Молли вполне оправилась от потрясения, смогла выкроить время и поехать туда вместе со мной. Думается, она хотела лично убедиться, что Траслоу прав и что я не совершаю колоссальную ошибку, согласившись работать на Корпорацию.
Старинный красивый дом Траслоу располагался на высоком берегу озера и оказался гораздо просторнее, чем мы ожидали. Обшитый белыми досками с черными ставнями, он некогда был довольно уютным и ухоженным. Похоже было, что первоначально, лет сто назад, здесь стоял скромный двухкомнатный фермерский домик, постепенно к нему все время пристраивали другие помещения, и дом разросся, неуклюже изгибаясь вдоль волнистого гребня высокого холма. Там и сям краска с досок облезла.
Когда мы приехали, Траслоу уже сидел дома и разводил огонь в камине. Одет он был по-домашнему: клетчатая шерстяная ковбойка, мешковатые вельветовые в широкий рубчик брюки, белые носки и высокие ботинки. Он поцеловал Молли в щечку, фамильярно похлопал меня по спине и предложил водку и мартини. И тут только до меня дошло, что больше всего в Александре Траслоу заинтриговало и привлекло меня. Каким-то поразительным образом — скорбный изгиб бровей, щепетильная честность — он напоминал моего отца, который умер от инсульта, когда мне едва минуло семнадцать лет, незадолго до моего отъезда на учебу в колледж.
Продолжая разговор, мы вышли на воздух. Его супруга, Маргарет, стройная брюнетка лет шестидесяти, тоже вышла из дома, вытирая на ходу руки о край ярко-красного передника. За ней со стуком захлопнулась дверь.
— Мне очень жаль вашего отца, — сказала она, обращаясь к Молли. — Нам так недостает его, да не только нам — многим.
Молли улыбнулась, поблагодарила за сочувствие и заметила:
— А здесь у вас чудесно.
— О-о, — подхватила Маргарет, подойдя к мужу и нежно прикладывая к его щекам ладони. — Каждый раз мне так не хочется уезжать отсюда. Когда Алекс ушел из ЦРУ, он вынудил меня проводить практически каждый уик-энд и все лето в других местах. Я смирилась, потому что выбора не было.
С виду капризная и самодовольная, она напоминала непослушного, но все равно любимого ребенка.
— Больше всего Маргарет предпочитает жить на Луизбург-сквэр, — заметил Траслоу.
Луизбург-сквэр — это небольшой анклав для бостонской элиты на самом верху Бэкон-хилла, где у Александра Траслоу находился городской дом.
— Вы ведь тоже живете в нашем городе, не так ли?
— Да, у залива Бэк-Бей, — ответила Молли. — Может, вы видели плакаты и брошюрки «Сделай сам»? Так это про нас и наш дом.
— Занимаетесь ремонтом, как я понимаю? — со смешком заметил Алекс.
Прежде чем мы ответили, из дома выскочили двое малышей: ревущая во весь голос маленькая девочка лет трех и преследующий ее мальчик чуть-чуть постарше.
— Элайес! — с укором крикнула миссис Траслоу.
— Сейчас же прекратите! — скомандовал Алекс, подхватывая девочку на руки. — Элайес, не дразни сестренку. Зоя, поздоровайся с Беном и Молли.
Маленькая девочка с опаской посмотрела на нас заплаканными глазами и спрятала личико, уткнувшись деду в грудь.
— Она стесняется, — пояснил Алекс. — Элайес, поздоровайся за руку с Беном Эллисоном и Молли Синклер.
Светловолосый упитанный малыш протянул нам по очереди маленькую пухлую ладошку и убежал прочь.
— Детки моей дочери, — начала объяснять Маргарет.
— Моя чертовски замотанная дочь, — перебил ее супруг, — и ее муж-трудоголик сейчас сидят на концерте симфонической музыки. А это значит, что их бедные детишки должны ужинать вместе с нудными старыми дедушкой и бабушкой. Верно, Зоя?
И, держа внучку одной рукой, дед принялся щекотать ее другой. Она захихикала с видимой неохотой, а потом вдруг опять разразилась плачем.
— Похоже, у маленькой Зои разболелось ушко, — забеспокоилась Маргарет. — Она плачет не переставая с тех пор, как ее привезли сюда.
— Ну-ка дайте мне взглянуть, — попросила Молли. — У вас нет тут случайно амоксицилина, может, есть?
— Амокси... чего? — не поняла Маргарет.
— Не беспокойтесь. Я вспомнила, что у меня в машине есть сто пятьдесят кубиков в пузырьке.
— Вот уж действительно прямо вызов врача на дом! — воскликнула Маргарет.
— Да еще бесплатно, — подхватила Молли.
* * *
Ужин был устроен великолепно, истинно по-американски: цыпленок, зажаренный на решетке, печеная картошка и салат. Цыпленок оказался вкуснейшим — Алекс с гордостью сообщил нам способ приготовления.
— Знаете, как говорят? — сказал он, когда мы принялись уплетать сливочное мороженое. — Пока младшие дети научатся содержать дом в порядке, старшие внуки разнесут все на клочки. Верно ведь, Элайес?
— Неверно, — проворчал внук.
— А у вас есть дети? — поинтересовалась Маргарет.
— Пока еще нет, — ответил я.
— Я считаю, что дети должны быть невидимыми и неслышимыми, — заявила Молли. — Хотя бы время от времени.
Маргарет чуть было не полезла в бутылку, но тут же поняла, что Молли просто дурачится.
— И это еще говорит детский врач! — с притворным возмущением проворчала она.
— Иметь детей — самая великая радость, — заявил Траслоу.
— А разве нет такого пособия под названием «Внуки — такая забава, что я хотела бы завести сначала их, а потом уж детей»? — в шутку сказала Маргарет и засмеялась вместе с мужем.
— В этом есть доля правды, — согласился Алекс.
— Но если вы вернетесь в Вашингтон, то от всего этого придется отказаться, — заметила Молли.
— Знаю. Но не думайте, что мне от этого станет легче.
— Да тебя еще никто не просил, Алекс, — напомнила Маргарет.
— Да, не просил, — согласился Траслоу. — А по правде говоря, занять место вашего отца — перспектива не из приятных.
Молли согласно кивнула.
— Ничто так не надоедает, как постоянное тыканье достойным примером, — вступил я в разговор.
— Ну а теперь, милые дамы, — объявил Алекс, — надеюсь, вы не будете возражать, если мы с Веном удалимся куда-нибудь и поговорим о делах.
— Нам от этого будет только лучше, — резко ответила его супруга. — Молли поможет мне уложить детей спать. Если уж она на работе может терпеть их вокруг себя, то и этих вытерпит.
* * *
— Несколько недель назад, — начал рассказывать Траслоу, — Центральное разведуправление задержало одного человека по подозрению в убийстве. Румына. Из их тайной полиции — секуритате.
Мы устроились в комнате с каменным полом, которую Траслоу, судя по всему, приспособил под домашний кабинет, за большим столом из ясеня. В комнате стояла старинная потертая мебель, единственное, что не сочеталось со стариной, — это новейший черный телефонный аппарат с шифратором-скремблером на рабочем столе.
— Его допрашивали. Он оказался жестоким убийцей.
— Мне неизвестно, что он там выложил, поэтому молчу и внимательно слушаю.
— После нескольких напряженных допросов он наконец-то раскололся. Да толку чуть — он мало что знал. Содержали его в строго изолированной камере. Он заявил, что располагает кое-какими сведениями. Чем-то, связанным с убийством Харрисона Синклера...
Тут Алекс стал запинаться.
— И?
— Он умер, не успев ничего толком рассказать.
— Наверное, приложил руку не в меру усердный следователь?
— Нет. Они сумели проникнуть в систему, добраться до него и укокошить. Руки у них длинные.
— Ну и кто это они?
— Лицо или группа лиц, — медленно и зловеще произнес Алекс, — внутри ЦРУ.
— А вам известны их имена?
— В том-то и дело, что нет. Они глубоко законспирированы. Безликие личности, Бен, эта группа внутри Лэнгли... про нее слухи давно ходят. Вы что-нибудь слышали о «Чародеях»?
— Вчера вы упомянули о каком-то совете старейшин, — заметил я. — Но кто они такие? Чего они добиваются?
— Мы не знаем. Они слишком хорошо укрыты, за несколькими линиями фронта.
— И вы вот полагаете, что... «Чародеи» стояли за убийством Хэла?
— Не полагаю, а предполагаю, — уточнил он. — Возможно даже, что Хэл был одним из них.
От этих слов у меня даже голова кругом пошла... Хэл... ведь его убил кто-то из тех, кого готовили в разведке ГДР — штази. А теперь вот Траслоу толкует о каком-то румыне. Как соединить концы с концами? Что он имеет в виду?
— Но вам же должно быть кое-что известно о том, кто они такие?
— Нам известно лишь то, что они ухитрились незаметно стянуть с разных счетов ЦРУ десятки миллионов долларов. Все проделано чрезвычайно ловко, по-хитрому. А Харрисон Синклер, оказывается, присвоил из общей суммы двенадцать с половиной миллиончиков.
— Но вы же не верите всерьез этому трепу. Вам прекрасно известно, как скромно он жил.
— Послушайте, Бен. Я не хочу даже верить, что Хэл Синклер прикарманил хотя бы цент.
— Вы не хотите верить? А тогда какого черта обо всем этом говорите?
Траслоу отвечать на этот вопрос не стал и молча протянул мне папку в твердой картонной обложке. На ней виднелся гриф ЦРУ — «гамма-один», что означало такой высокий уровень секретности, что я к нему в бытность свою рядовым сотрудником организации допущен не был.
Внутри папки находились подборки фотокопий счетов, компьютерные распечатки, смутные, нечеткие фотографии. На одной фотокарточке снят мужчина в панаме на голове, стоящий в каком-то зале.
Вне всякого сомнения, это был Хэл Синклер.
— Где это все снято? — спросил я, хотя уже догадывался, где.
— Это Хэл в банке на острове Большой Кайман, очевидно, дожидается управляющего банком. На других снимках Хэл сфотографирован в банках Лихтенштейна, Белиза и Ангуильи.
— Это ничего не доказывает.
— Бен, послушайте меня. Я был близким другом Хэла. Снимки ошеломили меня. Хэл отсутствовал несколько дней — якобы заболел или взял отгулы. И связаться с ним было невозможно — домашний автоответчик переадресовывал всех в его офис. Видимо, как раз в те дни он и вносил деньги на свои счета. Прослежены его отдельные загранпоездки по фальшивым паспортам.
— Это какое-то вонючее дерьмо, Алекс!
Траслоу лишь тяжело вздохнул, очевидно, эти факты тревожили и его:
— Вот его подпись под регистрационными бумагами корпорации «Анштальт» из Лихтенштейна, открывающими анонимные зашифрованные счета. Подлинный владелец счета, как видите, — Харрисон Синклер. У нас есть также копии перехваченных переводов значительных сумм в коммерческий сберегательный банк на Бермудах. Зарегистрирован этот банк, разумеется, в Либерии. Имеются еще записи его телефонных разговоров, копии телексов, телеграмм с распоряжениями о переводах. Тут сам черт ногу сломит, Бен. Пласт на пласте, в скорлупе другая скорлупа — как русская матрешка. Все это и есть доказательства, простые и четкие, и они разрывают мне сердце. От них никуда не денешься.
Я не знал, что и думать. Про документы можно было сказать лишь одно — это были убийственные улики. Ну а какой из этого вывод? Что мой тесть был мошенником, присвоившим казенные деньги? Если бы вы знали его так же хорошо, как и я, то поняли бы, как тяжко было мне смириться с таким выводом. И все же всегда и во всем есть хотя бы зернышко сомнения. Мы никогда не знаем до конца другую душу.
— Ключ к разгадке лежит во встрече Синклера с Орловым в Цюрихе, — между тем продолжал Алекс. — Вспомните: с чем у вас ассоциируется город Цюрих?
— С гномами.
— Гм. Почему же?
— Цюрихские гномы.
Такое название, кажется, пустил в оборот один английский журналист в начале 60-х годов. Он так назвал швейцарских банкиров, которые скрытно оказывали услуги разным мафиози и баронам наркобизнеса, за что их и «наградили» таким названием.
— О-о, конечно же. Если он встречался в Цюрихе с Орловым и о чем-то договаривался, то первое, что придет в голову, — какие-то сделки при посредничестве гномов, — согласился Траслоу и, размышляя, добавил: — Встреча между руководителем ЦРУ и последним шефом КГБ.
— Может, ничего не значащая встреча?
— Возможно. Молю Бога, чтобы в этом лежало объяснение всего. Верно, так оно и окажется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83