Неожиданно за его спиной раздался веселый возглас:
– Вася, приветик!
Таран как ужаленный оглянулся. Так и есть! Перед ним стояла улыбающаяся Кира. Поверх ее синего халатика был кокетливо выпущен белый крахмальный воротничок кофточки, губы ярко намазаны, глаза подведены. Обеими руками она поправила пышную прическу.
– Здравствуй, - смущенно ответил Таран, скосив глаза на стоявшего невдалеке Николая.
Кира лукаво погрозила ему пальчиком.
– Ты что это зашустрил?
– Нет, что ты... Просто... по делу мы тут.
– Кто это "мы"?
– Да вот с товарищами.
Кира бросила сияющий, полный любопытства взгляд на Николая.
– Задушевный друг?
– Задушевный, - сдержанно ответил Таран.
– Значит, по делу пришли? А я-то думала, соскучился. По какому же делу?
– К вашему директору. Сын у него пропал.
– Что ты говоришь?! - Кира всплеснула руками, и в глазах ее зажглось нестерпимое любопытство. - Мамочка моя, как интересно! А ты знаешь, где он?
– Кто?
– Да сам, - и, понизив голос, Кира ехидно прибавила: Он в посудном. Вокруг Верки все вьется. Позвать?
Воскликнув напоследок: "Ой, мамочка, что делается!", Кира исчезла в толпе покупателей.
Таран неторопливо подошел к Николаю.
– Знакомую встретил, - сообщил он. - Сейчас она директора позовет.
– Видел, - сухо ответил Николай. - Что-то я раньше только не замечал ее с тобой.
Таран счел за лучшее промолчать.
Через несколько минут к ним торопливо подошел высокий, представительный человек с пышной шевелюрой, в хорошо сшитом бежевом костюме и зеленом галстуке. Вид у него был обеспокоенный.
– Вы ко мне, товарищи? Прошу.
Он отпер кабинет.
Через минуту Вербицкий уже взволнованно рассказывал:
– Олег способный, но нервный мальчик. Однако в последние дни он вел себя особенно нервно. Боялся каждого звонка. Я пытался с ним говорить, никакого эффекта! Только дерзит. Переходный возраст!
– Вот именно, - ворчливо вставил Игорь Афанасьевич. Здесь надо быть особенно чутким.
– Конечно! - подхватил Вербицкий. - Но я вам скажу о другом. У него подозрительные друзья. Очень отрицательное влияние. Например, Блохин Витька - отпетый разбойник. Олег говорил, что он связан с какими-то взрослыми хулиганами. Даже кличку одного из них называл. Уксус, что ли?
– Уксус?! - в один голос переспросили Николай и Таран.
– Да, что-то вроде этого. Вы его знаете?
– Немного, - ответил Николай и, посмотрев на Тарана, тихо прибавил: - Блохин - Блоха, похоже?
– Видите, какое окружение? - продолжал Вербицкий. - Вот в таких условиях и воспитывай. А школа палец о палец не ударяет. Кошмар просто! В милицию я уже заявил. Что еще прикажете делать?
Игорь Афанасьевич сердито ответил:
– Сейчас приказывать поздно. Проглядели сына.
– С вашей помощью, кажется, - ядовито заметил Вербицкий.
Вербицкий все больше распалялся. Полное лицо его раскраснелось, он гневно жестикулировал.
– Никаких благородных идеалов! Никакой моральной чистоты! Цинизм! Сплошной цинизм даже в отношениях с родителями!.. Я один тут, извините, бессилен!..
Уже смеркалось, когда Николай, Игорь Афанасьевич и Таран вышли из магазина.
– Вы, может, домой поедете? - обратился Николай к Игорю Афанасьевичу. - Устали, наверно.
– Что вы! - обиженно запротестовал тот. - Вовсе не устал. С чего вы взяли? Хочу еще того старика повидать. Как он сына выгнал, не понимаю! Но и этот директор - фрукт, я вам доложу! - он кивнул на магазин.
– Еще какой! - усмехнулся Таран.
Переговариваясь, они двинулись по улице.
– Неужели это тот самый пацан? - вслух рассуждал Николай. - Блохин - Блоха, похоже! Тогда он может и к Уксусу привести.
– А это кто такой? - поинтересовался Игорь Афанасьевич.
– Опасный тип. Мы с ним однажды познакомились, - ответил Николай и кивнул на Тарана. - Вот его он ножом угостил.
– Боже мой! Все-таки как вы так рискуете, не понимаю... Попал бы в сердце и - готово! Или, например, по глазам... На всю жизнь калека.
– Да нет, он по плечу попал, легко... - махнул рукой Таран.
– Мало ли что! А вы подумайте, куда он мог попасть! Поразительное легкомыслие! - Игорь Афанасьевич рассердился не на шутку.
– Мы уже все подумали, - улыбнулся Николай. - Поэтому и надо его быстрее поймать.
– Ну, знаете... Интересуетесь "Пер Гюнтом", а сами... Не понимаю!.. Где же логика?
"Положительно этот парень мне нравится, - подумал Игорь Афанасьевич. - Какое-то внутреннее благородство. Кажется, я начинаю понимать Машу".
Они вышли на улицу Свободы. Николай посмотрел на бумажку с адресом.
– Октябрьская, двадцать четыре. Теперь недалеко. Постой-ка! - он посмотрел на Тарана. - А ведь там Степка Шарунин живет?
– Кажется... - неуверенно откликнулся Таран.
– Не кажется, а точно! М-да... - И Николай пояснил Игорю Афанасьевичу: - Это тот самый парень, которого мы исключили из дружины. И он должен бы знать Блохина...
Вскоре они подошли к воротам, возле которых на длинных скамейках сидели несколько женщин.
В глубине большого пустынного двора в одном из домиков жила семья лекальщика Захара Карповича Блохина. Здесь под окнами росли кусты, стояла аккуратная скамейка, ступеньки крыльца и перила были наполовину из свежеоструганных досок, видно, их чинили недавно и добротно.
Дверь открыл сам хозяин - высокий кряжистый старик, на суровом лице от ноздрей к углам рта пролегли глубокие складки, короткие усы тщательно подстрижены, на широком носу чуть косо держались модные очки в изящной дорогой оправе. Блохин был в старых домашних брюках, косоворотке, на плечи он накинул серый ватник.
– Мы к вам, Захар Карпович, - сказал Николай. - По делу пришли.
– Милости просим.
Блохин провел гостей в большую, опрятно прибранную комнату. Над круглым столом, покрытым клеенкой, свисала лампа под большим оранжевым абажуром. У стенки стояло пианино, напротив широкая кровать с кружевным подзором и горой подушек.
Над ней висели фотографии, а в стороне - гитара с красным бантом на грифе. На другой стене Николай заметил несколько почетных грамот под стеклом.
Дощатый крашеный пол был чисто подметен. На окнах стояли горшки с фикусами и кактусами, в них бугрилась черная, щедро политая земля.
В комнате появилась высокая, под стать хозяину, опрятно одетая старушка с открытым и добрым лицом, но сейчас омраченным какой-то горестной заботой; темный платок прихватывал ее седые волосы.
За ней из соседней комнаты вышла молодая женщина. В ней Николай сразу узнал мать Витьки Блохина, прибегавшую к ним в штаб.
– Хозяйка моя Полина Осиповна, а это Ксеня, невестка, представил женщин Блохин, и те приветливо поклонились.
Но за внешним спокойствием всех троих угадывались тревога и напряженность, царившие в доме.
Невольно вздохнув, Николай сказал:
– Мы к вам насчет внука, Захар Карпович.
Блохин нахмурился и, бросив сердитый взгляд на невестку, зло и как-то мстительно произнес:
– Напрасно стараетесь, товарищи дорогие. Нашелся уже. Отец родной пригрел.
– Нашелся?! - с изумлением воскликнули Николай и Таран.
А Игорь Афанасьевич возбужденно прибавил:
– Боже мой, так почему же они домой не явились? В школу не ходят?
– Почему? - угрожающе переспросил Блохин и неожиданно с силой стукнул кулаком по столу. - А потому, что я подлеца на свет произвел! Такого подлеца, что свет не видывал! Вот я вам, люди добрые, сейчас покажу, какую он мне писульку сегодня подкинул.
Он тяжело поднялся и шаркающей походкой направился в соседнюю комнату. Все молча, не шевелясь, ждали его возвращения.
Через минуту Блохин пришел с письмом, опустился на стул и, хмурясь, стал доставать из конверта небрежно сложенный лист бумаги. Все заметили, как дрожат у него руки.
Развернув бумагу, он поправил очки, секунду всматривался в письмо, потом резко протянул его Николаю:
– Не могу я эту подлость еще раз перечитывать. На, читай сам. Вслух читай!
Николай взял письмо и громко, спотыкаясь на неразборчивых буквах и словах, прочел:
– "Батя, вы меня из родного дома выгнали, поперек жизни и воззрений моих стали. Нрав свой деспота и тирана проявили в отношении родного сына. Уж извините за такую не то рецензию ваших мыслей, не то откровенность с моей стороны. Но этот несчастный случай отложился поучительным уроком в моей жизни. С волками жить - по-волчьи выть. Извольте теперь обеспечить мою поломанную судьбу. Потрясите себя и любезных моих братцев-врагов и достаньте денег, сколько я перед уходом просил, и барахла-вещичек. А без этого я вам Витьку не верну, поскольку он у меня от гнева вашего и сумасбродства скрывается. Ну, а меня вам не найти, хоть всю милицию на ноги ставьте. Остаюсь ваш несчастный сын Семен".
Николай в полной тишине торопливо дочитал письмо до конца, потом поднял голову и со сдержанным негодованием спросил:
– Выходит, он родным сыном торговать решил?
– Ну, знаете... - растерянно проговорил Игорь Афанасьевич.
Старик Блохин вытащил из кармана большой пестрый платок, снял очки и промокнул глаза.
– Нет, вот вы мне скажите, - горестно обратился он к Игорю Афанасьевичу. - Человек вы ученый, молодому поколению воспитание даете. Откуда эдакая... ну, пакость, что ли, в семействе заводится? Три сына у нас, погодки. Вместе росли. Достаток один, и воспитывали одинаково, никого мы с матерью не выделяли, всем поровну и ласка, и забота, и строгость. В школу одну ходили, во дворе одном гуляли. И вот на же тебе! Двое гордостью моей стали, утешением и радостью, а этот позором! Выродком! Проклятьем вечным! Двое в люди вышли; один инженер, коммунист, цехом командует. Вот, между прочим, очки мне эти фасонные зачем-то прислал, - смущенно прибавил Блохин и с прежней болью продолжал: - Второй у нас - сталевар знатный, орденоносец. И люди спасибо мне за них говорят, о них в газетах пишут. А этот честным трудом жить не желает, все налево ловчит, все в мутной водичке ловит. Спекуляцией, темными делишками промышляет. От законной жены к другим бабам бегает...
– Не ловили вы его на этом, батя! - захлебываясь в слезах, перебила старика Ксения. - Со свечой над ним не стояли!..
– Цыц! - прикрикнул на нее Блохин и, как бы извиняясь за ее слабость, прибавил: - Ей, конечно, тяжело такое выслушивать. А мне каково? - грозно спросил он. - Каково этот позор выносить? Так вот я вас и спрашиваю, откуда это берется?
Игорь Афанасьевич минуту молчал, нервно теребя бородку, потом снял очки и, вертя их в руках, с трудом заговорил:
– Это очень сложный вопрос. Признаюсь, я над ним не раз задумывался. На мой взгляд, вот в чем тут дело. Но это только на мой взгляд! Есть еще один фактор, влияющий на формирование человека, который мы не учитываем. Это, извольте видеть, характер, с которым человек рождается. Это не "лист белой бумаги", как утверждают некоторые ученые педагоги. А если и "лист", то разного качества, и "чертить" на нем надо разными способами. А что такое характер, с которым человек рождается? Это наследственность! Она может быть легкой и тяжелой, благоприятной и неблагоприятной, даже опасной. Негодяем человек, конечно, не рождается, но какие-то чер^ ты характера, заложенные в нем, если их не учесть при воспитании, могут сделать человека негодяем. А мы детей своих воспитываем одинаково, подсознательно предполагая, что они у нас тоже одинаковые. А ведь они разные. И те, другие двое, оба хорошие, но тоже разные. Верно ведь?
– Ну, ясное дело, разные, - задумчиво ответил Блохин.
– Вот именно, - все больше увлекаясь, говорил Игорь Афанасьевич. - А раз так, то и воспитывать детей, даже в одной семье, надо по-разному, и это, я вам доложу, целая наука. Ведь вот рождаются люди, например, музыкантами или техниками. Спрашивают: "Откуда такие способности?" Говорят: "Or природы". Но ведь бывают люди мягкие, задумчивые, а бывают резкие, жесткие, решительные, деятельные. Откуда они такие? Тоже от природы. То есть рождаются уже с такими задатками. Хотя здесь и воспитание играет роль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39