— Боже милосердный! — изумлённое восклицание Арнессона разрешило напряжение.
— Позовите доктора, Арнессон, — приказал Маркхэм.
В ту же минуту грузное тело профессора рухнуло на пол. Ванс медленно отошёл от окна и сел в кресло.
— Ничего нельзя сделать для него, — сказал он с глубоким усталым вздохом. — Он подготовил себе быструю безболезненную смерть, изготовляя свой цианистый калий. «Дело Епископа» закончено.
Маркхэм уставился на него, ничего не понимая.
— Я стал подозревать его со дня смерти Парди, — продолжал Ванс. — Но уверенности у меня не было до вчерашнего дня, когда профессор стал взваливать преступления на м-ра Арнессона.
— Что? На меня? — Арнессон отвернулся от телефона.
— О да, — подтвердил Ванс. — Вы должны были расплатиться за него. С самого начала вы были выбраны жертвой. Он старался внушить нам возможность вашей виновности.
Арнессон был не так удивлён, как можно было ожидать.
— Я знал, что профессор ненавидел меня, — начал он. — Он ревновал меня к Белл. И он начинал слабеть умом, что я заметил уже несколько месяцев тому назад. Значит, он хотел меня отправить на электрический стул?
— Эта опасность вам не угрожала, — сказал Ванс. — Я должен извиниться перед вами за моё поведение в предыдущие полчаса. Это была просто тактика. Я заставил его поторопиться.
Арнессон мрачно улыбнулся.
— Не надо извинений, дружище. Я знал, что вы не в меня метите. А когда вы насели на меня, я старался играть в вашем тоне. Вот чего я не понимаю: почему он отравился цианистым калием, если думал, что вы подозреваете меня?
— Этого мы никогда не узнаем, — ответил Ванс. — Может быть он боялся, что девочка признает его, или он догадался, что открыли его карты. А может быть, он вдруг почувствовал отвращение при мысли, что взваливает на ваши плечи страшный конец. Сам он сказал: никто не знает, что происходит в сердце человека в его последний тёмный час.
Глава XXVI
ХЭС ПРЕДЛАГАЕТ ВОПРОС
Вторник, 26 апреля, 4 часа пополудни
Когда мы уезжали из дома Дилларда, я было подумал, что «Дело Епископа» окончено. Но предстояло ещё открытие, самое изумительное из всех фактов, выясненных в этот день.
После ленча к следователю пришёл Хэс, и Ванс снова разобрал все дело, объясняя нам тёмные места.
— Арнессон уже указал мотивы этих безумных преступлений, — начал он. — Профессор понимал, что его местом в учёном мире завладевает молодой соперник. Ум его уже потерял силу и остроту. Только при помощи Арнессона он мог выпустить свою книгу о строении атома. Интеллектуальная враждебность увеличивалась ещё и ревностью. В течение десяти лет на Белл Диллард сосредоточивались все чувства одинокого холостяка.
— Мотив этого понятен, — сказал Маркхэм, — но он не объясняет остальных убийств.
— Мотив этот подействовал на его ненормальную психику. Обдумывая, как погубить Арнессона, он придумал дьявольскую шутку с Епископом. Эти убийства дали выход его подавленности.
— Но почему же, — спросил Маркхэм, — он просто не убил Арнессона?
— Вы не учитываете психологической ситуации. Ум профессора стал разрушаться от постоянного напряжения. Природа требовала разрядки. Пламенная ненависть к Арнессону довела давление до взрыва. Таким образом два импульса объединились. Совершая убийства, он ослаблял внутреннее напряжение и давал выход злобе против Арнессона, потому что кара за преступления возлагалась бы на Арнессона. Но в этом адском плане был крупный недостаток, которого профессор не заметил. Дело было открыто для психологического анализа, и с самого начала я уже предположил, что преступником должен быть математик. Один Арнессон был в моих глазах вне подозрений, потому что он всегда сохранял психическое равновесие.
— Это разумно, — согласился Маркхэм. — Но откуда же у Дилларда появилась эта фантастическая идея относительно убийств?
— Воспоминания о «Сказках матушки Гусыни», вероятно, возникли у него, когда Арнессон в шутку советовал Робину остерегаться стрелы Сперлинга. Возможность инсценировки преступления скоро предоставилась. Когда он увидел, что Сперлинг переходит через улицу, он знал, что Робин остался один в стрелковой комнате. Он спустился вниз, завёл с Робином разговор, ударил его по голове, воткнул ему в сердце стрелу и выволок на стрельбище. Потом он вытер кровь, уничтожил тряпку, опустил свои записки в почтовый ящик, вернулся в библиотеку и позвонил по телефону сюда.
— А все же, — вставил Хэс, — вы догадались, что Робин убит не стрелой из лука.
— Да, по испорченной выемке на другом конце стрелы я догадался, что она вбита молотком в сердце Робина. Раз его шутка удалась, он больше ни о чем не беспокоился.
— Ну а чем вызвано убийство Спригга?
— После смерти Робина он мог спокойно выбирать материал для другого преступления в духе той же сказки. О привычке Спригга гулять по утрам он мог узнать от Арнессона, а может, и от самого юноши.
— Но как вы объясняете эпизод с формулой?
— Профессор слышал, как Арнессон говорил о ней со Сприггом и подложил её под труп, чтобы привлечь внимание к Арнессону. Теперь мы подходим к ночному визиту в дом Друккера. Разговоры о крике миссис Друккер заставили его пойти туда. Он боялся, что она видела, как тело Робина было выброшено на стрельбище. Чтобы запугать старуху, он подложил ей чёрного епископа.
— Как вы полагаете, у него уже была в то время мысль запутать в это дело Парди?
— О нет. Он был искренне удивлён, когда анализ партии Рубинштейн—Парди, сделанный Арнессоном, обнаружил тот факт, что епископ был уже давно Немезидой Парди… Что касается убийства Друккера, то сама миссис Друккер внушила ему эту мысль. Она рассказала о своих воображаемых страхах Белл Диллард, а та передала за обедом этот разговор, и план принял законченную форму. После обеда он пошёл на чердак и отпечатал свои записки. Вечером он предложил Друккеру прогуляться, зная, что Парди долго не просидит с Арнессоном; когда он увидел Парди на верхней дорожке, то понял, что Арнессон остался один. Как только Парди отошёл от них, он ударил Друккера и перебросил его через стенку. Тотчас же он вышел на Риверсайдскую аллею, перешёл 76-ю улицу и пошёл к дому Друккера по той же дороге.
— Чего моя голова не переваривает, — пожаловался Хэс, — так это — почему Диллард убил Парди.
— Поддельное самоубийство является самой фантастической шуткой профессора. В ней и ирония, и презрение; она имела ту же цель: погубить Арнессона. Действительно, тем фактом, что на сцене появился возможный убийца, ослаблялась наша бдительность. Но, как я уже сказал, это проявление свирепого шутовства было лишь частичным исходом. Эпизод с «Маленькой мисс Маффет» должен был стать развязкой; все было искусно рассчитано, чтобы обратить громы небесные на Арнессона. Потом он заманил девочку в дом Друккера.
Маркхэм молча курил.
— Ты говоришь, что убедился в виновности Дилларда вчера вечером, когда припомнил личность епископа Арнессона …
— Да, да. Именно это было мотивом. В ту минуту я понял ясно, что целью профессора было взвалить все преступления на Арнессона, и подпись под его записками была выбрана именно с этой целью…
Вдруг Хэс неожиданно спросил:
— Я хочу знать, м-р Ванс, почему, когда вы вскочили и указали на дощечку на камине, вы переставили рюмки Арнессона и профессора?
Ванс глубоко вздохнул и покачал головой.
— Моя мысль была — притвориться, что я согласен с профессором и подозреваю Арнессона. Сегодня утром я ему нарочно указал, что у нас нет улик и что, если бы даже и арестовали Арнессона, нам вряд ли удалось бы удержать его. Я знал, что при таких обстоятельствах профессор начнёт действовать. Так оно и случилось. Профессор, когда наливал Арнессону рюмку, подсыпал туда цианистого калия. Это не ускользнуло от моего внимания.
— Но ведь это убийство! — с негодованием и ужасом воскликнул Маркхэм.
— Ну конечно, — весело сказал Ванс. — Конечно, убийство… Что же, я может быть, арестован?
* * *
Самоубийство профессора Дилларда, этого злого гения Нью-Йорка, положило конец «Делу Епископа». В следующем году Арнессон и Белл Диллард тихо обвенчались и уплыли в Норвегию, где и поселились навсегда. Старого диллардовского дома на 75-й улице уже нет, а на его месте стоит современный многоквартирный дом, на фасаде которого красуются два громадных терракотовых медальона, очень похожих на мишени для стрельбы из лука. Хотел бы я знать, умышленно ли выбрал архитектор эти украшения?

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27