Фей была пятилетним черным Лабрадором, за последние два года своей службы в Международном аэропорту Кеннеди . она сумела четыре раз обнаружить взрывчатые вещества, спрятанные в чемоданах. Феноменальное чутье добермана Херши позволило предупредить катастрофические последствия во время прошлогоднего съезда Республиканской партии — служба безопасности нашла тогда брусок пластиковой взрывчатки А-3 в вазе для цветов на столе президиума. Несмотря на то что Херши считали самым умным псом в группе, у него была одна слабость — шоколад; он легко отвлекался на его запах, отсюда и присвоенное ему имя.
Агент Марк Гилмор служил в Департаменте гражданской безопасности двенадцать лет и половину этого срока занимался собаками. Он любил этих животных, знал их выдающиеся способности, но в то же время понимал и недостатки. С самого начала он беспокоился, что выполнить порученную им сегодня работу просто невозможно.
Собаки, натренированные на поиски взрывчатых веществ, лучше всего делают это в закрытых помещениях или, по крайней мере, в помещениях, где их мало что отвлекает от работы — в салонах авиалайнеров, багажных отделениях аэропортов, номерах отелей или, как в случае со съездом Республиканской партии, в пустых залах. Чем больше информации поступает в их органы обоняния, тем значительнее вероятность того, что они собьются со следа или просто утратят способность что-то почуять. Крупные открытые пространства и громкие шумы резко уменьшали вероятность того, что собаки смогут учуять тончайшие запахи химических веществ, входящих в состав взрывчатки. И в обычную ночь Таймс-сквер была бы тяжелым испытанием для собачьего обоняния, а сегодня особенно. Сегодня она казалось чем-то средним между скотомогильником и новоорлеанским карнавалом Марди-Гра: оглушительный шум, сверкающие огни и море запахов отвлекут собак от всего остального.
Даже самое обычное передвижение по площади было затруднено. В начале вечера, когда толпы не были еще столь многочисленными, собаки могли двигаться более или менее свободно. Теперь же толпы запрудили всю огромную площадь люди стояли, прижатые плечами друг к другу, и передвигаться стало почти невозможно.
А потому собак приходилось держать на коротком поводке, ограничивая таким образом площадь поиска главным образом пространством вокруг трибуны, огражденным канатами.
Но Гилмора тревожило еще и то, что волнующиеся животные могли пострадать от обезвоживания, что может в течение нескольких минут привести к шоку и даже к смерти, если положение немедленно не исправить. Каждый из псов весил по полторы сотни фунтов, и им приходилось часто пить, чтобы охладить взвинченный собачий обмен веществ. Зная это, Гилмор привез несколько галлонных кувшинов с водой.
Теперь машина с ними стояла возле небоскреба на Таймс-сквер № 1, и собаки, высунув язык, уже дважды за последний час таскали его туда.
Гилмор стоял рядом с трибуной, наблюдая за тем, как Роб Займан и Джолин Риз занимают места рядом с мэром, и тут он почувствовал, что Фей снова тянет его за поводок. Это было досадно. В последние секунды перед началом отсчета ему хотелось стоять рядом со знаменитыми певцами, он должен признаться, вовсе не из профессиональных побуждений. Гилмор обожал Займана с той самой минуты, когда старший брат принес домой его первый альбом «Бит сити рэмбл», это было еще в конце шестидесятых, и теперь, когда появления Займана на концертных подмостках становились все реже и реже, он решил, что это, может быть, его последняя возможность услышать легендарного певца, перед тем как он закинет свою потрепанную гитару за плечо и исчезнет за поворотом. Даже если Займан споет всего лишь один или два куплета из песни «Доброе старое время» своим знаменитым и часто копируемым хрипловатым голосом, Гилмору этого будет достаточно, Но Фей начала тяжело дышать, вывалив язык и ясно показывая, что ее радиатор нуждается в пополнении, и ему пришлось направиться к машине, держа собак на поводке длиной не больше шести дюймов и стараясь оставаться в пределах площади, огороженной канатами. Фей свесила язык едва ли не до мостовой. Зато Херши продолжал нести службу. Он низко опустил голову, обнюхивая пространство по сторонам и делая вид, что идет вместе со своей партнершей только из собачьей солидарности.
Не доходя тридцати футов до машины, Херши внезапно остановился, повернул влево, к толпе, и стал скулить и лаять, прижав свои треугольные уши. Гилмор озадаченно посмотрел на него. Пес словно обезумел. Еще более странным было то, что и Фей подняла сумасшедший лай, глядя в том же направлении, что и Херши, словно забыла о своей жажде.
Почувствовав смутную тревогу, Гилмор дал больше слабины поводкам. Собаки потянули влево, продолжая поиск, и он едва не натолкнулся на горизонтальную планку полицейского заграждения. Резкой командой Гилмор подозвал собак к ноге, затем повел в брешь между двумя заграждениями, осматривая толпу.
Перед ним были только люди. Тысячи и тысячи людей, так тесно прижавшихся друг к Другу, что, казалось, это был единый аморфный организм. Почти все смотрели на трибуну или на огромный экран «Панасоника», ожидая начала обратного отсчета, до которого оставалось меньше десяти минут.
И тут Гилмор заметил впереди, примерно в десяти футах от себя, на углу Сорок второй улицы, лоток уличного торговца. На передней стенке лавки крупными заглавными буквами значилось: «Свежие пончики». Его взгляд миновал бы киоск, не обратив на него внимания, если бы не две странные вещи: стеклянные полки, на которых обычно бывают разложены пончики, были пусты, а сам торговец как-то слишком поспешно выбирался из своего ларька через боковую дверь.
Гилмор посмотрел на Фей и Херши — оба ощетинились, глядя прямо на стоящий перед ними ларек.
Гилмор почувствовал какую-то смутную опасность. Первоначально едва ощутимую — ведь Херши мог учуять всего лишь «смертоносный» запах завалявшейся булочки с шоколадом, а Фей просто увлеклась энтузиазмом своего партнера, однако и этого ощущения было достаточно, чтобы проверить ларек уличного торговца.
Он снова позволил собакам вести себя вперед. Они устремились к киоску подобно самонаводящимся ракетам. Собравшиеся, напуганные свирепым видом собак, поспешно расступались.
Когда до ларька оставалось меньше ярда, торговец остановился, посмотрел на рвущихся собак И перевел взгляд на Гилмора.
— Извините меня, сэр, — сказал Гилмор, пристально глядя на лотошника.
Собаки тянули за поводки с такой силой, что полицейский опасался за свое плечо.
— Вы не могли бы на минуту отойти в сторону? Мне хотелось бы осмотреть ваш ларек.
Торговец недоуменно уставился на него.
— Почему?
— Таков порядок.
Торговец продолжал стоять, переводя взгляд с Гилмора на собак и обратно.
Полицейский заметил, что на лице мужчины над бородой выступили капельки пота.
— Я собирался уходить, — сказал торговец, нервно облизывая губы. — Не понимаю, чего вы от меня хотите.
— Сэр, — теперь Гилмора охватило чувство неминуемой опасности, — боюсь, что вынужден попросить вас отойти в сторону.
Торговец замер в дверях киоска и нервно сглотнул слюну.
Его левая рука метнулась в карман куртки.
— В гробу я тебя видел, гребаный америкашка, — выпалил он, выхватив из кармана маленький цилиндр, и резким движением сместил один его конец.
Гилмор протянул руку за пистолетом, но так и не успел достать его из кобуры.
В свете того, что произошло потом, это не имело уже никакого значения.
23.55
Полицейский, сидевший в автофургоне, принадлежавшем службе чрезвычайных ситуаций, успел заметить на своем экране какой-то крошечный выброс радиосигнала на частоте от тридцати до пятидесяти мегагерц — менее интенсивный, чем можно ожидать от действующего пейджера или сотового телефона, но гораздо более мощный, чем от электронного устройства, открывающего дверцы автомобиля, который водители носят на цепочке вместе с ключом зажигания.
Он повернулся к своему напарнику, решив, что появление такого сигнала необычно и заслуживает его внимания.
— Джин, — сказал он, — как ты счи...
Оглушительный рев взрыва прервал фразу, и автофургон, и сидевшие в нем полицейские, и все, что находилось внутри, было уничтожено мощной волной огня, буквально превратившись в пар.
23.55
На углу Шестой авеню и Сорок второй улицы Джилея ждала наступления полуночи, сжимая в руке цилиндр электронного детонатора, как вдруг невероятно яркое сияние взрыва наполнило небо. Почти тут же примчавшаяся звуковая волна с колоссальной силой ударила по ней, едва не разорвав барабанные перепонки. Земля задрожала под ногами. Вокруг в магазинах и автомобилях сработали системы тревоги. Из окон посыпались стекла.
Это Ахад, подумала она. Сердце ее бешено забилось, рот наполнился металлическим вкусом адреналина.
Задыхаясь от восторга, она протянула руку и оперлась о стену здания, чтобы не упасть. Со стороны Таймс-сквер ослепительные молнии вырывались из оранжево-красных клубов огня, которые поднимались над площадью.
— Великолепно, — прошептала она. — Боже, как здорово!
Глава 16
Сан-Хосе, Калифорния, 31 декабря 1999 года
В Нью-Йорке было пять минут первого. Если раньше телевизионные камеры показывали сцены шумного празднества на Таймс-сквер, то теперь на всех экранах виднелись сплошные оранжевые сполохи, устремленные вверх, из которых то и дело вырывался фейерверк ослепительных вспышек.
Если бы это был фейерверк, подумал Роджер Гордиан.
С пепельным лицом, охваченный ужасом и неверием в происходящее на экране, дрожащей рукой он сжал ручку дивана. Бокал «Курвуазье» выскользнул из его пальцев и теперь лежал на полу. Пятно пролившегося бренди расплылось по ковру.
Но Гордиан не замечал ни упавшего бокала, ни пятна, не видел ничего вокруг, кроме трагедии, которая разворачивалась перед ним на экране.
После полуночи прошло пять минут.
Десять минут назад люди всего мира готовились с ликованием приветствовать наступление нового века, ожидая его, словно прихода поезда, с которым должен прикатить в их город цирк. Вместо этого по железнодорожной колее к ним с грохотом ворвалось что-то, что гораздо больше походило на Апокалипсис. И, как ни странно, в первые ужасные мгновения после взрыва Гордиан пытался отвергнуть действительность происшедшего, поставить преграду на его пути в сознание, убедить себя, что это всего лишь какая-то нелепица, просто какой-то техник на телевизионной станции по ошибке нажал не на ту кнопку и включил фильм с показом вселенской катастрофы.
Но он никогда не мог долго скрываться от реальной действительности, особенно если она была такой яркой и очевидной.
Полный ужаса, Гордиан неподвижно стоял, держась за ручку дивана, чтобы не упасть, — ему казалось, что пол под ним уходит из под ног. Однако пока он в потрясении продолжал смотреть на телевизионный экран, какая-то часть его мозга бесстрастно анализировала ситуацию, давая оценку масштабам происшедшего, рассчитывая степень разрушений. Эту способность кто-то назвал бы это проклятием — он привез из Вьетнама, и теперь, подобно «черному ящику» рекордеру на борту самолета, — какой-то независимый механизм в его мозгу будет продолжать функционировать, несмотря на отключившееся сознание.
Слева внизу явно пылает здание, отмечал он про себя. Похоже, большое. А выше яркое пятно с очертаниями груши — это пламя с исключительно высокой температурой. Скорее всего это горит бензин и металл. Значит, это какая-то пылающая машина. Не легковая, скорее грузовик или автофургон. Может быть, даже автобус.
Глубоко вздохнув и вздрогнув всем телом, Гордиан продолжал стоять, все еще не решаясь отойти от дивана и оторвать взгляд от экрана. Видно, телевизионная камера установлена на крыше здания и направлена вниз на Таймс-сквер, отметилось в его мозгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46