А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Каждая такая рубашка, дюжину которых время от времени заказывал Марвуд, стоила восемьдесят фунтов и изготовлялась по специальной бумажной выкройке, хранившейся у портного. Эта выкройка — святая святых всякого заказчика — сохранялась до тех пор, пока был жив клиент. Иногда клиент разорялся, что для портного было равно смерти последнего. Впрочем, до тех пор, пока дипломат Марвуд путешествовал по миру и имел возможность проходить через таможенные барьеры, не подвергаясь досмотру, разорение ему не грозило. Ему хорошо платили за то, что он, пользуясь дипломатической неприкосновенностью, провозит товары особого рода для Руперта де Джонга и его друзей из якудзы. Одну партию этих товаров Марвуд привез с собой в Вашингтон. В данный момент у него в номере хранились два чемодана. В одном находились пластиковые пакеты неразмолотого героина, а в другом — почти восемь миллионов американских долларов.
В аэропорту Далласа его обычно поджидал лимузин. Марвуд всегда настаивал, чтобы его после перелета встречали сотрудники посольства на автомобиле. Хотя, согласно правилам, сотрудники посольства не имели права пользоваться официальными представительскими автомобилями для подобных поездок, Марвуд договорился с одной компанией, которая занималась автообслуживанием на всех уровнях. Майкл всячески расхваливал в посольстве услуги, оказываемые компанией. Она предоставляла дорогие, идеально чистые автомобили с опытными водителями и прекрасными интерьерами: в машинах были установлены бары, телевизоры, телефоны. Все автомобили имели тонированные пуленепробиваемые стекла. Посольским ничего не оставалось, как принять информацию Марвуда к сведению и оплачивать его счета.
В аэропорту два особых чемодана укладывались на переднее сиденье лимузина между Аланом Брюсом и водителем — японцем в темных очках, со шрамом на щеке. Марвуд и сотрудник посольства, присланный для встречи, обычно сидели на заднем сиденье и болтали о всякой ерунде. Когда лимузин подъезжал к отелю, Марвуд и сотрудник посольства выходили из машины оставляя Алана Брюса проследить за багажом. Тот разгружал автомобиль, но обыкновенно забывал вынуть два чемодана, лежавшие на переднем сиденье. Затем водитель отъезжал и увозил чемоданы с собой. Ничего сложного. Уже через шесть часов чемоданы оказывались в Нью-Йорке у Фрэнки Одори — крестного сына де Джонга.
В соответствии с тайным договором Марвуд должен был иметь дело лишь с де Джонгом или Каннангом. Когда с ними нельзя было связаться непосредственно, чемоданы с наркотиками или деньгами забирал Алан Брюс. Как и обещал Каннанг, де Джонг оказался весьма щедрым партнером. Но его щедрости мог прийти конец в случае его ареста или гибели. И Алекс Бендор была именно тем человеком, который имел возможность добиться этого, особенно если бы ей позволили действовать по собственному усмотрению. Она оказалась единственным человеком из ее группы, пережившим схватку с гайджином и его людьми. Она, фактически, оставалась последним из агентов, кто обладал достоверной информацией о де Джонге, и жила с единственной целью — поведать об этом миру. Напрашивается вопрос — в состоянии ли она навредить де Джонгу и Марвуду? Более чем вероятно.
«Все, что я когда-либо хотел от жизни, сводится к одному — спаси меня, Господи, от неприятностей. Всякого рода», — рассуждал про себя Марвуд. И ничего больше. По иронии судьбы, за дорожное происшествие в сорок пятом году Марвуда наградили. Де Джонг оказался прав — потеря ноги добавила веры его россказням.
Марвуд закончил одеваться и присел на край постели перед столиком, чтобы выпить чаю с коньяком. Ему предстояло предать Алекс во второй раз, совесть у него все же была не чиста. Но за многие годы компромиссов укоры совести почти не беспокоили Майкла и уговорить себя не представляло большого труда. В сущности, совесть Марвуда превратилась в его союзника. Уже давно Марвуд не пытался судить себя по законам морали. Доступ в общество ему открывали деньги, которые поступали от де Джонга. Из этого следовало, что с де Джонгом ничего не должно было случиться.
Марвуд обнаружил бланки с грифом отеля и тщательно печатными буквами написал несколько строчек. Затем он поставил на столик кассетный магнитофон, но, взглянув на часы, обнаружил, что опаздывает, и стал работать быстрее. Он проверил написанное еще раз и позвал в спальню Алана Брюса. Алану было приказано изучить записку, задать в случае необходимости вопросы и прочитать написанное вслух. После этого Алан продиктовал текст записки на магнитофон.
— Женщина, которую видели в парке Гонолулу, — Алекс Бендор, причем, Бендор — фамилия по мужу. Произносится как Б-Е-Н-Д-О-Р.
Она вдова и проживает в Гонолулу с сыном, своим единственным ребенком. Он в настоящий момент является владельцем оздоровительного клуба, также расположенного в Гонолулу. И мать, и сын проживают по одному адресу в пригороде под названием Маунт Танталус. Миссис Бендор владеет книжным магазином в районе торгового центра в Вайкики. Магазин носит название «Кантос» и назван в честь эпической поэмы Эзры Паунда.
Марвуд дважды прослушал запись, поблагодарил Алана Брюса, затем положил кассету в конверт и заклеил его. После этого он передал конверт Алану, который сунул его во внутренний карман пиджака.
В автомобиле, который вез Марвуда в Госдепартамент США, Алан Брюс сел на переднее сиденье рядом с водителем — тем самым японцем со шрамом на щеке, который встречал их в аэропорту Далласа. Как только машина отъехала от отеля, Брюс вручил конверт водителю и сказал, что послание должно быть как можно скорее вручено Фрэнки Одори, проживавшему в Нью-Йорке — и никому другому. Шофер выслушал его, не произнеся ни слова в ответ, и по-прежнему смотрел только прямо перед собой.
Марвуд, расположившийся на заднем диванчике, отметил про себя, что водитель носил галстук-бабочку черного цвета. Этот галстук нисколько не напоминал тот, который Марвуд подарил де Джонгу, но он напомнил дипломату о его старом приятеле по Итону и о цепях, незримо сковывавших их. Их бремя почти не ощущалось Марвудом, но со временем, они стали такими прочными что разорвать их стало невозможно.
Глава 13
Гонолулу
Июль 1983
Детектив, лейтенант Раймонд Маноа, потягивая молочный коктейль, сидел в «датсуне», поглядывая в окно на толпу, состоявшую сплошь из одних мужчин. На его глазах проходило открытие нового бара для гомосексуалистов на Хоутел-стрит. На вкус Маноа здание выглядело не блестяще, но, к его огромному удивлению, клуб гомиков удостоился того, чтобы его сфотографировали для респектабельного журнала «Лучшие дома и сады». Новейшее заведение называлось «Адресная книга» и выглядело нисколько не лучше прочих. Очередная дыра в респектабельном районе нижнего города. Притончик расположился между магазином, торговавшим китайскими приправами и травами, и не слишком процветающим вьетнамским рестораном. Кто бы ни был владельцем нового бара, он выложил немало монет на устройство и украшение парадного входа. Дверь была изготовлена из лучших пород дерева, прекрасно отполирована и имела подвижную металлическую шторку из сверкающего белого металла. Окно рядом с дверью было закрыто темным тонированным стеклом, которое, как и во всех заведениях подобного рода, не позволяло зевакам заглядывать внутрь и показывать пальцами на посетителей.
Два здоровенных парня с Самоа в черных шелковых рубашках и белоснежных брюках стояли по краям двери и проверяли пригласительные билеты — маленькие записные книжечки с адресом и телефоном бара, вытисненными на обложке. Раймонд Маноа подумал, что пригласительные билеты несут на себе отпечаток дешевого шика и дурного вкуса, характерных для такого рода заведений. Дерьмо собачье. Нельзя сказать, что детектив себя чувствовал уютно среди этих людишек. Вот тоже умники собрались! По правде сказать, в Гонолулу постоянно было не более двух-трех подобных баров но, будь на то воля Маноа, он прикрыл бы их все. Педики были существами слабыми, а Маноа терпеть не мог слабых мужчин. Маноа посмотрел на часы. Они показывали ровно десять часов вечера. Он слегка нагнулся, включил в машине радио и принялся настраивать его, чтобы слышимость была более четкой. По пятницам радио Гонолулу передавало старинные христианские гимны и песнопения, которые были завезены на Гавайи из Новой Англии миссионерами еще в девятнадцатом веке. Маноа, обладавший неплохим баритоном, стал тихонько подпевать хору, выводившему «Пусть моя душа славит Господа». Христианская религия, мало что значила для него. Ни разу в жизни он не переступил порога церкви и никогда не читал Библию. Но по неизвестной причине он любил старые религиозные гимны. О словах, правда, он не думал. Он, конечно, пел их, но представления не имел, что они значили, хотя на это ему было наплевать. Для него имела смысл, только музыка. Она возбуждала его как, наверное, будоражила его предков, которые и понятия не имели о том, что такое мелодия и гармония в музыке, до появления на островах христиан более ста шестидесяти лет назад.
Скажи ему кто, Маноа и сам первым бы признал, что религиозные песнопения вряд ли часто услышишь на Хоутел-стрит. Хоутел-стрит была улицей красных фонарей в Гонолулу, включавшей в себя шесть кварталов, застроенных притонами и публичными домами, расположенными в самом сердце Китайского района. Здесь можно было также найти всевозможные массажные салоны, кинотеатры, демонстрировавшие порнофильмы, и книжные магазинчики, торговавшие порнографической литературой. По улице расхаживали проститутки, собирались группками сутенеры и торговцы наркотиками, а в затемненных арках и дверных проемах маячили силуэты мальчиков-гомосексуалистов, также зарабатывавших на жизнь торговлей собственным телом.
Спустившись по улице вниз, можно было найти умельца, готового сделать вам татуировку прямо на половых органах, прикурить кокаинчику или другой подобной дряни, продать кинокамеру, украденную у туриста, или автомобильный приемник, только что выломанный из автомобиля на другой, более респектабельной улице. Владельцы местных магазинчиков и лавок охотно скупали все, не задаваясь вопросом, где вы раздобыли товар. Вы имели возможность понаблюдать за половым актом, происходившим прямо перед вашими глазами, потанцевать с трансвеститом и отведать блюда монгольской кухни, если столь экзотические блюда были в состоянии возбудить ваш аппетит. На этой улице не встречались ночные полицейские патрули, почти никогда не раздавались пронзительные звуки сирен полицейских машин и не мигали синие огни, установленные на их крышах. Иными словами, после захода солнца Хоутел-стрит представляла из себя местечко, куда слабонервным ходить не рекомендовалось.
Раймонд Маноа сидел в автомобиле рядом с новым баром, поскольку он следил за Полом Анами, зашедшим в «Адресную книгу». Пол считался большим любителем молоденьких чернокожих мальчиков. Кстати сказать, слежка за Анами являлась частью его плана, конечной целью которого было убийство Алекс Бендор.
Достав пакетик бумажных спичек, Маноа принялся выковыривать остатки пищи, застрявшей у него в зубах после обеда. Пообедал он также в машине, и на сиденье рядом с ним громоздилась горка использованных бумажных тарелок, стаканчиков и коробок. В коробках находились остатки риса, сашими и говядины по-гавайски. Главное же — ему удалось полакомиться мясом свиньи калуа, нафаршированным стручками жгучего красного перца и натертым солью. Это мясо готовилось в земляной ямке, застеленной банановыми листьями и обложенной кусочками расколотой на куски вулканической лавы и душистого дерева киава. Мясо свиньи калуа было типичной островной пищей и столь любимо Маноа, что он мог есть его в любых количествах, но, к сожалению, в последнее время этот деликатес непросто было найти на Гавайях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75