Каждый город хранит – если этому не препятствуют дикие реформаторы – основы вечности. Тот, кто гуляет по городу, открыв глаза на подобные памятники или вообще занимается историей города, тот это понимает. Эти основы могут быть большими или меньшими, это может быть угловой камень какого-нибудь дома или крипта какого-то собора. То, что эта Резиденция курфюрста – конгломерат из встроенных, надстроенных и пристроенных слоев столетий – была огромным, почти непостижимым блоком вечности и была им уже долгое-долгое время, вдруг неожиданно пронзило сознание Антона Л. в тот момент, когда он спрыгнул с высокого подоконника в зал. За несколько дней картина всего города, насколько мог судить Антон Л. по своим прогулкам, изменилась. Природа пробила в городе широкие просеки и бреши, даже там, где Антон считал это невозможным или невозможным за такое короткое время. А Резиденция курфюрста была этим развитием совершенно не тронута. Здесь все осталось таким же, каким и было ранее. Старик больше не меняет свою внешность, даже став Робинзоном.
Помещение, в котором стоял сейчас Антон Л., относилось к классицистской (самой поздней) части Резиденции. Во всем зале не стояло ни единого предмета мебели. Три стены были украшены колоссальными росписями. На них теснились большие, выше человеческого роста, мускулистые светловолосые красавцы, до неприличия чувственные дамы и сильные кони. Складывалось впечатление, что художник хотел изобразить больше, чем для этого давало возможность (на самом деле более чем достаточное) поле. То в одном, то в другом месте всадник возвышался над находящейся в движении толпой, а местами против движения всех этих благородных и чистых блондинов пробивал себе дорогу мрачно взирающий на всех обскурант. Немало из изображенных господ держали в руках арфы.
Прилегающее помещение, а также то, которое следовало за ним были украшены подобными фресками. Антон Л. шел по блестящему паркету. И в следующих двух залах мебели не было. Третье помещение, большее, чем два предыдущих, было угловым. Огромная створчатая дверь, которая заперта не была, вела в несколько более старую часть замка, а именно – на колоссальную лестничную клетку. Громадная каменная лестница по кругу поднималась вверх сквозь все этажи. Когда Антон Л. отпустил створку двери и она хлопнула, звук удара отозвался глухим эхом из дальних помещений. У подножия большой винтовой лестницы на низком цоколе стояла какая-то мраморная богиня.
Антон Л. поднялся на этаж выше. Там он прошел через несколько комнат восемнадцатого века, времени расцвета этой курфюрстской Резиденции. Стены покрывали темные картины в матово-блестящих золотых рамах: натюрморты с цветами, изысканные сцены с нимфами. парковые пейзажи, портреты господ в горностаях или в доспехах. Одна из комнат была обставлена в китайском стиле. Но самой большой комнатой оказалась спальня. Кровать, покрытая вышитым лилиями шелковым покрывалом, с возвышавшимся над ней сине-бархатным балдахином, стояла у противоположной от окна стены. Балюстрада, словно скамья для причастия в церкви, отделяла кровать, стоявшую на три ступени выше, от остального помещения. Два вырезанных из дерева добрых гения, позолоченных, каждый из которых держал в руке тромбон, парили по бокам над кроватью и держали балдахин. Сон владыки, которому принадлежала эта кровать, должен был быть чем-то чрезвычайно праздничным, достойным фанфар. Но позади балдахина, там, где он опускался до самого пола, в стену была встроена маленькая, едва заметная дверь. Антон Л. перелез через балюстраду, осторожно сел на кровать (от нее поднялось не так уж много пыли), но тут же встал, после чего поднял вышитое лилиями шелковое покрывало и с удивлением увидел, что кровать была застелена настоящим постельным бельем. Он снова бросил покрывало и повернулся к дверце в стене. Она была незапертой, и за ней оказались несколько ступенек, ведущих вниз, в ничем не украшенный коридор, в конце которого просматривался внутренний дворик. Правда, этот внутренний двор не остался старчески вечным. Он зарос буйными сорняками. Трава доходила каменным богам, стоявшим вдоль дорожек, до колен.
Резиденция курфюрста была знакома Антону Л. еще из прежнего периода. Во время работы в издательстве он часто здесь бывал. Приезжих авторов, которых нужно было чем-нибудь занять, чтобы они от скуки не понапридумывали заковыристых параграфов в договорах или не вынашивали непретворимых литературных планов, водили на экскурсию в Резиденцию. Это задание всегда приходилось выполнять более молодым редакторам, и они могли за счет издательства вместе с автором пообедать. Кроме того, ежегодно издательство давало прием в зале, который дирекция замка сдавала серьезным фирмам для подобных целей. Антон Л. трижды присутствовал на таких приемах, причем в третий раз – с Дагмар. Это был очень теплый солнечный вечер. Вообще-то, он не собирался брать Дагмар с собой, но она не оставляла его в покое, пока он в конце концов не согласился. Она с удовольствием ходила с ним везде, где поднимался голубой дым. В литературе она не понимала ничего, но говорила – с бокалом шампанского в руке, – как по книге, и причем постоянно одни глупости. Антону Л. было стыдно, через час он вытащил Дагмар из зала в сад (это был не тот двор, на который Антон Л. смотрел сейчас) и попытался ее остановить. Это было бесполезно, потому что Дагмар успела выпить уже два бокала шампанского. Она смеялась, разыгрывала даже перед Антоном Л. «важную даму», затем снова вернулась в зал и продолжала говорить с авторами, книги которых она не знала даже по названиям. Но авторы были совершенно очарованы Дагмар. особенно один из них, постарше, книгу которого Дагмар прочитала. Она говорила о книге, по-дамски просила огонь для своей сигареты в старинном мундштуке и продолжала пить шампанское. Затем выяснилось, что Дагмар прочитала книгу, которая лишь имела название, похожее на название одной из книг, написанных старым автором. Антону Л. казалось, что он провалится сквозь блестящий, словно золотистый мед, паркет, но эта ошибка, по всей видимости, совершенно не расстроила старого писателя. После этого он остался таким же очарованным Дагмар, как и прежде. Антон Л. разозлился.
Платье на Дагмар было слишком уж узким. Антон Л. вспомнил: ярко-желтое платье с глубоким вырезом спереди и сзади, которое при малейшем движении открывало в какой-нибудь щели чувственную грудь Дагмар. Постепенно опустилась ночь, темная, ясная, звездная ночь – общество переместилось на свежий воздух, в сад. Посредине сада находился фонтан, увенчанный фигурой Персея. Дагмар захотелось раздеться и искупаться в фонтане. Старый автор подбадривал ее, но Антону Л. удалось этому воспрепятствовать. Он подхватил Дагмар, непреклонно поставил последний ее фужер с шампанским на резную консоль конца семнадцатого столетия и напротив Резиденции нашел такси. Дагмар была полна гнева и вместе с тем бешеного желания полового сношения. Антон Л., который обычно чрезвычайно высоко ценил подобное желание, в этот вечер не имел абсолютно никакой охоты для подобного удовольствия. Он из-за поведения Дагмар чувствовал себя опозоренным и утверждал, что теперь он вообще не сможет показаться в издательстве. Это, конечно же, не соответствовало действительности, наоборот: Дагмар произвела неизгладимое впечатление на всех, кто с ней общался; как минимум на всех мужчин, правда, Дагмар общалась только с мужчинами, остальные женщины были для нее пустым звуком. Антон Л. в принципе это знал еще тогда, когда говорил о позоре, и это его злило. При этом ревность играла здесь меньшую роль, чем зависть, ибо он, Антон Л., производил неизгладимое впечатление лишь в редчайших случаях.
В квартире Дагмар все это нашло ужасающую разрядку, но Дагмар, совершенно не обращая на это внимания, сразу же после того, как переступила порог квартиры, разделась и соблазнительно развалилась на диване, выставив свои пышные формы. Антон Л. в этот день остался тверд. Без прощания и без полового сношения Антон Л. ушел, высказав предварительно множество грубых слов.
Не из-за этого – воображаемого – позора, случившегося тем вечером, уволился Антон Л. из издательства. Он снова не смог ужиться с начальником. Крах этого вечера не стал также и концом его помолвки с Дагмар. Это случилось несколькими неделями позже. К 31 августа Антон Л. уволился. 1 сентября он вместе с Дагмар поехал в Италию. Для этой поездки она одолжила машину у своего отца. (Дагмар могла водить машину, даже страстно любила водить машину.) В первый день путешествия Дагмар преодолела в результате рискованной езды отрезок через пол-Италии до Фрозиноне. Дагмар, свободная, в отпускном настроении и владея машиной, неслась, словно отпущенная на свободу дура. Антон Л. не был компетентен делать своей невесте замечания по поводу ее стиля езды, потому что у него еще не было водительских прав. (Чтобы изменить положение вещей, он записался в автошколу, но, как это уже упоминалось, не ужился с преподавателями вождения.) Напрямую признаться в опасениях за свою жизнь было для Антона Л. слишком уж большой роскошью, потому что он боялся предстать в глазах Дагмар трусом. Поздним вечером 1 сентября Дагмар и Антон решили переночевать в Фрозиноне. Истинной целью путешествия были Южная Италия и Сицилия, но до этого дело не дошло, ибо 2 сентября у Антона Л. начался приступ чистоплотности.
Первоначально в этот день Дагмар и Антон собирались доехать до Неаполя, но несмотря на отчаянную езду Дагмар, этого достичь не удалось. (В то время скоростные дороги с Севера на Юг еще построены не были.) В восемь часов вечера они доехали до Фрозиноне, совершенно непримечательного с художественной точки зрения провинциального города юго-восточнее Рима, расположившегося на холме и имевшего непривлекательные окрестности. Антон Л. уже некоторое время испытывал чувство голода. Дагмар ничего подобного не чувствовала. Когда она получала возможность вести машину, все ее остальные потребности, в том числе и в половом сношении, отступали на второй план. В Фрозиноне Дагмар согласилась остановиться. Они отправились в тратторию, расположившуюся на чванливой, но тем не менее убогой улице. Она была застроена зданиями времен Муссолини из коричневатого мрамора с мощными и грязными колоннами и аркадами с колоннадами по всей длине улицы. В то время Антон Л. почти никогда не выезжал из дома. (Это было до того, как он поступил в бюро путешествий.) Еще ребенком он вместе с родителями несколько лет подряд ездил в Каринтию на какое-то озеро, о чем сейчас едва мог вспомнить. Фрозиноне поэтому был самой южной точкой, до которой Антон Л. в своей жизни добрался. Несмотря на ужасные дороги, у него при виде чужой жизни под ярко освещенными аркадами, под которыми туда и обратно бегали итальянцы и разговаривали с помощью многозначительных риторических жестов, в то время как снаружи трещали популярные в то время «Vespas» и «Lambrettas», возник своеобразный экзотический душевный порыв. Дагмар же, в отличие от него, поездила уже достаточно. Она была дочерью немецкого торговца и родилась в Манчжурии. Семья потом некоторое время жила в Америке. Почти половину своей жизни Дагмар прожила в Испании. Она говорила на разных языках, и (она работала переводчицей в одной большой фирме) ей много приходилось ездить по служебным делам. В Италии она бывала часто.
Дагмар объяснила Антону Л., что было написано в меню. Он заказал себе «паста аскиутта» и «салтимбокка», «радиччио» и суп по-романски и еще всевозможные вещи, которые в то время еще не были известны севернее Альп. После ужина Антон Л. почувствовал усталость; у Дагмар, едва она успела выйти из машины, снова проявилось половое влечение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41