— спросил он, но, теснимый со всех сторон коллегами, Гудман сам задал свой вопрос:
— Господин Урхарт, вы прибыли сюда, чтобы помочь премьер-министру с перестановками в правительстве или чтобы получить другую работу?
— Я здесь для того, чтобы обсудить многие вопросы, но, думаю, одним из них может быть и перестановка, — скромно ответил Урхарт.
— Ходят слухи, что вы ожидаете новый важный пост.
— Мне бы не хотелось комментировать слухи, Чарльз, в любом случае, как вы знаете, такие вопросы решать премьер-министру. В данный момент я здесь только для того, чтобы оказать ему посильную моральную поддержку.
— Вы будете ее оказывать вместе с лордом Уильямсом?
— А что, лорд Уильямс приехал? — стараясь не выдать своего изумления, спросил Урхарт.
— Примерно в 14.30. Мы тут все гадали, приедет ли кто еще…
Урхарт надеялся, что никто не понял, что он пережил в этот момент. Его словно ударили хлыстом по глазам — оказывается, уже полтора часа премьер-министр и председатель партии без него обсуждали перестановки в правительстве.
— Тогда мне надо идти, — сказал он, улыбаясь. — Нельзя заставлять их ждать. — Ловко повернувшись, он направился назад через дорогу. Досада и раздражение сгладили сегодня чувство возбуждения, с которым он обычно переступал порог этого дома.
Моложавый секретарь премьер-министра по политическим вопросам ожидал его в конце коридора, идущего от входной двери в глубь здания — туда, где находилась комната заседаний кабинета. Урхарт заметил, что молодой человек нервничал.
— Премьер-министр ждет вас, Главный Кнут, — сообщил он то, что было само собой разумеющимся. — Он наверху, в своем кабинете. Я сообщу о вашем прибытии. — И он заторопился вверх по лестнице.
Прошло целых двенадцать минут, прежде чем он появился вновь. За это время Урхарт в сотый раз пересмотрел все портреты предыдущих премьер-министров, Украшавших знаменитую лестницу. При этом он всякий раз удивлялся тому, сколь незначительными были многие из них. Они совсем не вдохновляли и вообще не годились на эту роль. Времена изменились — и изменились к худшему. Такие, как Ллойд Джордж и Черчилль, были прирожденными лидерами, но один славился безалаберностью, а другой — грубостью и неумеренными выпивками. Нынешние средства массовой информации, столь падкие на сенсацию, не пощадили бы ни того ни другого. Лишая индивидуальности тех, кто работал с настоящим вдохновением, средства массовой информации послевоенного времени накинули покров заурядности на многих занимавших этот пост. Вот Коллинридж. Он обязан своим избранием умению держаться перед телекамерами, говорить о том, насколько поверхностной стала современная политика. В добрые старые времена политические деятели сами устанавливали правила, а не втискивались в их рамки, устанавливаемые ныне средствами массовой информации.
Возвращение политического секретаря прервало его размышления.
— Извините, что заставили вас ждать, Главный Кнут. Он уже готов принять вас.
Когда Урхарт вошел в комнату, традиционно используемую в последнее время всеми премьер-министрами в качестве рабочего кабинета, он заметил следы полутора часов работы, хотя и спешно устраняемые: на столе еще остались бумажки с записями и пометками, в корзине для мусора покоилась пустая бутылка из-под «Кларета», на подоконнике затаились тарелки с объедками и увядшими листочками салата. Справа от премьер-министра сидел председатель партии; перед ним по зеленому кожаному полю стола были разложены исписанные листки, рядом громоздилась гора папок с анкетами и биографиями членов парламента, доставленных из партийного архива.
Урхарт придвинул к столу кресло и устроился перед премьер-министром и председателем, чьи силуэты вырисовывались на фоне освещенного солнцем окна, выходящего на плац-парад конной полиции. Зажмурившись от слепящих солнечных лучей, он открыл на коленях свою папку с бумагами и приготовился слушать.
Без лишних церемоний Коллинридж приступил прямо к делу:
— Френсис, я ознакомился с некоторыми вашими мыслями по поводу возможных перемен в расстановке руководящих кадров. Такие предложения — а вы их, несомненно, тщательно продумали — заставили и меня поразмышлять. Вы предложили… как бы это правильно назвать?,, радикальную перетасовку с введением в состав кабинета шести новых членов и основательным перераспределением портфелей среди остальных членов кабинета. Снажите, чем вызвано ваше желание произвести эти перестановки на столь широкой основе и чего вы предполагаете этим достигнуть?
Вопросы были для Урхарта полной неожиданностью. Он, конечно, был готов к тому, что не все из его кандидатур будут безоговорочно приняты, что некоторые придется отстаивать, но сейчас речь шла совсем о другом — он должен разъяснить свой стратегический замысел прежде, чем у него будет шанс понять настроение самого премьер-министра! Урхарт прекрасно знал, чем может обернуться Главному Кнуту неспособность правильно угадать мысли премьер-министра. Не было ли это заранее подстроенной ловушкой?
Он попытался вглядеться в лицо премьер-министра, но ему мешали слепящие потоки света из-за его спины. Какая досада, что он изложил свои предложения на бумаге, вместо того чтобы оговорить их в беседе.
— Это, конечно, только предложения, я бы даже сказал, своего рода приблизительное предположение о том, что вы могли бы сделать. Мне представляется так: если вы произведете больше перемещений, то дадите понять, что правительство в твердых руках и что вы ожидаете от министров нового мышления и новых идей. Естественно, это еще и возможность проводить на отдых нескольких наших пожилых коллег. Как это ни печально, но правительству необходима свежая кровь — нужно ввести в него наиболее перспективных парламентских заместителей министров.
Черт возьми, спохватился он, как можно было спороть такую глупость насчет пожилых и молодых в присутствии старого хрена Уильямса, сидящего по правую руну от премьер-министра! На тебе, так опростоволоситься! Коллинридж никогда не производил впечатления человека с твердым характером, который любит принимать решения, и Урхарт был убежден, что если не все, то, по крайней мере, большинство его предложений будут рассмотрены положительно. Те, статус ноторых он предлагал повысить, все были талантливы, этого никто не сможет отрицать. Он также надеялся, что никто не заметит и другого: большинство из них ему чем-нибудь обязаны. В основном это были люди, которым он помог избежать неприятностей, чьи слабости он знал наперечет, ному он поспособствовал замять скандальные истории, о ноторых не должны знать ни их избиратели, ни их жены,
Уильямс смотрел на него своими старыми, хитрыми глазами. Знает ли он? Разгадал ли? В комнате стояла тишина, было слышно, как премьер-министр постунивал карандашом по столу — он был в затруднительном положении, не зная, как следует отнестись к аргументам Урхарта.
— Все это очень интересно, Френсис, и я в основном согласен с вами, — сказал как онец Коллинридж. — Мы как раз обсуждали с Тедди эту проблему. Да, несомненно, нужно привлекать таланты нового поколения, находить новые импульсы, продвигая новых людей на новые посты. Многие из ваших предложений о переменах на нижних министерских уровнях я нахожу весьма убедительными.
— Но это не те посты, которые играют роль, — тихо пробормотал Урхарт.
— Дело в том, что слишком большие изменения на высших постах могут оказаться разрушительными. Большинству министров кабинета требуется целый год, чтобы войти в курс дела в новом департаменте и почувствовать почву под ногами, а год — слишном большой срок. Мы не можем находиться так долго у власти, не показывая при этом нинаких признаков прогресса. Тедди считает, что вместо содействия в выполнении нашей новой программы деятельности эти изменения в составе кабинета приведут к ее задержке.
«Какая „новая программа“?» — Урхарт мысленно выругался, — Мы же специально опубликовали такой вялый манифест, что дальше некуда, лишь бы он не вызывал никаких споров! Он постарался взять себя в руки и успокоиться, прежде чем ответить Коллинриджу.
— А вы не думаете, что уменьшением голосов избиратели дают нам знать, что ожидают от нас ное-каких изменений?
— Мысль интересная. Однако, Френсис, никакое другое правительство не было у власти так долго, как наше. Не хотелось бы казаться самодовольным, но вряд ли мы могли бы по-своему делать историю, если бы избиратели считали, что мы выдохлись. По-моему, результаты выборов показали, что они довольны нашей деятельностью, и я не замечаю никаких видимых признаков того, что они ждут от нас каких-то встрясок и перемен. К тому же, — подчеркнул он, — заслуживает внимания и другое соображение: поскольку большинство, которым мы располагаем, уменьшилось, не следует предпринимать ничего такого, что могло бы создать впечатление паники. Это как раз и могло бы быть неправильно истолковано партией и страной и послужить основанием для требования перемен, которые вас так беспокоят. Вспомните, в свое время Макмиллан, сняв с постов треть своих министров, этими паническими действиями сам довел кабинет до падения. Они назвали это тогда «ночью длинных ножей». В следующем году Макмиллан уже не был премьер-министром, и я не горю желанием повторить его ошибку. В общем, я за более уравновешенный, спокойный подход.
С этими словами Коллинридж толчком отправил через стол к Урхарту лист бумаги, где были перечислены все двадцать два кабинетных поста и против наждого стояла фамилия.
— Как видите, Френсис, я предлагаю вообще не менять состав кабинета. Надеюсь, что именно такое решение будет расценено как признан твердой воли и силы. У нас много дел, и мы должны показать, что намерены сразу же приняться за них.
Урхарт тут же положил бумагу на стол, опасаясь, что дрожь в руке может выдать его чувства.
— Если это то, чего вы хотите, премьер-министр, — сказал он, принимая официальный тон, — то должен заявить, что не уверен, как среагирует на это наша партия. Пока у меня не было достаточно времени, чтобы прозондировать настроения в партии после выборов.
— Уверен, они одобрят мое решение. И потом мы предусмотрели целый ряд перестановок в надрах, занимающих тоже высокие, хотя и не министерские, должности. — Последовала еще заметная пауза. — Здесь я могу рассчитывать на вашу полную поддержку? — Урхарт уловил в его тоне скрытую насмешку.
На этот раз пауза длилась немного дольше. Потом он как будто со стороны услышал свой собственный голос:
— Конечно, премьер-министр!
Урхарт понимал: он поставлен перед альтернативой — или поддержка, или самоубийство в виде немедленной отставки. Слова о поддержке он произнес автоматически, в них не было чувства. Офис Кнутов держал его, как тесные тюремные стены. И снова он почувствовал себя неуверенно в присутствии Коллинриджа, не зная, что тот может сказать и как реагировать на его слова. Во рту у него пересохло, когда он начал говорить, язык плохо слушался его.
— Должен сказать, что я… думал и о том, не поменять ли работу и мне самому. В иной обстановке… с иными проблемами…
— Френсис, — отеческим тоном обратился к нему премьер-министр, — если я передвину вас, то должен буду передвинуть и других, и тогда все повалится одно за другим. Вы нужны мне на вашем месте. Вы — отличный Главный Кнут и смогли проникнуть в сердце и душу нашей парламентской партии. Вы их прекрасно знаете, что крайне важно при нынешнем не столь надежном большинстве. Похоже, в следующие несколько лет нам придется пережить немало трудных денечков. Мне нужен Главный Кнут, способный справиться с ними. Мне нужны вы, Френсис. Вам так удается работа за кулисами! А на сцене пусть потрудятся другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
— Господин Урхарт, вы прибыли сюда, чтобы помочь премьер-министру с перестановками в правительстве или чтобы получить другую работу?
— Я здесь для того, чтобы обсудить многие вопросы, но, думаю, одним из них может быть и перестановка, — скромно ответил Урхарт.
— Ходят слухи, что вы ожидаете новый важный пост.
— Мне бы не хотелось комментировать слухи, Чарльз, в любом случае, как вы знаете, такие вопросы решать премьер-министру. В данный момент я здесь только для того, чтобы оказать ему посильную моральную поддержку.
— Вы будете ее оказывать вместе с лордом Уильямсом?
— А что, лорд Уильямс приехал? — стараясь не выдать своего изумления, спросил Урхарт.
— Примерно в 14.30. Мы тут все гадали, приедет ли кто еще…
Урхарт надеялся, что никто не понял, что он пережил в этот момент. Его словно ударили хлыстом по глазам — оказывается, уже полтора часа премьер-министр и председатель партии без него обсуждали перестановки в правительстве.
— Тогда мне надо идти, — сказал он, улыбаясь. — Нельзя заставлять их ждать. — Ловко повернувшись, он направился назад через дорогу. Досада и раздражение сгладили сегодня чувство возбуждения, с которым он обычно переступал порог этого дома.
Моложавый секретарь премьер-министра по политическим вопросам ожидал его в конце коридора, идущего от входной двери в глубь здания — туда, где находилась комната заседаний кабинета. Урхарт заметил, что молодой человек нервничал.
— Премьер-министр ждет вас, Главный Кнут, — сообщил он то, что было само собой разумеющимся. — Он наверху, в своем кабинете. Я сообщу о вашем прибытии. — И он заторопился вверх по лестнице.
Прошло целых двенадцать минут, прежде чем он появился вновь. За это время Урхарт в сотый раз пересмотрел все портреты предыдущих премьер-министров, Украшавших знаменитую лестницу. При этом он всякий раз удивлялся тому, сколь незначительными были многие из них. Они совсем не вдохновляли и вообще не годились на эту роль. Времена изменились — и изменились к худшему. Такие, как Ллойд Джордж и Черчилль, были прирожденными лидерами, но один славился безалаберностью, а другой — грубостью и неумеренными выпивками. Нынешние средства массовой информации, столь падкие на сенсацию, не пощадили бы ни того ни другого. Лишая индивидуальности тех, кто работал с настоящим вдохновением, средства массовой информации послевоенного времени накинули покров заурядности на многих занимавших этот пост. Вот Коллинридж. Он обязан своим избранием умению держаться перед телекамерами, говорить о том, насколько поверхностной стала современная политика. В добрые старые времена политические деятели сами устанавливали правила, а не втискивались в их рамки, устанавливаемые ныне средствами массовой информации.
Возвращение политического секретаря прервало его размышления.
— Извините, что заставили вас ждать, Главный Кнут. Он уже готов принять вас.
Когда Урхарт вошел в комнату, традиционно используемую в последнее время всеми премьер-министрами в качестве рабочего кабинета, он заметил следы полутора часов работы, хотя и спешно устраняемые: на столе еще остались бумажки с записями и пометками, в корзине для мусора покоилась пустая бутылка из-под «Кларета», на подоконнике затаились тарелки с объедками и увядшими листочками салата. Справа от премьер-министра сидел председатель партии; перед ним по зеленому кожаному полю стола были разложены исписанные листки, рядом громоздилась гора папок с анкетами и биографиями членов парламента, доставленных из партийного архива.
Урхарт придвинул к столу кресло и устроился перед премьер-министром и председателем, чьи силуэты вырисовывались на фоне освещенного солнцем окна, выходящего на плац-парад конной полиции. Зажмурившись от слепящих солнечных лучей, он открыл на коленях свою папку с бумагами и приготовился слушать.
Без лишних церемоний Коллинридж приступил прямо к делу:
— Френсис, я ознакомился с некоторыми вашими мыслями по поводу возможных перемен в расстановке руководящих кадров. Такие предложения — а вы их, несомненно, тщательно продумали — заставили и меня поразмышлять. Вы предложили… как бы это правильно назвать?,, радикальную перетасовку с введением в состав кабинета шести новых членов и основательным перераспределением портфелей среди остальных членов кабинета. Снажите, чем вызвано ваше желание произвести эти перестановки на столь широкой основе и чего вы предполагаете этим достигнуть?
Вопросы были для Урхарта полной неожиданностью. Он, конечно, был готов к тому, что не все из его кандидатур будут безоговорочно приняты, что некоторые придется отстаивать, но сейчас речь шла совсем о другом — он должен разъяснить свой стратегический замысел прежде, чем у него будет шанс понять настроение самого премьер-министра! Урхарт прекрасно знал, чем может обернуться Главному Кнуту неспособность правильно угадать мысли премьер-министра. Не было ли это заранее подстроенной ловушкой?
Он попытался вглядеться в лицо премьер-министра, но ему мешали слепящие потоки света из-за его спины. Какая досада, что он изложил свои предложения на бумаге, вместо того чтобы оговорить их в беседе.
— Это, конечно, только предложения, я бы даже сказал, своего рода приблизительное предположение о том, что вы могли бы сделать. Мне представляется так: если вы произведете больше перемещений, то дадите понять, что правительство в твердых руках и что вы ожидаете от министров нового мышления и новых идей. Естественно, это еще и возможность проводить на отдых нескольких наших пожилых коллег. Как это ни печально, но правительству необходима свежая кровь — нужно ввести в него наиболее перспективных парламентских заместителей министров.
Черт возьми, спохватился он, как можно было спороть такую глупость насчет пожилых и молодых в присутствии старого хрена Уильямса, сидящего по правую руну от премьер-министра! На тебе, так опростоволоситься! Коллинридж никогда не производил впечатления человека с твердым характером, который любит принимать решения, и Урхарт был убежден, что если не все, то, по крайней мере, большинство его предложений будут рассмотрены положительно. Те, статус ноторых он предлагал повысить, все были талантливы, этого никто не сможет отрицать. Он также надеялся, что никто не заметит и другого: большинство из них ему чем-нибудь обязаны. В основном это были люди, которым он помог избежать неприятностей, чьи слабости он знал наперечет, ному он поспособствовал замять скандальные истории, о ноторых не должны знать ни их избиратели, ни их жены,
Уильямс смотрел на него своими старыми, хитрыми глазами. Знает ли он? Разгадал ли? В комнате стояла тишина, было слышно, как премьер-министр постунивал карандашом по столу — он был в затруднительном положении, не зная, как следует отнестись к аргументам Урхарта.
— Все это очень интересно, Френсис, и я в основном согласен с вами, — сказал как онец Коллинридж. — Мы как раз обсуждали с Тедди эту проблему. Да, несомненно, нужно привлекать таланты нового поколения, находить новые импульсы, продвигая новых людей на новые посты. Многие из ваших предложений о переменах на нижних министерских уровнях я нахожу весьма убедительными.
— Но это не те посты, которые играют роль, — тихо пробормотал Урхарт.
— Дело в том, что слишком большие изменения на высших постах могут оказаться разрушительными. Большинству министров кабинета требуется целый год, чтобы войти в курс дела в новом департаменте и почувствовать почву под ногами, а год — слишном большой срок. Мы не можем находиться так долго у власти, не показывая при этом нинаких признаков прогресса. Тедди считает, что вместо содействия в выполнении нашей новой программы деятельности эти изменения в составе кабинета приведут к ее задержке.
«Какая „новая программа“?» — Урхарт мысленно выругался, — Мы же специально опубликовали такой вялый манифест, что дальше некуда, лишь бы он не вызывал никаких споров! Он постарался взять себя в руки и успокоиться, прежде чем ответить Коллинриджу.
— А вы не думаете, что уменьшением голосов избиратели дают нам знать, что ожидают от нас ное-каких изменений?
— Мысль интересная. Однако, Френсис, никакое другое правительство не было у власти так долго, как наше. Не хотелось бы казаться самодовольным, но вряд ли мы могли бы по-своему делать историю, если бы избиратели считали, что мы выдохлись. По-моему, результаты выборов показали, что они довольны нашей деятельностью, и я не замечаю никаких видимых признаков того, что они ждут от нас каких-то встрясок и перемен. К тому же, — подчеркнул он, — заслуживает внимания и другое соображение: поскольку большинство, которым мы располагаем, уменьшилось, не следует предпринимать ничего такого, что могло бы создать впечатление паники. Это как раз и могло бы быть неправильно истолковано партией и страной и послужить основанием для требования перемен, которые вас так беспокоят. Вспомните, в свое время Макмиллан, сняв с постов треть своих министров, этими паническими действиями сам довел кабинет до падения. Они назвали это тогда «ночью длинных ножей». В следующем году Макмиллан уже не был премьер-министром, и я не горю желанием повторить его ошибку. В общем, я за более уравновешенный, спокойный подход.
С этими словами Коллинридж толчком отправил через стол к Урхарту лист бумаги, где были перечислены все двадцать два кабинетных поста и против наждого стояла фамилия.
— Как видите, Френсис, я предлагаю вообще не менять состав кабинета. Надеюсь, что именно такое решение будет расценено как признан твердой воли и силы. У нас много дел, и мы должны показать, что намерены сразу же приняться за них.
Урхарт тут же положил бумагу на стол, опасаясь, что дрожь в руке может выдать его чувства.
— Если это то, чего вы хотите, премьер-министр, — сказал он, принимая официальный тон, — то должен заявить, что не уверен, как среагирует на это наша партия. Пока у меня не было достаточно времени, чтобы прозондировать настроения в партии после выборов.
— Уверен, они одобрят мое решение. И потом мы предусмотрели целый ряд перестановок в надрах, занимающих тоже высокие, хотя и не министерские, должности. — Последовала еще заметная пауза. — Здесь я могу рассчитывать на вашу полную поддержку? — Урхарт уловил в его тоне скрытую насмешку.
На этот раз пауза длилась немного дольше. Потом он как будто со стороны услышал свой собственный голос:
— Конечно, премьер-министр!
Урхарт понимал: он поставлен перед альтернативой — или поддержка, или самоубийство в виде немедленной отставки. Слова о поддержке он произнес автоматически, в них не было чувства. Офис Кнутов держал его, как тесные тюремные стены. И снова он почувствовал себя неуверенно в присутствии Коллинриджа, не зная, что тот может сказать и как реагировать на его слова. Во рту у него пересохло, когда он начал говорить, язык плохо слушался его.
— Должен сказать, что я… думал и о том, не поменять ли работу и мне самому. В иной обстановке… с иными проблемами…
— Френсис, — отеческим тоном обратился к нему премьер-министр, — если я передвину вас, то должен буду передвинуть и других, и тогда все повалится одно за другим. Вы нужны мне на вашем месте. Вы — отличный Главный Кнут и смогли проникнуть в сердце и душу нашей парламентской партии. Вы их прекрасно знаете, что крайне важно при нынешнем не столь надежном большинстве. Похоже, в следующие несколько лет нам придется пережить немало трудных денечков. Мне нужен Главный Кнут, способный справиться с ними. Мне нужны вы, Френсис. Вам так удается работа за кулисами! А на сцене пусть потрудятся другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59