И повсюду в вестибюлях мрамор и габбро. И места достаточно для парада бронетанковой техники.
Здесь же все было весьма умеренно, пристойно, вполне по-европейски, без анахронического имперского размаха.
И все же здесь можно было спрятать не одного Асурова, а добрый десяток. Если бы кому-то вдруг понадобился десяток отборных мудаков…
– Нил? – удивленно вскинув брови, Асуров робко и неуверенно протягивал руку для пожатия.
– Не стареют душой ветераны парижских туалетов! – ответил Нил, пряча руку за спиной и под шлицей фалды пиджака, за ремнем, нащупывая рукоять пистолета.
Присели за шахматный столик.
– Нашел меня, надо же… – Асуров еще раз по пробовал начать разговор. – Если ты насчет долга, то я стараюсь, отрабатываю, как могу… К тому же, как я слышал, диадема нашлась, так что можно бы и списать…
– Можно списать… – безучастно, как робот, повторил Нил и вновь замолчал.
– Тогда что? У тебя ко мне дело?
– Дело… – тем же тоном отозвался Нил, просунув руку под столом и упирая ствол в промежность своему визави. – Девятка. Девять миллиметров. Яйца враз оторвет, потом ни одна даже швейцарская клиника не пришьет, – начал он деловую часть с убеди тельного аргумента. – А меня потом мои адвокаты за мои-то деньги уже через два дня гарантированно под залог выпустят, потому как аффект, да ревность, да то да се, да права человека, да «кризис казуса беллис…». А ты навеки без яиц!
– Чего надо? – прохрипел Асуров.
– Выйдем, – совсем по-школьному ответил Нил, – выйдем отсюда, и ты поедешь со мной, у нас с тобой теперь есть одно общее дельце…
Смелость города берет.
«Смелость и нахальство», – добавил бы от себя Нил к этой суворовской поговорке. И не только города берет, но и Асуровых из консульств выводит….
Они, как два неразлучных друга, обнявшись, дошли до поднанятого Нилом такси.
Два друга. Тысячу лет не виделись.
Вот теперь, нежно обнимая друга за талию, один ведет другого к такси, чтобы отвезти его в… Ну, наверное, в ресторан или пивную, чтобы за кружкой пива вспомнить школьные годы или студенческие проделки. А может, он отвезет друга в лес и там убьет? Что, разве не сюжет?
Нил вывел Асурова из консульства, взяв за «фук», как берут дамку в простых шашках.
Они уехали в лес.
В горы.
Всю дорогу молчали.
А о чем говорить? Все сказано! Будешь кричать – убью на месте. Суда я не боюсь. Адвокаты меня отмажут по несознанке. И поеду к себе в Занаду, под опеку наследников.. А Асурова Кости на этом свете уже не будет!
Поэтому – о чем говорить-то!
На семьдесят шестой версте, на границе двух кантонов, такси отпустили.
Поднялись в горку.
Хвойный лес. Снежок на полянках. Ручей. Водопад.
Прям картинка для швейцарского шоколада!
Одно удовольствие в таком месте мерзавца подстрелить!
– Вот здесь-то я тебя и расстреляю, – сказал Нил, когда они вплотную подошли к отвесной каменной стене, метров на сорок взметнувшейся по вертикали. Над ней зеленели совсем подмосковные елки, красиво при пушенные белым. А над елками – синело зимнее небо.
– Стенка подходящая. Как там твои коллеги в «Матросской тишине» в таких случаях жертвам говорили? Пожалте бриться? Так что, пожалте бриться, Константин Сергеевич!
Асуров вдруг заорал.
Тупо и бессмысленно заорал. Широко раскрыв рот и на одной воющей ноте изрыгая гортанью первую гласную русского алфавита. И очень протяжно…
Нил едва успел отступить в сторону, чтобы не быть сметенным неожиданным порывом Асурова.
Протяжное «а-а-а» прервалось вместе со стуком упавшего тела.
Нил осторожно заглянул с уступа вниз, туда, куда падал водопад. Метров двадцать будет! Шестой этаж сталинского дома! Мозги врассыпную!..
Вот и закончен земной путь человека. Как говорится, sic transit gloria mundi.
Однако через секунду Нил услышал слабый стон, доносящийся откуда-то снизу, но совсем рядом.
Нил вытянул шею, заглядывая вниз.
Видимо, тот дежурный ангел, что сегодня пас заблудшую овцу Костю Асурова, подбросил таки ему под задницу мягкий пучок соломки. А вернее сказать, устроил так, что Константин Сергеевич не слишком шибко разогнался в своем смертельном прыжке и упал не на самое дно самого глубокого ущелья, как птичка из знаменитого тоста, которую всем всегда жалко, а на каменный выступ, что был всего на два метра ниже той площадки, откуда начался полет.
В общем, полет в бессмертие у Асурова не получился.
Как не состоялась и вся его бестолковая жизнь!
– Ты даже самоубийством покончить нормально не можешь, дурило, – прикрикнул Нил на стонущего Асурова.
– Пушку убери, – попросил Асуров, садясь на камень и вытирая кровь с разбитого лица.
– Ладно, думаешь, я тебя сейчас расстрелял бы? – спросил Нил, протягивая Асурову руку. – Вылезай давай, не фиг притворяться!
– А ты меня не убьешь? – недоверчиво спросил Асуров, вылезая на площадку.
– Если примешь мои условия, то не убью, – ответил Нил, – но кабы я хотел сделать себе душевный подарок на день рожденья, то лучше твоего скальпа я бы ничего не смог придумать. Однако пока ты мне нужен живым.
– Значит, ты меня не расстреляешь? – спросил Асуров, заискивающе снизу вверх заглядывая Нилу в глаза.
– Если мы договоримся, то не расстреляю, – ответил Нил. – Все зависит от тебя, как ты докажешь свое желание жить.
– А чем я могу это доказать? – удивленно спросил Асуров.
– Поможешь мне вытащить девчонку, – жестко ответил Нил.
– Но как? – спросил Асуров.
– У меня есть на этот счет некоторые соображения, – ответил Нил, – главное, ты должен понять и до конца уразуметь ту истину, что бояться тебе сейчас надо не Мамедова, не друзей-гэбистов, не «злых чеченов», а меня, Нила Баренцева, ибо именно я твоя реальная смерть, ты понял меня?
Нил спокойно и властно смотрел Асурову в глаза. Тот не выдержал взгляда.
– Ты понял, кто твой хозяин? Кто хозяин твоей вонючей жизни? – еще раз спросил Нил.
– Да, – ответил Асуров тихо, – понял. Говори, что надо делать, я сделаю…
Уже потом, в «люксе» отеля «Сплендид» с панорамным видом на Женевское озеро, потягивая входящее в стоимость номера шампанское «Тэттинжэр» и хихикая над некоторыми персонажами, Нил с Нюточкой припоминали все подробности их швейцарских приключений.
Перво-наперво, вернувшись в Женеву, Нил позвонил на телевидение и в местное представительство информационного агентства «Ю-Пи-Ай».
Уже через час пресс-конференция не просто состоялась, но шла полным ходом.
Господин Асуров делал заявление для прессы.
Это было воистину сенсационное заявление, каких давненько не видывали и не слыхивали здесь, в этой самой сытой и безмятежной стране в целом благополучной Европы.
Пресс-конференция шла прямым эфиром по трем телеканалам, включая «Евроньюс». Альфред Крюгер, комиссар полиции кантона Женева, прискакал на это, касающееся его лично, событие лишь после того, как, сидя у себя в кабинете, услыхал по телевизору, что главный свидетель по самому их теперь громкому делу о терроризме делает сенсационные заявления, полностью дезавуирующие все, ранее сказанное и опубликованное.
– Вопрос от радио «Франс-Интернасьонель». Скажите, господин Асуров, будучи бывшим офицером КГБ, вы завербовали Анну Бах для выполнения секретной акции по плану российских спецслужб?
– Агентство Ю-Пи-Ай. Господин Асуров, при вербовке Анны Бах вы прибегали к запугиванию и шантажу?
– Телевидение России, канал НТВ. Константин Сергеевич, ваши признания не вызваны давлением, оказанным на вас прокуратурой Швейцарии?
– Газета «Либерасьон». Скажите, а как связана вся эта история с войной, развязанной Россией против независимой Чеченской республики?
– Эн-Би-Си. Господин Асуров, Анна Бах совершенно невиновна?
– Ти-Би-Эс. Господин Асуров, не собираетесь ли вы попросить политического убежища, как жертва гонения ваших бывших коллег из КГБ?
Прибывшему к шапочному разбору комиссару Крюгеру тоже досталось.
– Комиссар, значит ли все сказанное, что Анна Бах будет немедленно выпущена на свободу?
– Господин Крюгер, будут ли выданы ордера на арест новых подозреваемых в связи с заявлением господина Асурова?
Все произошло как то очень быстро.
Асурова с пресс-конференции увезли в машине комиссара Крюгера.
А Анна вышла из полицейского управления буквально через полтора часа.
(6)
– А теперь куда? Домой, надеюсь? – спросил Нил, вновь наполняя ее бокал.
– Не получится. Я уже Жилю моему пообещала, что на Рождество буду у них, в Ахене…
– Значит, «моему Жилю»… Так-так…
– Ну чего ты! Я уже несколько раз маме-Тане звонила, и с тетей Лизой разговаривала, и с Алешкой, только папу не застала… Я про Жиля им рассказала, а про тебя – нет, потому что тогда пришлось бы и про все остальное рассказывать, а ты же понимаешь…
– Понимаю… А потом, после Рождества?
– То есть?.. А, ну так обратно, конечно…
– Куда это обратно? – не понял Нил. – В Женеву? Мало тебе приключений?
– А что такое? Мне бояться некого. Асурова теперь надолго законопатят, да и не посмеет он. Юсуфа папаша поместил в элитную лечебницу для наркоманов, Аслану с его головорезами кто-то глотки перерезал в Барселоне, про это везде же писали, и по телеку показывали. Мамед-старший распорядился, не иначе… А здесь мой Жиль учится. На магистра! – гордо тараторила Нюта. – В Швейцарии, вообще-то, иностранцев на работу не очень берут, но Жиль говорит, что мне, как «природному носителю языка», могут сделать исключение. Буду детишек английскому обучать, хоть и не такой уж я «природный носитель», по правде-то… А не получится, буду просто так жить, денежки у меня есть, ты же знаешь…
Нил с отеческой улыбкой слушал ее возбужденно-радостное щебетание, и лишь когда она замолкла, проговорил:
– Только смотри, не влезь опять во что-нибудь этакое… А если что, мне звони, номера все знаешь… И если ничего – тоже звони, а время будет – заглядывай, с сынишкой познакомлю.
– Ага! – сказала Нюта и совсем по-дочернему чмокнула Нила в щеку.
Глава четвертая. СВИДАНИЕ ВГЛУХУЮ
(ноябрь, 1996)
(1)
Эд Макнамара настаивал на своем: интервью новому «Лайфу» давать необходимо, какими бы неприятными ни были вопросы. Таня Розен номинирована на Оскара, и теперь она уже не принадлежит себе, ее личная жизнь теперь является общественным достоянием, и поэтому отвечать на вопросы журналистов, копающихся в корзине с грязным бельем, теперь так же необходимо для ее кинокарьеры, как и сниматься на площадках «Мунлайт Пикчерз».
А вопросы предстояли самого противного свойства. Татьяну заранее бросало в дрожь.
Нет, не от боязни быть осмеянной миллионами читателей, но от омерзительного ощущения, когда самые низкие и недостойные уважения людишки вдруг готовы выразить тебе сочувствие, что уже ставит тебя даже ниже их… А корреспондент нового «Лайфа» бил именно на жалость. Это была коронка и фишка его материала.
Постный с виду, с бесцветными глазами альбинос, судя по нездоровому цвету кожи, страдающий какими-то трудноизлечимыми болезнями, одетый в похоронный костюм, в каких разве что кладут в гроб, задавал вопросы исключительно о личной жизни номинантки.
Кинематографические нюансы ее артистической жизни, казалось, почти не интересовали читателей того журнала, который представлял болезненный альбинос.
– Вы второй раз замужем?
– Эти двое мальчиков, они от второго брака?
– Ваш муж сидит в тюрьме, осужденный за совращение малолетней?
– Вы общаетесь с мужем?
– Недавняя смерть вашего друга Григория Орловского-Опиум как раз совпала с окончанием съемок. Не повлияла ли она положительно на ваше эмоциональное состояние, не помогла ли она натуральнее сыграть потерю мужа, погибшего на корабле, в фильме «Красные рыцари Андреевского флага»?
– И разлука с мужем, попавшим в тюрьму, помогла ли она сыграть потерю мужа в кинофильме?
– А у вашего второго мужа были дети от его первого брака?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Здесь же все было весьма умеренно, пристойно, вполне по-европейски, без анахронического имперского размаха.
И все же здесь можно было спрятать не одного Асурова, а добрый десяток. Если бы кому-то вдруг понадобился десяток отборных мудаков…
– Нил? – удивленно вскинув брови, Асуров робко и неуверенно протягивал руку для пожатия.
– Не стареют душой ветераны парижских туалетов! – ответил Нил, пряча руку за спиной и под шлицей фалды пиджака, за ремнем, нащупывая рукоять пистолета.
Присели за шахматный столик.
– Нашел меня, надо же… – Асуров еще раз по пробовал начать разговор. – Если ты насчет долга, то я стараюсь, отрабатываю, как могу… К тому же, как я слышал, диадема нашлась, так что можно бы и списать…
– Можно списать… – безучастно, как робот, повторил Нил и вновь замолчал.
– Тогда что? У тебя ко мне дело?
– Дело… – тем же тоном отозвался Нил, просунув руку под столом и упирая ствол в промежность своему визави. – Девятка. Девять миллиметров. Яйца враз оторвет, потом ни одна даже швейцарская клиника не пришьет, – начал он деловую часть с убеди тельного аргумента. – А меня потом мои адвокаты за мои-то деньги уже через два дня гарантированно под залог выпустят, потому как аффект, да ревность, да то да се, да права человека, да «кризис казуса беллис…». А ты навеки без яиц!
– Чего надо? – прохрипел Асуров.
– Выйдем, – совсем по-школьному ответил Нил, – выйдем отсюда, и ты поедешь со мной, у нас с тобой теперь есть одно общее дельце…
Смелость города берет.
«Смелость и нахальство», – добавил бы от себя Нил к этой суворовской поговорке. И не только города берет, но и Асуровых из консульств выводит….
Они, как два неразлучных друга, обнявшись, дошли до поднанятого Нилом такси.
Два друга. Тысячу лет не виделись.
Вот теперь, нежно обнимая друга за талию, один ведет другого к такси, чтобы отвезти его в… Ну, наверное, в ресторан или пивную, чтобы за кружкой пива вспомнить школьные годы или студенческие проделки. А может, он отвезет друга в лес и там убьет? Что, разве не сюжет?
Нил вывел Асурова из консульства, взяв за «фук», как берут дамку в простых шашках.
Они уехали в лес.
В горы.
Всю дорогу молчали.
А о чем говорить? Все сказано! Будешь кричать – убью на месте. Суда я не боюсь. Адвокаты меня отмажут по несознанке. И поеду к себе в Занаду, под опеку наследников.. А Асурова Кости на этом свете уже не будет!
Поэтому – о чем говорить-то!
На семьдесят шестой версте, на границе двух кантонов, такси отпустили.
Поднялись в горку.
Хвойный лес. Снежок на полянках. Ручей. Водопад.
Прям картинка для швейцарского шоколада!
Одно удовольствие в таком месте мерзавца подстрелить!
– Вот здесь-то я тебя и расстреляю, – сказал Нил, когда они вплотную подошли к отвесной каменной стене, метров на сорок взметнувшейся по вертикали. Над ней зеленели совсем подмосковные елки, красиво при пушенные белым. А над елками – синело зимнее небо.
– Стенка подходящая. Как там твои коллеги в «Матросской тишине» в таких случаях жертвам говорили? Пожалте бриться? Так что, пожалте бриться, Константин Сергеевич!
Асуров вдруг заорал.
Тупо и бессмысленно заорал. Широко раскрыв рот и на одной воющей ноте изрыгая гортанью первую гласную русского алфавита. И очень протяжно…
Нил едва успел отступить в сторону, чтобы не быть сметенным неожиданным порывом Асурова.
Протяжное «а-а-а» прервалось вместе со стуком упавшего тела.
Нил осторожно заглянул с уступа вниз, туда, куда падал водопад. Метров двадцать будет! Шестой этаж сталинского дома! Мозги врассыпную!..
Вот и закончен земной путь человека. Как говорится, sic transit gloria mundi.
Однако через секунду Нил услышал слабый стон, доносящийся откуда-то снизу, но совсем рядом.
Нил вытянул шею, заглядывая вниз.
Видимо, тот дежурный ангел, что сегодня пас заблудшую овцу Костю Асурова, подбросил таки ему под задницу мягкий пучок соломки. А вернее сказать, устроил так, что Константин Сергеевич не слишком шибко разогнался в своем смертельном прыжке и упал не на самое дно самого глубокого ущелья, как птичка из знаменитого тоста, которую всем всегда жалко, а на каменный выступ, что был всего на два метра ниже той площадки, откуда начался полет.
В общем, полет в бессмертие у Асурова не получился.
Как не состоялась и вся его бестолковая жизнь!
– Ты даже самоубийством покончить нормально не можешь, дурило, – прикрикнул Нил на стонущего Асурова.
– Пушку убери, – попросил Асуров, садясь на камень и вытирая кровь с разбитого лица.
– Ладно, думаешь, я тебя сейчас расстрелял бы? – спросил Нил, протягивая Асурову руку. – Вылезай давай, не фиг притворяться!
– А ты меня не убьешь? – недоверчиво спросил Асуров, вылезая на площадку.
– Если примешь мои условия, то не убью, – ответил Нил, – но кабы я хотел сделать себе душевный подарок на день рожденья, то лучше твоего скальпа я бы ничего не смог придумать. Однако пока ты мне нужен живым.
– Значит, ты меня не расстреляешь? – спросил Асуров, заискивающе снизу вверх заглядывая Нилу в глаза.
– Если мы договоримся, то не расстреляю, – ответил Нил. – Все зависит от тебя, как ты докажешь свое желание жить.
– А чем я могу это доказать? – удивленно спросил Асуров.
– Поможешь мне вытащить девчонку, – жестко ответил Нил.
– Но как? – спросил Асуров.
– У меня есть на этот счет некоторые соображения, – ответил Нил, – главное, ты должен понять и до конца уразуметь ту истину, что бояться тебе сейчас надо не Мамедова, не друзей-гэбистов, не «злых чеченов», а меня, Нила Баренцева, ибо именно я твоя реальная смерть, ты понял меня?
Нил спокойно и властно смотрел Асурову в глаза. Тот не выдержал взгляда.
– Ты понял, кто твой хозяин? Кто хозяин твоей вонючей жизни? – еще раз спросил Нил.
– Да, – ответил Асуров тихо, – понял. Говори, что надо делать, я сделаю…
Уже потом, в «люксе» отеля «Сплендид» с панорамным видом на Женевское озеро, потягивая входящее в стоимость номера шампанское «Тэттинжэр» и хихикая над некоторыми персонажами, Нил с Нюточкой припоминали все подробности их швейцарских приключений.
Перво-наперво, вернувшись в Женеву, Нил позвонил на телевидение и в местное представительство информационного агентства «Ю-Пи-Ай».
Уже через час пресс-конференция не просто состоялась, но шла полным ходом.
Господин Асуров делал заявление для прессы.
Это было воистину сенсационное заявление, каких давненько не видывали и не слыхивали здесь, в этой самой сытой и безмятежной стране в целом благополучной Европы.
Пресс-конференция шла прямым эфиром по трем телеканалам, включая «Евроньюс». Альфред Крюгер, комиссар полиции кантона Женева, прискакал на это, касающееся его лично, событие лишь после того, как, сидя у себя в кабинете, услыхал по телевизору, что главный свидетель по самому их теперь громкому делу о терроризме делает сенсационные заявления, полностью дезавуирующие все, ранее сказанное и опубликованное.
– Вопрос от радио «Франс-Интернасьонель». Скажите, господин Асуров, будучи бывшим офицером КГБ, вы завербовали Анну Бах для выполнения секретной акции по плану российских спецслужб?
– Агентство Ю-Пи-Ай. Господин Асуров, при вербовке Анны Бах вы прибегали к запугиванию и шантажу?
– Телевидение России, канал НТВ. Константин Сергеевич, ваши признания не вызваны давлением, оказанным на вас прокуратурой Швейцарии?
– Газета «Либерасьон». Скажите, а как связана вся эта история с войной, развязанной Россией против независимой Чеченской республики?
– Эн-Би-Си. Господин Асуров, Анна Бах совершенно невиновна?
– Ти-Би-Эс. Господин Асуров, не собираетесь ли вы попросить политического убежища, как жертва гонения ваших бывших коллег из КГБ?
Прибывшему к шапочному разбору комиссару Крюгеру тоже досталось.
– Комиссар, значит ли все сказанное, что Анна Бах будет немедленно выпущена на свободу?
– Господин Крюгер, будут ли выданы ордера на арест новых подозреваемых в связи с заявлением господина Асурова?
Все произошло как то очень быстро.
Асурова с пресс-конференции увезли в машине комиссара Крюгера.
А Анна вышла из полицейского управления буквально через полтора часа.
(6)
– А теперь куда? Домой, надеюсь? – спросил Нил, вновь наполняя ее бокал.
– Не получится. Я уже Жилю моему пообещала, что на Рождество буду у них, в Ахене…
– Значит, «моему Жилю»… Так-так…
– Ну чего ты! Я уже несколько раз маме-Тане звонила, и с тетей Лизой разговаривала, и с Алешкой, только папу не застала… Я про Жиля им рассказала, а про тебя – нет, потому что тогда пришлось бы и про все остальное рассказывать, а ты же понимаешь…
– Понимаю… А потом, после Рождества?
– То есть?.. А, ну так обратно, конечно…
– Куда это обратно? – не понял Нил. – В Женеву? Мало тебе приключений?
– А что такое? Мне бояться некого. Асурова теперь надолго законопатят, да и не посмеет он. Юсуфа папаша поместил в элитную лечебницу для наркоманов, Аслану с его головорезами кто-то глотки перерезал в Барселоне, про это везде же писали, и по телеку показывали. Мамед-старший распорядился, не иначе… А здесь мой Жиль учится. На магистра! – гордо тараторила Нюта. – В Швейцарии, вообще-то, иностранцев на работу не очень берут, но Жиль говорит, что мне, как «природному носителю языка», могут сделать исключение. Буду детишек английскому обучать, хоть и не такой уж я «природный носитель», по правде-то… А не получится, буду просто так жить, денежки у меня есть, ты же знаешь…
Нил с отеческой улыбкой слушал ее возбужденно-радостное щебетание, и лишь когда она замолкла, проговорил:
– Только смотри, не влезь опять во что-нибудь этакое… А если что, мне звони, номера все знаешь… И если ничего – тоже звони, а время будет – заглядывай, с сынишкой познакомлю.
– Ага! – сказала Нюта и совсем по-дочернему чмокнула Нила в щеку.
Глава четвертая. СВИДАНИЕ ВГЛУХУЮ
(ноябрь, 1996)
(1)
Эд Макнамара настаивал на своем: интервью новому «Лайфу» давать необходимо, какими бы неприятными ни были вопросы. Таня Розен номинирована на Оскара, и теперь она уже не принадлежит себе, ее личная жизнь теперь является общественным достоянием, и поэтому отвечать на вопросы журналистов, копающихся в корзине с грязным бельем, теперь так же необходимо для ее кинокарьеры, как и сниматься на площадках «Мунлайт Пикчерз».
А вопросы предстояли самого противного свойства. Татьяну заранее бросало в дрожь.
Нет, не от боязни быть осмеянной миллионами читателей, но от омерзительного ощущения, когда самые низкие и недостойные уважения людишки вдруг готовы выразить тебе сочувствие, что уже ставит тебя даже ниже их… А корреспондент нового «Лайфа» бил именно на жалость. Это была коронка и фишка его материала.
Постный с виду, с бесцветными глазами альбинос, судя по нездоровому цвету кожи, страдающий какими-то трудноизлечимыми болезнями, одетый в похоронный костюм, в каких разве что кладут в гроб, задавал вопросы исключительно о личной жизни номинантки.
Кинематографические нюансы ее артистической жизни, казалось, почти не интересовали читателей того журнала, который представлял болезненный альбинос.
– Вы второй раз замужем?
– Эти двое мальчиков, они от второго брака?
– Ваш муж сидит в тюрьме, осужденный за совращение малолетней?
– Вы общаетесь с мужем?
– Недавняя смерть вашего друга Григория Орловского-Опиум как раз совпала с окончанием съемок. Не повлияла ли она положительно на ваше эмоциональное состояние, не помогла ли она натуральнее сыграть потерю мужа, погибшего на корабле, в фильме «Красные рыцари Андреевского флага»?
– И разлука с мужем, попавшим в тюрьму, помогла ли она сыграть потерю мужа в кинофильме?
– А у вашего второго мужа были дети от его первого брака?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48