Уверены, вы читаете это письмо, и невольно перед вашими глазами встают кадры сюжета. Новость успела попасть в дневной выпуск? Мы старались. Не берите в голову, но на этот раз действительно все. Это чтобы вы не питали иллюзий. Искренне ваши, Анна и Мария, они же Фея и Стрекоза”.
Я снова плакала. На этот раз на трезвую, ясную, как горный хрусталь, голову. Когда слезы иссякли, наступило странное состояние, которого никогда прежде со мной не случалось. Кино кончилось, уже и титры по экрану побежали, а упрямый зритель не в силах поверить, что все это приключилось не с ним и не на самом деле. Я заперла дом, сгребла в охапку бумаги, которые при детальном изучении оказались личными делами учениц заморского колледжа, и побросала их листок за листком в разведенный на улице костер. Это было самой большой услугой, которую я могла оказать девочкам.
Глава 16.
На пороге стоял Лешка, держа в одной руке бутыль шампанского, а в другой… Леночку, точнее, ее изящный локоток.
— Спасибо, Настя. — Алеша взял из моих рук букет мелких желтых роз и положил рядом с собой на тумбочку.
Мы молчали, не зная, с чего начать разговор, и даже не были уверены, что его вообще стоит начинать. Когда пауза затянулась, подошла Наталья и, обняв меня за плечи, увела из палаты. Уже на площадке возле лестницы, провожая меня, она сказала:
— У каждого в жизни случается большая любовь. Но надо уметь пережить разлуку. Алеша переживет. Он сильный мальчик.
Наталья, видимо, была сильно раздавлена всем случившимся. Арест мужа, смерть, теперь уже окончательная, девочек…
— Он любил их? — тихо спросила я.
— Сложно сказать, они ведь учились вместе… и с той поры были связаны незримой нитью. Ничего, мужчины должны уметь преодолевать себя.
— Учились? Где?
— Как где? В Индии… Очень хорошая школа…
Индия… Хороший парень, близкий родственник тетушки Боннор, — это Алеша…
Речь Натальи журчала так плавно, так успокаивающе медленно, что я чуть не впала в гипнотический транс. Тихий шорох, похожий на шелест ангельских крыльев, вернул меня к действительности. Ангел обернулся упитанной кошкой, вступившей в борьбу с украденным целлофановым пакетом. В пакете — сосиска и котлета. В руке Натальи — невесть откуда взявшийся шприц. Я вырываюсь из ее ласковых объятий, вдруг моментально ставших железными. Иголка качается рядом с моей шеей, я не вижу ее, но почти чувствую прикосновение острия. Я рву на себя белый Натальин халат, и в глубоком вырезе кофты передо мной мелькает странный шрам на ее груди — ломаная линия, похожая на молнию.
Кошка орет дурным голосом, потому что я нечаянно наступаю ей на хвост, и этот дикий визг нарушает расстановку сил. Наталья непроизвольно дергается, а я лечу кубарем вниз по лестнице, размазывая попой недоеденную кошкой котлету.
— Сучка, — злобно шепчет Наталья и через ступеньку мчится вслед за мной. Но тут сзади к ней подбегают какие-то люди, тащат ее за руки вверх, она брыкается, брызжет слюной и в этот момент похожа на деву ада. Но против пятерых крепко накачанных парней не устоять даже ей. Мягкое тело, внезапно вздыбившееся мускулами, бессильно бьется, клацают наручники, щелкает затвор пистолета. Ее уводят, она проходит так близко от меня, что я чувствую запах ее туалетной воды — приторно сладкий аромат ванили, ягодных пирогов и домашнего уюта.
— Бери шинель, пошли домой! — Гришка кидает мне на колени пальто и нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Но я еще какое-то время сижу прямо на котлете, а вокруг меня вертится кошка, не желающая так просто расставаться с добычей.
Гришка притормозил у подъезда, где уже танцевала на морозце Санька, и сделал мне ручкой. Он спешил к своим большим друзьям, готовый в любую минуту взять под козырек. Прямо тошно от такого рвения делается.
— Ну мать, ты даешь, где тебя черти носят? У меня столько новостей, а до тебя не дозвониться!
— Да, Сань, что-то деньки такие суматошные выдались. Даже не знаю, как еще на ногах стою.
— Это мы быстро поправим, — уверила она меня, доставая из пакета коробку, уже успевшую пропитаться жирным кремом.
— Есть повод? — покосилась я на горку пирожных, которые приятельница выложила на огромное блюдо.
— А то! Повод — закачаешься! Олег решил не дожидаться развода! Представляешь, снял квартиру и теперь зовет меня к себе.
— Поедешь? — с завистью спросила я.
— Спрашиваешь! Помчусь!
Ну да, у кого-то прибавилось, у кого-то убавилось. У нас с Лешкой что-то совсем все вкривь и вкось. Вот и сейчас его нет дома. Ушел куда-то, даже записки не оставил.
— Где твой-то? — зыркнула на меня Санька. — Опять по бабам?
Счастливые люди, как я неоднократно замечала, не отличаются особой тактичностью.
— Ага, наверное, — пожала я плечами.
— Да я пошутила, ты это… извини. Что, Насть, совсем все плохо?
— Неважно. Какими-то чужими людьми стали. Все-таки я не из тех героических женщин, которые умеют прощать измены.
— Ох! — Санька потерла пальцем переносицу. Было заметно, что в данный момент ей трудно даже изобразить сочувствие. Но все-таки она старалась, и уж за одно это я была ей благодарна.
Мы доедали по пятому пирожному и допивали по второй кружке чая, когда в квартиру настойчиво позвонили. Раз, другой, третий. Трель не стихла, пока я не открыла дверь. На пороге стоял Лешка, держа в одной руке бутылку шампанского, а в другой… Леночку, точнее, ее изящный локоток. У Леночки в руках гордо торчала голландская роза. “Что бы это могло значить?” — леденея от ужаса подумала я. Он пришел открыть карты? Сказать, что уходит от меня, и познакомить со своей новой женщиной? Какое свинство, какая редкая душевная черствость. Я задохнулась от гнева и грохнулась в обморок, попутно опрокинув на себя вешалку.
— Черт бы тебя побрал! Вечно ты с сюрпризами! Я ведь тебя предупреждала, а? — услышала я Леночкину брань, слегка придя в себя. Как у них все запросто, по-семейному…
— Настюша, привет! — склонился надо мной Лешка. — Ты что? Тебе плохо?
— Нет, мне офигительно хорошо, — успокоила я бывшего любимого мужчину и неловко поднялась на ноги. Перца на полу не было больше ни крупинки, я могла спотыкаться, падать сколько душе угодно.
— Слушай, ну я не так планировал знакомство. Елки зеленые, с вами не соскучишься! Ну черт-те что!
— Ладно уж, знакомь, хотя мы, в общем, знакомы.
— Да я хотел представить Леночку в новом качестве.
— Неужели?
— Да, ну хорошо, раз так все скомкалось, то буду краток. Лена — моя дочь. С ее мамой у меня в молодости был роман, а потом мы расстались, а спустя двадцать лет выяснилось, что она от меня родила вот эту девицу. Вот! Все.
— Господи, — ахнула Санька, — какой ты, Лешка, старый!
— Можно подумать! — вдруг выдала Леночка. — Всего-то сорок два года, для мужчины совсем не возраст! Вы, между прочим, старше выглядите!
Взрослая дочка непутевого папы гордо прошествовала в гостиную и, усевшись на диван, элегантно закинула ножку на ножку. Весь ее вид говорил о том, что палец ей в рот совать не стоит. Да и вообще, кого-то она мне смутно напоминала.
— Сатана! — На пороге стояла Дорофея Степановна, одной рукой она тыкала в сторону Теодора, другой истово крестилась. — От вас все зло! Нечистая квартира!
— Вы о чем? — спросил ее ошалевший Лешка.
Оказалось, что женщину ввели в заблуждение следы. Свиненка раз в день непременно выводили на прогулку, и, бегая по усыпанным снегом клумбам, он оставлял отпечатки своих копытцев. Дотошно внимательная и маниакально подозрительная баба, конечно, не могла пройти мимо такой аномалии. Почти месяц она была уверена, что в доме поселился черт.
— Иногда это не самый худший вариант, — загадочно заявила Леночка.
ЭПИЛОГ
Прошло два месяца. Наступила весна. Я сидела в офисе, пытаясь не взорваться от раздражения. Второй час подряд видавшая виды дама с пергидрольными волосами втолковывала мне, какой мерзавец ее муж. Она крыла супруга такими словами, что даже стойкая к засухе и холодам герань на подоконнике грустно склонила листья. Так и хотелось спросить даму, какого черта в таком случае она не бросит мерзавца? Зачем ей приспичило устраивать за ним слежку, выводить его на чистую воду, собирая доказательства неверности? Не устраивает — вали на все четыре стороны. Или прости, или забудь, иначе век счастья не видать. Не в правилах профессиональной этики было грубить клиентам, но я была уже близка к тому, чтобы не просто послать дамочку, но еще и вылить ей на спину чай, а еще лучше насыпать в него яду и выпить самой, чтобы уже не слушать весь этот злобный бред.
— Вам когда-нибудь изменял муж? — пытала она меня. — У вас вообще есть муж? Как женщина, вы должны меня понять, понять мою душу.
На этой неделе это была пятая по счету обезумевшая баба. По весне они все как с цепи сорвались. За окном звенела первая в этом году капель, сосульки плакали, роняя слезы на карниз, солнышко смеялось. Люди дурели от гормональных бурь и вездесущего запаха мимозы.
— Нет, — сказала я ей, — муж мне пока не изменял. Наверное. А знаете, почему я не собираюсь этого выяснять?
Сказала и покраснела, вспомнив наши с Санькой бдения у Лешкиного офиса.
— Почему? — вскинулась дама.
— А мне на фиг не надо. Меньше знаешь, крепче спишь.
— Да я совсем не сплю, я не могу спать! Я не могу ни секунды оставаться в покое. — Дама махала руками, постоянно теребила край шифонового шарфика и даже временами нервно почесывалась.
— Хотите совет? Представьте перец…
Через пять минут она осторожно уходила прочь, ступая с грацией сытой кошки.
На сегодня я решила закруглиться. Гришка бегал по магазинам, скупая пеленки для своей новорожденной дочки. Лизавета взяла отгул. Некому было оценить мое рабочее рвение. С утра звонил Семен Альбертович с приглашением выпить кружку пива в ближайшем баре. Он активно восстанавливал пошатнувшуюся репутацию фирмы и, между прочим, звал меня на работу. Почему бы нет? — иногда думала я, но что-то меня удерживало от окончательного решения. Потапов часто зазывал меня на огонек и советовался по некоторым вопросам, чем я невероятно гордилась. Теперь-то мы с Гришкой были квиты — у меня тоже появилась вторая профессиональная стезя.
За эти два месяца многое успело произойти, что отчасти сгладило события января. Алеша, он же Тигр, исчез из больницы в неизвестном направлении. Через два дня после его пропажи неизвестные злоумышленники подожгли штаб-квартиру одной профашистской организации. Наш гонконгский знакомый Ваня, он же Рыбак, дал самые подробные показания в отношении школы. Единственное, чего он не захотел открывать, — это имена выпускников. Сослался на то, что всех их он знает исключительно по прозвищам, а внешние приметы позабыл.
Леночка изводила меня придирками и жесткой критикой. Она была категорически недовольна мной и все пыталась наставить меня на путь истинный. Мне было трудно принять ее в качестве падчерицы, но я изо всех сил старалась.
Марго благополучно сходила под венец и, свив в рекордно короткие сроки семейное гнездышко, забрала Теодора, которого я уже успела полюбить и по которому иногда скучала. Впрочем, я всегда могла нагрянуть к нему в гости. Это был плюс и это был минус — тетушка жила теперь в одном подъезде с нами.
Лешка больше не пытался играть со мной в секреты и по непонятной причине стал сильно умиляться при виде младенцев. Видимо, наконец-то полюбил детей.
Санька уехала в Италию и писала оттуда искрометные письма, в каждой строчке по килотонне счастья.
Бриллианты оказались настоящими, но я не трогала их, бог знает на что надеясь. В любом случае это были такие колоссальные деньги, с которыми я не знала, что и делать. Камешки преспокойно лежали не в банковском сейфе, а на дне маленького аквариума.
Все было, но чего-то мне все равно не хватало. Вечерами я иногда впадала в тягучую меланхолию, часами смотрела в окно, и все мне казалось, что в кронах старых лип прячутся чьи-то очень знакомые тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Я снова плакала. На этот раз на трезвую, ясную, как горный хрусталь, голову. Когда слезы иссякли, наступило странное состояние, которого никогда прежде со мной не случалось. Кино кончилось, уже и титры по экрану побежали, а упрямый зритель не в силах поверить, что все это приключилось не с ним и не на самом деле. Я заперла дом, сгребла в охапку бумаги, которые при детальном изучении оказались личными делами учениц заморского колледжа, и побросала их листок за листком в разведенный на улице костер. Это было самой большой услугой, которую я могла оказать девочкам.
Глава 16.
На пороге стоял Лешка, держа в одной руке бутыль шампанского, а в другой… Леночку, точнее, ее изящный локоток.
— Спасибо, Настя. — Алеша взял из моих рук букет мелких желтых роз и положил рядом с собой на тумбочку.
Мы молчали, не зная, с чего начать разговор, и даже не были уверены, что его вообще стоит начинать. Когда пауза затянулась, подошла Наталья и, обняв меня за плечи, увела из палаты. Уже на площадке возле лестницы, провожая меня, она сказала:
— У каждого в жизни случается большая любовь. Но надо уметь пережить разлуку. Алеша переживет. Он сильный мальчик.
Наталья, видимо, была сильно раздавлена всем случившимся. Арест мужа, смерть, теперь уже окончательная, девочек…
— Он любил их? — тихо спросила я.
— Сложно сказать, они ведь учились вместе… и с той поры были связаны незримой нитью. Ничего, мужчины должны уметь преодолевать себя.
— Учились? Где?
— Как где? В Индии… Очень хорошая школа…
Индия… Хороший парень, близкий родственник тетушки Боннор, — это Алеша…
Речь Натальи журчала так плавно, так успокаивающе медленно, что я чуть не впала в гипнотический транс. Тихий шорох, похожий на шелест ангельских крыльев, вернул меня к действительности. Ангел обернулся упитанной кошкой, вступившей в борьбу с украденным целлофановым пакетом. В пакете — сосиска и котлета. В руке Натальи — невесть откуда взявшийся шприц. Я вырываюсь из ее ласковых объятий, вдруг моментально ставших железными. Иголка качается рядом с моей шеей, я не вижу ее, но почти чувствую прикосновение острия. Я рву на себя белый Натальин халат, и в глубоком вырезе кофты передо мной мелькает странный шрам на ее груди — ломаная линия, похожая на молнию.
Кошка орет дурным голосом, потому что я нечаянно наступаю ей на хвост, и этот дикий визг нарушает расстановку сил. Наталья непроизвольно дергается, а я лечу кубарем вниз по лестнице, размазывая попой недоеденную кошкой котлету.
— Сучка, — злобно шепчет Наталья и через ступеньку мчится вслед за мной. Но тут сзади к ней подбегают какие-то люди, тащат ее за руки вверх, она брыкается, брызжет слюной и в этот момент похожа на деву ада. Но против пятерых крепко накачанных парней не устоять даже ей. Мягкое тело, внезапно вздыбившееся мускулами, бессильно бьется, клацают наручники, щелкает затвор пистолета. Ее уводят, она проходит так близко от меня, что я чувствую запах ее туалетной воды — приторно сладкий аромат ванили, ягодных пирогов и домашнего уюта.
— Бери шинель, пошли домой! — Гришка кидает мне на колени пальто и нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Но я еще какое-то время сижу прямо на котлете, а вокруг меня вертится кошка, не желающая так просто расставаться с добычей.
Гришка притормозил у подъезда, где уже танцевала на морозце Санька, и сделал мне ручкой. Он спешил к своим большим друзьям, готовый в любую минуту взять под козырек. Прямо тошно от такого рвения делается.
— Ну мать, ты даешь, где тебя черти носят? У меня столько новостей, а до тебя не дозвониться!
— Да, Сань, что-то деньки такие суматошные выдались. Даже не знаю, как еще на ногах стою.
— Это мы быстро поправим, — уверила она меня, доставая из пакета коробку, уже успевшую пропитаться жирным кремом.
— Есть повод? — покосилась я на горку пирожных, которые приятельница выложила на огромное блюдо.
— А то! Повод — закачаешься! Олег решил не дожидаться развода! Представляешь, снял квартиру и теперь зовет меня к себе.
— Поедешь? — с завистью спросила я.
— Спрашиваешь! Помчусь!
Ну да, у кого-то прибавилось, у кого-то убавилось. У нас с Лешкой что-то совсем все вкривь и вкось. Вот и сейчас его нет дома. Ушел куда-то, даже записки не оставил.
— Где твой-то? — зыркнула на меня Санька. — Опять по бабам?
Счастливые люди, как я неоднократно замечала, не отличаются особой тактичностью.
— Ага, наверное, — пожала я плечами.
— Да я пошутила, ты это… извини. Что, Насть, совсем все плохо?
— Неважно. Какими-то чужими людьми стали. Все-таки я не из тех героических женщин, которые умеют прощать измены.
— Ох! — Санька потерла пальцем переносицу. Было заметно, что в данный момент ей трудно даже изобразить сочувствие. Но все-таки она старалась, и уж за одно это я была ей благодарна.
Мы доедали по пятому пирожному и допивали по второй кружке чая, когда в квартиру настойчиво позвонили. Раз, другой, третий. Трель не стихла, пока я не открыла дверь. На пороге стоял Лешка, держа в одной руке бутылку шампанского, а в другой… Леночку, точнее, ее изящный локоток. У Леночки в руках гордо торчала голландская роза. “Что бы это могло значить?” — леденея от ужаса подумала я. Он пришел открыть карты? Сказать, что уходит от меня, и познакомить со своей новой женщиной? Какое свинство, какая редкая душевная черствость. Я задохнулась от гнева и грохнулась в обморок, попутно опрокинув на себя вешалку.
— Черт бы тебя побрал! Вечно ты с сюрпризами! Я ведь тебя предупреждала, а? — услышала я Леночкину брань, слегка придя в себя. Как у них все запросто, по-семейному…
— Настюша, привет! — склонился надо мной Лешка. — Ты что? Тебе плохо?
— Нет, мне офигительно хорошо, — успокоила я бывшего любимого мужчину и неловко поднялась на ноги. Перца на полу не было больше ни крупинки, я могла спотыкаться, падать сколько душе угодно.
— Слушай, ну я не так планировал знакомство. Елки зеленые, с вами не соскучишься! Ну черт-те что!
— Ладно уж, знакомь, хотя мы, в общем, знакомы.
— Да я хотел представить Леночку в новом качестве.
— Неужели?
— Да, ну хорошо, раз так все скомкалось, то буду краток. Лена — моя дочь. С ее мамой у меня в молодости был роман, а потом мы расстались, а спустя двадцать лет выяснилось, что она от меня родила вот эту девицу. Вот! Все.
— Господи, — ахнула Санька, — какой ты, Лешка, старый!
— Можно подумать! — вдруг выдала Леночка. — Всего-то сорок два года, для мужчины совсем не возраст! Вы, между прочим, старше выглядите!
Взрослая дочка непутевого папы гордо прошествовала в гостиную и, усевшись на диван, элегантно закинула ножку на ножку. Весь ее вид говорил о том, что палец ей в рот совать не стоит. Да и вообще, кого-то она мне смутно напоминала.
— Сатана! — На пороге стояла Дорофея Степановна, одной рукой она тыкала в сторону Теодора, другой истово крестилась. — От вас все зло! Нечистая квартира!
— Вы о чем? — спросил ее ошалевший Лешка.
Оказалось, что женщину ввели в заблуждение следы. Свиненка раз в день непременно выводили на прогулку, и, бегая по усыпанным снегом клумбам, он оставлял отпечатки своих копытцев. Дотошно внимательная и маниакально подозрительная баба, конечно, не могла пройти мимо такой аномалии. Почти месяц она была уверена, что в доме поселился черт.
— Иногда это не самый худший вариант, — загадочно заявила Леночка.
ЭПИЛОГ
Прошло два месяца. Наступила весна. Я сидела в офисе, пытаясь не взорваться от раздражения. Второй час подряд видавшая виды дама с пергидрольными волосами втолковывала мне, какой мерзавец ее муж. Она крыла супруга такими словами, что даже стойкая к засухе и холодам герань на подоконнике грустно склонила листья. Так и хотелось спросить даму, какого черта в таком случае она не бросит мерзавца? Зачем ей приспичило устраивать за ним слежку, выводить его на чистую воду, собирая доказательства неверности? Не устраивает — вали на все четыре стороны. Или прости, или забудь, иначе век счастья не видать. Не в правилах профессиональной этики было грубить клиентам, но я была уже близка к тому, чтобы не просто послать дамочку, но еще и вылить ей на спину чай, а еще лучше насыпать в него яду и выпить самой, чтобы уже не слушать весь этот злобный бред.
— Вам когда-нибудь изменял муж? — пытала она меня. — У вас вообще есть муж? Как женщина, вы должны меня понять, понять мою душу.
На этой неделе это была пятая по счету обезумевшая баба. По весне они все как с цепи сорвались. За окном звенела первая в этом году капель, сосульки плакали, роняя слезы на карниз, солнышко смеялось. Люди дурели от гормональных бурь и вездесущего запаха мимозы.
— Нет, — сказала я ей, — муж мне пока не изменял. Наверное. А знаете, почему я не собираюсь этого выяснять?
Сказала и покраснела, вспомнив наши с Санькой бдения у Лешкиного офиса.
— Почему? — вскинулась дама.
— А мне на фиг не надо. Меньше знаешь, крепче спишь.
— Да я совсем не сплю, я не могу спать! Я не могу ни секунды оставаться в покое. — Дама махала руками, постоянно теребила край шифонового шарфика и даже временами нервно почесывалась.
— Хотите совет? Представьте перец…
Через пять минут она осторожно уходила прочь, ступая с грацией сытой кошки.
На сегодня я решила закруглиться. Гришка бегал по магазинам, скупая пеленки для своей новорожденной дочки. Лизавета взяла отгул. Некому было оценить мое рабочее рвение. С утра звонил Семен Альбертович с приглашением выпить кружку пива в ближайшем баре. Он активно восстанавливал пошатнувшуюся репутацию фирмы и, между прочим, звал меня на работу. Почему бы нет? — иногда думала я, но что-то меня удерживало от окончательного решения. Потапов часто зазывал меня на огонек и советовался по некоторым вопросам, чем я невероятно гордилась. Теперь-то мы с Гришкой были квиты — у меня тоже появилась вторая профессиональная стезя.
За эти два месяца многое успело произойти, что отчасти сгладило события января. Алеша, он же Тигр, исчез из больницы в неизвестном направлении. Через два дня после его пропажи неизвестные злоумышленники подожгли штаб-квартиру одной профашистской организации. Наш гонконгский знакомый Ваня, он же Рыбак, дал самые подробные показания в отношении школы. Единственное, чего он не захотел открывать, — это имена выпускников. Сослался на то, что всех их он знает исключительно по прозвищам, а внешние приметы позабыл.
Леночка изводила меня придирками и жесткой критикой. Она была категорически недовольна мной и все пыталась наставить меня на путь истинный. Мне было трудно принять ее в качестве падчерицы, но я изо всех сил старалась.
Марго благополучно сходила под венец и, свив в рекордно короткие сроки семейное гнездышко, забрала Теодора, которого я уже успела полюбить и по которому иногда скучала. Впрочем, я всегда могла нагрянуть к нему в гости. Это был плюс и это был минус — тетушка жила теперь в одном подъезде с нами.
Лешка больше не пытался играть со мной в секреты и по непонятной причине стал сильно умиляться при виде младенцев. Видимо, наконец-то полюбил детей.
Санька уехала в Италию и писала оттуда искрометные письма, в каждой строчке по килотонне счастья.
Бриллианты оказались настоящими, но я не трогала их, бог знает на что надеясь. В любом случае это были такие колоссальные деньги, с которыми я не знала, что и делать. Камешки преспокойно лежали не в банковском сейфе, а на дне маленького аквариума.
Все было, но чего-то мне все равно не хватало. Вечерами я иногда впадала в тягучую меланхолию, часами смотрела в окно, и все мне казалось, что в кронах старых лип прячутся чьи-то очень знакомые тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37