Популярно и на пальцах. Две девушки пытались бежать, но их поймали и увезли в другое место. Троих забрал какой-то богач в свой гарем. Одна — умерла от побоев. Другая — от истощения. В общем, форменный ужас!
— Поделом! — перебила его Марина Ивановна. — Не надо искать легких заработков. Нашла бы себе работу в России. В офисе или конторе.
Марина Ивановна безумно раздражала Пашу своей бесцеремонностью и наглой уверенностью. Так что ты, Паш, видел современную рабыню, — заключил Леша. — Турецкий аналог рабыни Изауры.
— Изаура, между прочим, жила в доме. На фазенде. И занималась благородным трудом. По дому, — вставила Мила. — Правда, Нин?
Но подруга неопределенно пожала плечами. Она уже забыла, кто такая рабыня Изаура, понял Паша. У нее другой коэффициент интеллекта, не позволяющий смотреть бразильское «мыло».
— Не знаю, — протянул Паша. — На рабыню она была мало похожа.
— А ты что, их много видел? — иронично хмыкнул Леша. — Откуда ты знаешь, как они выглядят?
Мила с любопытством смотрела на Пашу.
— Да… конечно, — пробормотал Паша. Но ему не верилось, что увиденная им девушка — рабыня. Честно говоря, она вообще не была похожа на прислугу или проститутку. «А почему?» — возразил себе Паша. Он что, специалист по проституткам или девушкам, приехавшим на заработки? Жизненного опыта у него — ноль, как любит повторять его мать. И это была сущая правда.
— Сегодня, между прочим, последний день нашего пребывания в Стамбуле, — сказал Леша, поправляя на плече спортивную сумку.
— Ах да, — встрепенулась Мила. — Последний! — И бросила на Пашу призывный взгляд. Но он никак не отреагировал.
— Завтра уже домой. — Марина Ивановна снова водрузила панаму на голову.
— В Сибирь! — хохотнул Леша.
Подошла Лида, преподавательница из Питера. Светловолосая женщина с худощавым задумчивым лицом.
— Теперь все в сборе, — сказала Мила. Она махнула рукой Рите и Саше: — Идите сюда!
Через пару минут откуда-то материализовался гид. Петр Георгиевич, бывший сотрудник российского посольства в Турции, а теперь экскурсовод туристического бюро «Звезда Востока».
— Все тут? — спросил он. — Едем в отель.
Все события последующего дня промелькнули перед Пашей, как отрывки из снов. Он помнил трогательное прощание: как члены группы обменивались телефонами и говорили, что обязательно позвонят и спросят, как дела, как жизнь. Глядя на это, Паша скептически улыбался. Несмотря на нулевой жизненный опыт (по словам матери), он прекрасно понимал, что присутствует при некоей условной театральной сцене. Никто не верил, что они будут звонить друг другу и поддерживать контакты, но все равно переписывали телефоны в записные книжки и лучезарно улыбались на прощание. Мила вывела крупными цифрами свой телефон на розовом листке, вырванном из блокнота, и, кокетливо поведя плечами, протянула бумажку Паше.
— Звони, — улыбнулась она ему. — Надо будет обязательно как-нибудь встретиться. Вспомнить Стамбул…
Пышная грудь так и рвалась наружу из тесной синей блузки.
— Конечно, — сказал Паша. — Вспомнить Стамбул.
Случайно он встретился взглядом с Ниной и увидел ироничную улыбку, скользнувшую по ее губам. Обо всем этом ритуальном прощании она думала точно так же, как Павел. С большим скепсисом и недоверием.
Он сунул протянутые ему от других туристов бумажки с телефонами в сумку. И собрался уже отойти от них и позвонить домой, как Мила нарочито небрежным тоном спросила:
— Ты в каком районе живешь?
— А? Что? — не понял Паша. — На «Баррикадной».
— С родителями? — Очевидно, напоследок Мила решила выяснить Пашину «профпригодность» к самостоятельной семейной жизни: наличие квартиры, машины, дачи и так далее. Паше стало смешно. Таких девушек его мать называла «рудокопами», а бабушка — «искательницами».
— Да. С мамой и бабушкой. — Паша решил не оставить Миле ни малейшей надежды на изменение его холостяцкого статуса.
— М-м. Учишься? Работаешь?
— Работаю.
— Где?
— В рекламной фирме.
Миле очень хотелось спросить о зарплате, но даже своим куцым умишком она поняла, что такой вопрос — верх неприличия.
— Платят копейки. Да еще задерживают, — добавил Паша.
Его образ таял на глазах у Милы, как спущенный воздушный шарик.
Она скорчила легкую презрительную гримаску и сухо кивнула Паше. На прощание.
Паша был добрым человеком, но иногда его тянуло на рискованные шутки. Он любил сбивать спесь с людей и вообще ставить их на место. Ненавязчиво. Это он унаследовал от матери.
— У нас еще есть одна квартира на Чистых Прудах. Самый центр. Квадратный метр жилья стоит две с половиной тысячи долларов. Да и дом элитный. Наш сосед — председатель Юнистрастбанка. Милейший человек! А мне приходится много работать. Я еще в одном месте вкалываю. Вскоре перейду туда. В одну организацию при мэрии, которая занимается распределением жилищных кредитов.
Прозвучала правда, смешанная с ложью. Пропорции были соблюдены верно. Как в хорошем коктейле. И Паша мог не терзаться угрызениями совести, что он скармливает Миле откровенную туфту. В таком случае Паша потерял бы уважение к самому себе. Квартира на Чистых Прудах, элитный дом, запредельная стоимость одного квадратного метра — это относилось к колонке с грифом «Правда». Сосед — председатель Юнистрастбанка — тоже был. Когда-то. Три месяца назад его застрелил наемный киллер, когда он выгуливал свою собаку около дома. И он действительно был милейшим человеком. Всегда здоровался и спрашивал, как дела. О работе в другом месте Паша неоднократно задумывался. Но еще не определился — куда. Мэрия была выдумкой чистой воды. Но звучало солидно.
Рот Милы открылся, а потом тихо закрылся.
— Ну, ты звони, — сказала она. — Я и сама тебя не оставлю.
«Это точно», — усмехнулся про себя Паша. По этой причине он и дал Миле свой фальшивый телефон. Как и всем остальным. Они были ему не нужны.
По дороге домой Паша думал, что надо сразу позвонить Надин и помириться. Он уже соскучился по ней. Надин… Он называл ее так — на французский манер. Когда они только что познакомились на дне рождения его друга Артема Лебедева, единственного товарища, с кем он поддерживал отношения со школьной поры, Паша сказал:
— Можно, я буду называть тебя Надин?
— Почему Надин? — улыбнулась его новая знакомая. — Лучше Надя.
— У меня бабушка — поклонница всего французского, — ответил Павел.
У Нади-Надин, высокой светловолосой девушки, брови стремительно взлетели вверх, но она ничего не сказала.
Знакомы они были уже год. Надин была привлекательна, умна, иронична и честолюбива. Именно ее честолюбием и объяснялся тот факт, что она работала помощником главного консультанта по кастингу при киностудии «Арион-Т». Хозяин студии — Георгий Васин, известный режиссер, сделавший себе имя еще в советские времена, обладал почти неограниченной властью в мире кинематографа. Кроме студии, у него был пост заместителя председателя Союза кинематографистов, который он, впрочем, все время грозился оставить. Надин говорила Паше, что Васину этот пост опостылел главным образом потому, что всяческие «заслуженные» и «народные» пытались получить любыми путями место под солнцем на его студии. Кто в качестве актеров, кто — режиссеров. Что, естественно, никак не могло нравиться Васину.
Работа Надин состояла в том, что она просматривала картотеку и базу данных по актерам, подбирала кандидатуры на роли и предлагала их своему шефу. А тот в свою очередь — Васину. «А ты можешь подсказывать, какого актера лучше использовать в том или ином фильме?» — интересовался Паша. Надин смотрела на него, как на второклассника, задающего из ряда вон глупый вопрос. «Конечно, нет. Это не входит в круг моих обязанностей. Я — всего лишь исполнитель. И давать советы не имею права». — «И тебе это нравится?» — недоумевал Паша. — С твоим-то знанием двух языков?» — «Трех, — поправляла его Надин. — Английский и французский — без проблем. Испанский — хуже». — «Хорошо, трех языков, — соглашался Паша, — ваковского диплома и свидетельства об окончании курсов по деловому этикету…» — «Нравится — не нравится, — задумчиво говорила Надин, смотря на Пашу странным взглядом. — Я не собираюсь останавливаться на этом, понятно? Это всего лишь первая ступенька в моей карьере». — «Сколько ты там уже работаешь?» — «Чуть больше года», — отвечала Надин. «А когда думаешь уйти». — «Слушай, Паша, очерти границы, — сердилась Надин. — Не лезь в мои дела! Я сама решу: что, когда и как». — «Понял, — недовольно говорил Паша. И поднимал руки вверх. — Сдаюсь!»
Надин была первой девушкой, с которой Пашу связывали серьезные отношения. И он очень дорожил ими. Если говорить честно, то в глубине души Паша не знал, почему умная и красивая Надин стала его любовницей? Когда он смущенно, окольными путями попытался получить ответ на этот вопрос, она снисходительно посмотрела на него и процедила: «Все, Паша, такие вопросы задают только на поминках». — «Каких поминках? — не понял он. „Поминках отношений, — холодно обронила она. — Усек?“ — „Усек“, — покорно сказал Паша. И больше таких вопросов не задавал.
Они регулярно встречались в однокомнатной квартире Надин, которая жила на Красной Пресне в десяти минутах ходьбы от его дома. И это казалось Паше счастливым знаком судьбы.
Квартира Надин была обставлена в едином стиле. Бело-сливочные тона. Много пустого пространства. На окнах — жалюзи. Большой светлый диван. Столик, инкрустированный ореховым деревом. Шкаф-купе. В углу — торшер с красивым бежевым абажуром с длинной бахромой по краям. Рациональность и практичность с элементами роскоши.
Готовкой Надин себя не утруждала. Обычно она ставила в микроволновку пиццу или картошку фри. Паша приносил бутылку вина. Красного или белого. И они мирно коротали вечер, сидя на диване и поглощая еду под музыку. Или просматривая какой-нибудь видеофильм. Она терпеть не могла все, что связано с политикой, и почти никогда не смотрела информационные программы и телевизионные новости. Надин была страстной синеманкой. И знала о кино буквально все. Паша, когда познакомился с ней поближе, понял: он должен соответствовать Надин. И тогда его рейтинг будет расти. А иначе — она быстро разочаруется в нем. Скрепя сердце, Паша обзавелся четырехтомной «Историей кино» Жака Садуля, «Энциклопедией современного кинематографа» и еще несколькими брошюрками, штудирование которых позволяло Паше блеснуть при случае своей эрудицией.
И вот сейчас, сидя в такси, Паша представлял, как он позвонит Надин и напросится на рандеву. Сегодня же.
Дома его никто не ждал. Бабушка оставила на кухне записку, где подробно написала, что ему есть. На какой полке в холодильнике стоит суп, а на какой — картошка с котлетами. Паша невольно улыбнулся: Вера Константиновна считала, что он — несмышленый ребенок и не способен самостоятельно разобраться ни с холодильником, ни с едой. Мать записок никогда не оставляла. Иногда она звонила и предупреждала, что вернется поздно. Дела… Порой Паша задумывался: есть ли у матери личная жизнь? Но тут же гнал от себя эти мысли. Если у матери и был мужчина, то в их повседневной жизни он никак не обозначался и не присутствовал. «Это не мое дело, — говорил сам себе Паша. — Не мое…»
Они жили в трехкомнатной квартире. У каждого было по комнате. Самая большая — у матери, средняя у Паши, маленькая у бабушки. Шкатулочка, обычно называла Вера Константиновна свою четырнадцатиметровую комнату. Она и впрямь напоминала шкатулку: уютную, старомодную. Везде лежали вышитые салфетки, на стенах — картины и фотографии. Паша любил здесь бывать. В комнату матери он, напротив, заходил редко. Несмотря на наличие красивой итальянской мебели, иранского ковра, стильных постеров из фешенебельного магазина на Тверской и замысловатой люстры в стиле модерн, комната была какой-то холодной и обезличенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Поделом! — перебила его Марина Ивановна. — Не надо искать легких заработков. Нашла бы себе работу в России. В офисе или конторе.
Марина Ивановна безумно раздражала Пашу своей бесцеремонностью и наглой уверенностью. Так что ты, Паш, видел современную рабыню, — заключил Леша. — Турецкий аналог рабыни Изауры.
— Изаура, между прочим, жила в доме. На фазенде. И занималась благородным трудом. По дому, — вставила Мила. — Правда, Нин?
Но подруга неопределенно пожала плечами. Она уже забыла, кто такая рабыня Изаура, понял Паша. У нее другой коэффициент интеллекта, не позволяющий смотреть бразильское «мыло».
— Не знаю, — протянул Паша. — На рабыню она была мало похожа.
— А ты что, их много видел? — иронично хмыкнул Леша. — Откуда ты знаешь, как они выглядят?
Мила с любопытством смотрела на Пашу.
— Да… конечно, — пробормотал Паша. Но ему не верилось, что увиденная им девушка — рабыня. Честно говоря, она вообще не была похожа на прислугу или проститутку. «А почему?» — возразил себе Паша. Он что, специалист по проституткам или девушкам, приехавшим на заработки? Жизненного опыта у него — ноль, как любит повторять его мать. И это была сущая правда.
— Сегодня, между прочим, последний день нашего пребывания в Стамбуле, — сказал Леша, поправляя на плече спортивную сумку.
— Ах да, — встрепенулась Мила. — Последний! — И бросила на Пашу призывный взгляд. Но он никак не отреагировал.
— Завтра уже домой. — Марина Ивановна снова водрузила панаму на голову.
— В Сибирь! — хохотнул Леша.
Подошла Лида, преподавательница из Питера. Светловолосая женщина с худощавым задумчивым лицом.
— Теперь все в сборе, — сказала Мила. Она махнула рукой Рите и Саше: — Идите сюда!
Через пару минут откуда-то материализовался гид. Петр Георгиевич, бывший сотрудник российского посольства в Турции, а теперь экскурсовод туристического бюро «Звезда Востока».
— Все тут? — спросил он. — Едем в отель.
Все события последующего дня промелькнули перед Пашей, как отрывки из снов. Он помнил трогательное прощание: как члены группы обменивались телефонами и говорили, что обязательно позвонят и спросят, как дела, как жизнь. Глядя на это, Паша скептически улыбался. Несмотря на нулевой жизненный опыт (по словам матери), он прекрасно понимал, что присутствует при некоей условной театральной сцене. Никто не верил, что они будут звонить друг другу и поддерживать контакты, но все равно переписывали телефоны в записные книжки и лучезарно улыбались на прощание. Мила вывела крупными цифрами свой телефон на розовом листке, вырванном из блокнота, и, кокетливо поведя плечами, протянула бумажку Паше.
— Звони, — улыбнулась она ему. — Надо будет обязательно как-нибудь встретиться. Вспомнить Стамбул…
Пышная грудь так и рвалась наружу из тесной синей блузки.
— Конечно, — сказал Паша. — Вспомнить Стамбул.
Случайно он встретился взглядом с Ниной и увидел ироничную улыбку, скользнувшую по ее губам. Обо всем этом ритуальном прощании она думала точно так же, как Павел. С большим скепсисом и недоверием.
Он сунул протянутые ему от других туристов бумажки с телефонами в сумку. И собрался уже отойти от них и позвонить домой, как Мила нарочито небрежным тоном спросила:
— Ты в каком районе живешь?
— А? Что? — не понял Паша. — На «Баррикадной».
— С родителями? — Очевидно, напоследок Мила решила выяснить Пашину «профпригодность» к самостоятельной семейной жизни: наличие квартиры, машины, дачи и так далее. Паше стало смешно. Таких девушек его мать называла «рудокопами», а бабушка — «искательницами».
— Да. С мамой и бабушкой. — Паша решил не оставить Миле ни малейшей надежды на изменение его холостяцкого статуса.
— М-м. Учишься? Работаешь?
— Работаю.
— Где?
— В рекламной фирме.
Миле очень хотелось спросить о зарплате, но даже своим куцым умишком она поняла, что такой вопрос — верх неприличия.
— Платят копейки. Да еще задерживают, — добавил Паша.
Его образ таял на глазах у Милы, как спущенный воздушный шарик.
Она скорчила легкую презрительную гримаску и сухо кивнула Паше. На прощание.
Паша был добрым человеком, но иногда его тянуло на рискованные шутки. Он любил сбивать спесь с людей и вообще ставить их на место. Ненавязчиво. Это он унаследовал от матери.
— У нас еще есть одна квартира на Чистых Прудах. Самый центр. Квадратный метр жилья стоит две с половиной тысячи долларов. Да и дом элитный. Наш сосед — председатель Юнистрастбанка. Милейший человек! А мне приходится много работать. Я еще в одном месте вкалываю. Вскоре перейду туда. В одну организацию при мэрии, которая занимается распределением жилищных кредитов.
Прозвучала правда, смешанная с ложью. Пропорции были соблюдены верно. Как в хорошем коктейле. И Паша мог не терзаться угрызениями совести, что он скармливает Миле откровенную туфту. В таком случае Паша потерял бы уважение к самому себе. Квартира на Чистых Прудах, элитный дом, запредельная стоимость одного квадратного метра — это относилось к колонке с грифом «Правда». Сосед — председатель Юнистрастбанка — тоже был. Когда-то. Три месяца назад его застрелил наемный киллер, когда он выгуливал свою собаку около дома. И он действительно был милейшим человеком. Всегда здоровался и спрашивал, как дела. О работе в другом месте Паша неоднократно задумывался. Но еще не определился — куда. Мэрия была выдумкой чистой воды. Но звучало солидно.
Рот Милы открылся, а потом тихо закрылся.
— Ну, ты звони, — сказала она. — Я и сама тебя не оставлю.
«Это точно», — усмехнулся про себя Паша. По этой причине он и дал Миле свой фальшивый телефон. Как и всем остальным. Они были ему не нужны.
По дороге домой Паша думал, что надо сразу позвонить Надин и помириться. Он уже соскучился по ней. Надин… Он называл ее так — на французский манер. Когда они только что познакомились на дне рождения его друга Артема Лебедева, единственного товарища, с кем он поддерживал отношения со школьной поры, Паша сказал:
— Можно, я буду называть тебя Надин?
— Почему Надин? — улыбнулась его новая знакомая. — Лучше Надя.
— У меня бабушка — поклонница всего французского, — ответил Павел.
У Нади-Надин, высокой светловолосой девушки, брови стремительно взлетели вверх, но она ничего не сказала.
Знакомы они были уже год. Надин была привлекательна, умна, иронична и честолюбива. Именно ее честолюбием и объяснялся тот факт, что она работала помощником главного консультанта по кастингу при киностудии «Арион-Т». Хозяин студии — Георгий Васин, известный режиссер, сделавший себе имя еще в советские времена, обладал почти неограниченной властью в мире кинематографа. Кроме студии, у него был пост заместителя председателя Союза кинематографистов, который он, впрочем, все время грозился оставить. Надин говорила Паше, что Васину этот пост опостылел главным образом потому, что всяческие «заслуженные» и «народные» пытались получить любыми путями место под солнцем на его студии. Кто в качестве актеров, кто — режиссеров. Что, естественно, никак не могло нравиться Васину.
Работа Надин состояла в том, что она просматривала картотеку и базу данных по актерам, подбирала кандидатуры на роли и предлагала их своему шефу. А тот в свою очередь — Васину. «А ты можешь подсказывать, какого актера лучше использовать в том или ином фильме?» — интересовался Паша. Надин смотрела на него, как на второклассника, задающего из ряда вон глупый вопрос. «Конечно, нет. Это не входит в круг моих обязанностей. Я — всего лишь исполнитель. И давать советы не имею права». — «И тебе это нравится?» — недоумевал Паша. — С твоим-то знанием двух языков?» — «Трех, — поправляла его Надин. — Английский и французский — без проблем. Испанский — хуже». — «Хорошо, трех языков, — соглашался Паша, — ваковского диплома и свидетельства об окончании курсов по деловому этикету…» — «Нравится — не нравится, — задумчиво говорила Надин, смотря на Пашу странным взглядом. — Я не собираюсь останавливаться на этом, понятно? Это всего лишь первая ступенька в моей карьере». — «Сколько ты там уже работаешь?» — «Чуть больше года», — отвечала Надин. «А когда думаешь уйти». — «Слушай, Паша, очерти границы, — сердилась Надин. — Не лезь в мои дела! Я сама решу: что, когда и как». — «Понял, — недовольно говорил Паша. И поднимал руки вверх. — Сдаюсь!»
Надин была первой девушкой, с которой Пашу связывали серьезные отношения. И он очень дорожил ими. Если говорить честно, то в глубине души Паша не знал, почему умная и красивая Надин стала его любовницей? Когда он смущенно, окольными путями попытался получить ответ на этот вопрос, она снисходительно посмотрела на него и процедила: «Все, Паша, такие вопросы задают только на поминках». — «Каких поминках? — не понял он. „Поминках отношений, — холодно обронила она. — Усек?“ — „Усек“, — покорно сказал Паша. И больше таких вопросов не задавал.
Они регулярно встречались в однокомнатной квартире Надин, которая жила на Красной Пресне в десяти минутах ходьбы от его дома. И это казалось Паше счастливым знаком судьбы.
Квартира Надин была обставлена в едином стиле. Бело-сливочные тона. Много пустого пространства. На окнах — жалюзи. Большой светлый диван. Столик, инкрустированный ореховым деревом. Шкаф-купе. В углу — торшер с красивым бежевым абажуром с длинной бахромой по краям. Рациональность и практичность с элементами роскоши.
Готовкой Надин себя не утруждала. Обычно она ставила в микроволновку пиццу или картошку фри. Паша приносил бутылку вина. Красного или белого. И они мирно коротали вечер, сидя на диване и поглощая еду под музыку. Или просматривая какой-нибудь видеофильм. Она терпеть не могла все, что связано с политикой, и почти никогда не смотрела информационные программы и телевизионные новости. Надин была страстной синеманкой. И знала о кино буквально все. Паша, когда познакомился с ней поближе, понял: он должен соответствовать Надин. И тогда его рейтинг будет расти. А иначе — она быстро разочаруется в нем. Скрепя сердце, Паша обзавелся четырехтомной «Историей кино» Жака Садуля, «Энциклопедией современного кинематографа» и еще несколькими брошюрками, штудирование которых позволяло Паше блеснуть при случае своей эрудицией.
И вот сейчас, сидя в такси, Паша представлял, как он позвонит Надин и напросится на рандеву. Сегодня же.
Дома его никто не ждал. Бабушка оставила на кухне записку, где подробно написала, что ему есть. На какой полке в холодильнике стоит суп, а на какой — картошка с котлетами. Паша невольно улыбнулся: Вера Константиновна считала, что он — несмышленый ребенок и не способен самостоятельно разобраться ни с холодильником, ни с едой. Мать записок никогда не оставляла. Иногда она звонила и предупреждала, что вернется поздно. Дела… Порой Паша задумывался: есть ли у матери личная жизнь? Но тут же гнал от себя эти мысли. Если у матери и был мужчина, то в их повседневной жизни он никак не обозначался и не присутствовал. «Это не мое дело, — говорил сам себе Паша. — Не мое…»
Они жили в трехкомнатной квартире. У каждого было по комнате. Самая большая — у матери, средняя у Паши, маленькая у бабушки. Шкатулочка, обычно называла Вера Константиновна свою четырнадцатиметровую комнату. Она и впрямь напоминала шкатулку: уютную, старомодную. Везде лежали вышитые салфетки, на стенах — картины и фотографии. Паша любил здесь бывать. В комнату матери он, напротив, заходил редко. Несмотря на наличие красивой итальянской мебели, иранского ковра, стильных постеров из фешенебельного магазина на Тверской и замысловатой люстры в стиле модерн, комната была какой-то холодной и обезличенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45